о безответственных начальниках и любящих друзьях

Света смеётся звонко-звонко, щурится от смеха и откидывает голову назад, чтобы через мгновение вновь посмотреть перед собой, окатить брызгами тепла, пронзить искрами серых глаз. Света смотрит с неприкрытым весельем, обнажает молочные зубы в улыбке, легко изгибает бровь и даже не успевает ничего сказать — я заражаюсь её озорством, легонько пихаю в бок, и через пару секунд мы вместе хохочем, складываясь пополам и касаясь друг друга коленями. Света прикрывает глаза от удовольствия, подаётся вперёд подбородком и сдвигает плечи навстречу друг другу, изгибаясь, как кошка, подставляющаяся под ласки. Мой взгляд скользит по седому завитку волос у шеи, по сверкающему гвоздику серёжки в изящном ушке, и я не могу удержаться от сиюминутного желания ткнуться губами и носом в мягкую щёку. Света совершенно очаровательно просыпается: сначала потягивается, случайно наполовину вылезая из-под одеяла, морщится, затем осторожно приоткрывает один глаз, получает утренний чмок в нос, расплывается в улыбке и, наконец, открывает второй глаз. За завтраком (безглютеновые гречневые блинчики для любимой жены!) она проверяет рабочие чаты, за что получает полные неодобрения взгляды Лии Давыдовны, а я лишь про себя посмеиваюсь, наблюдая, как певица убеждает мать в необходимости проверять почту с самого утра. В конце концов Лия Давыдовна недоверчиво соглашается, но всё равно подозрительно поглядывает на отложенный на камин (подальше со стола!) смартфон; Светлана совершенно по-детски уминает подостывший завтрак и смешно морщится, когда, задумавшись, капает сметаной на рукав домашней кофты. — Света! — всплёскивает руками мама, пока дочь торопливо промакивает рукав салфеткой, но, вздохнув, смягчается: — Отдай мне кофту, я застираю. — Что ты, мамуль, я сама, — торопливо качает головой Света. — Не маленькая уже, а ты всё за мной ухаживаешь! Уже мне впору за тобой ухаживать! — Ничего и не впору! — возмущённо восклицает Лия Давыдовна. — Я ещё хоть куда! А ты, Светка, не… не… Она мнётся, придумывая, что именно Сургановой нужно «не», и я решаю вмешаться: — Хорошо-хорошо, вы обе вполне способны о себе позаботиться, не перекладывая эту святую обязанность друг на друга. Договорились? — Да! — в один голос отвечают они. — Вот и славно! — заключаю я, подвигая сметану ближе к себе. Светка фыркает и демонстративно отводит взгляд, закатывая длинные рукава. Разойдясь после завтрака: я — мыть посуду и узнавать у Лии Давыдовны новый рецепт безглютеновых пончиков, Светлана — кормить котов, — мы вновь встречаемся в ванной. Пока я чищу зубы, она намыливает пятнышко от сметаны. — Я тебе забыла вчера рассказать: мне звонила Света, звала в гости на выходные, — слышу я сквозь жужжание электрической щётки и хмурюсь: мало ли у нас общих знакомых Свет, которые могут позвать на выходные в гости. — Я бы хотела съездить: давно не была в Риге, соскучилась и по городу, и по Светке. — А, Иванникова! — булькаю я, умываясь. — Я тоже не против смотаться. Да и к морюшку хочется… А у Лены ты отпросилась? В зеркало замечаю, что певица надувает губы, и не могу сдержать смешок. — Она всё утро высказывала мне своё мнение относительно поездки, — признаётся она. — И каково её мнение? Упрекнула начальника в безответственности? Что у вас было запланировано: репетиция или какая-нибудь деловая встреча? — Какая-нибудь деловая встреча с ребятами из команды. Лена ругалась, что я оставляю всё на неё… — М-да, — качаю головой я, облокотившись о край раковины. — Учитывая твоё обыкновение вечно быть в гуще событий и знать всё… — Она мне то же самое сказала! — Но отпустила ведь? Света развешивает кофту на сушилке и улыбается: — Отпустила. — Тогда дуй в «Пушкин», а я посмотрю, что у меня накопилось за прошлые выходные. — Мы выходим из ванной, но далеко не уходим: продолжаем разговаривать в коридоре. — Когда едем? В пятницу? — Да, с утра, часов в восемь, — задумчиво кивает Света. — Убить меня хочешь? — тяну я, закатывая глаза к потолку. — Может, хотя бы в девять?.. Сурганова смеётся и быстро чмокает меня в губы, — ей для этого приходится встать на носочки. — Позже решим. Но, так и быть, я дам тебе выспаться в машине! — И на том спасибо! — восклицаю я в спину женщине, которая уже направилась переодеваться. Я же планировала провести день в компании ноутбука, так что я иду в противоположную сторону — к кабинету.

***

В восемь утра в пятницу мы, слава богу, ещё не сидим в машине, а только просыпаемся. Лия Давыдовна оказывается проворнее нас обеих, так что на кухне, куда мы приходим спустя пятнадцать минут, отчаянно зевая (я) и напевая что-то себе под нос (Света), мы видим не только готовый завтрак, но и два термоса с чаем, несколько контейнеров с гречкой и тушёным мясом и гору овощей и фруктов. — Где там была твоя сумка-холодильник? — спросонья чешу затылок я, оглядывая всё это продуктовое великолепие рядом со вполне типичными хлопьями с молоком: Светлана не любит плотно завтракать, даже перед дальней поездкой, предпочитая перекусить по дороге. — В багажнике, я недавно проверяла, — не оборачиваясь, отвечает она в паузе между отчитыванием матери за ранний подъём, чтобы приготовить нам еду, и поглощением хлопьев. Обилие молока в миске не мешает Сургановой тут же выпить чашку кофе с лимоном и унестись за сумкой-холодильником к машине. «Надо всё-таки присмотреться к этому Кэлдеру», — меланхолично рассуждаю я, пережёвывая «безглютенки»: пока я пыталась заставить себя вылезти из-под одеяла, Светка успела позаниматься и занять душ, а теперь скачет, аки горный козлик… «Как кролик», — поправляю я сама себя, автоматически поглаживая шею в том месте, где только-только начал сходить внушительного вида засос. Лия Давыдовна несколько дней предлагала мне какую-то чудо-мазь против гематом, сетуя на мою неосторожность («Как ты могла ушибить шею? На скрипке же не играешь… Ладно Света проходила всё детство с синяками, а ты-то чего?»), а Сурик так упорно отводила взгляд и находила предлоги, чтобы покинуть нашу компанию, что мне стоило больших усилий с серьёзным видом качать головой: «Нет-нет, спасибо, само пройдёт… Да, неудачно стукнулась о турник… А вы что думали: я профессионал по производственным и не очень травмам!» В конечном итоге все оказываются собраны, еда уложена в сумку и определена на заднее сиденье, рюкзаки компактно помещаются в немаленьком багажнике, велосипеды крепятся сверху, коты потисканы, Лия Давыдовна поцелована по очереди с двух сторон, и через какое-то время мы выезжаем из Всеволожска по направлению к Питеру. Сообщения Жуковой прилетают к Светлане аккурат в тот момент, когда мы въезжаем в город: дорога в Латвию лежит через город мостов и фонарей. Чтобы не отвлекаться от проезжей части, певица делегирует мне обязанность зачитывать входящие сообщения и набирать ответы. Как на заказ, переписка заканчивается, когда мы вновь оказываемся за пределами Петербурга. Следующие пару часов, до первого привала, Света наслаждается начавшимися на день раньше выходными. За рулём она расслабляется и невесомо улыбается, пока я рассказываю ей о том, о чём не успевала поведать на неделе, иногда что-то мурлыкая в ответ. Умиротворённый вид женщины, свободная водолазка без горла, открывающая алебастровую шею, и тонкие пальцы на руле составляют столь идиллическую картину, что я невольно расплываюсь в улыбке, согнать с моего лица которую невозможно совершенно. Какое-то время едем молча, погрузившись в свои мысли; монотонная дорога, так любимая Светланой, убаюкивает — глаза закрываются сами собой, я погружаюсь в дрёму, всё ещё сохраняя перед собой образ любимой женщиной. Света лишь раз кидает на меня тёплый взгляд, прежде чем я засыпаю, и улыбается, видя, что Морфей всё-таки приватизировал меня на время поездки. Она не включает аудиокнигу, пока не убеждается, что я крепко сплю и не слышу её копошений с проигрывателем. Около границы с Псковской областью я просыпаюсь. И, как оказывается, вовремя: буквально через пару минут, пока я пытаюсь пошевелиться и разлепить глаза под рассказ диктора о какой-то необыкновенно чёрной дыре (как будто бывают дыры более бледного и более насыщенного чёрного цвета), Светлана заезжает на заправку. — Добрый день, — улыбается она, когда замечает мои копошения и борьбу с ремнём безопасности. — Выспалась? — Умереть готова, — признаюсь я, пытаясь поднять голову. Шея посылает сигналы S.O.S. и не желает помочь голове принять вертикальное положение. — Выйди, разомнись, а я пока заправлюсь, — предлагает она, с сочувствием глядя в моё скривившееся лицо. — Купить тебе кофе? — Лия Давыдовна дала нам с собой целых два термоса с чаем, — напоминаю я, победив-таки ремень. — Думаю, обойдёмся без кофе: всё равно мне лично он бодрости не добавит. А в чае, между прочим, мисс доктор, кофеина больше, чем в кофе. — Ты права, — усмехается Сурганова. — Гуляй уже отсюда. Вялые похождения вокруг сомнительного вида клумб бодрости тела и духа не способствуют, а вот всё ещё вполне бодрая и обеспокоенная моим несчастным видом (не привыкла ещё, что ли, что я после сна всегда такая?..) Света настроена решительно. Она отгоняет машину от заправочной станции, ждёт, когда я залезу на место, и отъезжает на некоторое расстояние, паркуясь на обочине, где нет людей. Мы снова спрыгиваем на траву и достаём сумку с продуктами. Зная Свету и её любовь к долгим поездкам без остановки, нужно как следует подкрепиться, пока она проголодалась. — А ничего у нас второй завтрак, а? — подмигивает она, сполоснув руки и открывая контейнер с ещё тёплой кашей. — Вот мамуля постаралась! Спасибо ей! — Спасибо, — вторю я, протягивая женщине огурец. Она, уже с набитым ртом, только благодарно кивает, забирая его у меня. — Что-что, а гречку она готовит всё ещё лучше тебя! — В этом ей нет равных! — подтверждает Света. — Да и мясо какое получилось, ты попробуй! Сочное, мягкое! Красотища! — Вкуснотища, ты хотела сказать? — весело поправляю я и качаю головой: — Нет, спец по мясу в этой семье ты. И даже не спорь! — С тобой бесполезно спорить, — отмахивается певица. — Да кто бы говорил! — усмехаюсь я. — В таком случае затевать спор вдвойне бессмысленно, — мудро замечает она. И вдруг спохватывается: — Ох, я совсем забыла! Приятного аппетита тебе! — И тебе! Активная работа челюстями как будто способствует разминке шеи, потому что к концу трапезы я забываю о боли. Но — ровно до того момента, как пытаюсь повернуть голову вслед проезжающей мимо машине. — Ауч! — восклицаю я, медленно возвращая голову в исходное положение. — Что с тобой? — тут же отзывается Светлана, прожигая меня беспокойным взглядом. — Ничего, — на автомате отвечаю я, чтобы она не волновалась, но сразу же добавляю: — Шея затекла, пока я спала, и до сих пор не пришла в себя. — Так, а ну-ка, иди сюда. Доктор Сурганова сейчас всё исправит! — оживляется Света, убирая контейнеры на место и протирая руки влажной салфеткой. Я послушно подхожу ближе, а взгляд цепляется за тонкие запястья, одно из которых украшают массивные часы — подарок Иванниковой, кстати. Из размышлений выдёргивает строгий голос: — Присядь, пожалуйста… Да хоть на траву — потом отряхнёшься, — а то я с трудом достаю до твоей шеи, когда ты стоишь, — смеётся она. Я послушно сажусь по-турецки и чувствую, что за спиной опустилась она. Прохладные пальцы касаются моей кожи, и я коротко вздрагиваю от таких знакомых, но каждый раз по-особенному новых прикосновений. — Где у тебя болит? Я показываю, пытаясь параллельно объяснить характер боли, но выходит путано, так что я замолкаю на полуслове. — Хорошо. Расслабься. Расслабиться под её руками не трудно, и я стараюсь не расплыться по траве совсем под осторожными массажными движениями. Но буквально через несколько секунд давление усиливается, и я тихо ойкаю. — Светка, блин, — только и могу выговорить я, невольно подаваясь вперёд, словно желая высвободиться из цепких пальцев. — Что, неужели больно? — удивляется она. — Не то чтобы прямо больно… — нерешительно тяну я. Действительно, так и не скажешь: больно. Вместе с неприятными ощущениями Светин массаж дарит неописуемое наслаждение, одновременно и пронзая самые острые места болью, и расслабляя. — Потерпи, пожалуйста, — просит она ласково. — Терплю, куда деваться. Через пару минут массажа мышцы наконец-то разминаются, а сам массаж перестаёт быть хоть сколько-нибудь неприятным. Видно, почувствовав, что я перестаю пытаться сбежать, а, наоборот, подставляюсь под уверенные руки, Светлана сбавляет темп и кладёт ладони мне на плечи. — Прошло? — спрашивает она, склоняясь к моему лицу, словно пытаясь заглянуть в него. Я немного поворачиваю голову к ней и, чувствуя на щеке её дыхание, улыбаюсь: — Да! Спасибо тебе! Но вместо привычного «пожалуйста» неожиданно получаю поцелуй в шею. Аккурат туда, где до сих пор алеет засос! О котором я, правда, уже сотню раз успела забыть. Я вздрагиваю от касания тёплых губ, но женщина уже поднимается и протягивает мне руку: — Поехали, а то до вечера не доберёмся! — Поехали, — вздыхаю я, принимая помощь и целуя любимую в открытый лоб. — Спасибо ещё раз, Доктор моего тела. — Твоего, твоего, — прямо как Мишка, мурлычет она, обходя автомобиль и устраиваясь за рулём. — И мамулиного ещё. Доктор двух пациентов. — Больше тебе и не надо. — Не надо! — соглашается она. А я уже готова проклясть себя за выбранное обращение, потому что Вячеслав Геннадьевич в моей голове решает, что просто так процитировать его песню он не даст, так что всё то время, что Света заводит машину и выезжает на дорогу, у меня в голове крутится одна-единственная строчка про доктора твоего тела. — Свет, а у тебя Бутусов тут есть? — Не помню, — хмурится она. — Поищи сама. Или подключи телефон, если у тебя́ есть. Провод возьми в бардачке. «Золотой век» Нау скрашивает нам путь на следующий час. Углубившись в воспоминания, Сурганова рассказывает о том, как они со «Славиком» познакомились и как складывалось (а точнее, не особенно-то и складывалось) их общение. Расслабленная поза, чуть хрипловатый голос и живые эмоции на лице и в размахивании одной рукой — от всего этого легко и хочется смеяться, нестись на всех порах по трассе и болтать обо всём, что было, есть и будет. Чем мы, в общем-то, и занимаемся следующие полтора часа, пока меня снова не клонит в сон. Неизменные чёрные дыры, волнующие Сурганову, норовят засосать и меня, но Света не даёт этому случиться, пока мне на плечи не ложится походная подушка, о которой я благополучно забыла. — Спасибо, — шепчу я, потягиваясь и расслабляясь. В Ригу добираемся только к вечеру, но без эксцессов. Запасы еды опустевают, кроме нелюбимых Светкиных яблок, зачем-то заботливо уложенных нам Лией Давыдовной, так что такая домашняя и вкусно пахнущая Света Иванникова, встречающая нас у ворот, кажется нам обеим ангелом, посланным с небес. Сурганова целует её первой, радостно льнёт в объятия, и я ловлю себя на мысли, что любуюсь женщинами. Отпустив Свету, Иванникова тянется за моим поцелуем, точно так же обнимает меня и, расспрашивая нас о поездке и выведывая, насколько сильно мы устали, ведёт нас на веранду. — Стол я не сервировала, потому что ты, Света, не сообщила, когда вы приедете. Так что придётся вам мне помочь! — Ой, прости меня, пожалуйста: я забыла, — виновато отзывается Сурик. — Конечно, мы поможем! Что нести? — Берите себе тарелки, а я сейчас достану мясо из духовки. Специально для вас запекла под сыром. Должно было получиться очень вкусно! — заверяет нас хозяйка дома. — Я уже чувствую, что получилось восхитительно, — сладко тяну я, заходя на кухню. Действительно, запах царит феерический! — Вот это да! — вторит мне любимая. — Балуешь ты нас! — Да перестань! Я так соскучилась! И я так рада принимать гостей! — Это ты всегда умела, — улыбается Сурганова. — Чистая правда! В конечном итоге сервировкой стола занимается непосредственно Иванникова, отправив нас на веранду зажигать свечи. Расправившись с подсвечниками-фонариками, развешенными вокруг стола, мы падаем на диван, молча наблюдая за порхающей туда-сюда и без умолку щебечущей о чём-то Светой. Вечер проходит воистину идиллически. Закончив с основными блюдами, латвийка выуживает словно из ниоткуда бутылку вина, разливает по бокалам и говорит первый тост. — Как же хорошо, что вы приехали, — тихо произносит она, когда мы оставляем бокалы. Сурик блаженно щурится, а я любуюсь ей. На мгновение отвернувшись, я ловлю Светин многозначительный взгляд, направленный на нас, и улыбаюсь. — Я тоже рада, что этот трудоголик мгновенно согласился примчать к тебе, ещё и скинув свои обязанности на Жукову, — ухмыляюсь я. Сурганова игнорирует мою подколку, слегка потягиваясь на обнаруженных рядом с собой подушках. — Да ты что! — всплёскивает руками Иванникова, смеясь. — Света — и оставила группу ради меня? Огромная честь! Стареешь, подруга! — Какие вы максималистки, — беззлобно мурлычет Светка, открывая глаза и устремляя взгляд на актрису. — Расскажи лучше о своих проектах. Над чем сейчас работаешь? — Ой, я вот никому ещё не рассказывала, а вам, девочки, расскажу, — тут же оживляется она. — Только по секрету! Смешно поиграв бровями, убеждая нас в полной тайне следующих слов, она начинает громко рассказывать: о своём любимом (во всех смыслах) режиссёре, об уникальном сценарии и абсолютной нетипичности своего нового амплуа. Болтая о часах подготовки, поисках сценических решений, размахивая руками и не забывая при этом подливать нам вино, Иванникова окутывает нас теплом настоящего дома, заставляет смеяться и чувствовать себя тем самым уникальным образом, как получается только в компании самых близких друзей. Света слушает её очень внимательно, иногда даже уточняет что-то и удовлетворённо кивает, получая ответы на свои вопросы. Она смотрит на подругу с огромной любовью, а с её губ не сходит лёгкая улыбка. Разморённая долгой дорогой, сытным ужином и несколькими бокалами хорошего вина, она буквально лежит на подушках и частично на мне, трогательно шмыгает носом, когда мимо на свет фонарика пролетает какая-то мошка, и заливисто смеётся от рожиц, которые периодически корчит Светлана. Я тону в обилии каких-то актёрских и музыкальных терминов, которыми периодически перебрасываются женщины, и просто слушаю их, переводя взгляд с одной на другую. Латвийка активно жестикулирует, а Светины ладошки сложены на плоском животе под рёбрами. Отвлекаясь от повествования, я касаюсь её руки, и она тут же сжимает мою ладонь в своей. Я счастливо выдыхаю ей куда-то в волосы и свободной рукой тянусь за бокалом. Через какое-то время подруга умудряется вовлечь в разговор и меня, и теперь уже мы вдвоём, а потом, когда подключается Сурганова, и втроём обсуждаем современных исполнителей, молодых авторов и принципы здорового (и не очень) питания. Разойтись получается только далеко за полночь, когда все мы начинаем отчаянно зевать, а языки принимаются профессионально заплетаться. — Всё, народ, у меня уже заплетык языкается, — смеюсь я, глядя на Светины часы и пытаясь в темноте отличить минутную стрелку от часовой. — Не у тебя у о-одной, — хихикает Света, выпрямляясь в моих объятиях. Я выпускаю её и тоскливо оглядываюсь на пустые бокалы. — Я постелила вам наверху, — поймав всеобщее сонное настроение, сообщает гостеприимная хозяйка. — Пойдёмте, я вам покажу. Не выпуская рук друг друга, мы с Сургановой идём вслед за Светланой наверх. Светка всё порывается остаться и помочь убрать со стола, на что Иванникова грозно шипит и обещает погнать её спать шваброй, если по-другому не получится. — Во сколько вы сегодня встали? — хмурится она. — В восемь, — тихонько пискаю я. — И весь день за рулём! Спать, Света! Бегом. Уже на втором этаже Сурик соглашается, и подруга выдыхает. Мы целуем латвийку в щёки с двух сторон (ей приходится немного пригнуться, чтобы Света достала), и валимся в кровать, едва переступив через порог. — Надо в душ, — бормочет Светка. — Надо, — соглашаюсь я. — Иди ты первая. — Ты уснёшь. — Не усну. — Пойдём вместе. Под тёплой водой рядом с тёплой женщиной одновременно хочется спать и её. Так как Света оказывается ближе, чем желанная кровать, и, похоже, полностью разделяет мои чувства, из душа мы выходим сильно позже, чем планировали, но в разы счастливее. В спальне Сурик забирается под одеяло, прижимается ко мне всем телом и кладёт голову на грудь. Я обнимаю её и, из последних сил повернув голову, целую влажные волосы. — Если разбудишь меня завтра — покусаю, — едва слышно предупреждаю я, уже проваливаясь в сонную негу. — А по-другому твоих укусов не заслужить? Боже мой, как она ещё умудряется флиртовать?.. — Проси в любое время, когда я не сплю, — покусаю в твоё удовольствие, — обещаю я и чувствую, как стройная нога под одеялом переплетается с моей. — Только дай поспать уже. — Спокойной ночи, родная, — сжаливается она, а меня хватает только на почти неслышное: «Угу». Утром меня всё-таки будят. Вот только не Света (ни одна из Свет), а свет солнечный, бьющий из окна прямо на кровать. «Ну хоть бы шторы закрыла, как сама проснулась», — недовольно думаю я, прячась под одеяло. Однако засыпать обратно было бы непростительно, так что я нехотя вылезаю из постели, кое-как заправляю её и, отыскав сменную одежду (Сурганова успела и рюкзаки наши сюда определить, надо же!), спускаюсь на только-только покинутую, казалось, веранду. Обе Светланы обнаруживаются там же. На чистеньком столе — две кружки кофе с лимоном, блюдо с панкейками и несколько вазочек с ягодами. — Доброе утро! — приветствуют меня они. — Доброе, — киваю я, зевая. Обе тут же отворачиваются (видимо, в надежде избегнуть «зевательной» участи), но всё равно прикрывают рты ладошками и смешно жмурятся. — Кофеварка ты знаешь где, — лениво помешивая свой кофе, обращается ко мне Иванникова. — Мне так не хочется вставать… Прости меня, пожалуйста. — Да сиди уж, — «разрешаю» я, усмехнувшись. — А молоко есть? — Да, в холодильнике слева. И обычное, коровье, и миндальное, если захочешь растительное. — Спасибо! Через несколько минут я присоединяюсь к дамам, возобновившим беседу об экологической ситуации в России и Латвии. — Нашли о чём поговорить с утра пораньше, — пожимаю плечами я, макая клубнику в обнаруженную тут же сметану. — Это для тебя с утра пораньше, — замечает Сурганова. — …А мы уже давно здесь сидим, — заканчивает за неё подруга. — Кстати, раз уж все в сборе, можно обсудить планы на сегодня. Вы на один день или на два? — А правда, мы на один день или на два? — переспрашиваю я, кидая взгляд на Свету. Как так получилось, что мы не обсудили этот момент дома, объяснить не выходит. — Я думала на два… У тебя же ничего не запланировано на понедельник? — обеспокоенно уточняет певица. Не сдержавшись, я цокаю, вспомнив о встрече с подругой, но решив, что ты встречу с группой вообще проигнорировала, а я могу и перенести, качаю головой: — Нет, свободна. Значит, на два дня, — подытоживаю я для Иванниковой. — Значит, сегодня нужно на пляж! Мы недавно обнаружили такой чудесный пляжик, просто прелесть! А главное — о нём никто не знает, кроме нас, — радостно предлагает та. — А ты уверена, что в субботу днём о нём никто не знает, кроме вас? — изгибаю бровь я. — Если в воскресенье вечером о нём никто не знал, то и в субботу утром вряд ли знают, — пожимает плечами она. — Заодно и проверим. — На великах доберёмся? — спрашивает Сурик. — Легко! — уверяет латвийка. — Супер! — счастливо выдыхает Света. — Тогда ждём, пока наша соня позавтракает, и едем! — заключает Иванникова и для верности взмахивает руками. — Пойду пока переоденусь. — Светка делает последний глоток и встаёт из-за стола, направляясь со своей посудой в кухню, а оттуда наверх. Мы со Светланой провожаем взглядом тоненькую фигурку в её излюбленных алладинах и одновременно поворачиваемся друг на друга. — Давно вы проснулись? — интересуюсь я, откидываясь на спинку дивана и отпивая немного кофе. — Света вскочила где-то в половине восьмого, я — когда услышала её шебуршение на кухне, ближе к восьми. — У тебя настолько хорошая слышимость? — удивляюсь я, вспоминая вчерашнюю ночь и надеясь, что если из нашей душевой и было что-то слышно, то нас по крайней мере заглушала вода. Заметив мои порозовевшие уши, Света смеётся: — Не волнуйся. Если у вас вчера ещё хватило сил на что-то, кроме как завалиться спать, то мои уши не стали свидетелями. А вообще-то я живу одна, так что мне хорошая слышимость только на руку. Воришки тут бывают редко, но осторожность не помешает. — Так и прельщайся после такого на твоё гостеприимство, — смеюсь я. Латвийка пожимает плечами и вторит моему смеху. Быстро опустошив чашку с кофе, я порываюсь пойти на кухню, чтобы помыть за собой посуду, но Светлана останавливает меня: — Я сама помою, иди тоже переодевайся, сейчас поедем. — Ну да, а потом ты меня к себе не позовёшь в гости, только чистоплотную Светку, — усмехаюсь я. Иванникова укоризненно склоняет голову: — Не мели чепухи. Давай уже, я на пляж хочу! Спустя полчаса мы уже едем к Балтийскому побережью по удивительно свободной дороге. Впереди меня едет Сурганова, и мне приходится постоянно уговаривать отвести взгляд от обтянутой велосипедками пятой точки женщины, которая, как магнитом, неизменно притягивает мой взгляд, даже когда я целенаправленно смотрю на асфальт перед собой. Ещё через полчаса мы со Светкой едва не пропускаем момент, когда Иванникова сворачивает на неприметную тропку справа от дороги, но вовремя тормозим и выруливаем в нужном направлении. Пять минут строго другу за другом (ехать рядом не позволяла ширина тропы) — и перед нами открывается вид на совсем крошечный песочный пляж, по-настоящему уютный и почти дикий — самое то для туристов вроде нас! Соскочив с велосипедов, мы с Сургановой наперегонки бежим к морю, на ходу сбрасывая с себя одежду, оставаясь в купальниках. Но, проплюхав пару шагов по холодной воде, мы останавливаемся. Света смешно айкает, привыкая к морскому холоду, а я крепко задумываюсь, так ли хочется мне искупаться. Выбора не остаётся, когда мимо вихрем проносится Светлана Ивановна, обдавая брызгами всех и всё, что только можно. Теперь визжу уже я, а Светлана Яковлевна, решив, что спасовать уже не сможет, кидается в воду следом. Чувство соперничества и боевой дух никогда не были моими главными мотиваторами, поэтому я стряхиваю с себя капли, ещё пару минут для приличия хожу вдоль берега («Нет, девчат, я пока на такие подвиги не готова! Помочу ножки — и достаточно! По крайней мере пока…») и отправляюсь расстилась пенки и полотенца. Впрочем, моя любовь игнорирует и то, и другое, вылезая из воды и усаживаясь тут же, на песок. Прозрачные волны, заливаясь на берег, достают её пальцы, но её это только радует. Светлана проходит мимо неё, обмениваясь с ней парой реплик и заливисто смеясь, и двигается ко мне. — А ты что не пошла купаться? — спрашивает она, кутаясь в полотенце. — Холодно, — морщусь я. — Может, чуть позже, когда солнышко припечёт… — Как же тебя припечёт, если ты устроилась в тени? — смеётся Иванникова. — Иди к Светке тогда уж! Прямо на солнце вытянулась. Я снова смотрю на Светика, которая, действительно, легла на спину и вытянула руки над головой. Вдруг как никогда понимаю Арбенину с её «ты тоньше моей струны». И правда тоньше. Бледная кожа (впервые за лето вырвались за пределы Ленобласти!) почти сливается с песком, а солнечные лучи, запутавшись в седых волосах и осев по всей площади тела, сияют в два раза ярче, чем блики на спокойной воде. И вообще вся она словно светится изнутри очень ровным, насыщенным светом. Моим личным светом. Я замечаю, что актриса уже пару минут неотрывно смотрит на меня, и, смутившись неизвестно чего, отвожу взгляд от Сургановой. — Нет, пусть отдохнёт. Мы больше суток были неотрывно рядом, ей нужно немного личного пространства. Ты же знаешь. — Знаю, — тихо-тихо произносит Света, устремляя взгляд мимо Сурика, за горизонт. Теперь я наблюдаю за ней. Идеальная осанка даже здесь, на пляже, где её не видит никто, кроме пары друзей; ухоженная кожа, аккуратный маникюр, гордо поднятая голова… Очень грустные глаза. — Вы встречались? — спрашиваю вдруг я, даже не коря себя за любопытство. — Да, — даже не думает отрицать женщина, но отчего-то качает головой. — За какое-то время до того, как вы познакомились, во время подготовки «Моей счастливой жизни» и гастролей. Мы давно дружили, но редко виделись, а тут — столько времени вместе… Когда вы начали отношения, — вдруг перескакивает со своих на наши она, — ещё не зная тебя лично, я уже очень хорошо понимала тебя. И, честное слово, я была рада за тебя. Я непонимающе смотрю на Светлану, всё больше и больше хмурясь: к чему это? Почему такой резкий скачок?.. Но все вопросы улетучиваются, когда она, невесело усмехнувшись, смотрит мне в глаза: — В Свету невозможно не влюбиться. — Я могу долго говорить о том, за что я её полюбила, — продолжает Иванникова, когда мимо нас проносится Светка, вся в песке, утаскивает пару абрикосин и пригоршню черешни и возвращается на солнце, смешно жмурясь и подставляя ему лицо. Я невольно улыбаюсь, засмотревшись на её довольную физиономию, и тонко вздрагиваю от голоса справа, тут же обращаясь в слух: — Помимо того, что мы были знакомы уже лет двенадцать, кажется, и знали друг друга как облупленные… Мне так казалось — что знали. На самом деле невозможно знать человека, если вы не проводите хотя бы пару дней в неделю вместе. Мы же виделись в лучшем случае раз в несколько месяцев. Быть всегда на связи нам удавалось, влиять на настроение друг друга… Но как много проходило мимо нас!.. Разумеется, дружбе это не помеха. Друзьям и не нужно знать всё. Оно и родным лучше иногда не знать, — ухмыляется она, но тут же мотает головой из стороны в сторону. Берёт из миски пару черешенок и рассматривает их. А я невольно вспоминаю слова Сурика о том, что эти руки созданы для объятий. — Посмотри, — говорит она, крутя в пальцах две ягоды с соединяющимися плодоножкам. — Я всегда чувствовала, что мы со Светой связаны — вот так, как две черешенки на одной веточке. Что бы с ней ни происходило, я старалась быть рядом или хотя бы на связи. Что бы ни случалось у меня, она узнавала об этом одной из первых. И зачастую одна из нас даже не успевала сообщать о беде, как вторая уже отзывалась: писала или звонила. Обычно такое бывает у близнецов или, там, родственных душ… С первым не повезло, насчёт второго я никогда не обманывалась… Да и в принципе никогда не думала о Светке как о своей девушке. И пьесу мы с ней делали о подругах, о женщинах, которые редко видятся, но неизменно влияют друг на друга… Света снова задумывается, отвернувшись. Удивительно, но я не чувствую и тени ревности, не начинаю относиться к ней как к сопернице, ни-че-го. Только… понимание. Повинуясь внезапному порыву, я кладу свою небольшую ладошку сверху на её «обнимательную» и легко сжимаю длинные пальцы: «я тебя чувствую». Женщина тепло улыбается и обнимает мою руку второй. — Ты такая же тактильная, как мы с ней, — озвучивает мои мысли актриса. — В спектакле у нас было не так много совместного времени, но оно было очень насыщенным: мы разговаривали, смеялись, читали стихи и очень много касались друг друга. Я обнимала «Соню», а она — брала за руку «Леру», и нам обеим, как выяснилось, это было просто необходимо. Ни у одной из нас не возникла бы эта потребность, будь на месте второ́й коллега-актёр, с которым нас ничего бы не связывало, кроме работы. Но мы были подругами, поэтому нам было легко играть дружбу, было совершенно естественно идти на контакт. Я тебе больше скажу: Света даже не играла. Она просто была собой. И она так трогательно изображала на сцене саму себя, что порой мне хотелось спрятать её внутри себя, вот так… — Светлана театрально загребает руками воздух и, сведя руки вместе, прижимает их к груди. — Наверное, мне просто было одиноко, — ещё немного подумав, сообщает она. — И у Светы был такой же период. Вот и… встретились два одиночества! Иванникова хочет сказать ещё что-то, но качает головой, неслышно смеясь и опуская глаза. А потом поднимает взгляд на меня — и я не вижу и намёка на грусть, из которой родился этот… даже не диалог, а монолог. «Как ещё один спектакль», — думается мне. Но мысль отгоняется тут же, разбиваясь об искреннюю улыбку и детское озорство в глубине светлых глаз. — Так славно, что вы приехали, — внезапно улыбается она. — Мне определённо ни с кем так… космически не обнимается, как с вами. — Так бы сразу и сказала, что тебя надо обнять, — смеюсь я, и вместе с этим смехом меня вдруг оглушают шелест волн на песке, шум ветра и крик чаек где-то вдали. Света несильно толкает меня в плечо, отворачиваясь, но я всё равно сгребаю её в объятия, чмокая, куда получается — а получается в ухо. И она вдруг прижимается крепче ко мне, льнёт, как ребёнок, а потом между нами неожиданно просовывается её рука с солнцезащитным кремом. — Хватит со Светки личного пространства, пойди намажь её, а то придётся возвращаться в Питер с уголёчком! — Спасибо! Я чмокаю её ещё раз, на этот раз целенаправленно в щёку, и направляюсь к Сурику, не сразу различая её спину на песке. Не помогает даже купальник, который… — Ты когда успела купальник-то расстегнуть, пляжница? — усмехаюсь я, опускаясь на колени рядом с любимой. Светка вздрагивает всем телом и едва не подрывается на месте, но я кладу руку ей на спину, чуть не обжигаясь, и она моментально расслабляется. — Ты чего пугаешь-то? — выдыхает она. — Расстегнула, чтобы загар ровнее лёг. Всё равно нет никого… — И перед кем ты собралась загорелой спиной щеголять? — смеюсь я. — Тем более что она скоро будет не ЗАгорелой, а Сгорелой. — Перед тобой, — показывает язык она и ещё раз вздрагивает, на этот раз от прохладного крема, который я выдавливаю на ладони и начинаю размазывать по её коже. — Что это? — Солнцезащитный крем. Лежи, пожалуйста! — От тебя защитишься… — тянет она, а до меня доходит только через несколько секунд. — Не от меня, так от моего собрата, — смущённо отшучиваюсь я, откладывая тюбик с кремом. — Всё, теперь ты спасена! Я надеюсь. Как женщина умудряется одной рукой, даже не глядя, дёрнуть меня на себя, я понять не успеваю, оказавшись сваленной на песок прямо перед её лицом. — О чём болтали? — интересуется Сурганова, смешно выгибая бровь и — ни разу не смешно! — закусывая губу. — О тебе, — от неожиданности не пытаюсь ничего придумать я. — Косточки перемывали? — изгибает бровь она, не прекращая улыбаться. — Что вы! Только хорошее о вас, мадам! Или, вернее, генерал? Света немного играет бровями, провоцируя мой хохот, и выдаёт: — Ну, раз генерал, то никаких разговорчиков в строю! «Как прикажете», — хочу ответить я, но не успеваю: тонкие губы накрывают мои, и я растворяюсь в жарком лете на берегу холодного Балтийского моря рядом с (а точнее, под) любимой женщиной в первый за последние месяцы по-настоящему свободный выходной.