***
Они не вписывались в этот мир. Независимая девушка и почти изгой деревни — парень, родившийся альбиносом. Единственная дочь местной травницы и один из шести детей главы деревни. Сумасшедшая и проклятый. Они не должны были встретиться. Мираэль — дитя леса, родившаяся на лесной поляне, выросшая в доме на опушке и знающая все тайные тропы наизусть. Азраил — запертый в доме ребёнок, не выходивший днём потому, что беспощадные солнечные лучи обжигали белоснежную кожу, а ночью не отпускали родители. Они встретились случайно: младший брат Азраила, восьми лет отроду, забавы ради стащил мешочек с сушёными травами с пояса «молодой колдуньи», а Мираэль — безрассудная и бесстрашная — влезла прямо в дом главы деревни, чтобы его забрать, за чем её собственно и застукал Азраил. Кто из них тогда перепугался больше — попавшаяся не совсем воровка или старший брат настоящего вора, увидевший в неровном свете свечи лохматое чёрное нечто с горящими глазами на полу — вопрос неразрешённый. Мираэль клялась, что в тот момент подумала, будто потревоженный её вознёй призрак пришёл послать ей муки вечные. Азраил рассказывал, как судорожно стал припоминать молитвы, считая, что по его душу демон из глубин ада пришёл. Истории дополнялись деталями от раза к разу, но в итоге всё равно всё сводилось к ничьей. А спас дитя леса интерес узника неволи. Азраил, никогда не выходивший дальше сада дома, слишком желал познать тайны внешнего мира. И даже разумное опасение было бессильно перед этим чистейшим детским любопытством. Умытое и причёсанное чудище оказалось вполне себе миловидной девушкой с зелёными, искрящимися у зрачка золотом, глазами, которые гораздо позже Азраил смог сравнить с пышной кроной тёмных листьев дуба, сквозь которую пробирались настырные солнечные лучи. Да и волосы в свете огня свечи оказались не чёрными, а светло-каштановыми, отливающие рыжим там, где пряди ещё не полностью выгорели под солнцем. Мираэль же покорила холодная красота вечно скрываемого от общества сына главы деревни. Бесцветные ресницы, обрамляющие серые глаза, в дрожащем пламени свечи кажущиеся жидкой ртутью. Белые волосы, отливающие сталью, словно клинок у неё за поясом. Мираэль была поражена и не собиралась отпускать столь интересный экземпляр. Они изучали друг друга, примеривались. И лишь когда их голоса слились в один, невероятно красивый, спрашивающий одно и то же (имя), они осознали, что обязаны попробовать узнать друг друга получше. Они подружились. Ничего такого, о чём думают люди, когда речь заходит о дружбе между парнем и девушкой. Ни капли романтики не было в их отношениях. Но и братом с сестрой они друг друга не считали. Слишком ограниченное понятие. Они могли быть друг другу и матерью, и отцом, и старшими братом и сестрой, и младшими, и знакомыми, и приятелями. Они были друг для друга всем. Отдушиной в этом мире, что не принимал их. Мираэль постоянно говорила о том, какой её дорогой друг красивый. Азраил восхищался стойкостью хрупкой девушки, которая посмела бросить вызов обществу, в двадцать отказавшись выходить замуж и рожать детей. Их слова, наполненные искренним теплом, поддерживали, успокаивали при злых языках жителей деревни. Они были опорой друг друга. Они учились друг у друга. Азраил узнал, как видеть скрытые тропы леса, слышать шёпот деревьев и по звукам различать животным, научился быть охотником, перестав быть слабой жертвой. Мираэль познала суровый мир этикета и интриг, неожиданно открыв в себе дар красноречия и острого языка. Они были словно две половинки одного целого. Когда Азраила, третьего сына, сосватали невыносимой наглой и капризной дочери главы соседней деревни, которой тот понравился только из-за необычной внешности, ни у кого не возникло вопросов. Отношения между двумя поселениями были натянутыми, войны никому не хотелось, брак был отличной возможностью укрепить шаткий мир. Мираэль страдания ради общего блага друга, имевшего симпатию к младшей сестре молодого кузнеца, не устраивали. Так же как и Азраила не прельщало провести остаток жизни с женщиной, невыносимость которой переплюнула двух его сестёр в сумме. Все знали, что замертво упавшая на пиршестве невеста дело рук новоявленной травницы, занявшей это место с год назад, после того как её мать затоптала взбесившаяся лошадь. Но доказать ничего не могли. Да и конфликт меж деревнями разжигать не хотелось. И лишь одно омрачило счастливого вдовца: пока носил положенный траур, сестра кузнеца успешно вышла замуж. Да недолго грустить подруга ему позволила, затянув в очередной эксперимент с травами лекарственными. Беда пришла, откуда не ждали — младший брат (тот самый, который мешочек-оберег с травами утащил) Азраила на Мираэль глаз положил, замуж звал. Решившая всю жизнь в девках проходить, она лишь в лицо ему рассмеялась. Ограниченный мировоззрением, самый младший сын главы деревни, как и многие, подумал, что дружбы между парнем и девушкой не бывает, а значит, отвергла травница его из-за брата проклятого. Избалованный мальчишка, не потерпевший отказа, решил с друзьями наказать ненормальную девку, надругаться над ней. Да вот не учли ребятки, что дитя леса себя защищать будет, словно дикий зверь. И вместо одной потерявшей чести девушки было на утро четыре трупа. Глава деревни, любящих всех своих детей, кроме сына проклятого, которого так и не смог принять за своё дитя из-за глупых предрассудков, приказал казнить девушку, в которую злой дух вселился, сотворя такое. Ожидая своего часа, Мираэль попросила последнее желание её исполнить — принести праздничное платье, что подарил ей Азраил на двадцатипятилетние. Переодевая осуждённую, Азраил понял, почему она ответила отказом на предложение сбежать. Пыталась уже. Перебили ей запястья за это, кнутом побили, да ногу сломали. Даже если бы выбралась, не пожелала бы более так жить. Азраил плакал вместе с ней, омывая её изломанное тело. Переодел, заплёл косу, вплетя душистые цветы, по её просьбе туго перевязал ногу. На казнь вышла Мираэль гордо, на чистом упрямстве не позволив себе ни единой эмоцией выдать боль. — Я была рождена одна в этом мире… — у меня не было ни братьев, ни сестёр, но я не жалею, ведь в моей жизни появился ты. — … одна же и умру, — не смей идти за мной, живи, пожалуйста, живи. Незаметная слеза скатилась по щеке, чуть дрогнул голос. Прыжок. Хруст. Крик.***
Река в лесу. Здесь они любили поплескаться в летний зной. Азраил заходит в воду по пояс. Холодно. Одежда намокла, потяжелела, так и тянет ко дну. Безразлично. Она любила, когда закат окрашивал воду в алый. В горле ком, но слёзы все закончились ещё вчера. Азраил неважный художник, но окрасить эту реку он сможет. У Мираэль было много тонких шрамов на запястьях, они ей нравились, она ими восхищалась. Азраил вытаскивает её любимый, всегда остро заточенный нож и закатывает рукава. Она любила символизм и красоту, ей бы понравилось. Первый надрез появляется на руке, ещё неглубокий, только пробный. Мираэль любила смеяться, потому что не видела смысла жить без веселья. Азраил больше тоже не видит. Вода окрашивается в алый, вся рука прорезана до кости. Азраил тоже весь алый-алый-алый. Перед глазами начинает темнеть. Нож выпадает из руки и бесшумно приземляется на дно реки. Азраил вымазывает руки в крови и проводит ими по волосам. Заходит глубже и ложится на спину. Теперь он тоже закат. А Мираэль не умирает одна. Люди, покончившие жизнь самоубийством, в наказание становятся «жнецами». Гробовщик ненавидит глаза жнецов. Мираэль всё же родилась и умерла в одиночестве.