Кормёжка

Вадим снова как-то неодобрительно посмотрел на полную луну, тяжело висящую в небесах, как кривая лампочка в допросной камере. Настроение у Вади было не в дугу, и народ это прекрасно чувствовал. Тайлер закутался в тёплую куртку и делал вид, что спит. Мулкани обнимал его за плечи и смотрел на огонь. Душу Церна сегодня огонь не грел, а щёлкать зажигалкой он боялся. Вадима это раздражало, он уже не раз обещал сунуть Рыжему его огонёк в задницу. Поэтому сегодня Церн перебрался поближе к Дергу, и они играли в карты. Моттс молчал. Иногда он нанизывал на палку жирные сардельки и поджаривал их, аккуратно укладывая ровным рядком на чистый кусок бумаги. Эмил тоже молчал — скорее, дремал, как Тайлер. Первым не выдержал Киллик. Ну, впрочем, нифига удивительного в этом не было. — Вадь, дружище! Да мы его не это, попку не бо-бо! Он сам с нас только день, как слез. Ну, не пришёл жрать! Ну, не стал удирать! Обычный перетрах! — Ты когда весь в кровище из той церкви вышел, тоже перетрах был? Перенервничал сильно? — Вадим бросил на Киллика тяжёлый взгляд. Болтун заткнулся моментально: если Вадя так на кого-то смотрел, этот кто-то потом долго не жил. — Твои предложения? — Эмил поёжился, плотнее закутываясь в куртку. — Нет, правда, Вадь. Не за шиворот же его сюда тащить и не силой же в него еду запихивать. Так что я тебя внимательно слушаю. — Пойди и покорми. Заодно выясни, что с ним. А то утром выйдем из палаток, а он утопился, блин. — Я покормлю, — Моттс с гордым видом прижал к груди палку с очередной скворчащей сарделькой. — Ты и так всегда вокруг него бегаешь, мамочка. Пусть вон папочка пошевелится. Душу копать — не жопу ебать, Моттси. И вообще, валите все спать. Третий час на дворе. Ты уже столько этой хрени от нехрен делать пережарил — голодные вояки найдут нас по запаху. Эмил хрюкнул, но всё-таки сдержал смех. Встал и от души потянулся. — Иди, Моттси, покидайся в чужаков сардельками. Пусть рассказывают потом, что террористы в них едой всю ночь стреляли. Вадь, наложи мне этой штуки, которая на ужин была. Попробуем разобраться. Джон лежал на матрасе, свернувшись в клубок. Эротическое безумие сменилось странным оцепенением. Как будто его тело добирало что-то, какие-то, блин, жутко необходимые витамины из их семени. А теперь окуклилось. Внутри царила чернота. Есть и пить не хотелось. Хотелось остановиться. Полностью. Закрыть глаза и умереть. Уйти. И проснуться в теле ребёнка. Тотальная перезагрузка. Когда кто-то вошёл в палатку, Джон потянул носом воздух. Свиные сардельки. Ими пропитался весь лагерь. Джона мутило, как будто он залетел от своих долбаных пленителей. Если кто-то сейчас решит с ним развлечься, пихая в рот жирный, вонючий ужин… в общем, сам будет виноват. Тащиться ночью под холодные струи водопада, чтобы смыть блевотину — невеликое удовольствие. Эмил хмыкнул и поставил принесённый солдатский котелок у входа в палатку. К вечерней каше с томатным соусом они с Вадей нарубили нажареных Моттсом сарделек, так что получилась довольно интересная штука. Но тут было видно, что просто сунуть пленнику в руки посудину с приказом жрать не выйдет. Придётся что-то делать. Неярко засветив фонарь под куполом палатки, Эмил сел на пол рядом с матрасом. Вздохнул. — Штормит, солдат? — Ужасно, сэр. Извините, — Джону понравилось это обращение. Хоть без «девочки», «крошки» и «пупсика» обошлись. — Да ничего. Просто ты к ужину не вышел. Вадим обеспокоился. Помедлив и внимательно рассмотрев свои ногти, но не найдя в них ничего интересного, Эмил добавил: — И я, между прочим, тоже. Понимаю, глупо звучит наверняка. Но знаешь, твари тоже чувствуют. — Спасибо, сэр. Джон даже не знал, что ответить человеку, который месяц назад резал его ножом, а сейчас беспокоится из-за того, что Джон не съел ужин. Это так безумно, может даже показаться нормальным. Эмил усмехнулся. — Чувствую сомнение и недоверие. Ну да ладно. Честные эмоции ещё никому не вредили. Может, хочешь выговориться? О чём угодно. — Нет, сэр. Я бы хотел немного отдохнуть. Наверное, это передоз ощущений. После того случая в машине… я слишком настойчиво искал тепла. И теперь, ну, мне немного стыдно. На самом деле Джону было не просто стыдно. Было противно. До омерзения. От своего собственного тела. Он мог по часу не вылезать из водопада, раздирая кожу ногтями и пытаясь отмыться. Но потом это заметил Герберт. И перестал его туда пускать. Эмил покачал головой, бросив взгляд на застарелые, но глубокие царапины на руке Детки. — Есть вещи, которые нельзя отмыть, солдат. От меня всегда пахнет кровью. Я в ней по уши. И не только в ней. Запах... он наполняет нутро до самого горла. А деваться от него некуда. Будто каждое прикосновение оставило жирный след. Клеймо. Татуировку. Не вытравить. Есть только один способ справиться. — И какой же? Не то чтобы Джону было интересно, но Волк не отвалит, не добившись своего. А что хочет Волк, Джон пока понять не мог. Сегодня Эмил подозрительно спокоен. — Не зацикливаться. Да, способ не простой. Но всё-таки. Если справишься, то это помогает. Просто переключись. Хм... у тебя ведь была жена? — У меня есть жена. И дочка, — Джон начал распрямляться. Ярость всколыхнула что-то внутри. Поясница неожиданно отозвалась болью. Чёрт. Похоже, пора размяться. Надо снова удрать. — Ну, с дочкой я познакомился. С её зубами, — Эмил почесал руку. — Ладно, не в этом дело. У вас, значит, был дом. Общий. Что она готовила на ужин? Вот ты пришёл. Что на столе? — Хм. Почти не помню. Пицца. Она любила делать её сама. Ещё макароны с томатной пастой. Вафли. С такой тягучей золотистой штукой. Мясо. Мы всегда с Эмили в шутку дрались за самый вкусный кусочек. Я всегда уступал и... зачем? Зачем ты меня заставляешь это вспоминать?! Джон попытался вскочить, но ноги его не удержали. Слишком долго лежал в неудобной позе. Эмил только поднял голову, чтобы смотреть ему в глаза. — Тебе лучше? — Немного. По крайней мере, вернулись кое-какие желания, сэр, — буркнул Джон, усаживая на матрасе по-турецки и поглядывая на Волка. — Голод? — Эмил внимательно на него смотрел. — Да, — Джон соврал. Злость. Жажда побега. Но почему бы не поесть, чтобы вернуть силы? Эмил понимающе усмехнулся. Забрал от порога котелок и, усевшись рядом с Деткой на матрасе, снял крышку. Достал ложку с зубцами по краю и, подцепив еды, протянул её пленнику. — Может, лучше я? — Джон поморщился от запаха сарделек. Но в общем, месиво выглядело аппетитным. — Я же тебя не трогаю, — Эмил приподнял бровь. Джон вздохнул и открыл рот. Забрал еду из ложки. Желудок отозвался довольным урчанием, и Джон покраснел от смущения. — Извините, — сказал Джон тихо, стараясь не встречаться с Эмилом взглядом. — Ты ещё за пердёж начни извиняться, — Эмил зачерпнул ещё еды, на сей раз побольше. — Ам? Джон снова забрал еду из ложки. Ситуация уже казалась ему просто смешной. Главарь банды террористов кормит с ложечки пленного солдата. — Спасибо, пожалуй, мне хватит. Джон бы съел ещё этого горячего месива, но боялся, что у Волка в башке переклинит, и он эту ложку сунет ему в задницу. За то, что заставил быть нянькой. Эмил насмешливо на него посмотрел: — Вадим нам обоим головы оторвёт, если этот котелок не окажется пустым. — Хорошо, — Джон снова с готовностью открыл рот. Он не очень был силён в видах птиц, но сам себе сейчас напоминал кукушонка, которого гарпия сосредоточенно кормит червяками. Эмил набрал ещё еды. Как ни странно, желания сейчас он даже не испытывал. Скорее какое-то странное, тёплое удовлетворение. Когда в котелке осталось совсем немного соуса и один кружок сардельки, он сосредоточенно поскрёб ложкой, собрав на неё максимум возможного. И убрал посуду в сторонку. — Ну вот и ладненько. Природа не зовёт? Спать? — Нет, сэр. Спасибо. Джон нырнул под шкуру, укладываясь под ней и поворачиваясь к Эмилу спиной. После горячей еды его охватило почти блаженное чувство тепла и уюта. Эмил встал рядом на колени, сосредоточенно поправил шкуру, подтянув её повыше и подоткнув в нескольких местах. А потом усмехнулся и несильно, но чувствительно сжал пальцами ягодицу пленника прямо через шкуру. — Я знаю, Кейл. Ты снова думаешь удрать. Но знай вот что. Сегодняшний прикол в чистом виде я могу простить. Действительно понимаю это дерьмо. Но вот если ты в комплект к этому сбежишь, то заднице не поздоровится. Выпрямившись, Эмил подхватил котелок и, потушив фонарь, отодвинул полог. Свет полной луны очертил его силуэт в проходе. — Ещё раз решишь объявить голодовку — на цепи к ужину выведу. Мы друг друга поняли, солдат? — Да, сэр, — пролепетал Джон и с облегчением выдохнул, когда Эмил убрался. Всё же кормили его на убой. Ну, или для удовольствия.