Infinity

      В этот ужасно дождливый день Антон хотел проснуться самостоятельно, лениво побродить по квартире, заварить свой любимый говяжий доширак и опять лечь спать, но на весь дом раздался громкий и неприятный звонок, который звучал до тех пор, пока Шастун не поднялся с кровати и не дошёл до двери, открывая её какому-то назойливому гостю.        — Что за… — он лениво посмотрел в подъезд, но мгновенно проснулся, разглядев своего посетителя. — Ты чего? — Антон начал быстро моргать глазами, пытаясь понять, действительно ли перед ним стоит Попов, держа в руках какую-то огромную коробку и избегая прямого контакта глаз.        — Я зайду? — он немного потоптался на месте, пока Антон включился и отошёл от входа, выше подтягивая сползающие спортивки и ногами отталкивая мешающую проходу обувь.        — Зачем ты пришёл? И почему в такую рань? — зеленоглазый перевёл глаза на настенные часы и только сейчас понял, что ошибся во времени, которое, к слову, на них остановилось. — Чёрт! Нужно батарейки сменить. — он подошёл к тумбе, на которой лежал его телефон, пока Арсений медленным взглядом оглядывал квартиру, из которой ему хотелось убежать, как можно скорее.        — Я… Вещи кое-какие привёз. — он, наконец, подал голос и немного потряс коробкой в своих руках, глазами выискивая место, куда можно её поставить. — Раньше хотел, но как-то не решался… — Попов потупил взгляд и опустил вещи к своим ногам. Сквозь небольшую щель Антон подметил содержимое: чёрная толстовка, несколько аккумуляторов для телефона, большая полупрозрачная папка. Парень сразу понял, что Арс собирается вернуть вещи его брата.        — Но… Это ведь его вещи. Почему ты решил принести их обратно? — Шастун смотрел с вновь появившимся сожалением и воспоминаниями о прошлой встрече. Ответа на его вопрос не было. — Оставь их себе… Я думаю, они тебе хоть немного, но дороги. — Граф опять молчал, не прекращая рассматривать свою обувь. Тогда Антон наклонился к коробке, поднял её с пола и с небольшой силой прижал её к туловищу темноволосого, который убрал руки за спину, не собираясь забирать вещи. — Арс… Возьми… Это ведь всё, что от него осталось. — светловолосый чувствовал в горле какой-то ком, осознавая правдивость своих слов. — Возьми! — он ещё плотнее прижал к нему коробку, как Попов, наконец, заговорил, отталкивая её от себя.        — Я не могу! — его голос немного взлетел вверх от такого неожиданного крика. — Я не могу их оставить! Я не могу с ними жить! — Арсений в упор смотрел на младшего, который подметил, что ясные голубые глаза начали блестеть от собирающихся там слёз. — Они держат меня… — темноволосый ещё немного посмотрел на растерянного Антона, а потом отвёл взгляд, запястьем вытирая солёную жидкость со своей щеки. Шастун перестал настаивать и переставил коробку в сторону, чувствуя небольшую вину перед парнем, что развернулся к нему спиной, останавливая плач.        — Ты не можешь его забыть? — светловолосый сказал это, как можно тише, а Арсений, не поворачиваясь, кивнул и незаметно всхлипнул. — Может, я смогу тебе чем-то помочь? — Антон ещё сам не знал, что будет делать, но понимал, что состояние Попова слишком запущено. Тот мгновенно затих и развернулся, последний раз проведя рукой по красным от слёз глазам. — В каких местах вы любили быть больше всего? — зеленоглазому в голову пришла одна мысль. Он надеялся, что таким образом вытащит из омута горьких воспоминаний их обоих.        — Много таких… — Арсений задумался, глядя на белоснежный потолок, а затем снова посмотрел на Шастуна. — Но есть одно… Ты начитался психологических лайфхаков, и теперь мы туда поедем, да? — Антон мгновенно улыбнулся, утвердительно кивнул, что-то сказал и убежал в свою комнату, из которой выскочил через пару минут в светлых джинсах и сером худи, натягивая на ноги чистые носки.        — Да, мы поедем туда. — светловолосый накинул на себя куртку, быстро завязал шнурки на кроссовках, взял с тумбочки ключи от квартиры и вытолкал Попова в подъезд, закрывая входную дверь.       На улице было прохладно, но в большей степени мокро из-за тающего снега. На дорогах уже появились лужи, а прохожие, соблюдая традиции, грозно прикрикивали на шустрых водителей за испачканную грязной водой одежду. Мотоцикл Арсения Антон уже видел, но не очень хорошо помнил, ведь во время единственной поездки он находился в самом сильном шоковом состоянии своей жизни.       Попов вручил младшему шлем, его руками охватил свою талию и попросил держаться крепче. Светловолосый с интересом наблюдал за мелькающим с двух сторон городом, несколько раз облегчённо выдыхал, когда Граф сбрасывал скорость, и ловил себя на мысли, что ему не очень удобно держать на весу свои длинные ноги. Через некоторое время парни подъехали к какой-то современной многоэтажке. С этой стороны был просторный двор с удобной парковкой и детской площадкой, а с другой, как сказал Арс, была набережная реки.       Антон не совсем точно понимал, зачем они сюда приехали, пока темноволосый не направился в сторону ближайшего подъезда, а в лифте нажал на самую последнюю цифру. Простояв в кабине в полной тишине, парни вышли на двадцатом этаже, а Попов указал в сторону лестницы, которая привела их на крышу.       Сначала Шастуна окутал страх: он впервые в жизни был на крыше, так ещё и такого высокого здания. До сюда глухо доносился шум с дороги, маленькими точками виделись люди и ярко светились окна других домов и строений. Страх Антона исчез так же быстро, как и появился. Теперь он с восторгом смотрел на красоту ночной Москвы с высоты птичьего полёта.        — Близко к краю не подходи. — сказал Граф и подошёл к какой-то трубе, вытащив из-за неё непромокаемую ткань, две банки энергетика и пачку сигарет, которую тут же убрал в карман. Светловолосый понял, что всё это принесли сюда Арс с Мишей для своего удобства и бывали здесь далеко не пару раз.        — Откуда у вас был доступ на крышу? И почему именно в этом доме? — спросил Антон, опускаясь на расстеленный «плед». Попов опустился рядом и открыл энергетический напиток, мгновенно примкнув к нему губами.        — Как-то давно с нами учился один парень, который жил в этом доме. — он сделал глоток, немного помедлив, пока Антон начал пить свой. — Мы с Мишей хорошо с ним общались, он часто приглашал к себе попить пивка или ещё чего-нибудь. Однажды он вывел нас на крышу, отшутился, что этим впечатляет различных девчонок ну и интересно проводит время, разумеется. — на этих словах Шастун немного поперхнулся, не подавая виду. — После этого мы стали часто сюда приходить, ведь доступ был, есть и будет свободным, а другие люди как-то не очень интересуются этим местом. — Арс снова промолчал, погружаюсь в глубины своей памяти. Когда тишина затянулась на слишком много времени, Антон напомнил о своём присутствии, шумно поставив жестяную банку перед собой. — Эмм… Да! Потом наш друг куда-то пропал, не сказав ничего. Мы пытались звонить ему, узнать у других знакомых, но никто ничего не знал. Мы сдались, но продолжили ходить сюда. — кажется, Попов немного улыбнулся на последней фразе.        — Значит, часто здесь были… — в голове Антона появилась картина, где два парня бесконечно сидят на этой просторной крыше, наблюдая за городом и забывая обо всём. В его голову закрался один очень неловкий вопрос, но он не решался его озвучить. — Слушай… Ты говорил, что Миша ничего не знал о твоих чувствах. Это точно или… — он отвёл глаза в сторону, не особо понимая, зачем спрашивает это. — Или что-то было? — Шастун мельком заметил, что Арс нервно сглотнул и сделал очень щедрый глоток бодрящего напитка. Видимо, светловолосый попал в самый центр этой мишени.        — Честно, я очень сильно виню себя за один момент. — Граф тяжело вздохнул, а на его щеках появился совсем незаметный румянец искреннего стыда. — Когда-то у Миши выдался очень херовый день. Он рвал, метал, огрызался на всех и вся, но я видел, что он был просто переполнен отчаянием, а все остальные эмоции были его щитом. — Антон пытался припомнить, видел ли он своего брата в таком ужасном состоянии. — И вот он сказал, что хочет напиться. Вдребезги. Как это на него похоже… — он немного отвлёкся, покрутив в руках пустую банку. — Так вот… Миша сразу повёз меня сюда и открыл какое-то пойло, даже не дойдя до крыши. Я тогда сразу зарёкся, что выпью немного, чтобы потом снять нас отсюда. — Арс опять прервался, но Антон сразу понял, что дальше ему становится говорить всё сложнее и сложнее. — В общем, он пил. Пил много и безбожно. Рассказал мне всё, что его тревожило, после чего ему стало в сотни тысяч раз легче. Как сейчас я помню, что Миша находился уже на грани отключки, но задал мне вопрос. — Попов нервно сглотнул. — Он спросил, почему у меня нет девушки… Я посмотрел на него, такого пьяного и немного счастливого, и сделал то, что не прощу себе никогда. — он, видимо, хотел продолжить, но уткнулся лицом в колени, приглушая любые звуки. Антону не требовалось подробного объяснения, чтобы понять, что произошло потом.        — Ты… Его поцеловал? — спрашивать было очень неловко, но Шастун понимал, что не только ему сложно осознавать смысл этого вопроса. Арсений кивнул и продолжил, всё ещё пряча лицо.        — Да… Я воспользовался его состоянием и сам был не особо трезв, поэтому решил, что это мой, как оказалось, единственный шанс. — светловолосый заметил прилив крови на еле видимых щеках Графа. — Я поцеловал его… Но моё удивление было больше, когда Миша мне ответил. — глаза Шастуна после этой фразы стали ещё больше от безграничного удивления. — Я помню этот ужасный вкус водки во рту, помню, как он лез руками под мою одежду… — Арс вовремя прервался, понимая, что это немного не те вещи, которые нужно рассказывать. — Но ничего не было, не подумай! — мгновенно добавил он. — Во мне проснулся рассудок, и я остановил нас, легонько ударив Мишу по лицу, чтобы он уснул. После этого я оделся, кое-как нацепил одежду на него и потащил его отсюда в свою квартиру, проклиная себя всеми известными ругательствами! — Попов всё же поднял с колен своё красное лицо, которое быстро вернулось к своему естественному оттенку. — На следующий день он ничего не помнил. Даже не упоминал о каких-нибудь странных снах, как это бывает во многих сопливых историях. Я целую неделю собирался с мыслями, чтобы рассказать ему обо всём: о моих чувствах, о вечере на крыше… Но в день икс, когда я был полон решимости, случилась авария… — он снова всхлипнул, не скрывая слёзы. Светловолосый сидел рядом, переваривая весь этот рассказ. Он искал в себе хоть какие-то слова поддержки, но решил, что сейчас лучше всего помолчать.        — Как ты думаешь… — через пару минут непрерывных слёз Арсений успокоился. -… почему он тогда мне ответил? — задавая этот вопрос, Попов смотрел прямо в зелёные глаза и, казалось, пробирался в самую душу Шастуна, который сопоставил все факты и нашёл ответ.        — Я думаю, он тоже тебя любил. — голос светловолосого немного изменился из-за долго молчания. Но он прокашлялся и продолжил. — Возможно, его чувства отличались от твоих, но в какой-то степени он тоже испытывал к тебе что-то. — брови темноволосого взлетели вверх. Кажется, он и сам начал всё понимать. — Миша испытывал к тебе какую-то очень сильную дружескую любовь. Или даже больше. Я считаю, его чувства были в разы выше. — парень анализировал те редкие моменты, когда видел приятелей вместе, и замолчал на долгое время, продолжив с огромной горечью. — Но сейчас он мёртв, Арс. Его нет. — Антону было сложно говорить это, но на уровне подсознания им обоим нужно было услышать следующие слова. — Я уверен, в последние секунды жизни он думал о тебе. На операционном столе боролся до последнего, чтобы продолжить жизнь с человеком, который дарил ему счастье, веселье, адреналин и многие другие эмоции. — глаза светловолосого заполнились жидкостью, из-за которой он уже не видел Попова. — Но сейчас он мёртв, и нам нужно его отпустить. — голос предательски сорвался на самом последнем слове. Как бы собеседникам не хотелось жить теми воспоминаниями о прошлом, им нужно было столкнуть со своих плеч эти камни и идти вперёд. Идти, не оглядываясь. — Нам нужно жить дальше. Попрощаться с Мишей и двигаться в будущее. — Антон закончил, пока в его голове проносилось детство, где рядом всегда был заботливый брат, школьные годы, где Миша всегда мог уберечь его от хулиганов, и сентябрь, где братья устраивали сумасшедшие раунды в компьютерных играх и строили шутливые пакости для своих родителей. В своей голове Шастун ещё раз вернулся ко дню похорон, ещё раз посмотрел на бездыханного человека, обитого деревом, и, спустя долгие месяцы невыносимой печали и отягощения, закрыл глаза и отпустил всё это, как воздушные шарики, которые мгновенно улетели вверх, оставляя позади целые годы и направляясь в светлое будущее.