Осколки

Дым от тлеющего окурка разъедает глаза. В который раз задаюсь вопросом, на кой черт я сюда притащился. На ум почему-то приходит капкан. Там, в квартире, похоже, весело, люди извиваются под безвкусную музыку, топя в океанах дешевого алкоголя последние крохи рассудка. Но я смотрю только на Неё, огненно-рыжая искра посреди серого болота. Вокруг вьётся этот пижон. Леша или Паша, не помню. Подходит ближе, что-то говорит, Она заливается хохотом. Урод. Не возвращаться. Я повторяю себе это снова и снова. С яростью грызть локти, обгладывая прошлое, но не возвращаться. Воспоминаниям – эпитафия. Сделав слишком сильный затяг, я кашляю. Какие же дрянные сигареты. Леша-Паша наконец отлипает от Неё и направляется к балкону. - Чего ты здесь торчишь, холодно как черт-те что. Сосредоточенно рассматриваю блики от светодиодов на стекле. Самое красивое зрелище в моей жизни. - Говорят, что вы с Лизой расстались. Филипп Моррис с паршивой фиолетовой кнопкой. На вкус, словно ветошь с доместосом жевать. - Так вот, приятель, ты не против, если я, э-э, воспользуюсь ситуацией? Мне хочется забить его до смерти. Мне хочется скинуть его с балкона. Мне хочется заскулить от досады. Поворачиваюсь в его сторону, парень явно нервничает. - Не против. Наслаждайся, дружище, – мило улыбаюсь я. Кривоватая улыбка в ответ, в глазах смущение. Он открывает свой дурацкий рот, будто собирается что-то сказать, но, так и не решаясь, хлопает дверью. Тушу сигарету. Надо вскрыть его, вскрыться самому или еще выпить. Квартира встречает шумом, запахом пота и пивными миазмами. Эта концентрированная смесь опьяняет, особенно на контрасте с отрезвляюще-ледяным осенним воздухом. Внезапно угол зрения резко смещается, я чувствую затылком настойчивые объятия паркета. В глазах темнеет. Что ж, если ситуация может стать хуже – она станет хуже, законы Мерфи никто не отменял. Прохладная рука приподнимает голову. Как же приятно. На лицо падают карминовые локоны. - Виктор, ты в порядке?! Назойливый такой, визгливый голос, всегда им был. Она, вдруг, начинает смеяться. - Это бутылка, - Она поднимает с пола виновницу трагедии, - ты поскользнулся на бутылке. Какой вусмерть убуханный ублюдок, хотелось бы знать, решил, что выкинуть блядскую бутылку прямо под ноги будет неплохой идеей? Я аккуратно пытаюсь сесть, дотрагиваясь до затылка. На пальцах кровь. - Это надо обработать, - Она решительно берет меня за руку, - пойдём. Чулан слишком мал для нас двоих. Натурально гроб, ящик, но Она настояла пойти именно сюда, мол, никто не будет мешать. Ватка с чем-то, видимо, невероятно полезным мне, нещадно кусает ссадину. - Не куксись, всего лишь перекись, чего ты как маленький. Она так близко, что я могу уловить запах миндаля от Её волос. - Виктор, знаешь, я… - Она запинается, - мне кажется, что я все еще люблю тебя. Оглушающая тишина, разрывающая ушные перепонки, и вонзающаяся в мозг. Я так давно жаждал услышать эти слова. Я грезил о них, представлял этот миг в мельчайших деталях. Мечты воплощаются, и их тут же сжирает жестокая действительность. С аппетитом и мерзким хрустом. Я смотрю, как она обмакивает ватку в перекиси, покусывая губу и кидая робкие взгляды. Такое обыденное и чуть теплое, ярко горящее пламя, сжигающее мои вдруг безразличные глаза. Я хватаю её за горло, упирая к стенке. - Ты, к-кха, с ума сошел?!, - она бьётся в моих руках, кричит. Неужели я нашел хоть какой-то плюс в местной дерьмовой музыке? Нас не потревожат. Беру первую попавшуюся бутылку и разбиваю о стену. На шее у девушки появляется неглубокий порез, проступают капельки крови. - Ч-что ты творишь?! Усмехаюсь. Глупый вопрос, особенно с осколком у горла. В широко распахнувшихся глазах вижу перекошенное, дьявольское отражение себя. Я медленно её отпускаю. Криков больше нет. Ну же, милая, хоть что-нибудь: ударь, плюнь, поцелуй, раскрои горло стеклом. Я так хочу вновь что-то чувствовать по отношению к тебе. И она решает сделать то, что умеет лучше всего – встает на колени и расстегивает мою ширинку. - Э-э-э, Виктор? Я отталкиваю её и выхожу из чулана. Прохладный воздух балкона счастлив принять меня обратно. Достаю сигарету, невыносимый вкус нестерпимо безразличен. Посмеяться бы над нелепостью ситуации, но не могу, я будто пуст. Нет ничего, разве что кроме легкого разочарования. В себе ли, в ней – не знаю. Наблюдаю, как она подбегает к пижону, что-то кричит. Я смотрю на него и мне всё равно. Мне всё равно. Мне всё равно. Паша (или все же Леша?) хмурится, потом якобы собирается пойти ко мне. Она его останавливает, сама бросаясь к балкону. - Ты, сраный псих, под кайфом что ли? Или головой так сильно приложился?! Я наблюдаю за её раскрасневшимся лицом: раздутые ноздри, глаза прищурены. Порез на горле перестал кровоточить. - …синяк, чертов неудачник, слабак! Она продолжает кричать и кричать, а мне почему то становится легче. -…жалкий импотент, ты что своей выходкой собирался добиться?! Вдохнув никотиновый яд, морщусь. Да, надо признать, экономия на сигаретах – сомнительное решение. Пыл иссякает, она шепчет, прислоняясь к стене: - Я…я ненавижу тебя. Я улыбаюсь: - Спасибо.