Привет, ты, наверное, читаешь это и задаёшься уймой вопросов, например «Кто этот парень?», «О чём идёт речь?», «Где происходит действие?». Обо всём по порядку, хаха. Меня зовут Сёри Синко, для вас просто Сёри. Или просто Синко? Это не столь важно. Я ученик последнего года средней Намимори. Живу самой обычной жизнью. Знаете,
обычная семья,
обычные друзья,
обычные увлечения. В общем, всё предельно просто и стабильно. Хожу в школу, пытаюсь учиться, возвращаюсь домой,
слежу за ней сижу в интернете и всё, спать. И так каждый день.
Только вот…
— Ты знаешь, что фотографировать людей без их на то разрешения нельзя?
Сейчас
меня зажимает у стены какая-то девчонка с ярко красной повязкой на предплечье, что ещё секунду назад с библейской скоростью забрала
мой же телефон. И что-то мне подсказывает, что канули в небытие спокойные деньки
моей ровной,
безответной любви. К
моей прекрасной Сасагаве Киоко.
***
Прошла четвёртая неделя с начала учёбы. Мне повезло снова оказаться в одном классе с
моим Солнцем. К сожалению, нас рассаживают по номерам, так что не суждено семёрке любоваться задумчивым числом шестнадцать. Хочется ныть, но я держусь.
Друзья помогают скоротать время на переменах, но во время занятий тяжело не отвлекаться от учебника и записей на доске.
Ах, она постоянно заправляет свои волосы за ухо, когда сосредоточена. Это так мило. Вообще, в ней всё мило. То, как она незаметно хмурится над слишком сложными заданиями, или когда грызёт кончик грифельного карандаша (
моё Солнце никогда не пользуется автоматикой), или когда она смеётся вместе со всеми над шуткой классного руководителя (я слышу только её звонкий голос среди гула других). Все эти удивительные эмоции на её лице делают меня счастливым.
Я опять не запомнил сегодняшнюю тему урока. Эх.
***
Солнце на небе никогда не сравнится с
моим Солнцем из средней Нами. Каждый знает, насколько она прекрасна, даже когда просто дышит или идёт (в её походке всегда есть что-то лёгкое, будто она скользит по воздуху и совершенно не касается пола). Поначалу мне было грустно, ведь даже камню с дороги она уделит больше внимания, чем кому-то вроде меня, но сейчас я понимаю, что и любоваться ею из тени доставляет удовольствие.
Незаметность в глазах идола имеет свои плюсы. Я каждую неделю могу пополнять запас тайных фотографий с её лицом, руками, талией, отдельными частями тела или очертанием (нельзя любоваться чем-то конкретным слишком долго, ведь
моё Солнце прекрасно и её надо успеть разглядеть со всех сторон). Особо редкие моменты хранятся в засекреченной папке на ноутбуке, но с вами я могу поделится своим сокровищем, да?
Та фотография, где она борется со сном в душном кабинете на последнем уроке. Её веки почти что смыкаются, но
моё Солнце не позволит себе оставить пропуск в конспектах. Тонкие, белые ручки, торчащие из коротких рукавов летней формы, еле-еле сжимают ластик и карандаш. Вся её поза такая расслабленная и пропитана сонным мором, заставляет и меня самого лишний раз зевнуть. Но я бы ни за что не уснул, пока не пробежался взглядом вновь по фото, впитывая давно запомнившиеся мне отметки.
Ещё у меня есть бумажное воспоминание, на котором
моё Солнце смеётся. Громко, с надрывом, до хрипоты и шумных вдохов, с солёными слезинками в уголках зажмуренных глаз. На этой фотокарточке она в спортивной форме, с мокрыми волосами и в просвечивающей футболке (я никогда не подумаю о ней грязно,
моё Солнце не должно быть осквернено), в всё ещё не тронутых загаром руках она сжимает водный бластер-пистолет из какого-то детского набора (я пытался найти такой в интернете). Она заряжает меня радостью и энергией, стоит только пальцами провести по малость шершавой поверхности фотографии.
И есть снимок, на котором
моё Солнце плачет. Плачет тихо, в платочек с цветочной вышивкой. Пускает свои драгоценные, никем прежде не увиденные слёзы на белую ткань. Она сидит на ступеньках пожарного выхода, поджимает покрасневшие коленки к груди, утыкается в них лбом и обнимает свободной рукой. На тот момент я не знал кто или что заставили её так страдать. Слепая ярость касается моего сердца каждый раз, когда это фото попадается на глаза. Даже если сейчас я знаю, что она сидит на холодном бетоне, скорчившаяся в приступе отяжелевшей грусти, каждую вторую пятницу.
Потому что
моему Солнцу очень тяжело сиять также ярко, как и день назад.
И мне трудно вместе с ней.
***
Я гулко сглатываю вязкую слюну, туплю взгляд в пол, не в силах посмотреть на члена ДК передо мной. Только проблема в том, что она меня ниже, так что и не коситься на неё глаза не получается. И каждый раз я сталкиваюсь с напускным недовольством.
— Так, придётся идти докладывать Киоко-тян. Попросишь у неё прощение и уточнишь насчёт фото. — шатенка покачала головой, будто мать, которой не впервой отчитывать нашкодившего ребёнка. Она свободной рукой сжимает моё запястье (все в ДК такие сильные, что даже девушка может держать меня так крепко, или это я просто задохлик?) и без вопросов тащит меня к кабинету. О, ужас,
моё Солнце ведь там не одна! Какой позор это будет, вот так, на глазах у всех просить её!..
— П-подожди, давай позовём Сасагаву-сан в коридор. — я пытаюсь чуть притормозить, но строгая смотрительница порядка и не собирается останавливаться.
— В коридор? — наконец она, видимо переварившая смысл моей просьбы, остановилась у самого входа в классную комнату. — Ну, в коридоре, так в коридоре. — шатенка пожала плечами, хмыкнув и на распашку, без предупреждения раскрыла дверь. Я успел лишь прижаться к стене, чтобы меня рядом с ней не было видно. — Киоко-тян, будь добра, выйди на секунду! — член ДК дружелюбно улыбнулась, следом поочерёдно приветствуя моих одноклассников, кто подал голос в её нежданном присутствии. В ответ, помимо выкриков, раздался скрип стула и лёгкие звуки шагов, которые я мог узнать из тысячи других похожих. И, к сожалению, они звучали для меня громче и яснее шума на фоне. Будто ритм моего личного похоронного марша.
Сердце то билось через раз, то останавливалось, а после вновь заходилось бешеной трелью. В висках горело не слабее, чем в моих алых щеках, когда Сасагава младшая переступила через порог. С непониманием во взгляде, но дежурной, милой улыбкой, которую я мог видеть почти каждый день, но лишь сейчас, когда она так близко, от смущения сводит желудок и хочется убежать куда подальше.
— Что-то случилось, Кей-тян? — её тонкий, мелодичный голос. Сейчас он не такой, когда она отвечает на уроке или когда болтает о чём-то с подружками. В нём больше живых ноток и удивления, наверное, это тоже от того, что между нами и метра не наберётся.
— У этого джентльмена есть к тебе дело. — некая, опознанная теперь, как Кей, отдала мне телефон и подтолкнула к однокласснице, после, отсалютовав, убежала куда-то восвояси, пока громкий рык с другого конца коридора не остановил её коротким «
Травоядное».
Единственное, что я сейчас действительно мог сделать, это стыдливо сжимать технику в руках бросать какие-то обрывки фраз. Собраться с мыслями казалось мне непостижимой целью и я точно не знаю, но каким-то чудесным образом смог только разблокировать смартфон и показать недавно сделанные фото
моего Солнца ей же (я успел коснуться кончиков её пальцев, пока передавал телефон).
Она долго разглядывает картинки на экране, перелистывает их, иногда посмеиваясь в кулак и длится это всё секунды, но для моего бедного, истощённого количеством пережитых эмоций мозга всё доходит медленно. Настолько, что я даже не сразу замечаю, когда мне обратно протягивают телефон. Уже с вбитым туда номером.
— Ты красиво фотографируешь, мне понравился снимок с обеда, скинь его по ммс, но лучше удали тот, где мы на физкультуре. Я на нём неудачно получилась. — сначала она забавно дует щёчки, а после непринуждённо хохочет и мягко хлопает рукой по плечу. Дышать трудно, но даже так я коротко киваю и вроде как отвечаю что-то в духе «Вечером всё перешлю».
— Скоро урок, так что не задерживайся, хорошо, Синко-кун?
Дверь за ней прикрывается, а я почти падаю на пол пустого коридора, закрывая красное лицо не менее красными руками, потому что
моё Солнце знает, как меня зовут.
