1.

Коридор сиял своим привычным цветом. Но, видел он, нехорошо - лихорадочно, спазмами. Он был тих. Человек поглядел на Нацуки. Она была замкнута и молчалива. Напряженно сдвинутые брови, и недовольно кривящееся лицо. Человек огляделся. Он смотрел на нее... День был неспешный и мягкий, и, казалось бы, будто светился собой... - Нацуки... Что я не знаю о тебе? - он сказал устало, как выдохнул. - Почему ты думаешь, что то, что творишь ты - это справедливо?.. - Нацуки застыла намертво, будто проглотив столб. Остановилась. Взгляд ее, дрогнув, стал расплываться. - Я... Я... - Не спеши... - человек унял звук сердца, и приготовился. Он видел, как начинают подрагивать в конвульсиях ее руки. Как дрожат мелко на затылке завивающиеся розовые волосы. - Я... Да... Нет! - Нацуки резко развернулась к нему, обдав его воздухом. - ...Потому-что все, что здесь вокруг, терпеть меня не может... Да потому, что они все - дерьмо собачье. Потому, что... - Почему... ты не виновата? Нацуки напряглась. И ответила. - Ты этого не знаешь... - она отвернулась, и скрестила руки на груди, опустив на них подбородок. Он видел только краешек ее лица. Ползущую из краешка глаза влагу. - Но... неужели это причина? Что бы это ни было... - человек, сглотнув, поморщился. - Да... Да. Да! Да! Да! Причина!!! - Другие не виноваты в том, что ты несчастна. Ты осуждаешь их, вместо того, чтобы оказать им милосердие и помощь... То, кто тебя любит, кто не любит, и почему - неважно. А важно то, как отношение к ним влияет на тебя... И тебе надо измениться. - Человек замолчал... Он услышал вдруг, как что-то со звуком хрустнуло. Лицо Нацуки смотрело на него. А тело оставалось неподвижным. Голова с розовыми, разорванными волосами развернулась к нему на все сто восемьдесят градусов. Человек заскрипел зубами, стараясь удержаться... Моника не стала в этот раз ждать. Лицо Нацуки дернулось от ярости... И начало стремительно наливаться алым. Багровая кровь прилипла своим взглядом к нему с другой стороны полу-прозрачных щек. Расползлась по глазам. Хлынула в рот. Поглотила оставшиеся, налившиеся, как смолой в янтаре, тонкие губы. Выплеснулась из глаз. "Что ее мучает? Кто мучает?.. Да что же с ней!?.." - человек внимательно, за долю секунды осветил ее взглядом, вглядевшись в нее... "Тщеславие... и гнев..." - и это стало ему понятно, вмиг. "Что происходит с тобой? Почему? В чем... Что же я еще не знаю?.." Размышления его были прерваны. ... Лицо Нацуки взорвалось перед его глазами светом-всплеском пламенеющих искр. ... Солнечный ветер поднимал дым и свет с узкой земли. Вел их над пыльными просторами. Золотой, заходящий за небосклон диск, пылал своим изжигающим жаром. Нацуки была недалеко. Стояла на пригорке со сведенными расслабленно, опущено-неловко, на груди руками. Она, не отрываясь, с тягучим, странным выражением лица смотрела на сжимающийся перед горизонтом небосвод. Она сильно поежилась, словно от холода. Ветер обнимал - обливал маленькую фигурку. Окутывал ее в невидимый свежий завихренный от туманных синим на золоте холмов вдалеке, плащ-вихрь. Она застыла, глядя заполненным страхом взглядом в, и за небосвод. Куда уходило сверкающее последними искристыми завихрениями света, золотистое солнце... Человек шагнул к ней вперед. Нацуки опустила взгляд себе под ноги. И человек увидел, как дрожат ее побледневшие от невидимых ему приступов прозрачно-обескровленные губы. Кожа становится румяной, белой, как молоко, а дрожащие пальцы рук будто бы тускнеют и исчезают в этом новом, солнечном свете... Он был посреди комнаты. Голова бывшей перед ним Нацуки была низко опущена. Плечи бессильно сузились. И руки, увенчанные отблесками теплого местного солнца, дрожали на кончиках своих лучами-отблесками...