Can't Wash You Off My Skin

Всё время, пока они ужинают, в ней чувствуется какое-то напряжение, которое он никак не может объяснить. Как человек, у которого дерьмовые дни случаются чаще, чем иногда, он не поднимает этот вопрос. Она перебирает вилкой кусочки еды, которые всё ещё остались на тарелке, и это само по себе беспокоит, потому что она всегда доедает, особенно когда он платит. Сегодня её девятнадцатый день рождения, и потому, что она отказалась от предложения Эна провести большое официальное празднество, она согласилась поужинать с Сином. Молчание между ними не такое, как привычная дружеская тишина, складывающаяся естественным образом между теми, кто проводит вместе большую часть времени. Хоть он и не хочет в этом признаваться, это выбивает из колеи. — Что-то не так? Ной рассматривает его, осторожно пронизывая взглядом красных глаз, наполненных странным неузнаванием. Как будто она правда смотрит на него в первый раз с тех пор, как они знакомы. Он проводит рукой по лицу на случай, если что-то могло остаться на коже, но, в итоге, всё чисто. — Всего лишь глупость, — она вздыхает, делая глоток от своего напитка и осторожно опуская его на стол. Он повторяет её действие, наблюдая, как официантка ставит еду перед другой парой посетителей. Они находятся в более причудливом месте, чем их обычная дыра у лавки с лапшой. По сравнению с другими посетителями, они одеты довольно небрежно. На самом деле, бросая взгляд в её сторону, он единственный, кто выглядит потрёпанным. Они пришли сюда сразу после окончания работы, поэтому на их одежде кровь, а у него не было возможности побриться с самого утра. Своими мозолистыми пальцами проводя по лицу, он может почувствовать растущую щетину. Она, с другой стороны, переоделась в блузку и юбку в уборной ресторана перед их трапезой. Ничего выдающегося, но, по крайней мере, её одежда чистая. — Как думаешь, я симпатичная, сэмпай? — тон её голоса звучит как обычно, но глаза смотрят с настороженностью. — Ну, конечно, — он уклончиво пожимает плечами. Если бы она знала, какие противоречивые чувства он испытывает из-за того, как часто её красота приходит ему в голову в самое неподходящее время, она, вероятно, была бы очень обеспокоена. И не стала бы задавать этот вопрос. — Есть кое-что, что я хочу от тебя, — она удерживает его взгляд, выпрямляясь и наконец откладывая вилку. — Ты всё ещё ничего не подарил мне на день рождения, в конце концов. — Я сказал тебе, что заплачу за еду. Это твой подарок. — Тогда разделим счёт. Я хочу кое-что другое. Это больше похоже на то уютное, игривое подшучивание, которыми они обычно обмениваются, и он обращается к ней, принимая любой вызов, который она предложит: — Тогда попроси Эна купить его тебе, — произнося это, он подаёт сигнал официантке, что они закончили. Ной на мгновение задумывается. Почти дуется. Они не разговаривают до тех пор, пока он не оплачивает счёт и не собирается уходить. — У меня никогда не было секса, знаешь, — бормочет она. За шумом разговоров и звоном столовых приборов он едва слышит её. Когда до него доходит суть сказанного, он опускается обратно на своё место, безмолвно взирая на неё. — Я хочу попробовать. Я уже достаточно взрослая. — Ты хочешь, чтобы я нашёл тебе парня? — задаёт он бестолковый вопрос. У него не так много друзей, и все из них те ещё придурки. И, честно говоря, мысль о ней с кем-то другим поднимает в нём волну незнакомого раздражения. — Нет! — восклицает она чересчур громко. Прочищая горло, она ждёт, когда сидящие вокруг посетители вернутся обратно к своей еде. — Я хочу сделать это с тобой, сэмпай. — А?! Молчание длится почти вечность, пока Син пытается осознать услышанное. — Я не хочу, чтобы это был кто-то, кого я не знаю — я хочу, чтобы это был кто-то, кому я могу доверять, — объясняет она. — Я доверяю тебе, Син. Использование имени ощущается так, будто она пересекает невидимую грань. Сокращение дистанции упрощает ему возможность самостоятельно переступить через эту черту. — Послушай, Ной, — произносит он мрачно. — С этим не стоит спешить. Ты можешь найти кого-то, кто тебе небезразличен, и… — Мне небезразличен ты, — теперь в её глазах появляется тепло, и её рука поднимается над столом, словно она тянется к нему. Он неосознанно дёргается назад. — Это должно что-то значить, — слабо спорит он. — Значил ли что-то для тебя твой первый раз? — она с любопытством взирает на него. Он сглатывает и прогоняет злой румянец. — Это не то же самое… — Почему? — так просто спрашивает Ной. — В чём разница? — Потому что… — потому что он уличный отброс и потерял свою девственность с другим уличным отбросом, пока был настолько пьян, что едва ли помнит, что та девушка была немного старше него и нажралась настолько, что не узнала его с плакатов «Разыскивается». И он всегда проводил время в подобной компании, подыскивая партнёршу на ночь. — Видишь? Причин нет. Мне без разницы, что мы не безумно влюблены или что-то вроде того, — она пренебрежительно взмахивает рукой, так что почти сбивает солонку со стола. — Я просто хочу знать, каково это. Ничего особенного. Ох, но это так. Как она может не замечать, насколько она идеальна? Она была так близка к становлению демоном, безупречным существом с почти безграничной силой, которое не будет интересоваться такими низменными человеческими вопросами, как этот. Или им, если уж на то пошло. На самом деле, именно из-за него вся демоническая тренировка была напрасной. Когда бы они ни обсуждали это, она говорит, что не сожалеет, раздражается, когда он сообщает, что, по его мнению, она могла сделать неверный выбор. Раз за разом она твердила ему, что он ей важнее, чем становление демоном, но ему просто трудно это принять. Потому что он любит её и в то же время знает, что недостаточно хорош для неё. Он просто грёбаный полукровка, чья магия не может быть использована ни в чём, кроме разрушений. И он любит её как безупречное, недостижимое существо, с которым он не достоин сближаться. Отказ от её чувств ощущается как святотатство. — Ты в этом уверена?.. Во рту у него странным образом пересыхает, сердце колотится в груди. Незаметная улыбка трогает уголки её губ. — Конечно, я уверена. Он смотрит на стол, пролегающий между ними. — Один раз, — бормочет он и поднимает на неё строгий взгляд. — Всего один. И мы больше никогда об этом не говорим. Она широко улыбается, что-то похожее на облегчение скользит в прекрасных чертах её лица. — Я так рада, сэмпай. Син съёживается от знакомого обращения и встаёт, чтобы уйти. Она следует за ним. Как только они выходят на улицу, он вдыхает горячий летний воздух и уже жалеет, что согласился. — Не зови меня так, — тихо произносит он после того, как они доходят до машины. Она стоит у пассажирской двери в нерешительности, и он почти надеется, что она передумала. — Мы сделаем это здесь? — невинное любопытство на её лице заставляет его покраснеть. Он садится в машину и заводит двигатель. — Думаю, нет, — она пожимает плечами и запрыгивает на пассажирское сиденье. Поездка к особняку Эна проходит практически в тишине. Она несколько раз пытается её нарушить, но он обрывает любой разговор, слишком поглощённый своим внутренним смятением. Они оказываются у его комнаты, и он неохотно впускает её. Безо всякого приглашения она плюхается на его кровать, улучив момент передвинуть одеяло в изножье кровати, пока другая её рука уже в процессе расстёгивания пуговиц на блузке. Нетерпелива, как всегда. Это просто лёгкое развлечение для неё, рассуждает он. Ничего существенного. Даже к лучшему, что она не знает, как много для него это значит. Как сильно он корил себя за своё влечение к ней, когда она уже отказалась от всего ради него. И почему люди продолжают жертвовать собой, когда он ни черта не может сделать, чтобы им отплатить. Он должен был стряхнуть с себя воспоминания о том дне, когда его жизнь в Дыре развалилась на части. Ослабив свой галстук, он садится напротив неё на кровати. Она оказывается на нём в ту же секунду, как матрас прогибается под его весом, седлая колени и полностью стягивая галстук. — Эй, полегче, — он тянет время и знает это. Наверное, она тоже знает. Она медленно расстёгивает свою юбку, и сейчас он хочет сделать всё и покончить со всем этим как можно скорее. Её волосы щекочут его лицо, и её запах повсюду. Он на мгновение зажмуривается, упиваясь тем, как неправильно это ощущается — наслаждаться происходящим. Ной оставляет пробный поцелуй где-то между его ключиц. Проводит рукой по его обнажённой груди — рубашка бесполезно повисает на руках, и он ёжится под оценивающим взглядом. Безо всякого предупреждения она просовывает свою руку прямо между его ног, вопросительно нахмурившись. Его верхняя часть тела дёргается вперед, ноги смыкаются. — Ничего не происходит, — прямо заявляет она, ощупывая всё вокруг рукой. Его щёки приобретают негодующий пунцовый оттенок, когда он хмуро смотрит на неё. — Это не срабатывает как будто по нажатию кнопки. Она смотрит на него с удивлением. — Хм, — её рука покидает его брюки, чтобы обхватить себя через нижнее бельё под юбкой. — У меня срабатывает. Она улыбается, и он чувствует покалывание в промежности, где её ягодицы прижимаются к нему, разделяемые только её нижним бельем и его брюками. Её ухмылка становится хитрой, когда она чувствует, как вздрагивает его член: — Теперь это начинает работать. — Заткнись, — говорит он, но в голосе нет злости. Он никогда не был безынициативным в сексе, но с ней такое ощущение, что если он начнёт действовать, то не сможет остановиться. После некоторых сомнений его рука ложится на её бок, пока она ждёт настолько спокойно, насколько может, потом блуждает по её талии, проводит вдоль груди и поднимается к плечам. Он хотел бы поцеловать её губы, её кожу, что угодно, лишь бы облегчить ту неловкость, когда она так пристально смотрит на него, но он не уверен, что она тоже хочет. Смутно он задаётся вопросом, чувствует ли она его отчаяние по тому, как дрожат его руки. Едва сдерживаемая потребность, которую он прятал в себе столько, сколько знал её, но всегда заталкивал куда-то далеко-далеко. Она что-то мычит, что он расценивает за согласие, когда обхватывает её обнажённую грудь, и от этого звука по его спине пробегают мурашки, а кровь приливает к члену. Иногда прикосновения — это слишком для Сина. Он точно не знает почему. Это не было проблемой раньше… Но прямо сейчас под тяжестью её тела, когда её руки обхватывают его шею, он чувствует себя слишком скованным. Одним быстрым вовсе не обдуманным движением он переворачивает их, вынуждая её смотреть снизу вверх: в её глазах желание, но в то же время трепет. В новом положении её ноги свисают с края, в то время как он наполовину стоит перед кроватью, опираясь на руки по обе стороны от неё. Опускаясь ниже, он оказывается между её ног, задирая юбку и одновременно оттягивая её трусики. Он стягивает бельё с её длинных ног, его руки скользят по гладкой коже икр, и он смотрит на неё с невысказанным вопросом во взгляде. Она тоже смотрит и… не понимает, что он делает, уткнувшись лицом ей между бёдер. Он избавляется от неловкости её вопроса и своего последующего объяснения тем, что просто наклоняет голову и целует низ её живота. Его поцелуи опускаются медленно не потому, что он хочет подразнить её, а потому, что он надеется, что таким образом она получит его сообщение. Проводя языком по её лобку, он смотрит на её покрасневшее лицо, испытывая облегчение от того, что наконец-то она хоть немного смущена. Она ловит его взгляд всего лишь на секунду. Затем он погружает свой язык между её половых губ, и она выдыхает, откидываясь назад на постель. Она становится влажной, на вкус она — приятная кисловато-солёная смесь, и он медленно обводит языком её клитор, оценивая, где ей будет хорошо. Все другие разы, когда он делал это, были больше для того, чтобы доказать себе, что он может доставить удовольствие женщине, чем показать себя как хорошего партнёра. Но с ней всё сводится к тому, чтобы заставить её чувствовать себя хорошо, внимательно наблюдать за каждым маленьким изменением в выражении лица, которое помогло бы ему найти верную позицию и подобрать ритм, которые подходят ей больше всего. Ладно, может быть, ему тоже это немного нравится. Одной рукой он расстёгивает свои брюки, сдерживая дрожь облегчения от того, что его член больше ничего не сдавливает. Её грудь вздымается чаще, чем раньше, её дыхание кажется тяжёлым и манящим, и ему приходится отвести взгляд, чтобы сосредоточиться на текущей задаче. Это не так уж и плохо, обнаруживает он. Он делает, что она хочет, но это не чувствуется так, будто он берёт над ней превосходство, и её мягкие стоны звенят в тишине. Он понимает, что она готова кончить, когда его язык уже начинает уставать. Одна из её рук путается в его светлых волосах почти болезненно, и время от времени её бёдра приподнимаются в неконтролируемом движении. И он хочет этого сейчас, хочет заставить её кончить от его языка, хочет попробовать её на вкус. Закрыв глаза, он наслаждается ощущением её ногтей, царапающих кожу его головы, и… Она отталкивает его прежде, чем он подводит её к итогу, её лицо красное, рот приоткрыт в тяжёлом дыхании. Без лишних слов она подтягивает его к себе на постель, пока он не оказывается сверху, всё ещё пытаясь выяснить, какого чёрта она заставила его остановиться. — Я хочу тебя. Сейчас, — выдыхает она, и его член послушно дёргается под рукой, которую она просовывает между ними, и у неё даже хватает наглости улыбнуться ему. Даже со всем своим рвением она на самом деле не знает, что делает. Её рука накрывает его поверх белья, надавливая на пробу, и как бы отчаянно он ни стремился к контакту, он не может дальше продолжить вот так. — Подожди здесь, — произносит он строго и отстраняется, поднимаясь. — Эй! — выкрикивает она вслед в недоумении, когда он уходит в ванную. — Просто, чёрт возьми… подожди, — кричит он, открывая шкафчик в ванной, затем следующий. Он ловит своё отражение в зеркале и быстро отворачивается, прежде чем начнёт задаваться вопросом, что же он такое вытворяет. Он возвращается с презервативом в руке, сбрасывая рубашку с плеч. Она сидит на кровати, вытянув ноги и скинув блузку, её смятая юбка приподнята в беспорядке. Этого достаточно, чтобы вернуть его увядающую эрекцию к жизни, в то время как он бесцеремонно бросает маленький фольгированный квадратик на кровать рядом с ней. — Хорошая мысль, с… Син, — она запинается на его имени, когда он возвращается к ней на постель. — Могу я его надеть? Ну, знаешь, для практики. Он ложится, опуская руку на своё лицо в бесполезной попытке спрятать свои горящие щёки, и кивает. Она начинает возиться с зигзагообразными краями упаковки, чтобы было проще открыть, но в итоге просто зажимает уголок меж зубов и рвёт. — Дурёха, не используй зубы, ты можешь повредить его, — шипит он, и она на какое-то мгновение выглядит озадаченной, но не менее нетерпеливой. — О, да, я предполагаю, что такое может случиться. Думаешь, я могла бы залететь? — её голос звучит вызывающе, и он почти стонет вслух от досады, что она не может быть серьёзной даже в такой ситуации, как эта. — Это не тот шанс, которым я готов воспользоваться, Ной, — говорит он строго. — Я не порвала его, видишь? — она держит презерватив так, чтобы он мог его разглядеть. Он снова кивает, одной рукой пряча лицо, в то время как она изучает нижнюю часть его тела с возобновившимся интересом. Проводя руками по брюкам и белью, она касается его бёдер и стягивает всё к их середине, придвинувшись и прижавшись так, чтобы он своей кожей мог чувствовать, какая она влажная. Он не помнит, чтобы когда-нибудь ощущал себя таким уязвимым, особенно рядом с ней. — Я не знаю, почему не ожидала, что ты будешь так хорошо оснащён, — у неё хватает наглости в восхищении ткнуть его головку, схватить её там, где она склоняется и оставляет мокрое пятно на животе, так что его член выпрямляется, бросая вызов растущей неуверенности. Это не звучит как комплимент от неё и, вероятно, даже не подразумевает его. Просто наблюдение. Он высокий, так что вполне естественно, что и там он не будет маленьким. Чувство унижения не должно положительно влиять на его возбуждение, смутно заключает он. Неважно, что она даже не пытается унизить его, просто искренне интересуется тем, что он чувствует и как выглядит. И действительно, кто здесь ведёт себя как девственница. Это не первый, не второй и даже не третий раз, если уж на то пошло, но это первый раз, когда он спит с кем-то, кто ему действительно дорог. Он с трудом сглатывает, когда её рука обхватывает его яички, но чёртов единственный раз в своей жизни она аккуратна, хвала демонам. — Хорошо, что я должна делать? — она пристально смотрит на него, и он приподнимается на локтях, чтобы увидеть, как она обращается с презервативом. — Зажми кончик, чтобы в нём не было воздуха, иначе он порвётся. Он бесконечно благодарен, что до неё доходит, какой кончик она должна зажать. Иногда во время работы ей очень тяжело следовать инструкциям. С этого момента становится вполне очевидно, что делать дальше, поэтому он молчит, пока она натягивает. Работа — это не то, о чём он хочет думать, когда её рука вокруг его члена. Син уже на грани того, чтобы бросить всё, но он знает, что тогда она попросту изведёт его, и это единственная причина, по которой он позволяет ей устроиться на своих коленях. Ной нетерпеливо толкает нижнюю часть своего тела навстречу ему, его рука направляет член к её входу, и она приспосабливается к положению, пытаясь насадиться на него с сосредоточенным и хмурым выражением лица. Нахмуренность превращается в недовольство, проявляющееся в том, как напрягаются её щеки, стискиваются зубы. Он садится, чтобы подобрать лучший угол, но это ничего не меняет. — Он не входит, — бормочет она, двигая ногами так, что ему приходится сжать руки на её мягких бёдрах. — Тебе нужно немного времени, расслабься, — произносит он, глядя на то место, где они… ну, не совсем соединены, но находятся довольно близко. Одна из его рук движется к её пояснице, успокаивающе поглаживая кругами. — Больно? Она снова пытается насадиться и поражается тому, как он напрягается. — Вроде того, — она повторяет своё движение, и он хочет остановить её, он действительно хочет, но руки не слушаются. — Разве это приятно?.. Он сжимает зубы и ничего не отвечает. Сейчас для него это не особо приятно, но он знает, что вполне может стать. И ему требуется вся сила воли, чтобы не толкнуться в неё с предвкушением того, как её тепло обволакивает его ещё сильнее. Она становится более нетерпеливой. Он видит это по тому, как она не может усидеть на месте ни секунды, пытаясь открыть своё тело ему. Их взгляды встречаются, её губы приоткрыты, блестят от слюны и призывно красны, и ему снова хочется поцеловать её. Ной выбирает этот момент, чтобы просто заставить своё тело открыться, и он видит, как её зрачки расширяются, а рот распахивается ещё шире, словно что-то внутри неё рвётся. Сам он этого не чувствует, но может сказать по тому, что ему теперь легче войти. С её губ слетает странно высокий звук, который он не слышал от неё, когда она бывала ранена на работе, но он догадывается, что это совсем другой вид боли. Её глаза закрыты, пока он обнимает её и просто прижимает к себе. Мысленно он ругает её за то, что она была такой беспечной и не позволила довести её до предела раньше, так что сейчас всё было бы не так отстойно. Но он действительно не думает, что способен связно говорить, когда она насаживается на него, вся сжавшись от боли. Она держится за него почти беспомощно. Прежде чем он готов к этому, и она, возможно, тоже, она двигает бёдрами вверх, позволяя ему выскользнуть почти полностью, и заставляет себя снова опуститься. Воздух вырывается из его лёгких от внезапной стимуляции, и он знает, что она делает это только ради него, когда повторяет движение и её мышцы напрягаются. — Ной, не… Она делает это снова, отстраняясь от него достаточно, чтобы приковать свой взгляд к выражению его лица, которое будто передаёт боль, вызванную однако совсем другим чувством. — Я думаю, мне начинает нравиться, — шепчет она, утыкаясь лбом в его плечо. У него не хватает духу сказать ей, что она всё делает неправильно, что секс — это не терпеть боль, чтобы другой человек мог кончить. Его рука движется между их телами, отыскивая её клитор и проводя по нему подушечкой пальца, заставляя её дыхание прерваться, а веки затрепетать. Он усиленно пытается удержать её неподвижно, сжимая рукой бедро, и сосредотачивается на поиске места, от прикосновения к которому ей тоже станет приятно. Сину кажется, что он находит его, когда она расслабляется достаточно, чтобы принять его ещё ненамного внутрь себя. — Хммм… — выдыхает она в его волосы и кладёт свою руку на бедро поверх его, захватывая так, что он больше не может ограничивать её движения. — Мне кажется, всё зажило. Ему требуется пара секунд на осознание сказанного ею. Трудно думать о магии, когда она покачивает бёдрами на нём, вызывая восхитительное чувство трения, вынуждающее бороться с тем, чтобы удерживать свои бёдра на месте и не двигаться в такт её медленным толчкам в попытке не причинить ей больше боли. На какое-то глупое мгновение он задаётся вопросом, заживёт ли плева, которую он порвал, но, очевидно, она может контролировать свою магию, чтобы боль ушла, но не восстанавливала плоть. Было бы немного неудобно, если бы всё зарастало каждый раз. Преумножив свои усилия, теперь она двигается быстрее, а затем резко останавливается, приспосабливаясь. Растущее наслаждение и внезапные остановки испытывают последнюю каплю его сдержанности, пока его пальцы продолжают ублажать её. Это о ней, не о нём. Со стоном она запрокидывает голову, и он не может отказать себе в том, чтобы прижаться к её шее, чувствуя быстрое сердцебиение губами и языком. Он не особо хочет оставлять метку (в любом случае, она может исцелиться в мгновение), но, когда он отстраняется, на её бледной коже расцветает фиолетовый засос, и она прижимает его голову обратно. Подавляя любые звуки, он пытается дышать сквозь накатывающие внизу живота волны удовольствия, от которых член становится ещё твёрже, а его бёдра подаются навстречу её. Он не может вспомнить ни одного раза, когда был настолько увлечён процессом, что ему приходилось заставлять себя сдерживаться. Она определённо менее скованна в проявлениях своего удовольствия. Через некоторое время в её движениях появляется дрожь. Её глаза расширяются в удивлении и сдавленный звук срывается с её губ, когда она опускает бёдра, полностью принимая его в себя. Она напрягается, цепляется за него так, что он не может отрицать боль, и он чувствует, как она трепещет в его руках, вздрагивая и хватая ртом воздух, когда кончает. Спустя несколько мгновений бездыханного молчания он двигается, чтобы покинуть её тело, но она сопротивляется, пытаясь удержать его внутри. — Не останавливайся… — выдыхает она, и по его телу пробегает дрожь. — …пожалуйста. Он переворачивает их, выходя из неё и прижимая к постели. Она обхватывает ногами его талию, и его рука возвращается к жару её тела, двигаясь медленно и проверяя, до сих пор ли ей больно. Её приглушённый выдох превращается в резкий вздох, когда он решительно толкается в неё, а затем двигает бёдрами назад. Она нетерпеливо кивает ему, и он вкладывает больше силы в следующий толчок, прикрывая глаза в поисках своего собственного удовольствия. Он ненавидит, что теперь всё становится только о нём. Ненавидит, что она наблюдает за ним. Ненавидит, как сильно увлечён, как чувствует быстро нарастающее напряжение. Больше всего он ненавидит, что сейчас, когда они зашли так далеко, он на самом деле не хочет, чтобы всё заканчивалось. Схватившись руками за его шею, она укладывает его голову на своё плечо, в то время как он слепо прижимается к ней бёдрами, теряя чувство ритма и приближаясь к разрядке. Кончая, он кусает свой кулак достаточно сильно, чтобы разорвать шов у основания указательного пальца, пока пережидает свой оргазм внутри неё. Не давая ему ни секунды опомниться, она тянет его голову вверх с того места, где он рядом с ней зарылся лицом в простыни, и прижимается своими губами к его испачканным губам в кровавом поцелуе, который длится до тех пор, пока он не чувствует, что теряет сознание от недостатка воздуха. После они какое-то время не двигаются, и он утрачивает всякое ощущение времени. Он мог бы задремать, но дыхание всё ещё не пришло в норму, а её рука в его волосах вынуждает пошевелиться. У него мелькает мысль, не подминает ли он её под себя. В конце концов, она всё ещё меньше его, даже если растёт с пугающей скоростью с тех пор, как они познакомились. Как ей удаётся накрыть их одеялом, пока он всё ещё лежит на ней, остаётся загадкой. Должно быть, она пихнула одеяло ногой достаточно высоко, чтобы ухватиться за край и накинуть на них. — Сэмпай. Было ошибкой обращаться к нему так в подобный момент. Даже если её голос хриплый от вожделения, а её руки всё ещё обнимают его, она снова возвела между ними стену. Ту самую, за которую он с таким трудом цеплялся, чтобы что-то, подобное этому, не произошло. Больше не откладывая, он скатывается с неё, его член с влажным звуком покидает её тело, и она вздрагивает. И он рад, что одеяло скрывает большую часть его тела теперь, когда всё это закончилось, а он лежит на спине и запускает руку в потные волосы. Она медленно поднимается и движется по комнате, собирая свою одежду. К тому времени, как она возвращается и подсаживается к нему на кровати, он успевает украдкой снять скользкий презерватив и натянуть брюки. Выражение её лица неожиданно сдержанное, руки разглаживают складки на юбке, а блузка застёгнута неправильно. — Спасибо, сэмпай, — она наклоняется и обхватывает ладонями его затылок. Син борется с желанием прижаться и поцеловать её, но это кажется таким неправильным, когда у него есть время подумать, а не когда это происходит в порыве страсти. В её глазах нет вызова. Только что-то вроде неуверенности. Она наклоняется вперёд, мимо него, и шепчет на ухо, опаляя своим дыханием кожу: — Мне правда понравился твой подарок. Затем она разворачивается, чтобы уйти. В дверях она останавливается и поворачивает к нему голову. Но что бы она ни собиралась сказать или сделать, она, похоже, передумала и вместо этого просто выключает свет и тихо закрывает за собой дверь. Он остаётся один в темноте, тело всё ещё горит, сердцебиение выходит из-под контроля, а их перемешавшийся пот высыхает на его коже. Как всегда, он желает что-то, что не сможет получить.