Легенда об ангеле, который прикоснулся к солнцу.

–Уж я не знаю, когда это всё происходило, может быть, ещё до появления рода человеческого, да и правда ли это – решать тебе. Но легенда эта стара, как мир, мой милый мальчик, а поэтому слушай внимательно и вникай.

Легенда об ангеле, который прикоснулся к солнцу.

Жил-был юный ангел, и был он бесконечно красив и прекрасен своими наивными зелёными глазами, милой улыбкой, мягкими блондинистыми волосами, роскошными белоснежными крыльями за спиной. Великолепие его и дружелюбие поражали всех близких ему, дарил он радость этому чудному миру. Ангелок этот жил в одном из божьих дворцов и был одним из приспешников самого Господа.

Не смотри на моё пепельное тело. Я хотел светить, но оно только медленно горело.

Но как-то раз захотелось ему бесконечно светить абсолютно для всех, и решил он коснуться Солнца, чтобы набраться от него драгоценного тёплого, белого света. Ангелок поднимался всё выше и выше и остановился, когда обнаружил, что вокруг бескрайняя темнота, и есть здесь только огромное Солнце. Он жмурится от проникающего повсюду бесконечного белого света. Жар пылающей звезды, яркие жёлтые блики и болезненно-красные полосы пламени. Что он всё же хочет? Обрести бессмертие? Бесконечно светить? Обуглить истиную красоту? Протягивает тоненькую ручку, игнорируя адский жар. На долю секунды ему всё же удаётся коснуться пылающего алым шара, но потом огонь разъедает кожу пальцев чёрными угольками, искры падают на тело, ладони покрываются слоем пепла, в стороны летят обожжённые перья. Неимоверно больно горят белоснежные ангельские крылья. Немой крик в темноте, ангел отпрянул назад, оступившись на невидимой ступеньке, упал и не может взлететь из-за сожжёных крыльев, беспомощно и громко взмахивает ими, но понимает, что это не поможет. В прострации он валится в глушашую неизвестность, пытаясь взглядом зацепится за что-нибудь, но напрасно, здесь только вечно горящий пожар посреди непроглядной темноты.

Но ошибся видимо в расчётах и хотел немного света, Но споткнулся, обжигая щёки, и упал. Не смотри на нас, как будто бы на монстров: "Дорогая, просто мы из тех Кто прикоснулся к Солнцу и сгорел..."

Ангел проснулся от трели прекрасных птиц, мягкого утреннего света. Он очутился в спальне одного из дворцов самого Бога. Чёрнолицая боль шумит на кончиках перевязанных пальцев правой руки, на предплечье, разорванных тканях груди. Но больше всего пронзает жжением обуглившиеся крылья. В окне напротив кровати с мягкими простынями увядшие в зелени ивы, шумит вода в фонтанчике, недалеко белеет мрамором ещё один дворец в вышине облаков. Знакомое место. Он сглупил и, пытаясь светить, сгорел. А ведь ангелам не положено умирать, поэтому теперь ему придётся страдать от боли ещё одну вечность. Если, конечно, никто не любит его всем сердцем, настолько, чтобы забрать страдания этого бедного ангела себе. Ты же знаешь, что сила любви – самая мощнейшая сила на всём белом свете?

Мне всё равно бессмертие иль погост, Но родная, я прошу ответь мне на один вопрос, Прошу... "Жить чтоб была память или скоротечно? Искусство в одном миге или всё же в бесконечности?"

Не знаешь?

×××

Глеб опустошённо глядит перед собой. Мутная зелень глаз отражает тяжесть внутри. Скрученные ощущения запихали в него, и теперь они хотят разорвать тело на кровавые куски, запачкав простыни. Солнечная боль до сих пор отдавалась во всём теле жжением, но стало плевать. В голове было пусто, он смотрит на свои пальцы и вспоминает тот миг, в который он коснулся одинокой звезды. В сознании не роилось ни одной мысли, и Голубин глядит в окно, терпя боль и тяжело дыша. Сейчас уже ничего не изменишь, а это послужит уроком глупому и наивному Глебу, который хотел светить абсолютно для всех, а в итоге не смог совершенно никому. Но ведь всем светить невозможно? Поэтому нужно просто найти одного человека, и... Парень поднимает голову на шум и видит входящего в светлую комнату Артёма. На брюнете длинная и мягкая рубашка из льна, на фоне белоснежной комнаты, его волосы кажутся темнее, а глаза ярче, словно голубое-голубое небо в жаркий летний день, на котором ни облачка, пёрышки сложенных за спиной крыльев переливаются. Глеб приподнимается и льстится к своему любимому ангелу. Тёма широко улыбается, принимая в свои объятия мальчика и садится рядом на кровать. Блондин ощущает любимый запах солёной карамели, жадно его вдыхая, уткнувшись носом в чужое плечо. Хочется в этом запахе раствориться и обо всём забыть. Голубин в миг ослаб, ощущая вселенскую усталость, и повалился на взбитые подушки, утягивая Тёму за собой. Парень одной рукой обнимал, успокаивая на груди, Глеба, а другой подпёр свою голову. – Что с тобой, малыш? – Если честно, парень уже слышал историю, но менее шокированным от вида Глеба не стал. Тот поднял на него свои зелёные глаза, в которых бликами переливалась немая боль. Блондин замер, уткнувшись взглядом в лицо напротив. Мягкие карамельные волосы Артёма поблёскивали прядками на солнце, два глубоких лазурно-синих океана смотрели с заботой и волнением, малиновые губы слегка приоткрыты в недоумении. – Хотел светить. – Парень грустно улыбнулся, сверкнув слезами. Не выдержав, он уткнулся в чужую грудь, расплакавшись от боли, собственной глупости и наивности. Артём аккуратно прижал к себе дрожащее тело, гладя ладонями по худой спине, из которой,торчали сложенные обугленные крылья. Когда Глеб чуть отстранился, Кулик принялся стягивать с его мраморного тела кремовую футболку размера на три больше самого парня. На коже тут и там зияли страшно-розовым ожоги, запёкшаяся кровь чернела обугленными ранами. – Солнце, оно же такое безобидное с виду, а на самом деле бурлит сотнями градусов по Цельсию. – Глеб печально уставился на намокшую от слёз белоснежную рубашку брюнета, пока тот разглядывал заплаканного парня, отросшие блондинистые волосы растрёпаны и лезут в глаза, алые раны ещё больше подчёркивают чистую белизну кожи, испачканные кое-где пеплом ладони потрясываются, а слипшиеся в треугольники реснички подрагивают на полуприкрытых веках. – Тебе так долго страдать теперь, Глебушек. Ты же знаешь, какая ангельская кожа нежная. – Шепчет Кулик и, печально глядя в упор, не сдерживаясь, поднимает Голубина за подбородок и, пока тот недоумевает, прижимается отчаянно к пухлым покусанным губам. По-детски невинно, порывом каких-то неописуемых чувств, не из пошлости или желания, а из самой светлой любви, которая только может быть. Поцелуй сначала выходит каким-то сухим и жалобным, но когда блондин отвечает, то перетекает в плавный и отчаянно нежный. Тёма с искренними эмоциями пытается передать всё своё сожаление, медленно оттягивает нижнюю губу, касается чужого языка своим. Глеб кладёт ладошки на чужую шею и углубляет поцелуй. Кулик чувствует солёный привкус горячих слёз и дикое желание помочь, зарываясь в светлые пряди. Оба отдаются друг другу быстро, стремительно и не думая о последствиях, выражают свою любовь через шёлковые прикосновения, судорожные вдохи и шёпотом сказанные имена. Они отрываются друг от друга, но прикасаются лбами, не прерывая зрительного контакта, застенчиво улыбаясь. Глеб краснеет и прячет лицо в мягких объятиях. Он почему-то перестаёт чувствовать боль в предплечье и удивнённо глядит на быстро затягивающуюся кожу. Белыми, мраморными шрамами переливаются ладони и запястья. Голубин заворажённо смотрит на своё тело. Брюнет на это приторными губами чмокает такие же приторные, распухшие от поцелуя губы напротив и кладёт чужую голову к себе на грудь, поудобнее устраиваясь головой на изголовье кровати и овивая руками худощавое тело Голубина. Тот лишь умиротворенно сопит в артёмово плечо с лёгкой улыбкой. – Ты для меня и так самое светлое из всего, что только можно найти в этой бесконечной Вселенной.

Не смотри. Не смотри на нас, как будто бы на монстров. "Дорогая, ты пойми – мы просто прикоснувшиеся к Солнцу..."