***
Чимин много думал о словах Тэхена, анализировал и переосмыслял. Ким, в каком-то роде, был прав. И хотя Пак преуспевал во всех темах, над которыми ему приходилось работать, идея о написании статьи про маньяка-убийцу не вселяла уверенности. Чимин долго всматривался в распечатанный план, услужливо протянутый директором, и пытался читать между строк. Все это походило на гребанный цирк: сама идея, ее воплощение, а самое главное — сияющая в глазах директора надежда; надежда в то, что эта статья действительно спасет положение редакции и повысит спрос у покупателей. И ситуация выглядела бы комично, если бы не так печально. Чимину предстоит сделать отважный шаг. Он долго обмозговывал решение, разбирал по частям, как LEGO, а затем снова скреплял. С одной стороны, он имеет право не соглашаться и отступить. Снова погрузится в рутину: описывать скучные новости из неинтересного мира политики, бегать по кабинетам и маячить под дверью главного редактора, в ожидании вердикта директора о проделанной работе. И такая обыденность парню по душе. Он любит делать свою работу, с каждым разом выполняя ее всё более качественней и интересней. Потребность в вечном деле и желание хвататься за все, что под руку попадет, не дает Чимину сидеть месте ровно. Он может заниматься этим днями напролет, не заботясь о своем здоровье и внешнем виде, потому что так сильно любит дело, которому посветил свою жизнь. Но с другой стороны, если работы не будет? В чем тогда смысл? Дела редакции в последнее время идут туго. Каждый работник выжимает из себя максимум, чтобы оставаться на плаву и удерживать интерес читателей. Но из-за конкурентов, чье превосходство слишком ярко ощущается, это делать становится гораздо сложнее. Пока что они отчаянно пытаются держаться за веревку, но та уже совсем скоро оборвется и что тогда? Работы станет меньше, зарплаты тоже, а выбор читателя уйдет к другим. Чимина больше не будут считать востребованным специалистом из-за отсутствия интересных статей, и он потеряет все труды, над которыми работал годами. Может, это их последний шанс достичь золотой жилы? Возможно, это действительно отличная идея? Ведь, если хорошенько подумать, люди любят острые темы. Любят ощущение страха, когда кровь застывает в жилах, когда все внутри сворачивается от накапливающегося адреналина. Им нравится ощущать себя беспомощными, нравится обсуждать свои чувства, обсасывать каждую эмоцию. Народу нравится ощущать себя причастными, им хочется кого-нибудь обсуждать. И не важно хвалить или же ненавидеть. Им нужен кто-то, кто сможет стать отличной темой для разговоров. К тому же, Чимин имеет красивый, складный язык. Ему, как и Тэхену, удастся написать, как надо — горячо, с щепоткой жестокости и пробирающего до костей ужаса, но в меру клишировано и заумно. Именно так, как и нравится людям. Пак отрывает взгляд от своих пухлых ладоней и исподлобья наблюдает за Чхве. Тот явно волнуется, слегка покачиваясь на кожаном стуле. Он крутит карандаш между пальцев и хмурится, когда встречается с темным взглядом, внутри всё сжимается, ожидая самого худшего от Чимина, но юноша вразрез его мыслям отвечает: — Хорошо, я согласен. Директор выпрямляется, одобрительно качает головой и хвалит его за понимание. Чимин совсем не уверен в своих силах, что случается с ним крайне редко, но надеется, что в итоге выйдет на самый лучший результат, затмив своей статьей попытки конкурентов их обогнать. — Я сделаю все, что в моих силах, — и уходит, уводя за собой хмурого Тэхена.***
— И что это было? — Тэхен хватает Чимина под руку, разворачивая хрупкое тело омеги к себе лицом. Пак руку не вырывает, но Киму удается сжать свою ладонь и доставить глухую боль даже через толстую ткань пиджака. — Ты совсем спятил что ли? — не унимается он, во всю скрипя зубами, — Какого хрена ты согласился? Мы же договаривались! — на этот раз Чимин руку одергивает, желая поправить туго затянутый на шее галстук. — Да, я знаю, — спокойно отвечает он, на что получает гневный вздох. — И? Ты же понимаешь, что только что, в том ебаном кабинете, ты вырыл себе собственноручно яму, — Тэхен устало валится на стоящий в коридоре мягкий диванчик и прикладывает руку ко лбу, проверяя свою температуру. Из-за резкой смены эмоций ему стало нехорошо. — Я понимаю, — кивает Пак, присаживаясь рядом. Он укладывает руки на коленки и, как и Ким, несколько безмолвных секунд смотрит в одну точку, пока не решается продолжить. — Тэ, я знаю, что для тебя это нечто за гранью адекватного, но послушай… — Для меня это, в первую очередь, риск, — Тэхен косится на юношу, и тот поворачивается, утыкается взглядом в стеклянные глаза. Пак с силой сжимает край пиджака, под весом тяжелого взора постепенно теряя всю свою былую уверенность. Чимин — профессионал, но он тоже умеет сомневаться и бояться, как обычный человек. — На работу я могу потратить слишком много времени, сил, а в итоге — с крахом провалиться. Даже не затрагивая то, что нужно писать о Чон Чонгуке, чья репутация, мягко сказать, оставляет желать лучшего в принципе, я могу не справится с самой темой. Не суметь передать читателю нужные эмоции и утратить много важной информации в процессе. Чимин, я не глупый, прекрасно осознаю, что эта статья — отличный шанс вырваться вперед, но также прекрасный способ пообрубать оставшиеся тросы, на которых мы с трудом держимся. И сгубить себя, как хорошего журналиста. Слишком много стоит на кону: репутация редакции, репутация работников и неизвестность будущего. Неужели тебя не пугает это, Пак? — Тэхен заканчивает свой монолог совсем тихим голосом. Кажется, еще чуть-чуть и он сорвется на плач. Они смотрят друг на друга, а в груди третья мировая, потому что в мыслях черт ногу сломит. И во всем этом вихре мусора, Чимин безуспешно пытается выудить нужное. Выудить достойный ответ на вопрос Кима, а главное, на свой: «Готов ли я сейчас пожертвовать всем?» Спустя несколько длительных минут, Чимин вбирает в легкие побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выдать вполне утвердительный ответ: — Просто поверь в меня. Я не подведу. — он быстро встал и скорым шагом скрылся за дверью своего кабинета. Это совсем не то, что хотел услышать Тэхен, и Чимин об этом знает. Только надеется, что Ким улыбнулся и одними губами произнес, что всегда в него верил.***
Сегодня день икс, который, к слову, начался совершенно обыденно. С горячей чашки неразбавленного кофе и порцией хорошо прожаренной яичницы. Чимин снова провел трапезу за экраном своего ноутбука и просмотром серии какой-то дорамы. А после, быстро одевшись и уложив легкие пряди блондинистых волос, Чимин внимательно рассмотрел каждый миллиметр своего рабочего костюма, поправил галстук и улыбнулся себе в зеркало, выходя на лестничную площадку. Подъехав к дверям высокого застекленного здания, их офиса, Чимин вышел из машины, буднично проверяя время на наручных часах. Его уже должны ждать сотрудники полиции и личный секретарь директора, с которыми Пак отправится в отделение для подписи бумаг о проведении встреч с заключенным.***
СИЗО — место, где от стен веет пронзающим кожу холодом, ужасом и жгучей болью. Железные двери здесь хранят в себе морозящие душу истории, которые за их пределами никто больше не услышит с той тяжестью и толикой вины в голосе, с которой они были рассказаны. Словно старые потрепанные книги, комнаты здесь берегут людские страдания и искренние эмоции. Все это место будто под завязку пропитано человеческим горем. Чимин ощущает, как его охватывает волна ужаса. Здание СИЗО будто живое — имеет свои секреты, чужие чувства и является без пяти минут отправной точкой к бессмысленной жизни. Не многие имеют возможность выбраться сухими, после попадания сюда, и также не всем удается вернуться к прошлой рутине, потому что, к сожалению, чему быть — того не миновать. И здесь эта поговорка ощущается еще более остро. Чимин бредет по темным коридорам, окруженный полицейскими и секретарем Кимом под боком, и старается осмотреться. Правда, от него это желание постепенно уходит, чувствуя кожей мерзкое чувство безысходности. Они подходят к нужному им кабинету, и сопровождающие парочку покидают. На смену им, в кабинете их встречает молодой лейтенант, лет двадцати шести. Высокий, улыбчивый юноша, с очаровательными ямочками на пухлых щеках и со светлой копной волос. Он приглашает гостей сесть на стулья перед его рабочим столом. — Ким Намджун, — учтиво представляется парень, протягивая руку Чимину. Пак разглядывает миловидные черты лица, отмечая красивые темно-серые глаза, и смущенно пожимает большую ладонь. Пак чувствует тонкий шлейф арбуза и улыбается шире. Перед ним стоит симпатичный молодой альфа с приятным голосом и мягкой кожей. — Пак Чимин — журналист, — секретарь ловит чиминов взгляд и понимает, что Пак залип на красивого лейтенанта и уже нескоро выйдет из своего омежьего астрала, поэтому решает взять ситуацию в свои руки. — А я Ким Сокджин — его ассистент. Приятно познакомится, — Намджун также жмет Джину руку, и они наконец усаживаются по своим местам. — Ваша задача подписать договор в указанном месте. Вы же снимать не собираетесь? — уточняет приятный голос. — Нет-нет, у нас только печать, — отвечает Сокджин и приветливо улыбается. Чимин следует его примеру, когда изучающий взгляд альфы доходит до него. Вскоре, для Чимина все происходящее вне его разума обращается в белый шум. Секретарь Ким внимательно вчитывается в договор и слушает указания лейтенанта, а Чимину даже делать вид, что он задействован в процессе, не хочется. Он наблюдает то за красивым альфой в костюме, то за Сокджином и пытается унять давящее волнение. Всего одна подпись, и он будет оторван от внешнего мира на несколько месяцев. Всего одна подпись, и обратного пути нет. Всего одна маленькая, совсем незначительная подпись — и его жизнь либо перевернется с ног на голову, либо… Нет, определенно, она уже не будет прежней. Чимина настигает страх за будущее. Он пытается не думать о возможном провале, подавлять в себе свою неуверенность, но снова и снова возвращается к навязчивой идее о том, что он поступил неправильно. Он осознал свою роль в этом, и теперь его не оставляет и чувство ответственности. На плечи юноши возложена надежда сотни людей, которая для них значит куда больше, чем обычные слова или мнимые желания. Для многих итог может привести к плачевному исходу. И Чимин должен сделать все возможное, чтобы их не подвести. Пак дрожащей рукой ставит подпись в указанном месте и пустым взглядом сверлит документ, что Намджун отложил на угол стола. — Замечательно! — альфа снова натягивает добрую улыбку и сцепляет руки в замок, — Мои люди подойдут, когда заключенный будет готов говорить. Может, вы хотите кофе или чай? — Чимин выгибает бровь, потому что Намджун начинает напрягать своей жизнерадостностью. Разве в таких местах, где за решетками держат настоящих чудовищ, положено выглядеть настолько счастливо? — Кофе, если можно, — кивает Сокджин, — А тебе, Чимин-а? — Чимин качает головой в разные стороны и напрягается сильнее. Настолько сильно, что на лбу выступают капельки пота, а на шее взбухает толстая вена. Намджун кивает своим сотрудникам и продолжает мило улыбаться, и, если честно, от такой улыбки Чимина в дрожь бросает. Она уютная и теплая, но при этом слишком широкая и немного пугающая. Ким смотрит на Пака, что уже испепелил его взглядом, и его улыбка с лица чуть спадает, открывая вид на темно-серые глаза. Чимин сглатывает, потому что черные зрачки приобретают нездоровый блеск, явно не сулящий ничего положительного. Намджун точно видит, что Чимин хочет что-то сказать, поэтому ожидающе смотрит и слегка вздергивает подбородок, побуждая на озвучивание его мыслей. Чимин сдается. — Вы, эм… Вы серьезно? — Ким снова улыбается, а Чимин, не замечая, без смущения продолжает, — У нас не будет, эм… Инструктажа? Мы же сейчас встретимся с самым настоящим маньяком! И… Вы, типа… предлагаете нам кофе? — Намджун тихо смеется на возмущения Чимина, и кивает головой. — Ну что Вы, журналист Пак. Не бойтесь. Наши люди будут с вами в помещении… — Я не боюсь! — нагло перебивает Чимин, — Мне просто кажется, что это немного странно, вот и все. — на его бурчания Намджун снисходительно хмыкает. Секретарь Ким, своим мягким местом ощущая странную ауру, исходящую от Чимина, вовлекает лейтенанта в оживленный разговор. К этому моменту ему уже принесли кофе, и он осматривал помещение, пытаясь отвлечь Кима от ворчащего Пака. Что правда, то правда. Чимин не боится встречи с Чон Чонгуком. Где-то на подсознательном уровне, юноша уверен в том, что она пройдет, если и не хорошо, то нейтрально. Единственное, что его волнует — несговорчивость преступника. Он ведь может ничего не рассказать! А у Чимина сроки, и ему нужно написать статью, потому долго церемонится на выпытывание информации ему не хочется. Если будет нужно — сам полезет за решетку и пригрозит дулом у виска. Работа. Ее потеря. Вот чего действительно он боится. Но, блять… А вдруг что? Глупо надеется на адекватность парня-убийцы, потому что он априори неадекватный. Намджун опять улыбается напоследок, задерживая свой взгляд на Паке, а затем Чимин с секретарем и парочкой полицейских покидают его кабинет. Сокджин нагоняет Пака и приобнимает его за плечи, ровняя темп. Он наклоняется к уху и еле слышно шепчет, чтобы сотрудники его, не дай Бог, не услышали. — А лейтенант Ким на тебя очень пристально смотрел. — М? Когда? — Чимин видел его взгляды и, если честно, ему это не кажется милым. Он не любит, когда на него в упор таращатся, как на экспонат в музее, поэтому сейчас морщит свой нос, на что Джин хихикает, как маленькая девочка. — Когда я подписывал бумаги. Он украдкой наблюдал за тобой и улыбался. Это было мило. Кажется, ты ему понравился, — Чимин фыркает, скидывая с себя чужие руки. Намджун красивый альфа, с приятным запахом, но все же он какой-то странный. — Не говори глупостей. — он отворачивается и уже не видит, как Джин за его спиной закатывает глаза.***
Чимин входит следом за мужчинами в бронежилетах и с оружием наперевес в маленькую тускло освещённую комнату. Он обводит взглядом интерьер, что представлял собой абсолютное ничего, кроме стула в углу и разделяющей комнату на две части решетки. Лампа светит неярко, а запах сырости и плесени забивается в нос, заставляя поморщится. Тут пыль в воздухе летает и, кажется, чистого кислорода совсем нет. Стены, окрашенные в грязно-желтый, не пестрят аккуратностью. Где-то краска сошла, обнажив неоштукатуренные стены, где-то нещадно запачкана. На окнах уже изрядно погнутые решетки, и сами окна по размеру куда меньше, чем в обычных домах. Пол также не особо привлекателен: толстым слоем на нем лежит пыль и мелкий песок. Если коридор и кабинет лейтенанта Кима выглядели, действительно, как подобает — скромненько, но со вкусом — то здесь же все выглядит, как самый худший недоделанный ремонт. Как самая настоящая будка для собаки. Должно быть, люди думают, что человеку, сошедшему с ума, комфортны подобные условия. Да, в своей жизни не все способны понимать грань дозволенного и ограничивать себя в общепринятые рамки, но это не значит, что подобные индивиды — не люди. К чему такое отношение? Полицейские перед носом Пака расступаются по углам, открывая обзор на избитую решетку с крупными металлическими прутьями. Она вся погнута, поцарапана и выглядит не так презентабельно, как в голливудских фильмах. Свет лампы не отражается о когда-то начищенную до блеска железную поверхность, потому атмосфера вокруг вновь приобретает нескрываемую жалость. По крайней мере, для Чимина. Взгляд скользит по немытому полу, затем по такой же грязной и пыльной кушетке и останавливается, когда доходит до рыжей ткани костюма. Чимин поднимает глаза выше, тут же отшатываясь, чувствуя россыпь мурашек на спине. На него смотрит пара черных глаз, и Пак, сглатывая вязкую слюну, застывает на месте. Затхлый воздух растворяется в легких, и Чимина толкает в плечо Ким, спрашивая почему тот встал, как вкопанный. Омега отводит взгляд и проходит к одинокому, стоящему в углу, стулу. Пока журналист усаживается на свое рабочее места, он чувствует, как его спину обдает жаром. На вид молодой черноволосый альфа нахально изучает нового для него человека, и Чимину отчего-то становится не по себе. Чонгук осматривает каждую деталь рабочего костюма Чимина, переходит к его блондинистым волосам, а потом вновь возвращается к глазам и невольно вжимается в стену позади себя. Чимин смотрит на него, а Чонгук в миг бледнеет, желая стать бесформенным комочком чего-то, слабо напоминающего человека. Он видит в чужих зрачках недоверие и отчаянье, которое видеть не хочет. Чимин уводит взгляд в бок, настраиваясь на правильный лад. Разгоняет, словно муху, ненужные на работе эмоции. Сейчас он — профессионал. Так, наверное, стоит вести себя подобающе? Пялится на убийцу, как-то, не очень. Вдруг сочтет за излишнюю агрессию. Хотя, по нему не скажешь. Трясется весь и не двигается, будто к месту прирос. — Секретарь Ким, пожалуйста, — дает команду Чимин, и Джин кивает, включая запись на диктофоне. Высокие нотки голоса Пака растворяются в тишине, пока Чимин пробегает взглядом по составленному ранее директором плану. Омега грузно выдыхает, отрывая взгляд от последних слов и принимается говорить. — Журналист Пак, редакция «World view». Чон Чонгук, я задам вам вопросы, касаемо вашей… Прошедшей деятельности, — Чонгук видно напрягается, что не ускользает от внимания Пака, но он упрямо игнорирует эту деталь, продолжая свой монолог, — Прошу Вас отвечать мне честно, желательно описывать в красках. Главное — не молчите. Чимин устало окидывает напуганного Чонгука взором и про себя тихо смеется. Разве может парень, безжалостно распарывающий животы своим жертвам, так натурально нервничать и бояться? Звучит, как самый настоящий анекдот. Взгляд Чона являет страх. Да и сам юноша выглядит загнанным в угол котенком, он моргает глазами, по-детски наивно и определенно страшится. Внутри Чимина от такого вида Чонгука разгорается целый ураган, и на загривке волосы дыбом встают, пронзая тело мелкой дрожью. Его окутывает теплота и непонятно откуда взявшееся материнское чувство, будто Чон — его маленькое дитя. Сидит перед своей мамой и просит о помощи одним только взглядом… Чимина мягко трогают за плечо. Сокджин хмурит брови, и Пак одергивает от себя вязкое ощущение тепла. Наверняка, Чонгук использовал эту уловку при совершении преступлений. Стоит записать… Джин над ухом чуть ли не взвывает, показывая, что Чимину стоит продолжать, потому что он задерживает не только самого себя, но и дядечек-полицейских. Пак кивает. — Итак, я, с Вашего позволения, начну свой опрос. — прокашлявшись, безразлично произносит омега, — Расскажите, когда вы совершили свое первое убийство, что вы чувствовали в тот момент? Эйфорию? Может, страх? Вам понравилось видеть чьи-то страдания? Что побудило вас совершать убийства и дальше? Создавать ужасающие скульптуры из конечностей жертв? — вопросы сыпались на замершего Чона, и бились о голову, подобно каплям дождя. Он хлопал глазами и непонимающе осматривал исподлобья наблюдающего за ним Чимина. Тот, в свою очередь откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу, и крутил ручку в руках, равнодушно прожигая Чонгука взглядом. И брюнет еще больше сжимается, ему хочется растворится, потому что он совсем не понимает, что ему говорить и делать. Чимин начинает потихоньку волноваться: Чонгук молчит, сжимает губы в полосочку. Глядит удивленно, будто в первый раз обо всем этом слышит. Н-да… Все идет в точности так, как и боялся Чимин. Чон молчит, не желая говорить. — Что ж, спрошу по-другому, — не оставляет попыток Чимин, — О чем Вы думали, создавая поистине ужасающие картины из органов ни в чем неповинных жертв? Какие мысли одолевали Вас, когда Вы снова и снова убивали омег и альф? Когда вырезали их глаза, насаживали руки и ноги на заготовленные прутья? Какие цели вы преследовали? Хотели стать знаменитым? Хотели, чтобы Вас запомнили, как творца? Расскажите мне, Чонгук, что Вы чувствовали, пачкая в чужой, некогда теплой крови, свои руки? — Чонгук, кажется, совсем сломался, потому что взгляд Чимина стал увереннее и напористее. Он облокотил корпус вниз, удерживаясь на коленях локтями, и совсем не моргал, давая понять, что сегодня без информации точно никуда не уйдет. А Чонгуку страшно. Даже не так… Он в ужасе! Журналист явно бредит, потому что Чонгук никогда в жизни не совершал подобного… Он обычный студент, живет в обычной квартире, наслаждается типичными буднями, ходит по клубам и не спит ночами за конспектами. Встречается с омегами и водит их на романтические свидания. И никогда в жизни Чонгук не позволял себе причинять вред окружающим! Любая кошка в этом чертовом городе сможет доказать это! — Он не хочет говорить, — осторожно шепчет Сокджин. Чимин внутри от раздражения взрывается, потому что ему осточертело сидеть и играть в переглядки. Он согласно кивает и кривится в гримасе недовольства. — Попроси работников оставить нас наедине. Джин удивленно вскидывает брови. — Ты что, с ума сошел? — Возможно, — беззлобно усмехается омега, — Просто сделай, как я говорю. — Как скажешь. — Ким спорить не стал. Чимин здесь главный, и сам знает, как ему работать комфортнее. Он выводит полицейских за собой и осторожно прикрывает дверь. Чимин берет стул за спинку, и нелепо перетаптываясь, ставит его напротив решетки. Паку совсем башню снесло. С мясом вырвало, похоже. Иначе, он сам не понимает, что творит. Но решает пустить все на самотек. Как говорится, по пизде. Будь что будет. Он усаживается на стул, закидывая ногу на ногу. Чонгук внимательно следит за ним, и когда осознает, что они остались наедине, даже как-то расслабляется. Но только внешне. Внутренне же, ему по-прежнему не спокойно. — Чонгук, сколько Вам лет? — журналист решает идти другим путем. В обходную. Парня надо чуть отвлечь. Чон сглатывает, и, наконец-то, подает голос. Слабо, хрипло, но все же. — Двадцать три, — Чимин мысленно поражается их разнице, потому что Чонгук его младше, а уже имеет такую… Славу. — Я вас старше, — подмечает Пак и улыбается, — На два года. Чонгук попадает под светлые лучи доброй улыбки. Впервые за несколько недель его пребывания здесь ему кто-то улыбнулся. Столь тепло и непринужденно, будто они знакомы целую вечность, и плевать, что всего несколько минут. Чон тоже старается поднять уголки губ, которые так и норовят снова опуститься. Пак это замечает, и его опять пробивает особая нежность, он смотрит на Чонгука всего секунду, не скрывая улыбки. Но и от нее не остается и следа, унося за собой добрый тон в голосе. Чимин хватки не ослабляет. — Так… Почему Вы ни о чем не рассказываете, Чонгук? — напрямую спрашивает журналист. Он думает, что сейчас Чон, как цепная собака набросится на прутья решетки и начнет буянить, но нет. Чонгук часто моргает, а осознание своей беспомощности вновь бьет ему под дых; он продолжает моргать, будто вот-вот заплачет. — Я же попросил Вас не молчать. — более грубее вторит Пак, но тут же остывает, когда до слуха доходят тихие всхлипы. Только этого не хватало. — Я… Я не виновен, — вполголоса шептал Чонгук, качая головой в разные стороны. В носу уже начинает болезненно щепать, а переполняющая печаль выходит наружу, лезвием проходясь по всем внутренностям, спутывая в голове мысли в шерстяной клубок и выливаясь по итогу вместе с крупными слезами, — Я не виновен, — словно мантру повторяет Чон, наблюдая, как на тыльные стороны ладоней приземляются горестные капли, — Не виновен… Чимин устало вздохнул. Конечно, он не виновен. Он ведь совершенно случайно оказался в камере, имея на плечах огромный список без вести пропавших тел, так и ненайденных трупов и те страшные фотографии прогнивших скульптур. — Журналист Пак, — юноша вытер соленые капли с подбородка и посмотрел на омегу. — Позвольте мне рассказать вам всю правду, пожалуйста, только поверьте мне. — жалобно просит альфа, — Я правда не виновен, журналист Пак, — голос Чонгука предательски дрожит, а Чимин закатывает глаза от всей этой наигранной картины. Он уже собирался встать, чтобы уйти и оставить все свои сегодняшние надежды на нормальное интервью здесь. Но не смог: Чонгук продолжал говорить. — Я заканчиваю Технический Национальной ВУЗ Сеула, живу обычной жизнью студента. Как и все обычные парни, люблю гулять по клубам и, да, я иногда с друзьями выпиваю, но никогда не причиняю другим вреда! Я не помню, как оказался за решеткой и что со мной приключилось. Я заснул в своей квартире, а проснулся уже здесь. Не понимаю, откуда все взяли, что именно я убил тех людей! Пожалуйста, журналист Пак, помогите мне доказать свою невиновность… — С чего бы мне помогать убийце? — прервал Чона Пак, хмыкая и скрещивая руки на груди. — Это не в моих принципах, прости уж. — Чимин явно шутит на глупую надежду Чонгука, но младший не утихает, будто хватается за Чимина, как за последний оставшийся в океане спасательный круг. — Это будет сделать очень просто! В последнее время из дома я выбирался только в университет, и даже на камерах видеонаблюдения в моем доме Вы можете увидеть это! Правда! Журналист Пак, прошу Вас, — Чонгук переходит на шепот, но Чимин сегодня препираться явно не в духе. — Исключено. — раздраженно шипит Пак, — Я не занимаюсь благотворительностью. Всего доброго, — Чимин разворачивается на пятке и быстрыми шагами направляется к двери, пока его снова настигает тонкий голос альфы. — Когда вы все-таки напишете статью про меня, прошу, оставьте в конце послание моим родителям. Я искренне сожалею, что все так вышло. Чимин открывает дверь, игнорируя слова Чонгука, и выходит в коридор. На сегодня интервью закрыто. Чимин еще вернется сюда. Он не собирается оставлять попыток докопаться до истины. Журналист уходит из здания СИЗО с мерзким щемящим в груди чувством, которое не оставляет его до самого дома.