I'm not fine

— Есть ли пациент, который Вам запомнился? — включив диктофон, спрашивает журналист, сидящий в кресле напротив. Молодой паренёк, который по всей видимости только начинает свою карьеру и очень нервничает. В его руках тихонько подрагивает диктофон и листочек с вопросами, который уже измят.  — Да, это был один агрессивный айдол, — Осаму же разместился на мятном диванчике в своем кабинете. Слегка непривычно, у него первый раз в жизни берут интервью, да он тоже немного нервничает, но спокойное выражение лица не подает признаков волнения, ведь тогда будет еще сложнее.  — Почему был?  — А можно другой вопрос? *** Дазай Осаму, двадцать два года, альфа, врач психиатрической клиники «Всё в порядке», а еще сыночек главврача. Именно поэтому диплом купленный, а в медицинском он был от силы года четыре. К работе относится несерьезно, но несмотря на это хороший специалист со своим подходом к пациентам. Часто играет в карты с пациентами, чей диагноз — шизофрения. Иногда обсуждает со старушками цены на гречку и их непутевых внуков. ***  — А Вы можете сказать кто это?  — Это врачебная тайна, а еще сейчас он довольно знаменит, поэтом не могу.  — А какой у него был диагноз? -............................. Накахара Чуя, девятнадцать лет, омега, стажер в одном агентстве и, возможно, будущий айдол. Попал в клинику «всё в порядке» благодаря менеджеру с диагнозом анорексия второй стадии и булимия. Нет никакого желания существовать. В такие клиники с РПП (расстройство пищеварительного поведения) добровольно никто не приезжает. Не потому что нельзя, а потому чаще всего таких привозят в реанимацию, где те лежат какое-то время. Таким же путем сюда приехал рыжий омега. Четыре дня в реанимации и только потом в нормальную палату. Мать парня настояла на исключительно одиночной вип палате, несмотря на её стоимость и то, что анорексикам лучше жить в обществе себе подобных на время лечения. Пацанчик попал в категорию тех пациентов, с которыми трудно выйти на контакт и заставить что-то делать во благо себе, такие бесили и усложняли и без того непростую работу. В светлую ординаторскую заходит молодая санитарка по имени Хигучи Ичиё. В тонких дамских ручках довольно толстенькая папка. Карточка и истории болезней с разных больниц. Она кладет эту стопку на начало стола, который стоял посередине большой комнаты. Приходу девушки, конечно же, никто не обрадовался. Жаркий и погожий июльский денёк, работать вообще не хочется, а тут кого-то припёрли. Сейчас бы к морю, с коктейлем, под зонтиком и с красивейшими девушками, а не вот это всё. Дазай невольно засмотрелся на имя, напечатанное на папках, пока остальные коллеги щебетали между собой.  — Кого ты нам на этот раз принесла? — с ухмылочкой и вздохом, спрашивает Йосано-сан. Просто гениальный врач гастро отделения, уважение к ней проявляет даже сам Осаму, которому обычно по боку на своих коллег.  — Чуя Накахара, девятнадцать лет. Анорексия второй стадии, — открывая содержимое папок вычитывает она.  — Ууу, неужели среди анорексичек парень появится?  — Появится, только не факт, что они его увидят. Он в одиночной вип палате. После реанимации даже родную мать к себе не пускает, — пока Хигучи рассказывала про нового пациента, в ординаторскую зашел сам «Босс» клиники. Огай Мори является главным психиатром, а еще по совместительству отцом той скумбрии, которая уже месяц косит от бумажной работы. С его приходом все сразу стали копошиться в своих бумагах, смотреть куда угодно лишь бы не в глаза начальнику. По комнате, залитой солнечным светом, пробежался холодок неуверенности и доли страха.  — По-моему истории пациентов — это не судебные слушания и не сказки для публичного прослушивания, Хигучи-тян, — его взгляд холоден, как обычно собственно. По его лицу никогда нельзя было сказать, что на уме. О чем говорить? Он мог уволить кого-то с легкой улыбкой, которая должна была сопровождать слова о повышении.  — Извините, Мори-сан, — девушка кивает головой и спешит удалиться на стойку регистрации. Огай обводит взглядом кабинет, а точнее его обитателей.  — Полная клиника больных, а основной состав врачей сидит здесь.Не стыдно?  — Мори-сан, у нас и всех пациентов сейчас обед, думаю, если мы все позволим себе хотя бы десять минут отдохнуть, то мир не рухнет, — положив голову на стол, бормотал его сынишка.  — Сядь нормально ради всего святого! — шепотом на него ругается рядом сидящий Куникида и встряхивает за ворот. Куникида неплохой малый, но бывает таким занудой, что блевать хочется. В особенности он становится таким в присутствии отца Дазая. Этого длинноволосого блондина никогда не смущало то, что Осаму воспитывает он, а не Огай, казалось, что так всегда и было. В детском саду Доппо-кун учил читать ничего не хотевшего шатена, в школе вытаскивал его из драк, а в студенчестве был рядом во времена тяжелого похмелья, укрывая Дазая у себя от батиного гнева.  — Доктор Дазай, скажите мне пожалуйста. Сколько нужно человеку, чтобы умереть от удушья или недостатка кислорода?  — Не более пяти минут. — Превосходные знания пятиклассника! А сколько Вы попросили на отдых?  — Десять. Мори-сан, с пациентами находятся санитары, поэтому откачают, — всё внимание коллег резко переходит на Осаму. Всё понятно, они семья и т.д и т.п… Но мог бы хотя бы ради приличия голову со стола самостоятельно отодрать.  — Что ж, оставайтесь при своем мнении, Дазай-кун, — Мори опять обводит взглядом кабинет и снова все делают вид, что работают. Ну или хотя бы пытаются. — Я зашел к вам всем не просто так. Как видите у нас новый пациент с не самым простым диагнозом и с еще больше непростым характером. Это стажер в агентстве, которое «производит» айдолов. Его мать моя очень давняя знакомая, поэтому то, что он выйдет отсюда здоровым вообще не обсуждается.  — С каких пор мы занимаемся благотворительностью для Ваших знакомых? — Дазая пытались унизить публично, теперь его черед отвечать тем же. Вот только его провокацию одарили взглядом в стиле «Это всё или мне еще подождать?», а потом снова продолжили.  — С тех самых, как он стал Вашим пациентом, Дазай-кун. То есть сейчас.  — Ух, спасибо за уточнение, Мори-сан, — Осаму слегка улыбается и встает с насиженного места, после чего идет к началу их стола, берет папки и скрывается за дверью. Особо злиться на отца не хочется, но и нового пациента он себе не просил. И так хорошо жили. Мужчина открывает одну из папок, где сосредоточена вся личная информация, касательно новой в их клинике личности. На маленькой фотографии в углу листка на него серьезно смотрит рыжий паренек, с голубыми глазами и чокером на шее. Ничего не скажешь, внешность у него приятная глазу, неудивительно, что в айдолы метит. Но знаете что нужно учитывать, когда идешь к анорексику и смотришь его фото, где он здоровый? То, что человек сейчас выглядит совсем по-другому и тебе нужно сделать всё, чтобы вернуть его в прежнее состояние. Дазай останавливается около двери с цифрой шестьдесят девять. Палата шестьдесят девять. Мужчина невольно улыбается и спокойно постукивает по двери красивой кистью, сжатой в кулак, прежде чем войти. Как и ожидалось, дверь закрыта с той стороны, но Осаму не вчера родился. Он достает из кармана белого халата, на плече которого вышита надпись «Ок», чью-то невидимку и колупается в замке. Щелк. Щелк. Щелк. Вуаля, проход открыт и теперь он увидит костлявую Рапунцель. Интересно, что это врач из благополучной семьи, но откуда он знает как взламывать двери и ходить бесшумно, непонятно. Еще интересней из чьих волос изъята невидимка серебристого цвета.  — Не смотря на то, что это вип-палата не стоит запираться, — Дазай увидел своего нового пациента и внутри что-то треснуло. На него даже не взглянули, хотя и не нужно. Немая сцена из дешёвой дорамы, в которой даже эстетики нет. Невысокий и худенький паренёк стоит на широком подоконнике, держась за ручку высокого окна, которое открыто настежь. На врача оборачиваются два голубых океана. Такие глубокие и таинственные, с красивой каёмочкой вокруг и с ледяной корочкой внутри. Хотя какая там корочка, там вечные льды Байкала с белыми трещинами, уводящие в глубину. На фоне этой мерзлоты рыжие волосы кажутся огнем, завитые в кудри и волны. На худом теле свисает больничная пижама в синюю полоску. Кожа болезненно белая, как простыня на смятой постели, есть в этом что-то завораживающее. Тонкая босая ножка перешагивает за пределы палаты и тут уже его окликивает Дазай.  — Стой, синеглазка! — Осаму в несколько шагов преодолевает расстояние от порога до окна и тоже взбирается на подоконник. Рыжий же от испуга уже перебирается на карниз. Шатен хватает его за руку и крепко держит, хоть сам великим силачом не является. Но затаскивать смертника в палату врач не спешит, Накахара соскальзывает с карниза и теперь висит только благодаря забинтованной руке врача. Такого Чуя явно не хотел не для себя, не для этого мозгоправа, поэтому сильно сжал руку, что держала его на высоте третьего этажа. Он стал подтягиваться, но слабое тело не могло этого сделать самостоятельно. — В чем дело, синеглазка? Ты же хотел прыгать, так почему так вцепился в меня. Давай, я могу тебе помочь и прямо сейчас отпустить. Почему держишься за жизнь?  — Потому что хочу дать Вам по лицу за синеглазку! — этого достаточно. Более чем. Шатен ухмыляется и тянет на себя невесомого парнишку. Оба с грохотом вваливаются в палату и тут Дазай обнаруживает у себя разбитую в хлам губу, потому что когда кое-кто соскользнул, он впечатался лицом в раму окна. А еще видит такую картину, прямо маслом писаную. Сам Осаму лежит посреди палаты на спине, а Накахара уселся сверху.  — Вид, бесспорно, прекрасный, но не мог ты слезть с моей печенки? — парирует Дазай и тут ему прилетает обещанная пощечина за синеглазку. Обжигает щеку, но совсем не больно. Рыжий слезает, фыркая и бормоча всякие проклятия под нос. — Охх, спасибо, синеглазка, — тихо встав, шатен поправил рубашку под халатом и сам халат, — Ах да, забыл представиться. Я твой лечащий врач Дазай Осаму.  — Можно мне другого врача? — Накахара сел на кровать и завернулся в одеяло, как гусеница.  — Всех остальных ты настолько напугал своей карточкой, что они быстро разбежались. Прости, солнышко, врачи не перчатки, нас нельзя менять.  — Деньги все решают.  — Ух ты, какой дерзкий для анорексички, которая подтянуться не смогла, — врач присаживается на край кровати.  — По-моему это Вы слишком дерзкий для простого врача.  — Будешь буянить и тебе пропишут Мадам Депо.  — Назовете меня еще раз синеглазкой и я пропишу Вам в рожу.  — Синеглазка, — гаденько улыбаясь, Осаму наблюдает за шевелением вороха одеяла и кулачок, который стремительно направлялся аккурат между глаз. Но этот кулачок перехватывают, расправляют и целуют бледную ладонь.  — Вы что делаете?!  — А ты слепой?  — Вовсе нет… Идиот. Черт возьми, очень долгое время Осаму не цепляли пациенты, которые не уберегли свой рассудок.