Общажные интрижки

6:47 утра. За окном все ещё темно. На кой черт я так рано встала. Безумно хочется курить. Я встала и выглянула в общую комнату, Фрэнка нигде не было видно, в его комнате свет выключен. Значит спит. Открыв форточку, я достала первую сигарету, сиреневая зажигалка издала пару щелчков, и я завороженно начала наблюдать за огоньком. Затяжка дымом и облегчённое состояние, по крайней мере я так думала, пока не увидела рисунок на столе. Там была я и мои «любимые» родители. Точнее то, что от них осталось. Вместо лиц были обугленные дырочки от сигарет. Невольно вспомнились моменты детства. — Мам! Смотри, я нас нарисовала! — светловолосая девочка лет пяти дёргала женщину в синим платье за подол. — Эмили, не мешай! Я занята! Иди поиграй! — злобно произнесла женщина толкая маленькую девочку. Из-за того что ее толкнули она упала на пол. — Пап! Посмотри, это мы! — со слезами на глазах девочка приходит к отцу, кладя перед ним рисунок. Самое ужасное то, что он ее не замечает. Почему? Эмили и сама не знала. Вторая сигарета, щелчок зажигалки, новая слеза. В восемь лет Эмили пришла домой, очередная ссора родителей. Девочка молча прошла в комнату. Родители орали и покрывали матом друг друга, виня во всех смертных грехах дочь. Пока Эмили шла по коридору, безумно длинному, как ей казалось, она приметила, что есть фотографии кузенов, кузин, дядь, тёть, родителей и других родственников. Но нет ни единой фотографии её. Ее как будто и нет в их жизни. Дверь захлопнулась в комнату светловолосой. Пара мгновений тишины и в помещение врывается мать. — Это ты виновата, жалкий отпрыск.- звонкая пощёчина, удар которой был намного сильнее, чём предполагался из-за мокрой ладони, намокшей от слез. — Да, я была виновата во всем! Да, я была ужасной дочерью, которая просто хотела быть любимой! — я шептала, чтобы не разбудить никого. Хотя возможно это было из-за слабости и кома в горле. Третья сигарета, новое воспоминание, новые слезы. 11 лет. Развод родителей. Суд. Белое помещение, окутываемое солнечными лучами. Родители устраивают дисскусию насчёт дочки. Отец не хочет, чтобы Эмили жила с ним так же, как и мать. Судья переводит взгляд на маленькую девочку и с соболезнованием кивает. — Суд принял решение! — слишком громко для детских ушей произнес судья, стуча молоточком. — Эмили Женевьева Черчель будет воспитанницей детского приюта имени Святого Павла… Ещё где то 30 минут судья объяснял о каких-то вещах, но в Эмили выключилось все. Боль поглатила её. Нежеланный ребенок, что ещё может быть хуже? Единственное, что у нее осталось, когда она покидала родной дом — это рисунок, который был нарисован 6 лет назад и ненависть к родителям. Я смотрю на часы, открытое окно сквозило и холод пробирался под кожу. Закрыв окно, я убрала пачку сигарет и посмотрела на часы. 9:13 утра. Неужели я так долго тонула в воспоминаниях? Громкий цокот тоненьких каблучков давал знать о приходе Дженны. Дверь распахнулась и подруга подбежала ко мне. — Приветик, солнце! Как настроение? — как всегда радостно и слишком приторно произнесла темноволосая. — Как всегда поршиво! — с усмешкой ответила я. — Я нашла офигенную заброшку, ты обязана туда пойти! И баллончики с краской не забудь! — Во сколько, когда и с кем? — коротко, ясно и по делу спросила я, пытаясь оставить на лице маску холоднокровия, но по-детски искрившиеся глаза выдали меня с головой. — Ты и я сегодня в 5 вечера! — С хитрым прищуром сказала Линч. Минут 40 мы с ней болтали ни о чем, но в тоже время и обо всем. Я обожала ее именно за это. Именно за искренность.