breezeblocks

alt-j — breezeblocks Бежать стоило уже тогда, когда это все начиналось: когда он впервые поймал блеск бледно-желтых глаз в толпе; когда он начал видеть безмолвный тёмный силуэт на улице, в школе, даже дома - из окна своей комнаты; когда он впервые попал под вспышку камеры, запечатлевшей его бледное, напуганное лицо. Кокичи задыхался; он, будучи вжатым в жёсткий матрас, не имел совершенно никакой возможности пошевелиться. Ладони с длинными, костлявыми пальцами находились в опасной близости с его шеей, а лицо мучителя - всего в нескольких сантиметрах от его лица. — Отпусти, — прошептал Ома на слабом выдохе. Он мог дышать сейчас только через рот - его нос был разбит, и тонкая струйка крови плавно стекала по губам прямо ему на язык. Он бы хотел поморщиться, но не мог - все его лицо, впрочем, как и его тело, болело, отчего малейшее движение создавал кучу проблем. Ему не ответили; жёлтые глаза, затуманенные, словно в алкогольном опьянении, смотрели куда-то сквозь Кокичи, отчего тому становилось ещё страшнее. У Сайхары взгляд в принципе страшный; потому, когда Ома лицом к лицу столкнулся с таинственным сталкером, который, казалось, был везде, безостановочно следуя за фиолетоволосым, он едва ли удержался, лишь бы не пуститься в бега. Конечно, скорее всего, он утрирует; однако встретить человека, который сталкерил тебя на протяжении шести месяцев - страшно, опасно, неправильно. Кокичи предпринял еще одну попытку оттолкнуть от себя человека, что навис над ним: он напряг руки, что упирались в тело Шуичи, и попытался рывком сбросить его с себя; однако тот явно не собирался никуда деваться, поскольку давление сверху только усилилось. — Тише, — попросил темноволосый. Его голос был тихим, вкрадчивым, старшеклассник даже смог проследить в нем нотки гнева, раздражения, но больше всего в нем было холода. Кокичи громко сглотнул, его руки безвольно упали вниз, на кровать, по бокам от тела. Почему он вообще решил дать шанс психически нездоровому человеку, следившему за ним в течении долгого полугода чуть ли не от рассвета до заката, да еще и, не дай бог, ночью; почему он решил, что хорошей идеей будет начать встречаться с человеком, у которого буквально вся комната увешана, его, Омы, фотографиями? Возможно, потому что он сам был с отклонениями: подросток с ярко выраженным СДВГ, вечный ребенок, да еще и с болезненной тягой к селфхарму - отличная пара для психопата с фотоаппаратом. Фиолетоволосый все еще помнил неловкие встречи, попытки держаться за руки на людях, неумелые поцелуи; он помнил улыбки, адресованные только друг другу, он помнил объятия в холодные, промозглые январские ночи, помнил телефонные звонки в три утра и успокаивающие поглаживания по спине, когда Кокичи, терявший контроль над собой, в приступе истерики бился головой об стены или пытался изрезать себя всего стеклом. Он хотел бы, чтобы те самые времена вернулись обратно, он хотел бы, чтобы они продолжались вечно. Он даже не знал, где именно они с Сайхарой дружно свернули не туда; он даже не помнил, из-за чего ему разбили нос в самый первый раз, не помнил, почему холодные руки с длинными пальцами смыкались на его шее, не помнил, почему каждый раз его тело болело из-за синяков и укусов. Что произошло? — Хороший мальчик, — прошептал Шуичи; вернувшийся в реальность Кокичи заметил, что его глаза, до этого словно поддернутые дымкой, прояснились. Обычно такие слова не предвещали ничего хорошего: Оме, увы, пришлось подготовиться к худшему. Наконец, давление с грудной клетки старшеклассника исчезло, и он смог вздохнуть полной грудью; пока Кокичи пытался надышаться, он почувствовал, как эти самые холодные руки скользнули к воротнику его школьной формы. Школьник приготовился к очередному перекрытию кислорода, однако, этого не случилось - просто Шуичи дрожащими пальцами попытался расстегнуть пуговицы школьного гакурана своей пары. Ома всхлипнул - он хотел убежать и прямо сейчас оказаться дома, с мамой и папой. Слеза скатилась по его щеке - это он пожалел, что не ушел сразу же, как только в их с Сайхарой отношениях начало происходить что-то странное. Кокичи заплакал - всего его тело болело, его руки, ноги и ребра, изрезанные острой бритвой, саднили, его душа, израненная самым дорогим ему человеком на земле, была готова разорваться на куски. Подушечка огрубевших пальцев осторожно стерла с лица старшеклассника очередную слезинку; ладонь опустилась на его щеку, осторожно поглаживая. — Не плачь, свет мой, — попросил Шуичи; в его голосе, еще минуту назад сквозившем уверенностью, начала просыпаться паника - слезы для него были словно триггером. Кокичи захотелось прямо сейчас его ударить, закричать, уйти - и больше никогда не возвращаться, чтобы ему больше не сделали больно, но он понимал, что ни за что этого не сделает. — Пожалуйста, не плачь, я люблю тебя. Он почувствовал, как его сердце сжимается от тоски. Эти слова удерживали его на месте, эти слова не давали ему уйти, забыть и никогда больше не вспоминать; среди тысячи "за" разрыв их с Сайхарой отношений всегда существовало это маленькое "против", которое все тянуло и тянуло его назад, вслед за темноволосым - в пучину отчаяния и бесконечной тьмы. — Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю, люблю... — судорожно шептал, тем временем, Шуичи. Ома заметил, как в уголках глаз того скопились слезы - это паника и резкий страх охватили всем естеством подростка. Холодные пальцы коснулись шеи фиолетоволосого, проводя по недавно появившимся следам от удушения; Кокичи судорожно задрожал, боясь, как бы подросток снова не сжал свои руки на его горле. Этого, однако, не произошло. Вместо этого, он почувствовал, как его губы накрыло что-то теплое - это темноволосый прильнул к нему для поцелуя. Фиолетоволосый почувствовал, как начинает дрожать от накатывающей на него волнами истерики; сжимая руки на ткани на спине Сайхары, он весь трясся, всхлипывал, а слезы все катились и катились по его щекам без остановки. — Прости меня, прости, — отстраняясь, все бормотал и бормотал Шуичи; как мешок повалившись рядом, он протянул Ому поближе к себе, крепко обнимая его и зарываясь носом в его волосы; школьник почувствовал, как обнимающего его человека бьет крупной дрожью. — Не уходи, не уходи от меня, прошу.. Даже если бы Кокичи очень хотел - он бы не ушел. Каждый раз, когда он порывался уйти, он всегда возвращался - он не мог без него. Он не мог жить без этих золотистых глаз, сухих темных волос, без этих мягких черт лица, без этих рук, губ, голоса; Сайхара был тем, кто успокивал его, он был причиной, по которой ему все меньше и меньше хотелось браться за лезвие, бритвы, иголки. И все равно, обнимая старшеклассника, он шептал "Уйду, уйду я от тебя"; как много раз он говорил это и как долго он еще будет не выполнять это обещание? Его возлюбленный весь сжался, не выпуская из своих рук ткань формы фиолетоволосого, едва не рвя ее. — Я люблю, люблю, тебя, очень сильно люблю, — как мантру шептал Шуичи. — Я люблю тебя, – в последний раз всхлипывая, ответил Ома. — Я не уйду, — он смог пересилить себя. — Я так люблю тебя, — не успокаивался Сайхара. — Съел бы тебя полностью, никому бы не отдал... Не уходи... — Не уйду, — честно ответил Кокичи. И пока медленно успокаивающийся Шуичи слушал, как бьется сердце его маленького зашуганного кролика, тот думал о том, что простит ему все грехи. Ома никогда не уйдет от него и не позволит тому уйти самому; он мог успокоиться только рядом с этим человеком. — Я люблю тебя, — уверил старшеклассник, касаясь губами лба Шуичи. — У нас с тобой еще все получится, я обещаю.