***
Мы познакомились на каком-то немыслимом фестивале восточных сладостей, и она была там самой приторной и самой восточной - ничто не могло конкурировать с ней. Она одарила меня широкой лучезарной улыбкой, от которой я буквально провалился сам в себя. Потом она заговорила, и я окончательно пропал. До сих пор не могу восстановить в памяти содержание нашей первой беседы, но суть остается ясна: Айрин меня потрясла. Я, как говорят англичане, упал в любовь. И совершенно не собирался подниматься.***
Сложности начались, когда немного рассеялась магия первоначального очарования. Любой мужчина знает: с болтливой женщиной непросто; с эксцентричной женщиной непросто; но сложнее всего с женщиной, мир которой вращается вокруг нее самой. Мужчина этого просто не может вынести. Не смог и я - увы!***
Мы ссорились - часто, бурно, со вкусом и смаком. Айрин, кажется, получала истинное наслаждение от этой переброски эмоциональными претензиями, словно мы были детьми, которые кидали друг другу цветные мячики. Но у меня внутри все болело и трещало по швам. Я хотел покоя. Я хотел крикнуть "стоп", но мой голос сел от криков другого рода. А самое главное - я понимал, что Айрин меня не услышит.***
Эта карусель ненормальной любви к ненормальной женщине долго крутила меня, доводя до приступов тошноты и головной боли. Но сам я не нашел в себе силы спрыгнуть с нее. Меня ссадили в принудительном порядке. Айрин, жадная до смены впечатлений, легко променяла меня на свое зеркальное отражение - такого-же человека-шутиху с буквой "Я" на первой строке алфавита. - Ты же все понимаешь и не будешь злиться, - сказала она томно, но не без надежды, что я все-таки разозлюсь. Я все понимал. И я злился, видит Бог - злился на себя за то, что не понял "всего" раньше. Мне было безумно жаль потерянного времени и душевных сил, но ни того, ни другого вернуть было уже нельзя. Так что мне оставалось просто двигаться вперед.***
Итак, я оставил ее позади с ее очарованием и ее невыносимостью - оставил гореть и взрываться, вращаться и закручивать других в спираль. Я спрыгнул на твердую землю, и воздух свободы и здравомыслия показался мне слаще, чем любая из восточных сладостей.***
Я отпустил Айрин с миром. Но самое главное - Айрин наконец (во всех возможных смыслах) отпустила меня. И это было, я полагаю, лучшим исходом для нас обоих.