О чем стонут зомби?

      Никто не знал, с чего всё началось.       Просто в один день мертвые начали оживать, а живые занимать их место и так по кругу. Своеобразный круговорот… смерти. Или, может быть, жизни? Никто не знал, что творилось в головах у тех, кто сперва лежал камнем у ног, а потом вдруг жаждал попробовать на вкус твое плечо. Да и не хотелось как-то... Узнавать.       Многим в первые дни просто не повезло. Да что там, везение в этот день оставило всех поголовно: лето выдалось невероятно приятным, и дома сидели только за редким исключением студенты, фрилансеры и задроты. Иногда и всё вместе.       Как сейчас помню радостно кричащих детей во дворе, мешающих мне писать... писать… по-моему курсовую? Или диплом? Не...       Неважно.       Когда все началось, многие ходили вдоль прилавков в магазине. Гуляли в парке. Шли забирать детей из садика. Только выходили с работы или уже подходили к подъезду, шарясь по карманам в поисках ключей. Пили дешевый кофе в забегаловках или с безразличием вытирали в них столы. Как всегда были на улице.       Потому что на улице всегда полным-полно людей, и именно это их погубило. Это погубило и моих знакомых. Друзей и близких. Меня.       Мою семью.       Я помню. Я отчетливо помню тот день, когда это коснулось нашей семьи. Я ничего не знал тогда, просто не до этого как-то было. Учеба, работа, все как-то разом навалилось, что из дома было не выйти — нет времени. О творящемся снаружи до меня доходили только слухи, да и люди все меньше выходили в онлайн. В интернете активно шутили, многие не верили в происходящее, особенно те, кто не сталкивался с этим сам. А в некоторых регионах была тишь да гладь.       И многие из нас как-то были очень уверены в том, что их это не коснется.       Тот день, насколько я помню, был выходным. Выходным в расписании, который я вообще-то сам себе позволил устроить, чтобы разгрузить мозги. Выяснить наконец, что происходит в мире. Расслабиться, поиграть в купленные игры, покрывшиеся виртуальной пылью. Почитать.       В первоначальном плане еще было встретиться со своим лучшим другой Ле… Леней? Лешкой? Прошло столько времени, что и такие детали стираются из памяти. Пусть будет Лешка.       В первоначальном плане еще был пункт встретиться с Лешкой, но именно тогда он просто пропал из сети. Исчезнул, как и другие, или пропал только на время — этого мне так и не удастся выяснить.       Я заканчивал проходить один из первых уровней в игре, когда хлопнула дверь и мама вбежала в комнату как ошпаренная, прямо в куртке и кроссовках. Она что-то держала в руках, в шоке бормотала несвязно под нос. Атмосфера в комнате сразу стала невыносимой. Вскочив, я поставил игру на паузу и раскрыл занавески до конца. Солнечные лучи осветили поднявшуюся пыль.       У нее на руках была Дашка. Сестренка. Она была в сознании, просто немного напугана, но мама почему-то крепко прижимала ее к себе, не отпуская, не давая нормально дышать и крепко держа за руку, чуть повыше запястья. Сестренка была спокойной, мама же часто дышала и раз за разом всхлипывала. Ее глаза были полны какого-то необъяснимого ужаса, такого ужаса, который я еще не раз увижу на лицах других людей. Но тот момент, тот взгляд был первым, был пионером, первооткрывателем. Первооткрывателем в мир моих личных кошмаров.       Она была как аквалангист под толстым слоем воды, никак не реагируя ни на меня, ни на что вокруг. Я начал ее успокаивать, уговаривал отпустить Дашу если не на пол, то хотя бы дать мне ее на руки и пойти смыть растекшуюся по лицу косметику. Все будет хорошо, беспечно повторял я тогда. Постепенно ее безумный взгляд сменился на нечто осмысленное. Мы вместе уложили никак не сопротивляющуюся Дашу на диван, и мама ушла, оставляя за собой ошметки чего-то мокрого и грязного на полу...       Светило солнце.       Дашка лежала как-то совсем мирно и за все время не проронила ни слова, даже когда мама вернулась с кухни с бинтами и антисептиком. Только тогда я наконец заметил рваную рану на руке сестренки.       На них напали — рассказывала мама, пытаясь не зарыдать. Напали не с целью изнасиловать или ограбить, как говорила она, наматывая бинт. А просто…       Что “просто” она так и никогда не сказала.       Возможно, это просто было слишком дико для ее разума, что незнакомый человек на улице напал на нее, чтобы пообедать ими, а затем чуть не откусил кусок от моей сестры.       Она также никогда не говорила, как им удалось спастись.       В тот же день вся ситуация снаружи перешла в разряд “чрезвычайной”. По всем каналам вещали новости: показывали горящие здания и взрывы, у нас на глазах чуть не растерзали ведущего. Сестренка захныкала, лежа на диване, и мама схватила пульт, выключая телевизор. Больше его не включали.       Мы и не надеялись, что отец вернется с работы в тот вечер, но каким-то образом он смог выбраться.       Все соседи практически сразу же уехали, побросав пустые квартиры, некоторые даже оставив открытыми. Мы их не понимали, думали, что в квартире, за железной дверью подъезда будет безопасней, чем в дороге или в поселках. Думали переждать основную волну и поехать в Москву, где, как сообщали первые новости, строились укрытия и можно было быть в безопасности.       Через несколько дней нашим основным источником света стало солнце, и уверенности поубавилось в разы.       Я понимал, что в конечном счете, это должно было закончиться именно так, безнадежно и мрачно.

***

      Ночь опустилась на город очень рано, и пусть на улице не было ни души, это не останавливало меня от того, чтобы беспомощно озираться вокруг, пробираясь по темным переулкам домой. В темном подъезде, который защищала теперь только железная дверь, было ничуть не лучше; казалось из-за каждого угла на тебя смотрели чьи-то глаза и тянулись костлявые руки.       Замок на нашей двери сломался несколько дней назад, поэтому, тщательно оглядевшись, я вошел домой и аккуратно прикрыл за собой дверь, с порога слыша какие-то непонятные звуки.       Мы выхаживали сестренку три недели, но ей становилось все хуже и хуже с каждым днем. Если поначалу она произносила короткие и отрывистые фразы, то под конец из ее горла вырывались только хрипы и стоны. Температура повышалась, и ни антибиотики, ни жаропонижающие не помогали. Ее кожа бледнела, под глазами залегли синяки, а руки и ноги превратились в костяшки. Она отказывалась есть и пить.       Мы без особой надежды понимали, к чему это ведет, но никто не хотел принимать решающие меры. Особенно против была моя мать, утверждавшая, что "всему свое время".       Если бы я знал, что произойдет, на самом деле. Если бы я ее не послушал. Как много если!       Если бы я знал, то взял отцовский пистолет и, не раздумывая...       Чем дальше я шел, тем громче становились странные звуки. Только войдя в гостиную, я понял, что это было.       Чавканье.       Моя бедная оголодавшая сестра возвратилась к жизни и возымела над ней свое. Бедная мама, видимо, не успела даже закричать, выражение ужаса так и застыло у нее на лице. Из шеи бурным потоком сочилась кровь.       А моя сестра превратилась в монстра. Беспощадного монстра, руками разрывающего мягкую плоть, выкидывающего все несъедобное: волосы, ногти, кости, выплевывающего ресницы.       Понимая, что маме ничем не помочь, я тем не менее попытался оттащить сестру в сторону, но она только зарычала, вцепилась в меня, так что я еле ее оттащил. В драке упала ваза, разбившись на кусочки. На моей руке появился округлой формы порез.       Зажав рану другой рукой, я отполз назад, в шоке наблюдая, как сестра возвращается к своей "трапезе". Она ела и ела, не останавливаясь, а я ничего не мог поделать. Она ела, пока ее живот не стал похож на огромный шар, а затем разорвался. И даже тогда она не остановилась.       Я не мог больше терпеть. Все еще зажимая рану рукой, я подполз к столу и вынул оттуда пистолет. Дрожащими руками взвел курок. Навел на голову.       Выстрелил. Промахнулся. Еще раз выстрелил.       Попал. Крохотная фигурка, не издав ни звука, упала на пол.       Схватив рюкзак и пистолет, я трусливо убежал. Трусливо убежал из замызганной кровью квартиры, эгоистично не став дожидаться отца и оставив ему разбираться со всем этим кошмаром.       Раненая рука пульсировала острой болью. А затем меня вырвало...       У меня с собой было все необходимое, так что я решил бежать. Схватить первый попавшийся велосипед или ролики и бежать. Подальше от всего этого кошмара.       В Москву. Да, точно, в Москву, там все обязательно наладится!       Велосипед нашелся у моего лучшего друга. А друга уже не было.       Я ехал три дня. Еда заканчивалась, а есть хотелось все сильнее. Наконец, я просто устал и хотел спать. По дороге мне попалось дерево. Вокруг не было ни души, а листья так спокойно шелестели. Поставив велосипед рядом, я прислонился к покрытой мхом коре, наблюдая за мирно плывущими облаками.       Наконец-то тишина.

***

      Никто не знал, с чего все началось.       Просто в один день мертвые начали оживать, а живые занимать их место и так по кругу. Своеобразный круговорот… смерти. Или, может быть, жизни? Никто не знал, что творилось в головах у тех, кто сперва лежал камнем у ног, а потом вдруг жаждал попробовать на вкус твое плечо. Да и не хотелось как-то... Узнавать. <…>       Когда все началось, многие ходили вдоль прилавков в магазине. Гуляли в парке. Шли забирать детей из садика. Только выходили с работы или уже подходили к подъезду, шарясь по карманам в поисках ключей. Пили дешевый кофе в забегаловках или с безразличием вытирали в них столы. Как всегда были на улице.       Потому что на улице всегда полным полно людей, и именно это их погубило. Это погубило и моих знакомых. Друзей и близких. Меня.       Мою семью. <…>       Хлопнула дверь и мама вбежала в комнату как ошпаренная, прямо в куртке и кроссовках. Она что-то держала в руках, в шоке бормотала несвязно под нос. Атмосфера в комнате сразу стала невыносимой.       У нее на руках была сестренка. Мама почему-то крепко прижимала ее к себе, не отпуская, не давая нормально дышать и крепко держа за руку, повторяла “Все будет хорошо”. Сестренка была спокойной, мама же часто дышала и раз за разом всхлипывала. Ее глаза были полны какого-то необъяснимого ужаса, такого ужаса, который я еще не раз увижу на лицах других людей.       Мы вместе уложили никак не сопротивляющуюся Дашу на диван, и мама ушла, оставляя за собой ошметки чего-то мокрого и грязного на полу…       Просто был дождь. Или светило солнце? <…>       Мы надеялись, что отец вернется тем вечером домой, но он не вернулся. <…>       Мы выхаживали сестренку три недели, но ей становилось все хуже и хуже с каждым днем. Если поначалу она произносила короткие и отрывистые фразы, то под конец из ее горла вырывались только хрипы и стоны. Температура повышалась и ни антибиотики, ни жаропонижающие не помогали. Ее кожа бледнела, под глазами залегли синяки, а руки и ноги превратились в костяшки. Она отказывалась есть и пить.       Мы без особой надежды понимали, к чему это ведет, но никто не хотел принимать решающие меры. Особенно я был против, утверждая, что “всему свое время”. <…>       А моя сестра превратилась в монстра. Беспощадного монстра, руками разрывающего мягкую плоть, выкидывающего все несъедобное: волосы, ногти, кости, выплевывающего ресницы.       Понимая, что маме ничем не помочь, я тем не менее попытался оттащить сестру в сторону, но она только зарычала, вцепившись меня. Ваза упала, но на моей руке уже красовалась рана кругловатой формы. Поэтому я взвел курок и выстрелил в сестру. <…>       Москва была уже недалеко, но ужасно хотелось спать и есть. Я присел под деревом, облокотившись о кору, покрытую мхом. Облака тихо плыли над головой.       Наконец-то тишина.

***

      Никто не знал, с чего все началось.       Или знали? Я уже не помню.       Многим в первые дни просто повезло. Стояли дождливые дни, и все сидели дома. Никто не мешал мне писать.       Дети играли под дождем в мяч.       Но на улице всегда полным полно людей, и именно это их и погубило. Это погубило и моих знакомых. Друзей и близких.       Мою семью.       Хотя многие были уверены, что это их не коснется. <…>       У меня на руках была... Сестренка. Она была в сознании, просто немного напугана, но я почему-то крепко прижимал ее к себе, не отпуская, не давая нормально дышать и крепко держа за руку, чуть повыше запястья. Ее глаза были полны какого-то необъяснимого ужаса, такого ужаса, который я еще не раз увижу на лицах других людей.       Мы выхаживали сестренку три недели, но ей становилось все хуже и хуже с каждым днем. Наконец она умерла. Я застрелил ее. Я?       Кто это... я? <…>       Моя температура повышалась и ни антибиотики, ни жаропонижающие не помогали. Кожа бледнела, приобретая под глазами синюшный цвет. Из моего рта вырывались не то стоны, не то хрипы. Мои руки и ноги превратились в костяшки. Я не мог ни есть, ни пить.       Замок на нашей двери сломался несколько дней назад, поэтому, тщательно оглядевшись, я вошел домой и аккуратно прикрыл за собой дверь.       Я не мог больше терпеть. Я превратился в монстра. Беспощадного монстра, руками разрывающего мягкую плоть, выкидывающего все несъедобное: волосы, ногти, кости, выплевывающего ресницы.       Мой живот полнился, пока на полу ничего не осталось. А затем меня вырвало.       А облака все плыли. И листва на деревьях так тихо шелестела.       Я встал и пошел.

***

      Если вы когда-нибудь приедете в полуразрушенную Москву, то не найдете там ни туристов, ни целых достопримечательностей. Вас встретят замызганные кровью здания и горы изувеченных трупов, мрачные полупустые улицы и мирно стоящие деревья. И тишина. Мертвая тишина.       Может, если вы проникните в метро, то встретите парочку уже слегка сумасшедших людей, отчаянно вцепившихся в жизнь. Примут они вас в свою ночлежку или нет, зависит только от ваших действий и слов.       Ну а если вы останетесь на поверхности, то рано или поздно столкнетесь с ними. Они это причина, почему мир пошатнулся, а привычная жизнь вдруг обратилась в прах. Они причина конца света, а, может, и начала новой эры.       Они неживые.       Вполне возможно, вы убежите. Или вас разорвут на кусочки. Зависит только от вас.       Вполне возможно в этой толпе монстров, жаждущих отведать вашего мяса, вы увидите его. Он новенький и еще не совсем понимает, как тут все работает, поэтому, скорее всего, будет смотреть очень голодным взглядом. На нем будет еще целая одежда, а за спиной такой же целенький рюкзак. И волосы еще не выпадут все.       А на его руке вы, возможно, увидите полукруглый отпечаток детской челюсти.       Интересно, о чем он стонет?

***

      Никто не знал, с чего все началось.       Просто в один день мертвые начали оживать, а живые занимать их место и так по кругу. Своеобразный круговорот… смерти. Или, может быть, жизни? Никто не знал, что творилось в головах у тех, кто сперва лежал камнем у ног, а потом вдруг жаждал попробовать на вкус твое плечо. Да и не хотелось как-то...       Узнавать.