***
Рубашку пришлось отдать Чаку. В школе во время полового воспитания более чем ясно дали понять, что чувствуют омеги во время течки. Что они нуждаются в альфе. И хотя секс с текущей омегой не являлся изнасилованием, всё равно это считалось неприемлемой ситуацией. Омеги в этот период просто не могут не просить, а альфы — отказать. Приходилось только надеяться, что омега не понесёт, а альфа не пометит. Чаку приходилось особенно трудно. Он находился в одной комнате с альфой. Он чувствовал его запах. Альфа чувствовал его запах. Но его отрицали, отталкивали, не брали. Что может быть обиднее? Больнее? Одно дело — когда ты один. Другое — когда специально игнорируют. Приходилось довольствоваться только рубашкой, пропитанной запахом альфы, но этого было так мало, так чертовски не хватало, что Чак лишь сильнее начинал благоухать, лишь бы его заметили. Кто угодно. Лишь бы избавиться от этой боли и обиды. Рэд же чувствовал себя так, будто потерялся в пространстве. Он не знает сколько прошло времени. Ощущения граничили между усталостью и гневом, казалось, что тонкая нить здравого смысла была готова в любую секунду вспыхнуть пламенем. Но Рэд по-прежнему сдерживался. Он сидел в дальнем углу комнаты, запрокинув голову назад и мутными глазами смотря на каждую трещинку потолка. Ему приходилось до боли сжимать свои волосы всякий раз, когда взгляд смещался на ёрзавшего по постели омегу. Каждый вдох давался с трудом. Комната будто превратилась в жаровню. Воздух был пропитан болью и желанием. Рэд не знал, кружится ли у него голова из-за того, что он редко и медленно дышит, или он чувствует себя в полуобморочном состоянии благодаря самоистязанию, но он боялся, что его выдержка просто находилась на грани, и он всё же сорвётся. Он болезненно сглотнул.***
Чак скинул с себя всю одежду и пытался сделать из них и простыней что-то наподобие гнезда. Но не хватало терпения довести её до более нормального вида. Омега лежал в нём некоторое время, пока ноги не начинали затекать, и потом разрушил её. Всё потому, что она скрывала альфу. Чак не мог долго не смотреть на Рэда. Ему казалось, что он его бросит тут, в одиночестве, оставляя страдать, и тогда сердце сдавливало такой болью, что губы начинали дрожать от всхлипов. Хотя понимал, что Рэд так не поступит. Но не мог не сомневаться. Рэд видит, знает, что Чаку плохо, понимает, что может ему помочь, но сидит, пялясь на пол, не принимает никаких действий из-за своего чертового принципа. Как вообще можно думать о принципах в такой ситуации? — Рэд, пожалуйста… — уже в который раз скулил омега, сжимая между ног полностью промокшую красную рубашку альфы, начиная тереться об неё. Дышать ею уже не было смысла, поскольку столь сдерживаемые феромоны Рэда всё же активировались и начали окутывать Чака. Этого хватало, чтобы предвкушать, что альфа наконец-то изменит своей хваленой выдержке и встанет на место рубашки. — Рэд… Чак был словно в бреду. Он не переставал стонать и повторять имя друга. Как наркоман глубоко вдыхал его запах, наполняя ими лёгкие. До крови кусал губы, наблюдая, как нерешительно сжимает и разжимает кулаки альфа, до сих пор не смотрящий в сторону Чака. Держится, сука. Уже было как-то всё равно на неправильность ситуации. Последние душевные терзания покинули Чака, полностью отдав руководство нестерпимому жжению между ягодиц. Было так больно. Так больно. Даже прикосновение матраса к коже вызывали приятно-болезненные спазмы, и омега больше не мог терпеть. Не тогда, когда решение проблемы совсем рядом. И почему, чёрт возьми, альфа до сих пор не на нём?! — Пожалуйста… — полувсхлипнул Чак, закрыв глаза от болезненной волны, пробежавшей по всему телу, когда он в очередной раз попытался встать, чтобы подойти к альфе. Тело ломило от желания. Всё. Последняя капля достигла точку кипения. Она испарилась, застыв перед глазами альфы как непроглядный туман подавленного самообладания, уступив место инстинктам. Рэд просто не мог больше сдерживаться. Не тогда, когда в трёх метрах от него недавно мастурбировала течная омега, а сейчас не перестаёт стонать его имя и просить. Шорох. Скрип матраса. Чак судорожно вздохнул и вцепился руками в плечи альфы, нависшего над ним. Он застонал, почувствовав долгожданное давление, твёрдость, тепло, и притянул Рэда поближе, чуть ли не вжимая в себя. Альфа сжал бёдра омеги, и у Чака чуть искры не посыпались из глаз; сжал его таз между ног, не давая шанса на капитуляцию, до сих пор чувствуя страх остаться наедине со своей болью. Тело было слишком чувствительным, кожа ощущалась намного тоньше и нежнее обычного, поэтому любое прикосновение омега воспринимала как мини-электрические разряды. Чак слишком разнервничался, и хоть его сила не во многом уступала альфе, Рэд ощутил себя скованным. В движениях, в своих желаниях, в выборе. Несмотря на то, что он уже проиграл инстинкту, протест ситуации до сих кипел в его крови, делая его движения грубыми, нетерпеливыми, будто хотел просто поскорее со всем этим покончить. Но с другой стороны Чак не был виноват в этом похищении, в своём гендере, течке, за них всё уже решили. Не свиньи, так… Святой Орёл, только не судьба. Что это вообще такое — судьба? Какое она вообще имеет право существовать таким образом? Навязывает свои идеалы, делает что хочет, даже некоторые считают некоторые события «судьбоносным», будто их избежать нельзя. Разве это нормально? Разве это не аморально? Даже та сказка, которую Рэд взял как свой принцип, тоже являлась судьбой. Истинный омега, истинная пара — и тут фигурируется то, что выбора как такового нет. Вы уже предначертаны друг другу. Вы — истинные. Или соулмейты, если говорить в угоду сленгу. Ужасно осознавать, что из-за инстинктов происходит судьбоносная ситуация. И нет никакого обходного пути. Рождён омегой — стелись как последняя шлюха. Рождён альфой — будь умницей, трахни эту шлюху. Испортить чужую жизнь легко. Портить — это как пух, невесомая вещь. И судьба это понимает. Не разбирается только в том, что не надо лезть, куда не просят. Горячий язык провели по ключице, пробираясь вверх, по шее, к подбородку, и оставляя за собой влажные следы, которые сливались с капельками пота. Рука омеги скользнула от плеча к красным волосам и одним резким движением дёрнула вниз, надавив на затылок. Лица оказались на одном уровне и в тоже мгновение Чак впился в губы Рэда, практически сразу же углубив поцелуй. Страстно, мокро, не как омега; заняв лидирующую роль. Альфа сдерживал напор, отвечал, пока терпение окончательно не подошло к концу. Разорвав поцелуй, Рэд отлепился от худого тела и встал на колени, выпрямив спину. Чак привстал на локтях и сквозь слипшиеся ресницы стал наблюдать, как альфа пытается расстегнуть ремень, который специально хитровыебнуто застегнул ещё в то время, когда отдавал рубашку Чаку. Всего лишь провалившийся наивный ход для подстраховки, как и планировалось, сейчас доставлял немало дискомфорта. Вот только бессмысленно. Замычка больно резанула по пальцу, и даже стали просачиваться мелкие капельки крови, но порвать ремень не удалось бы, поэтому для того, чтобы избавиться от всей одежды, Рэду понадобилось несколько минут. Прилипшая ко лбу мокрая чёлка полезла на глаза, Рэд пригладил волосы рукой и посмотрел вниз. Одно мгновение. Обыкновенное созерцание того, что теперь принадлежит ему. Губы Чака дрожали, призывно открыв рот, облизывая засохшие на губах корки. Худые скулы манили провести по ним языком. Руки омеги снова оказались на плечах Рэда, и, воспользовавшись паузой, Чак сменил позицию, оказавшись сверху, заняв ведущую роль. Вязкая смазка стекала на таз Рэда с задницы Чака. Всё уже было готово. Омега опустился, сразу на всю длину, заполнив себя, и зажмурился из-за одновременного ощущения боли и приятного. Рэд зашипел от удовольствия и приподнялся, уткнувшись в ключицы парня. Они минуты две не двигались, тяжело дышали, компенсировали часы страданий, потом омега начал с быстрого темпа. И это было потрясающее зрелище, даже воспалённый феромонами мозг мог оценить омегу. Хотя, может, идеализация пошла именно из-за воспалённости. Широкие плечи, поджарое тело, которое блестело от пота. Он был гладким, мягким. Слегка вздёрнутые брови, прямой нос, пухлые губы на узком лице с острыми скулами. Несомненно он был чертовски привлекательным. Даже кончая омега выглядел бесподобно. Резко сменив позицию и оказавшись сверху, Рэд положил ногу омеги себе на плечо и снова стал наращивать прерванный темп. Чак отходил от оргазма. Схватив обе его кисти и скрестив со своими пальцами, Рэд прижал их по сторонам от головы Чака. Послышался негромкий всхлип. Кажется, омеге больно, но обоим это как-то не мешало. Альфа уткнулся в его шею, ведя носом вверх к кончикам волос; не мог надышаться его запахом. Чак пах примитивно — фруктами. В частности бананами, цитрусовыми. Но у Рэда всё равно сносило крышу, ему казалось, что это самое приятное, что он когда-либо чувствовал. Наверное, у каждого альфы возникают такие мысли, когда они имеют омегу? По сути отталкивающими считаются только меченые или те, кто ведёт активную половую жизнь с разными партнёрами. Чак был свободным омегой, но Рэд мог предположить, что тот отнюдь не девственник. Его раскрепощённое поведение способствовало такому мнению. Стало неприятно от таких размышлений. Губы смыкаются на коже шеи и болезненно втягивают её в рот, чтобы оставить засосы. Чак неосознанно запрокинул голову вверх, давая больше свободы, нутром ощущая и никак не препятствуя тому, к чему всё идёт. Рэд и вправду оскалился, когда дошёл до плеча омеги. Хотел поставить метку. Сделать Чака своим. В нём кипели инстинкты, подначивали, вынуждали, они будто отыгрывались на блокаторах, которые столько лет принимал альфа. В любом другом случае Рэд смог бы сдержаться от этого, но всё накопилось, и он не контролировал себя. Омега задержал дыхание, не в силах сделать и вдоха из-за вспышки боли, когда в него вонзились клыки альфы, но она почти сразу стихла. Рэд зализал укус. Темп стал медленнее. Будто нежнее. Альфа отпустил руки Чака и впился в его губы, медленно провёл языком по ровному ряду зубов и углубил поцелуй. Это был конец. Для альфы, который искал истинного, и для омеги, который не хотел детей так рано. В этом и суть омегаверса. Оплетённые инстинктами лишь удачливые могут избежать судьбоносной ситуации. Остальным приходится лишь смириться, поскольку против природы не попрёшь. Всякое сопротивление получает ответ, и порой просто разгромляющее. Как сейчас. Сцепка прошла через час. Вместе с ней стало стихать одурманивающее действие феромонов, ненадолго вернув возможность мыслить головой, а не головкой. Рэд прижался лбом к лбу Чака. Оба пытались выровнять дыхание, смотрели друг на друга с до сих пор накрытой пеленой желания глазами. У обоих медленно выстраивалась цепочка событий и последствий. — Блять.