Смерть еле слышно зайдёт. Сядет, как дома, за стол. Скажет: «Пойдём!». И я без страха взгляну ей в лицо. Спрошу: «Что потом?». Молвит она: «Вечность заждалась, мой друг! Вечность — конец твоих бед!». «Времени дай!» — я попрошу. И ответит: «У вечности времени нет». Мчится Земля… Всё несётся куда-то… Не догоняй! Из-за тебя Человек начался — кончился Рай. Есть лишь момент! Что было — остыло, что будет — мираж! Времени нет! И обман запускает секунды в тираж. Нигатив — Времени нет
Гермиона ненавидит Тёмного Лорда. Ничего не изменилось с последней битвы, она всё ещё его ненавидит всей своей сущностью, только к его рукам льнёт всё ближе и ближе. У Тёмного Лорда красивые руки и голос успокаивающий и бархатный. Гермиона и голос его терпеть не может, но засыпает под его тихое чтение. У Тёмного Лорда таких, как она, очень много, и Гермиона прекрасно знает об этом, встречая в коридоре Мэнора покрасневшую от перевозбуждения Беллатрикс, они обмениваются едкими замечаниями к внешнему виду друг друга. Всё переходит в магическую дуэль и, стирая со своего лица солёный пот, Гермиона думает, что ненавидит их всех, не только и не столько Тёмного Лорда. Ненависть — чувство сильное и от него никуда не деться. Гермиона знает, что внушение само по себе никогда не пройдёт, и даже пытается себя перебороть и оттягивать то самое мгновение, когда она возьмёт в руки флакон с амортенцией и выпьет его залпом. Но каждый раз она делает это за несколько секунд, и даже закашливается от ощущения кома в горле. Чудовищно сильный волшебник, слишком жестокий. Гермиона называет его про себя презрительно «полукровкой» и думает о том, что бы сказала её мама, такая же чистокровная волшебница, как и её дочь. Голос матери, точнее её смех, звучит в голове постоянно. Мать хохочет, запрокидывая голову, и смотрит на неё сверху вниз: «Моя дочь — подстилка презренного полукровки. Ну и что с того, что он — Тёмный Лорд? Мало ли Тёмных Лордов на свете? Вот Гриндевальд был чистокровным, почему ты не с ним, шлюха?». Гермиона боится забеременеть с каждым вечером всё сильнее и сильнее. С каждым разом, как он в неё входит, как кончает в неё. Гермиона пьёт противозачаточные зелья и смотрит в зеркало ванной на своё измученное лицо. Она его ненавидит, и никакая амортенция, никакой империус этого не исправят. Гермиона презирает его мальчишку. Этого, в очках, гриффиндорца. У него шрам на лбу и глаза слезятся постоянно. Он говорит ей: «Мы с тобой учились на одном курсе, помнишь?». А Гермиона качает головой: «Что было, то было». У его мальчишки — того, что проиграл — зелёные глаза, в которых бывает алый отблеск. Тёмный Лорд его бережёт, а Гермиона знает почему — он его крестраж. Гермиона думает, что добраться бы до них всех и уничтожить — неплохая идея, но империус держит крепче любой привязи. «Помоги мне», — просит её мальчишка, а Гермиона думает о том, кто бы помог ей. «Чем я тебе помогу? — спрашивает она его. — Сам виноват, надо было не попадаться на его уловки». Мальчишка сходит с ума постепенно, а Гермиона наблюдает за этим в первом ряду и разглядывает лицо Тёмного Лорда. Красивое и бесстрастное лицо. Вскоре мальчишка ничем не отличается от безвольной куклы, а Гермиона трогает его кудрявые волосы руками и заглядывает в алые глаза, которые когда-то были зелёными: «Ты так сильно на него похож». Мальчишка ей улыбается: «Я и есть он». И Гермиона его ненавидит ещё сильнее.***
Тёмная магия — это вам не шутки. Игры со Смертью даром не проходят и с рук никто не спускает ни поражения, ни победы. Гермиона наблюдает за алым букетом маков, лепестки которых опадают к вечеру. Вот она — цена одного дня. Гермиона листает книги в библиотеке вечерами, ужинает у себя в комнате, лежит нагая на просторной кровати, дожидаясь его. В их отношениях любовь — приправа к сексу. Гермиона лениво оглядывает Тёмного Лорда и его спутника, ровно такого же, как и он сам, с алыми глазами, бледной кожей и лениво-злой усмешкой на бледных губах. — Что ты такое? — спрашивает она его. Они отвечают в один голос. — Повелитель Смерти. Хочешь дар бессмертия, моя леди? Гермиона качает головой — она хочет стать маком и умереть за один день, в одно мгновение осыпаться алыми лепестками. В конце концов, у неё на это есть законное право, дарованное самой жизнью. И Тёмный Лорд это право безжалостно отнимает.***
Проходит ни одно столетие, и она его привычно ненавидит. Причём даже не знает, как его называть: настоящее имя его всё ещё бесит, выдуманное им самим себе прозвище Гермиону дико смешит, а Тёмный Лорд давно неактуально. Он давно не Лорд, но чернота его души никуда не исчезла. — Властелин, Император, — подсказывает ей мальчишка, глаза которого привычно алого цвета, и Гермиона давно уже не помнит, какого цвета они раньше были. — Позови меня просто по имени. Гермиона думает, что и имени его не помнит. Она забыла даже руки матери, даже то, как выглядел её родной дом. Она не помнит даже отца. Всё, что у неё осталось — привычная ненависть, страстные ночи под амортенцией и презрительное «полукровка», которое она выкрикивает во время оргазма. Она смотрит на букет алых маков и замечает, как падают лепестки на дубовую столешницу. — Я не знаю твоего имени.***
Когда у тебя вся вечность и тебя совершенно не волнует страх Смерти, тебя ничто не пугает. Гермионе нравится запах опийного дыма и сны наяву от него. Ей очень нравится, как он берёт её сзади, а покрывало из горностая ласкает её руки и ноги. Ей безумно нравится, как он сжимает её горло и душит ремнём, как тянет набухшие соски и кончает внутрь с громким стоном. Секс — это даже не движение, а что-то, что говорит тебе: «Хэй, детка, ты жива — радуйся». И Гермиона радуется. За свою вечность она стала чёртовой нимфоманкой, и магических причуд в её спальне столько, что обзавидуется любой бордель. Они никогда не останавливаются на одном разе, и даже не на трёх. Секс — это дыхание, а Гермиона задыхается без него в этой пустой вечности. Она всё ещё его ненавидит, и даже не помнит, как его зовут. Император приходит к ней по ночам, его двойник-мальчишка живёт с ней днями. И оба они как кандалы, крепко обхватывающие её лодыжки и запястья.***
И в целом мире, в этой бескрайней пустоте, в которой нет времени, Гермиона мечтает о том, что случается чаще, чем чох. Гермиона мечтает о движении времени, старении кожи и серебристых паутинках волос. Или даже не об этом. Она приставляет кинжал с золотой ручкой и серебряным лезвием к своей шее. Протыкает её, наблюдая за тем, как белое-белое платье заливает её кровь, а рана через пару мгновений затягивается. Сколько раз она пробовала утопиться? Сброситься с крыши? Так много, что и не сосчитать. И каждый раз он её вытаскивал своей чудовищной силой. Ненависть так надоела, что исчезла из её груди, не оставив в ней и следа. — Как тебя зовут? — спрашивает Гермиона, гладя его по тёмным волосам. Маковое поле цветёт алым, они лежат под раскидистым дубом, окружённые цветами, листья которых больно царапают кожу. Он целует её пальцы и закрывает уставшие алые глаза. — А какая сейчас разница? — спрашивает он и дует на её запястье. Гермиона думает, что и, правда, разницы никакой. — Император, Властелин, Тёмный Лорд, Волдеморт, — Гермиона закусывает губу, — Повелитель Смерти, а кто ещё? Он поворачивается набок, вдыхает запах её волос и гладит плечо пальцами. — Том, — шепчет ей на ухо, едва касаясь губами мочки. — Том, — она повторяет эхом его имя, — расскажи мне о себе.