полумесяц на запястье

      Довольно большая и дорогая машина быстро ехала по ровной дороге. Ваня Светло в окно смотрел и считал минуты до приезда в его новый дом. Церковь, в которой работал его отец и, естественно, учился сам Ваня, отправила подростка в одну верующую семью, у которой, если верить отцу, не было детей. Ваня не понимал, почему бы им не взять маленького ребенка из детского дома, и почему они берут уже взрослого парня. Ответов, сколько бы парень не спрашивал, не было. Захотели — и всё. — Я Вам помогу, — когда машина около огромного особняка останавливается, водитель дверь Ване открывает, а после к багажнику подходит, чтобы помочь достать два довольно больших и тяжелых чемодана. В одном была только лишь одежда, а второй был забит освященными свечами, библиями, иконами. Всё это, Ваня, конечно, тащить с собой не хотел, но отец настоял — Иван Светло, как-никак, сын городского священника, нужно соответствовать.       Водитель массивные чемоданы на дорогу рядом с машиной ставит и кивает подростку. Ваня дом оглядывает, вещи свои берет и прощается с водителем, который перекрещивает его. Ваня хотел было сказать, мол, не стоит, я крещеный, но водитель уже за руль сел и от темного забора отъехал.       Заходить в чужой дом было страшно. Ваня про себя молился, чтобы семья, живущая там, оказалась нормальной и Светло жил так же хорошо, как и до этого. Большая черная входная дверь с первого же взгляда на себя не внушила парню ничего хорошего. Казалось, что за этой дверью творится что-то плохое. По небольшой лестнице Ваня поднимался почти с неохотой. Стучал в дверь, унимая дрожь в коленях. Но ничего не произошло. Ваня ещё раз постучал, и ухо прислонил к двери. — Эй! Это Ваня, — в третий раз, когда Светло решил постучать, дверь отворилась, но за ней никого не оказалось. Взяв свои сумки, подросток в дом зашел, прикрывая за собой дверь. — Есть кто? Я Ваня, сын священника, — парень аккуратно ступал по роскошному холлу дома, оглядываясь.       В одной из комнат, где вместо двери была красивая арка, на диване парень молодой лежал. «А говорили, что детей нет», — хмыкает про себя Ваня, подходя к парню. Он его в плечо толкает, пытаясь разбудить, но ничего не происходит. Светло на колени садится и головой к его груди прислоняется, вмиг понимая, что пульса нет. Паника накатывает сразу же. — Эй! Кто-нибудь! Вызовите скорую! — Светло ещё раз ухом ложится на грудь, одной рукой беря парня (тело? труп?) за руку, чтобы попытаться хоть там прощупать пульс. Но ничего. И никто не отзывается. Светло телефон из заднего кармана джинсов достает и хочет было скорую набрать, как только что лежащий мертвый парень его за руку хватает и телефон на пол падает. — Какой же ты громкий, — зло говорит он, а потом за долю секунды Ваня оказывается на этом самом диване, прижатым чужим холодным телом к нему. — Но, но у тебя пульса не было! — Светло не знает, отчего ему больше страшно: от того, что пульса у парня не было или от того, с какой силой парень держит его руки. — Да? Я и не заметил, — парень, у которого, как заметил Ваня, было очень много татуировок на руках и груди, что было видно из-за висящего ворота футболки, хмыкает, а потом наклоняется так близко к Ваниному лицу, что можно было бы почувствовать его дыхание, но… его не было. Светло глаза зажмуривает и молиться с новой силой начинает. — Ха-ха, котик, — с сарказмом выдает парень, облизывается (это так хорошо слышно с закрытыми глазами!) и глубоко вдыхает. — От тебя так сладко пахнет. Мне нравится твой запах. Вот бы попробовать, — горячий язык проходится по шее, но в другое мгновение ни языка, ни холодного тела уже нет на Ване. Сон? Глюк? Светло резко глаза открывает. Один татуированный парень, который напал на него, на полу в другом конце комнаты сидел. Второй, у которого тоже этих татуировок было уйма, стоял над Светло и смотрел не на Ваню, а на того, что около стены сидел и затылок потирал. — Занимайся таким в своей комнате, Вано, — голос того, второго, такой глубокий, что Ваня непроизвольно заслушивается, не обращая внимания, что произнесли его имя. — Итак, прекрасный незнакомец, кто ты и что тут забыл? — мужчина уже к Ване обращается и смотрит так пристально своими ледяными голубыми глазами. Ване страшно. Он густую слюну сглатывает и, облизнув быстро губы, чтобы не показывать свой страх, с дивана встает. — Я Ваня Светло. Сын священника. Отец сказал, что тут живет семья, у которой нет детей, — с каждым словом Ваня понимает, что, возможно, водитель немного напутал и не к тому дому привез его. — Оу, видать, я ошибся адресом… Простите!       Светло обходит вышедшего мужчину (который ростом ниже того, первого) и идет к своим сумкам. Надо будет позвонить отцу и спросить точный адрес дома той четы. Но около чемодана будто бы из воздуха оказывается ещё один мужчина. Около двери — ещё один. За спиной и с правой стороны ещё по одному оказывается. Светло назад сдает, но спиной упирается в того парня, что стоял около чемодана. Слышится шарканье ногами, и все взгляд переводят на большую лестницу со второго этажа. Оттуда спускается мужчина, кажется, единственный без татуировок (хотя Ваня не уверен — не было как-то времени разглядывать всех, кто тут есть). — Расшумелись тут, я не могу, — тот останавливается на полпути, глубоко вдыхает и улыбается, почти даже довольно. — Разбудили меня таким вкусным запахом человеческой крови, — он руки на груди складывает, оглядывая Ваню с ног до головы, а потом оказывается около него. Светло не успевает даже моргнуть. — Успокоились все! — тот мужчина, который в самом начале спас Светло, подает голос, и все, находящиеся в здании, и правда слушаются его. Несмотря на невысокий рост и не самую притягательную внешность (да серьезно — такой шнобель, прости господи?) он, кажется, был тут главным. Ваня про себя решает, что стоит держаться его, возможно, тот как-нибудь спасёт Ванину жопу. — Давайте пройдем в зал и посмотрим, что можно сделать.       Все, как по команде, двинулись в одну сторону, всё ещё принюхиваясь и оборачиваясь на Ваню. Тому было страшно, стрёмно и хотелось обратно в церковь. Лучше уж жить с отцом в одной комнате, чем вот с такими соседями. И без разницы — соседями по дому или по улице.       Мужчины, стоящие за Ваней, подталкивают его в ту же сторону, в которую все пошли, чтобы тот не отставал. — Итак, Ваня Светло, сын священника, — когда все жители дома сели на места, а Ваня стоял напротив них, тот, самый главный, мужчина обратился к парню. — Расскажи всё, что знаешь. — Я… — и вдруг понятно, что ничего он не знает. Адреса семьи не знает. Как зовут — не знает. Номера телефона и то не знает. — Только то, что я вам уже рассказал, — пожимает плечами он. — Я знаю, кто это, — ушедший на дальний диван парень, даже не снимая наушников и не открывая глаз, руку поднимает. — Недавно к нам заходил мужчина. Сказал, что обменяет молодого сына священника на пару лет спокойной жизни.       Ваня в это, конечно же, не верит, но где-то внутри становится больно. Что за мужчина? Зачем он это сделал? — Так это наш мальчик? — напавший парень, улыбается, вставая со своего места на диване, делает пару шагов в сторону Вани, но говорящий его останавливает. — Его нельзя убивать, — комнату наполнили тихие, но грустные вздохи мужчин. — Да мы же не убивать, Давид, — за спиной резко оказывается довольно злой на вид парень. Его карие глаза ещё с самого начала давили на Ваню. — Да, мы же только чуть-чуть поесть, — ещё один высокий парень, у которого в руках игрушка какая-то была, тоже оказался за спиной. — Правда, Сонечка? — он, видимо, обращался ну никак не к Ване, а к своей игрушке. Игрушка — Сонечка? Вау, что-то новое. Ваня такого еще никогда не видел, хотя в церковь часто заходили люди с одержимыми куклами, но у всех них имена были не русские: Амелии были, Джи всякие, но Сонь — нет, не было. — Совсем чуть-чуть укусить эту сучку, — вновь говорит тот, что первый подошёл. — Всем успокоиться, — носатый встает со своего места, и те парни, что только что за спиной у Вани были, на места садятся, закатывая глаза. — Я Мирон. Мирон Федоров… — Федоров… Сын… — перебивает Ваня, но Мирон его и сам перебивает. — Да, Яна Федорова, депутата, — кивает он, явно не очень радуясь тому, что кто-то про его отца вспомнил. — Это — мои братья. Я старший. Второй — Ваня, третий — Рома, — Федоров кивает на братьев. Так, значит, напавший — Ваня, а который решил убить Ваню — Рома. Хорошо. То есть плохо, но Ваня запомнит. — Потом Андрей, Федя, Слава, — первые два никак себя не показали — никто не напал, не ударил и даже ничего не говорили подростку, а вот третий, Слава, точно запомнится Ване. Эта игрушка, Сонечка, будет сниться Ване в страшных снах. — И Давид, — Мирон пальцем указывает в последнего брата, который на диване в наушниках лежит. Тот голову поднимает и внимательно оглядывает всех. — Будь тихим, и мы будем друзьями, — Давид со своего места встает и выходит из большого зала, оставляя старших братьев вместе с новым жильцом их дома.       Что будет дальше? Ваня не знает. И боится, что никогда не узнает. А хотелось бы. — Кто вы? — Светло садится на кресло, на которое указывает Мирон. — Ты знаешь, котик, — улыбается Ваня так соблазнительно-гадко. Кажется, именно так улыбался змей, когда Еве яблоко предлагал. Красиво, да, но было в этой улыбке что-то такое, что отталкивало. — Нет. Не знаю, — Светло пальцы в замок складывает, унимая дрожь в них хоть каким-то способом. — Ещё как знаешь, сучка, — Рома улыбается точь-в-точь, как старший брат, и из-за этого становится ещё более страшно.       Осмысление приходит медленно, но верно. Кровь. Запах. Всё такое черное. Все парни такие бледные. Но этого ведь быть не может. Ваня глаза жмурит. — Нет! — он лицо руками трёт, потом внимательно смотрит на старшего: — Скажи, что это всё ложь, — Светло готов уже в голос замолиться. — Нет, — качает головой он, а потом вмиг у всех братьев лицо меняется: под глазами вены вздуваются, глаза наливаются кровью и желанием убивать. Это видно даже с дивана. Ване на обдумывание хватает двух секунд. Он встает с кресла и со всех ног несется в сторону, откуда они только что пришли. Но около закрытой входной двери его встречает улыбающийся во все тридцать два (правда, сейчас это кажется всеми пятьюдесятью) Рома. Он руки протягивает и, если бы Ваня не занимался в церковной спортивной команде, он бы точно его схватил. — Ну куда ты, сучка? — расстроенно тянет он, пока Светло со всех ног бежит обратно на второй этаж. Около первой двери, куда парень хотел зайти, его почти ловит Федя. Тот тоже что-то бурчит в догонку парню, но сам не бежит, давая ему почувствовать себя сильнее и быстрее. Сильнее и быстрее вампиров, как же смешно это звучит!       Ваня так и носится по всему дому, где в каждом углу его ловят братья. Ваня боится. Ване страшно. Увидев телефон в центре коридора, парень своему счастью не верит и со всех ног летит туда, чтобы позвонить отцу или вообще в церковь, чтобы его забрали из этого ада. — Хах, Сонечка, ты посмотри! Может, скажем ему, что у нас телефоны не работают? — Слава, показавшийся из-за угла, со своей игрушкой разговаривает. Светло уже готов зареветь в три ручья. Хочется домой, не хочется этой самостоятельной жизни. Поэтому Ваня делает последний рывок, уже почти не дыша забегает в незащищенную братьями комнату. Это оказывается каким-то складом чужих вещей. И сразу понятно, что это склад: большой слой пыли на всех поверхностях в комнате, и все пахнет так… старо. Ване будто бы вновь пять и он у бабушки в деревне.       Окно резко распахивается. Из стеллажа с книгами выпадает какая-то записная книжка, откуда выпадает фотография, которая сразу же привлекает внимание Светло. На ней — совсем малыш он и его отец, ни капли не помолодевший с того, как он выглядит сейчас. Ваня книжку открывает и смотрит. Подчерк. Отцовский. Острый, сильно наклонённый. Точно его. «Спасибо Богу за Ванечку. Спасибо за то, что он послал меня к тому дому неблагополучной семьи. Спасибо, что родители Ванечки оказались слишком уж придурками, чтобы пустить вампира в свой дом.» — Мы надеялись, что ты эту комнату не найдешь никогда… — Мирон, стоящий за спиной подростка, руки на груди складывает. Ваня на него взгляд переводит. За спиной старшего брата стоят и остальные. Кто-то из вампиров облизывается. Кто-то (Давид) недовольно стоит в самом углу и так и продолжает слушать музыку. Ване вдруг становится интересно: что же он там так слушает. — Это… это… — Светло слов подобрать не может. Он губу грызет, фотографию в руках держит вместе с записной книжкой. — Твой отец. — Да… Но… — Но не родной.       Федоров отвечает быстро и спокойно, будто бы ответы на всё это у него уже давно были заготовлены. — Я… — Остаёшься, — заканчивает Слава, улыбаясь и всё так же сильно прижимая к себе игрушку. — Нам с Сонечкой будет с кем поговорить.       Светло пытается улыбнуться в ответ, но ничего не получается. Это что же за ужасы начинаются?