Для глупого шиди

«Знаешь, шиди, я всегда считал тебя лишь заносчивым мальчишкой. Строил планы, козни на твой счет. И знал бы ты, как был я счастлив, когда воплотил один из них. Но по иронии судьбы, именно ты был тем, кто протянул мне руку. Именно ты даровал мне вторую жизнь, надежду и веру мне подарил. Именно ты был тем, кто вернул мне утраченное сердце И с последним братом меня примерил. И надо быть откровенным, я крайне тебе благодарен. Ты был для меня не более, чем мальчишкой, Раздражающим, возомнившим, что имеет право меня поучать. Высокомерным с обостренным чувством долга, справедливости и чести. Но ты же стал моим спасением, тем, кем я обязан всем, что у меня есть. И сказать, по правде, твою ревность я заметил слишком поздно. Но как мог я оставить Ци-гэ в столь трудный час? Сейчас всем нутром своим, я чувствую приближающийся конец. Цыц. Красной нитью связаны мы, ты знал? В тайне держал я нашу связь порочную, Но скрыть не сумел я от любопытных глаз Подробности судьбоносной встречи нашей. Может таково наказание мое? Руки запятнаны кровью, а вопреки воле твоей Совесть моя не чиста, помыслы еще чернее. Душа и вовсе, словно разлагается и гниет. Но ты для меня чистого лучика свет. Знаешь, шиди, Лю Цингэ, лорд пика Байчжань, Бог Войны, лучший друг и просто мой спаситель, Я не знаю, что привело тебя тогда ко мне. Быть может красная нить, связывающая нас. Но есть кое-что, что я никогда раньше не смел говорить тебе: Я люблю тебя. Мои сердце, тело и душа – твои. Ты – смысл жизни моей. И сейчас, когда я на пороге смерти и у меня еще остались силы, Пишу тебе это письмо и молюсь всем богам на свете. Разлюби. О Бог Войны мой, разлюби меня, молю. Ты ведь знаешь и сам, верно? Иначе болезнь тебя убьет. Я разговаривал с Му Цинфаном – шансов у меня нет. Но ты, прошу, живи. Большего мне не надо» Держа в руках свиток и читая последние строки, Лю Цингэ не может сдержать слезы. Руки сами против воли дрожат, а на бумагу падают капли вперемешку с лепестками цветов, постепенно расползаясь по ней и окрашивая бумагу в красный, закрывая собой черные строки. И Лю Цингэ невесело усмехается: – Ты просишь невозможного, А-Цзю.