***
После первого же услышанного раската грома Эрен не принимающим возражений голосом говорит, что они переждут грозу у него дома, потому что он рядом, и, схватив вяло сопротивляющегося Армина за руку, ведёт за собой. Идти им и вправду недалеко, а мокнуть под дождём нет никакого желания. Несмотря на то, что в доме Йегеров Армину всегда были рады и часто вкусно кормили (не принимая все его «спасибо, я не голоден, правда»), он каждый раз чувствовал, как горят щёки, но сейчас выбора как такового не имелось, а ещё у Эрена тёплые руки и цепкая хватка. За ним пойдёшь куда угодно. Армин здоровается с Карлой и не может не улыбнуться ей в ответ. Каждый раз он стесняется и каждый (или почти) раз это проходит в тот самый момент, когда его так тепло встречают. Гриши дома нет, но в последнее время это в порядке вещей. — Есть хочешь? — Эрен всё время задаёт ему этот вопрос, словно не знает, что Армин в любом случае скажет «нет», если только у него не заурчит живот и отказаться не получится уж точно. Армин отрицательно мотает головой и осматривает дом, который знает, как свой собственный, пока Эрен рассказывает вздыхающей в ответ маме, что снова чуть не подрался. Он делится всеми эмоциями, даже не замечая этого, рассказывает сбивчиво и активно жестикулируя, и заканчивает, резко спрашивая, нужно ли как-нибудь помочь. Карла, повернувшись, гладит его по голове, слегка взъерошив волосы, и целует в лоб, в который раз попросив больше не драться, прекрасно понимая, что Эрен ещё не раз и не два вернётся домой с ссадинами, синяками или разбитой губой, взвинченный и растрёпанный, похожий на маленький вихрь в своей вспыльчивости. Помощи ей не требуется, поэтому Армин идёт вслед за Эреном, оглядываясь перед тем, как зайти в комнату, на Микасу. Их лица сегодня — и, стоит отдать ей должное, много раз до этого — остались целыми только благодаря ей. Она садится за стол, решив, видимо, что раз Эрен дома, то Эрен в безопасности, и следовать за ним по пятам не требуется. Карла что-то спрашивает у неё, но дальнейший их разговор слышно крайне приглушённо, так что Армин даже не пытается что-либо понять. Вероятно, она хочет услышать куда более спокойный рассказ о том, как они снова не вовремя наткнулись на других мальчишек. Эрен закрывает дверь и ложится поперёк кровати, раскинув руки в стороны. Армин подходит к окну, замечая, что дождь уже начинает усиливаться, а в комнате из-за тяжёлых свинцовых туч, едва ли пропускающих через себя солнечный свет, стало куда темнее, чем обычно. Неожиданный рокот заставляет вздрогнуть, и это не ускользает от взгляда Эрена, который уже стоит рядом. — Боишься? — Н-нет! — мгновенно заводится Арлерт, чувствуя необходимость сказать, что он гроз действительно не боится… большую часть времени, — просто громко было. Эрен кивает и, ничего больше не ответив, разворачивается и возвращается к кровати, чтобы лечь, Армин следует за ним и садится рядом. — У тебя получается представить за стенами что-нибудь кроме того, о чём мы читали? — спрашивает Эрен, уставившись в потолок. Армин ложится около него. Он чувствует себя неудобно из-за того, что чего-то не знает: понимая, что за стенами огромный неизведанный мир, он, в силу очень ограниченных знаний о нём, не может представить, что бы могло там находиться кроме данной в книгах информации, изученной и прочитанной уже тысячу раз. Появляется липкое, с примесью тревоги ощущение, словно он подрывает этим не только собственную веру в лучший и невероятный мир вокруг, но и веру Эрена. А Армин несёт ответственность за то, что заставил его себе поверить когда-то. — Я думаю, что там не будет тупых пацанов, которых мы постоянно встречаем, — подумав, отвечает Армин. Эрен посмеивается в ответ на это, соглашаясь; Армин улыбается, потому что Эрен морщит нос, когда так делает или смеётся. Их прерывает очередной раскат грома, из-за которого Армин рефлекторно смотрит в окно, словно сможет там увидеть кого-то, кто повинен в столь громких и тревожащих его звуках. Он поворачивает голову, чтобы встретиться взглядом с Эреном. Желая предупредить очередное и так неожиданно задевшее «боишься?», Армин начинает говорить первым: — Я не бо- Эрен, пристально смотрящий ему в глаза, даже не думал что-то спрашивать. Взгляд у него изучающий, словно он увидел в Армине что-то, что до этого не замечал. Что именно — загадка. — Дай мне свою руку. Это звучит так неожиданно, что Армин даже не спрашивает, зачем, и молча делает то, что попросили. И, наверное, потому, что если Эрен просит, значит так надо, и он знает, что делает. Тогда это произошло в первый раз. Армин помнит, что было... приятно. Эрен помнит, что просто захотел, что это показалось правильным и нужным, хотя никто так с ним самим не делал и он не в курсе, где мог увидеть что-то подобное раньше. Эрен берёт чужую руку в свою и переплетает пальцы, ничего не сказав. Это смущает до слегка загоревшихся щёк, заставляет несколько раз перевести взгляд с переплетённых пальцев на лицо Йегера напротив и нервно сглотнуть. Эрен выглядит серьёзным. Армин, подумав, посильнее сжимает его руку в своей. По крыше прямо над головой уютно бьют капли дождя.***
Эрен много раз держит его за руку с тех пор, это становится даже чем-то обыденным после того, как Арлерту особенно сильно достаётся от хулиганов и он, иногда не сдерживаясь, плачет то ли от боли, то ли от обиды, то ли от всего вместе. Однако в следующий раз вот так, как тогда, делает уже Армин. Они больше не дети. По количеству прожитых лет — да. По перенесённым за последние несколько из них горю и страданиям — нет. Эрен сидит прямо рядом с ним. Со всеми конечностями на месте. Дышащий. Живой. Эрен, который умер на глазах у Армина, спасая ему жизнь. Может, Армин умер и даже этого не понял? Тогда и Микаса тоже должна была погибнуть, раз прижимает Эрена к себе, и они все оказались… где-то. Но смерть Микасы маловероятна, из чего можно заключить, что они всё же не мертвы. Арлерт смотрит на руку, которой не должно быть. Повинуется первому же возникшему порыву взять её и делает всё как в тумане, до сих пор с трудом осознавая, что они втроём живы. Эрен, ещё крайне плохо соображающий и не отдающий себе никакого отчёта в том, где он и что происходит, ясно ощущает, что его к себе кто-то крепко прижимает. Если сконцентрироваться на ощущениях, то он чувствует шеей чьи-то волосы и ткань рядом с ними. Микаса. Это Микаса. Кажется, она дрожит. А потом он чувствует, как кто-то осторожно держит его руку и пропускает свои пальцы через его собственные, еле шевелящиеся. Где-то на задворках замутнённого сознания Йегер ощущает, что это что-то очень знакомое и отдаёт теплотой. Неосознанно шевелит пальцами левой руки, слабо сжимая чужую. Сердце Армина пропускает удар от отдачи, которую он чувствует. Эрен его узнал. Эрен крепче сжимает руку Армина и прижимается щекой к его макушке. Он, конечно, винит себя, не смея признать, что делал всё возможное. Не получается думать и о том, что они теперь своего рода квиты: Эрен отдал жизнь за Армина, оказавшись внутри титана без руки и ноги, Армин отдал жизнь за то, чтобы Эрен смог сделать, что нужно, и узнать, наконец, почему отец так оберегал чёртов подвал в доме, от которого теперь ничего не осталось, и что находится за стенами, которые их окружали всю жизнь. Но Эрен в итоге оказался титаном, а Армин — обычный (вовсе нет!) человек, который умер бы, не узнай они едва ли не накануне о том, что силой титана можно наделить кого угодно и она сконцентрирована в хрупком шприце. В понимании Йегера это означает, что Армин принёс куда большую жертву. Он, с горем пополам сдававший нормативы по физической подготовке и считавший себя слабаком, не побоялся собой пожертвовать, если это означало, что Эрен и Микаса увидят в итоге море, о котором он так грезил. От этих мыслей у Эрена щемит в груди. Армин сидит совсем рядом, положив голову ему на плечо, целый, невредимый и живой настолько, что увиденный Йегером сгоревший полутруп кажется чем-то до ужаса неправильным и нереальным, словно это был какой-то из его кошмаров, и он бы многое отдал, чтобы это действительно был всего лишь плод его больного воображения. Реальность такова, что даже если это кошмар, то Армин его разделяет тоже, и для него всё было гораздо хуже. Эрен сжимает руку Арлерта в своей на мгновение, а затем утыкается носом в его макушку, едва ощутимо прикоснувшись к ней губами. — Можно спросить у тебя кое-что? Эрен хочет пошутить, что не уверен в своём ответе, пока не знает, какой именно вопрос хочет задать Армин, но это кажется неуместным сейчас, да и он бы всё равно ответил на что угодно (или хотя бы постарался), поэтому он кивает так, чтобы Армин это почувствовал. — Тебе было страшно, когда ты… когда ты был внутри титана? — Нет, — в своём ответе Эрен уверен, хоть и слишком поздно предполагает, что Армин наделялся услышать другое, — я плохо помню, что тогда чувствовал, но помню ярость. Армин грустно усмехается. — Очень на тебя похоже. Сделав паузу, он решает продолжить. Если бы Эрен сидел напротив, то увидел бы, как уголки губ Армина опустились вниз. — Мне стало страшно, когда я понял, что не смогу спастись. Я надеялся, что случится какое-нибудь чудо… не хотел умирать. Потом стало больно, очень больно, я ничего кроме боли не чувствовал… а дальше не помню. Эрен понимает, к чему ведёт Армин. Ему это не нравится. — Если ты собираешься сказать, что страх смерти сделал твой поступок менее героическим, то лучше молчи, — Эрен говорит без злости и без осуждения, от чего Армину становится немного легче, но продолжает он уже куда более серьёзным голосом, — далеко не каждый бы решился на то, что ты сделал. Ты отдал свою жизнь, не отступил, даже когда понял, что не хочешь умирать. Ты преодолел свой страх и это делает тебя храбрым. Армин молчит, обдумывая услышанное. Эрен накрывает его руку своей свободной до этого ладонью. — Я бы многое сделал, чтобы ты там не оказался, но знаешь… это показало тебя как достойного и сильного духом солдата, в чём никто на самом деле никогда не сомневался. Армин поднимает голову — то же самое приходится сделать и Эрену, поскольку он положил на его голову свою — и смотрит на Йегера. Взгляд у Арлерта серьёзный и вымученный (или просто уставший после неприятного сна?), и, по правде говоря, ему сложно сейчас смотреть Эрену в глаза, но Армин взгляд не отводит. Его же только что назвали храбрым. — Спасибо, — Армин слабо улыбается, но это искренне. Он, как знал ещё с самого начала, чувствует вину. Невольно сравнивает свой опыт с чужим, считая, что раз сам когда-то решил пойти в разведку, то жаловаться теперь глупо. Но никто не говорил тогда, что ему придётся кусать губы и глотать слёзы, пока мерзкий мужик в три раза больше и старше водит руками по его хрупкому телу в тонком платье, заставляя всё лицо и уши рдеть от стыда, потому что это видит ещё и Жан, сидящий напротив, а потом узнать, что он был в курсе, что Армин — не девушка. Никто не говорил тогда, что ему придётся сгореть заживо, пока остальные пытаются убить своих некогда хороших товарищей, а потом очнуться и услышать, что между ним и Эрвином Смитом (исключительно хорошим командующим и каким-то обычным солдатом) выбрали не командора, и теперь он обладает силой титана. Причины, по которым Леви выбрал не Эрвина, ему не совсем ясны: раз между ними была заметная всем привязанность (а, может, и что-то большее, но об этом в таком случае знали только они сами. Ну и, скорее всего, Ханджи), то почему жив сейчас Армин? Если бы только он спросил, то Эрен, конечно, рассказал бы ему о том, что тогда про это говорил Леви, и Армин бы всё понял, но Армин не спрашивал. И вообще впервые рассказал вслух о том, что не забыл о своём околосмертном опыте (и это никто бы не осудил). Однако Армин Арлерт всегда был склонен принижать собственные заслуги и способности, даже если был в курсе, что каждый из его сослуживцев время от времени просыпается среди ночи в слезах или задыхаясь и подолгу успокаивается, и что после первой же встречи с титанами никто не позволял себе высказываться об этом в негативном ключе. Он помнит, как будил Сашу, которая спит рядом, потому что она начинала ворочаться и плакать во сне, знает, что Эрен иногда снова видит, как его мама превращается в кровавый омерзительный фарш, а Жан в который раз смотрит на то, что осталось от Марко. Эрен слабо кивает в ответ. Он тоже выглядит уставшим, но Армин так и не успевает поинтересоваться, почему он сам не спит сейчас. Они оба знают, что этот разговор толком ничего не изменит, что Армину всё ещё будут сниться кошмары и что он, видимо, всегда будет считать себя слабым. Но тем не менее Армин ценит возможность положить голову Эрену на плечо и переплести пальцы, потому что это даёт ощущение безопасности (пусть и мнимое местами), а Эрен ценит возможность напомнить Армину о том, что он не слабак и поцеловать в макушку, и готов так делать хоть каждый день. Повинуясь тому же порыву, который когда-то заставил его взять Армина за руку, Эрен опускает взгляд вниз, на их переплетённые пальцы, а затем подносит руку Армина к своему лицу и едва ощутимо прикасается к тыльной стороне ладони губами. Один раз, затем второй. Армин внимательно (может даже заворожённо) за этим следит и замечает, как у него сбивается пульс, когда он чувствует тёплые мягкие губы и чужое дыхание своей кожей. Он, наверное, никогда не привыкнет к неожиданно нежному Эрену, и это заставляет не моргая смотреть, как он, прикрыв глаза, прижимает теперь ладонь Армина к своей щеке. Между ними никогда не было ничего даже близко романтического, хотя Армин отдавал себе отчёт в том, что их отношения куда более близкие, чем дружеские. Он до сих пор помнит предположение Жана о том, что он, наверное, не просто так постоянно ошивается рядом с Эреном. Это его никак не задело, конечно, но заставило думать о том, насколько они друг другу близки и какая часть из этой близости относится к тому, что обычно делают состоящие в отношениях люди. Армин знает, что они не переходят границ (но соврёт себе, если скажет, что не думал когда-то о том, как бы ощущались губы Эрена, если бы он касался ими хотя бы лица Армина, а когда цепочка размышлений логично и последовательно привела к мыслям о поцелуе, Арлерт очень смутился и постарался на что-нибудь отвлечься), после которых пришлось бы ломать голову, постоянно размышляя, кто они друг другу и копаться в своих чувствах, от чего не веяло ничем хорошим, потому что он не может представить, к чему бы в итоге пришёл и не уверен, готов ли к этому. Эрен знает, что ему нравится держаться за руки и что этот жест стал для них чем-то интимным. Эрен так говорит «я рядом», Армин — выражает то, что не может сказать словами. И поэтому Арлерт, желая ответить на подобное проявление чувств, слабо двигает большим пальцем, поглаживая скулу Эрена. Йегер разве что не мурлыкать начинает, и, стоит признать, это всё действительно помогает переместить фокус с воспоминаний о сжигающем кожу раскалённом паре на лёгкое смущение на краснеющих щеках от такого близкого во всех смыслах тактильного контакта. — Спать ещё не хочешь? — Эрен открывает глаза и теперь смотрит на Армина. — Не знаю. А ты? — Тебя одного я уж точно не оставлю, пока сам не попросишь, — Эрен выпускает руку Армина из своей, отмечая, что не особо хотел это делать, — если ты хочешь, то мы можем… — как оказалось, сказать об этом сложнее, чем импульсивно подумать. Эрен отводит взгляд и, даже не замечая, трёт затылок, –… спать сегодня на одной кровати. Ну, если хочешь. — Давай, — Армин слабо улыбается, думая, что Эрен не отдаёт себе отчёт в том, каким умилительно робким может иногда быть. Йегер в ответ на это кивает и поднимается со ступеньки, на которой они до этого сидели. Протягивает ещё сидящему Армину руку. Чуть позже Арлерт чувствует спиной тепло от прижимающегося к нему сзади Йегера. Своей правой рукой Армин накрывает ладонь перекинутой через его бок руки. И вроде уже не настолько жарко, даже несмотря на то, что температура тела Эрена немного выше среднего. И вроде Армину легче даётся думать о том, что он прошёл через ужасные вещи, на которые решился бы не каждый. И вроде даже есть ощущение, что он найдёт в себе силы, когда понадобится.