***
— Что рисуешь? — О, Хвост Слепого, — парень поднимает голову от кусков бумаги, сложенных на коленях. В руках кисточка, рядом коробка с баночками красок. Светло-жёлтые волосы с подозрительными пятнами, скорее всего от краски, почти закрывают лицо. Родинка убирает волосы и смотрит на Кузнечика снизу-вверх. — Прости, не помню клички. Я Родинка, — он протянул грязную от краски ладонь. Кузнечик помахал протезом. Лицо Родинки ненадолго окаменело и он убрал ладонь за спину. Вид немного виноватый. — Прости, я забыл. — Я Кузнечик. Ты очень забывчивый, — заметил Кузнечик, садясь на корточки рядом с матрасом Родинки. Родинка подвинулся, чтобы он мог сесть и случайно перевернул баночку с тёмно-синей краской. Та растеклась по полу. Родинка тихо выругался и попытался вытереть пятно, пачкая ладонь ещё больше. Кузнечик подумал, что творческие люди очень странные. Но ему это показалось даже забавным. — Я просто очень хорошо рисую, — осклабился самодовольно Родинка. — Талантливые люди всегда забывчивые. А я талантливый. Кузнечик подумал, что Родинка от скромности точно не умрёт. Он потёр шоколадного цвета родинку, рассекающей его лицо на две половинки, оставив синие следы краски на коже, и снова уткнулся в куски бумаги. Облизал губы и стал что-то рисовать тонкой кисточкой. Кузнечик попытался заглянуть ему через плечо. Родинка шикнул на него. — Подожди. Кузнечик честно ждал. От нечего делать рассматривал баночки с капельками на крышках, которые наверное должны показывать цвет, но Кузнечик не художник и разницы особой не видит. Держит его на месте любопытство, всё же интересно, что по итогу получится. Родинка уже стал легендой, почти как Волк. Он рисует на стенах, мешаясь под ногами и мешая окружающим, рисует даже когда выключен коридорный свет. Старшие приглашали его к себе, чтобы он расписал и их стены, но Родинка отказался, с таким спокойным видом, не понимая явно, какая честь ему выпала. Судя по тому, что Кузнечик слышал, Родинка старших ни в грош не ставит. Волк про Родинку тоже говорил. Как о «хорошем и верном товарище, как Гекльберри Финн для Тома Сойера». — Держи, — Родинка ткнул Кузнечика в бок концом кисточки. Получилось больно. Кузнечик отмер и наконец увидел то, над чем корпел Родинка. Бумага, не слишком ровная и не очень большая, собиралась вместе, как кусочки пазла. Кузнечик, как не вертел головой, не мог точно уловить, что там конкретно изображено. С одной стороны, похоже на какое-то болото, со странными существами, смотрящими, кажется, прямо в душу, с другой — на рыбок, отдалённо напоминающие тех, что жили в мутноватом аквариуме Седого, а третьей — животные, с большими человеческими глазами. — Это всё мне? — почему-то шёпотом спросил Кузнечик, с восхищением разглядывая созвездия на одном из кусочков. Родинка не преувеличивал. Он талантливый. Наверное талантливее, чем всё население Дома. — Всё, — Родинка осклабился. — В честь знакомства. Я слышал про тебя, Зануда и Плакса рассказывали. По их словам, ты всё время хнычешь и только сопли вытираешь. — Они меня терпеть не могут. — Да нет, — Родинка покачал головой. — Они просто копируют поведение Спорта. Если бы не Спорт, думаю, ты бы так не говорил. — Ты говоришь, как старший, — в одном пазле Кузнечик увидел паутину, обвитую корнями растений, и больших белых пауков. Один похож на сестру Агату. Самый большой паук — с двумя лицами. Человеческим и паучьим. — Я самый старший из младших. Звучит, как самый высокий из карликов, да? — Немного, — признался Кузнечик. Родинка хрипло рассмеялся, показав жёлтые от сигарет зубы. Пахло неприятно. Мертвечиной. Родинка худой, очень худой. Даже кожи нет, одни кости. Шоколадные пятна родинок будто съедают его, как удав заглатывает большую тушу. Кузнечик вспомнил рисунок «удав съел слона». — Забирай, Кузнечик. А то обижусь. У нас не принято от подарков отказываться. — У кого «у нас»? — Не важно, — Родинка мотнул головой и стал собирать краски и кисти в коробку. Кузнечик осторожно поднял подарок. — Красиво… Спасибо. — Я знаю, — Родинка самодовольно улыбнулся, с трудом подняв матрас. Кузнечику показалось, что сейчас его задавит. — Только никому не показывай. А то начнут ко мне всякие ходить, ныть, что тоже подарок хотят. А я знаю цену своему таланту. — Не буду, — пообещал Кузнечик. Родинка улыбнулся и он увидел, как блестят, словно золотые монеты, жёлтые глаза в коричневых пятнышках. У Волка почти такие же, чуть темнее только, и без пятен. — Можно спросить? — произнёс Родинка неуверенно, не двигаясь с места. Он покачивался, босой, без опоры, матрас давил сверху, как сапог, что скоро раздавит мимопроползающего червяка. Родинка на палочника похож. — Можно, наверное. — Ты видел Смерть? — Видел, — осторожно ответил Кузнечик, не понимая, к чему это. Родинка странно посмотрел на него, прищурившись, и кивнул своим мыслям. — Передавай привет.***
Сложно спрятать что-то в Четвёртой. Практически невозможно, из ряда фантастики. Может влезть Шакал, может случайно обнаружить Македонский, может пожевать Толстый. Но рисунки, подаренные Леопардом, так и остались на своём месте. Сфинкс редко доставал их. Только когда был уверен в том, что полностью забыл причудливые картинки, собиравшиеся в одну общую. Будучи младше, он не понимал, во что складываются пазлы, рассматривал каждый отдельно. Но сейчас понимает. Леопард нарисовал Дом таким, каким видел его он. Дом и Изнанку, не проводя между ними границ. Но некоторые из его рисунков Сфинкс предпочёл бы не вспоминать. Жёлтые глаза, принадлежащие не то Тени, не то Волку, не то самому Леопарду, разобрать трудно, и паутину с пауками. От второго несло мертвечиной, болотной тиной и смертью. Могильником. Как бы его не вымывали, за белой маской всегда проглядывается истинное лицо этого места. Сфинкс не понимал, как не заметил этого в первый раз. Наверное так же не видел общей картины, запомнились и отложились в памяти только эпизоды. Свойство детства. Он не показывал никому рисунки, как и обещал. Догадывался, что Волк знал о них, может, знал Рыжий, тот от Леопарда не отлипал, и Слепой. Слепой знал точно. От него вообще трудно что-то скрыть. Хозяин, мать его, Дома. Иногда, правда, Сфинксу очень хочется врезать любимому вожаку, но это мимолётные порывы, несерьёзные. Прошло, кажется, много времени со смерти Леопарда. Но Дом всё ещё помнит его, самого талантливого своего обитателя, которого проклинали множество раз, которым восхищались, который не ставил себе авторитетов, который оказался чертовски прав, когда у них треснули розовые очки.