Can't Pretend

      Боль.       Это единственное, что я ощущаю, когда ты снова и снова выбиваешь из меня душу своими большими крепкими кулаками. Она переполняет всю мою сущность, каждую клеточку тела и разума, каждый сантиметр кожи и каждый уголок души. И я принимаю её. Принимаю каждый раз, потому что не могу сопротивляться. Не тебе, Бэтси. А тому чувству в груди, которое сливается с болью и почти ничем не отличается от неё. И сколько бы я ни притворялся, что это она и есть, что мне лишь кажется — это не помогает. Как видишь, я не могу даже бороться, хоть и очень бы хотел.              А ты... ты каждый раз отталкиваешь меня. Словно бы действительно не понимаешь, не видишь, что наши с тобой души навечно переплетены. И что только ты можешь излечить те раны, которые сам же мне и оставляешь.       Я тянусь к тебе, а ты отворачиваешься. Наверное, ты уже давно поставил на мне крест. Ты не осознаёшь того, как сильно нужен мне. Ты видишь перед собой лишь сломанное и ничтожное существо с уродливым бледным лицом и разбитой улыбкой на губах, но не человека, который когда-то падал в объятия неизвестности, с ужасом и трепетом глядя в твои глаза.              Разве ты не понимаешь, что это всегда был ты? С самого начала, с первого вдоха, который я сделал тогда. Всё, что у меня есть, всё, кто я есть — создано тобой. Я не виню тебя за это — нет, никогда! Я лишь хочу, чтобы ты понял свою ответственность. Я прошу — нет, умоляю — пойми наконец, как ты важен для меня. У тебя есть свой мир — тёмный, но прекрасный, наполненный жаждой и постоянной борьбой. В твоём мире есть место всем этим людям, которых ты пытаешься спасти, и тем, кого ты называешь семьей, и даже этим маленьким глупым птенцам. А мой мир — это лишь ты. В нём нет места ни для кого другого, весь он целиком и полностью состоит из тебя, а ты этого даже не понимаешь. Но хуже всего — ты никогда не станешь его частью.       Когда-то я сказал, что не могу принять твою помощь, потому что для меня уже поздно что-либо исправить. И это правда. Ты опоздал, Мышонок — ещё тогда, когда я падал в бездну на том проклятом заводе. Ты уже ничем мне не поможешь, но это не значит, что я этого не хотел бы. Ты думаешь, мне нравится быть таким? Думаешь, мне не больно осознавать, что мы с тобой принадлежим двум разным мирам и ты никогда не впустишь меня в свой?       После той химической ванны столькое поменялось. Моя кожа огрубела; моя душа сгорела дотла; моё сознание перевернулось, но где-то там глубоко, под выжженными химикатами, насквозь прогнившими слоями моей сущности, осталось сердце. Испорченное, тёмное — но всё ещё живое. И оно так сильно зависит от тебя. Я хотел бы думать, что это не так — но просто не могу. Я хотел бы делать вид, что я окончательно и бесповоротно опустошён, что во мне не осталось ничего, кроме безумия. Я хотел бы считать это чувство внутри себя ненавистью, одержимостью, или даже страстью... Но я не могу притворяться.              Потому что мне кажется, что это — любовь.