Однажды сделав выбор

Разве мог кто-нибудь сравниться с ним? Он всегда был убеждён, что это невозможно. «Наш король!» Друзья шутливо кланялись, а он снисходительно взирал на них свысока, и уголки его тонких аккуратных губ слегка вздрагивали в ироничной ухмылке. «Можете подняться, мои вассалы!» — нарочно надменно отвечал он, и вся компания слизеринских аристократов заливалась смехом. С того момента, как Распределяющая Шляпа сказала своё слово, Люциус стал «королём Слизерина». Старшекурсники хмыкали и закатывали глаза, стараясь не замечать надменного паренька. Какое им дело до него? Вроде, никого не трогает, распоряжаться не пытается, высокопоставленным папашей никого не стращает — его счастье! Малфой-младший рано лишился матери, и это вызывает некоторое сочувствие и снисходительность к его холодности и некоторой отчуждённости. Люциус не из тех, кто шалит и носится на переменах. Он выше этого. Он — наследник величайшего и почтеннейшего рода. Единственный наследник. Не престало ему быть простым сорванцом. Люциусу всё давалось легко: учёба, квиддич, уважение сокурсников и сокурсниц, благосклонность профессоров. Он был уверен, что всё это благодаря отцу, но принимал данное как должное. Какой смысл отказываться? С первого курса он начал «коллекционировать» девичьи сердца. Бумажные голуби, сердечки, открытки. Он ничего не выбрасывал, просто аккуратно складывал в коробку не читая. Девочки вздыхали, а сероглазый статный юноша совершенно безразлично проходил мимо, не удостаивая их даже взгляда. В четырнадцать он принял решение, что как и его предки, станет носить традиционные мантии и длинные волосы. Платиновые пряди были ужасно непослушными. Лезли в глаза, щекотали шею, приходилось, чуть ли не каждые пять минут, эффектным движением головы или руки закидывать их назад. Но он упрямо ждал того момента, когда их можно будет завязать в хвост. А дождавшись, с облегчением стянул их тонкой тесьмой и, удовлетворённо приподняв подбородок, направился на завтрак в Большой зал. С того момента, как будто что-то поменялось. В свои четырнадцать он выглядел старше. Даже шестикурсницы с его факультета это заметили и завалили парня комплиментами. Люциус принял все их восторги спокойно, как всегда. И кажется, его заметили не только слизеринки. Но он никого не замечал. Чем были заняты его мысли? Он должен быть лучшим во всём. Малфой-младший не мыслил иначе. У него для этого есть всё: богатство, положение в обществе, ум, таланты. Он погружался в чтение даже во время приёмов пищи, редко общаясь с сокурсниками. Был молчалив, никогда не бросал пустых слов на ветер, но мог долго и пространно рассуждать в гостиной Слизерина о пользе Тёмной магии, и его слушали разинув рты все, с первого по седьмой курс. Было в его речи что-то завораживающее. Малфой мог острить и довольно хлёстко. Мало кто желал с ним в этом соперничать. В то утро Люциуса всё время что-то отвлекало. Что-то навязчивое. Он то и дело поднимал глаза от своей книги, чтобы бросить немного раздражённый взгляд на стол Гриффиндора. Каждые две минуты компания гриффиндорцев взрывалась смехом и громкими выкриками. Профессор Макгонагалл, нетерпеливо стучала палочкой по преподавательскому столу, и компания утихомиривалась. Но ненадолго. Этот смех бил по ушам. Люциус начинал злиться. «Да кто это так заливается? Ненормальная что ли?» Он чуть вытянул шею, выпрямился, чтобы разглядеть за спинами когтевранцев стол Гриффиндора. Вирджиния Харрис. Шестикурсница. Высокая, стройная, красивая девушка с озорными карими глазами и длинными, почти чёрными волосами. Она с азартом рассказывала сокурсникам о вчерашней игре. Им было смешно, потому что все там были, но её видение происходящего забавляло. Вирджиния говорила громко, выразительно. Улыбка не сходила с её лица. Малфой и не заметил, что задержал на ней своё внимание слишком долго. В ней было столько жизни, столько огня. Ему вдруг показалось, что раньше он не видел таких людей. Таких… жизнерадостных. Вдруг, стая холодных мурашек прошла по спине, и Люциус стремительно отвёл взгляд, осознавая, что она уже некоторое время смотрит в его сторону. «Заметила. Вот кретин!» Дышать стало тяжело. В груди словно образовался увесистый ком. «Всё. Больше туда не смотри. Не смотри!» Люциус уставился в книгу. Кажется, ещё ни разу чтение не давалось так тяжело. Он ни строчки не понял и не запомнил. Перед ним взгляд внимательных карих глаз, огромных, сияющих, обрамлённых длинными чёрными ресницами. «Люциус, ты спятил?» Он больше не мог усидеть на месте. Намекнув своей свите, что пора убираться, Малфой-младший гордо поднялся со своего места и неспешной, уверенной походкой направился к выходу, притягивая к себе покорные взгляды студенток с первого по шестой курс. Для седьмого он, всё-таки, был не так интересен. Разве что в перспективе… С того дня у Люциуса сложилось стойкое убеждение, что эта ведьма его приворожила. Без всяких логичных объяснений понимал, что с ним происходят странные метаморфозы, совершенно ему несвойственные. Вдруг почему-то стало жаль, что мисс Харрис не может появляться в поле его зрения так часто, как хотелось бы. А ему хотелось бы?! Только не это! Она же… грязнокровка! А грязнокровка — это табу! Вирджиния — воплощение всего того, что Люциус не мог принять в женщине. Слишком шумная, весёлая, дерзкая, никаких манер. Её даже леди нельзя было назвать. Во время игры в квиддич, она носилась со своей битой по полю и орала, как мужлан! Но этот горящий взгляд что-то поджигал в сердце Люциуса, отчего становилось невыносимо жарко. Противоречия. Он никогда не испытывал этого — жизнь в противоречиях. Он ненавидел грязнокровок всеми фибрами своей души. Эти низшие создания, недостойные владеть магией, вообще не имеют права на существование! Люциус знает об этом с детства. Его принципы непоколебимы! Но почему тогда эта колдунья так надёжно впилась в его мысли? Почему такое дикое волнение разливается внутри при виде её? За что?! Малфой перерывал библиотеку снова и снова, разыскивая противоядие, заклинание от сглаза, порчи или приворота. Он варил одно зелье за другим, пытаясь излечить эту болезнь. Но взгляд карих глаз преследовал его. Люциус не мог не замечать её. В Большом зале, во время матчей. Он всегда был собран. Держал себя в руках. Был сама дисциплинированность. Никто! Ни одна душа не заметила в нём изменений. А они были… Глубоко. Очень глубоко. И это причиняло боль. Лишь одно средство помогало. Тьма. Он уходил с головой в изучение Тёмной магии, увлекался ею, и становилось легче. На время. Вирджиния была чем-то вроде маяка. Она светила где-то далеко, но не для него. Люциус осознавал это слишком ясно, чтобы питать хоть какие-то надежды. Надежды? На что?! На симпатию грязнокровки? Упаси Мерлин! Он и не замечал, как пролетали месяцы. Как прошёл учебный год. Лето. Лето было тем спокойным временем, когда Люциус с наслаждением погрузился в изучение отцовской библиотеки. Ему уже пятнадцать. Отец гордится тем, что сын становится взрослым, продолжателем его дела, средоточием традиций и принципов. Юноша с усиленным рвением готовится к тому, чтобы стать достойным наследником великого рода Малфоев, изучая семейную историю и реликвии. Теперь Малфой-младший присутствует на всех собраниях Пожирателей смерти. Он ловит каждое слово, каждую идею, впитывает их, всем сердцем принимая, что это — правда! Истина! Иначе жить нельзя! Чистокровные — это та сила, что должна править миром. К концу лета Люциус чувствовал себя здоровым. Он излечился, хвала Салазару! И он снисходительно поглядывал на сокурсников, покачивающихся на соседних сидениях Хогвартс-экспресса, когда гриффиндорцы ворвались в их вагон. Что-то взрывается, и он слышит… её заливистый смех. Удар. Ещё удар. В висках стучит. Дыхание останавливается. Воздуха не хватает. Ведьма! Люциус вскакивает со своего места и врывается в толпу гриффиндорцев.  — Пошли вон, кретины! — сквозь зубы шипит он, уничтожая противников ледяным взглядом серых глаз. Так уж вышло, что за лето Люциус вытянулся и раздался в плечах. Гриффиндорцы шарахаются, но потом заливаются смехом.  — Малфой, ты бы себя видел! — и дружно направляются в свой вагон. Он выпрямляется. Приглаживает волосы. Сердце выносит душу из тела, когда сзади раздаётся:  — Разреши? Люциус оборачивается, практически встречаясь нос к носу с Вирджинией Харрис. Девушка улыбается, глаза сияют, и она обходит его слева, чуть задевая грудью его плечо, пробивая электрическим разрядом всё его тело. Она уходит, и он не может просто сесть на своё место, а стоит замерев в проходе, как истукан. У двери Вирджиния оборачивается. Её взгляд игривый, задорный. Вирджиния прикусывает нижнюю губу. И Люциус понимает, что всё ещё хуже, чем он думал. Год мучений. Через месяц он смирился с тем, что этот год станет годом мучений для него. Нужно просто потерпеть. Она на седьмом курсе. Ещё немного и Вирджиния покинет Хогвартс. Всё закончится. Эти бессонные ночи. Это сжимающее тело томление. Глупые фантазии. Всё закончится с её уходом. Люциус ищет спасения в учёбе, бесконечной отработке заклинаний, в зельеварении, новой должности Старосты факультета и стремлении в скором времени стать Пожирателем смерти. Он хочет ненавидеть её. Вырвать из сердца эту болезнь. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба со страстью. Он уже рад, что не может видеть её часто. Потому что при каждой встрече у него возникает лишь одно желание. Низкое, отвратительное желание владеть ею. Грязнокровкой… Его тошнит от этой мысли. Но лишь потому, что это голод. Ужасный, испепеляющий тело и душу голод. Вирджиния Харрис — привлекательная девушка. За ней ухаживают сразу несколько молодых людей с седьмого курса. Люциус рвёт себе душу бессмысленной ревностью, понимая, что это только всё усугубляет. Самозабвенно углубляется в учёбу. Месяц… Два… Четыре… Время тянется так медленно! Невыносимо! Он видит её всё реже и реже. Она больше не играет в квиддич. Готовится к ЖАБА. В Большом зале может не появляться по два дня, а потом приходит уставшая, какая-то бледная. Её смеха больше не слышно. Люциус не может понять, что с ней происходит. Какое ему дело до грязнокровки?! Провались она пропадом! Он снова варит зелья, чтобы хоть как-то успокоиться. Осталось чуть-чуть. Ещё три месяца! Всего три… Два. Ему исполняется шестнадцать. В Большом зале слизеринцы шумно поздравляют старосту с праздником. Он ловит её взгляд. Случайно. Люциус даже не пытался. Она устало улыбается и опускает глаза. Два месяца! Терпение. Осталось немного… Чем ближе были экзамены, тем тяжелее становилось ждать. Люциус проводил дни и ночи за книгами, в надежде ускорить время. Но оно предательски тянулось всё медленнее с каждым днём. Видеть Вирджинию становилось всё мучительнее. Он старался избегать её. Но, казалось, всё против него. Малфой-младший готовился к СОВ, она к ЖАБА. Библиотека стала домом для пятого и седьмого курсов. Ему казалось, что он забрался в достаточно укромный угол, чтобы никто не потревожил. Но перед ним легла аккуратная стопка книг. Люциус бросил взгляд на руки, положившие их, и понял, что оказался в ловушке. Он знал её руки. Красивые, аристократичные с длинными, тонкими, музыкальными пальцами и аккуратными идеальными ногтями. Сердце забилось через раз, и он поднялся со стула, сгребая свой конспект и перо.  — Прости, я помешала? Их глаза встретились. Малфой такого же роста, как она. Но он ещё приподнимает подбородок, смотрит на Вирджинию свысока. Молчит. Видит озорные искорки, сияющие в её шоколадных глазах. Их разделяет стол, но этого мало. Ему нужно, чтобы между ними был океан. Нужно, чтобы было так! Но хочется, чтобы не было этого стола. Чтобы не было ничего и никого, только она. Люциусу кажется, что сейчас он просто сделает один шаг, коснётся пальцами её бархатистой смуглой щеки и ощутит вкус её чувственных, притягательных губ… Грязнокровка! Из его груди вырывается тяжёлый выдох. Люциус медленно, степенно складывает свои вещи в сумку.  — Малфой… — тихо произносит она. Он просто обходит стол и направляется к выходу. Сердце рвётся из груди. Глаза режет, словно в них попал песок. «Грязнокровка! Я ненавижу грязнокровок! Ещё немного. Две недели. Держись, Люциус, осталось немного.» Руки дрожат, всё внутри обрывается, осыпается, словно пепел. Ноги несут с трудом. «Что ты сделала со мной, ведьма?!» В день выпускного бала пятый курс уезжает домой. Все, кроме Люциуса. Ни с того ни с сего, он вдруг решил искупаться перед каникулами в Чёрном озере, где порезал ногу, одному Мерлину известно, обо что. Малфой-младший явился в больничное крыло истекающий кровью. Молодая целительница Поппи Помфри озадаченно осматривала разрез на пятке шестнадцатилетнего парня и подозрительно бросала взгляд на зажатую в его руке волшебную палочку. Да, она молода, но опыта достаточно, чтобы отличить разрез сделанный с помощью магии. Поппи не имела привычки задавать лишние вопросы. Обработав рану экстрактом бадьяна, предложила Люциусу остаться под наблюдением на денёк. Но он отказался и похромал в подземелья. Утром уехали все, кроме семикурсников, готовящихся к празднику в их честь. Малфой-младший никому не был интересен, все были заняты, и Люциус спокойно читал в своей комнате. Так всем казалось. Его сердце не было спокойно. Оно замирало и вздрагивало. Он уже двести раз пожалел о том, что сделал. Это было так глупо и опрометчиво. Люциус сам продлил свою агонию. Уже мог быть на пути к дому, а вместо этого снова ждал. Ждал неизвестно чего. Старшие слизеринцы красивые, нарядные, воодушевлённые направились в Большой зал, пожелав Люциусу «не скучать». Ему туда нельзя. Если бы он мог, ходил бы кругами по гостиной, но ноющая заживающая пятка не позволяла. Через пару часов он не выдержал. Наложив на себя дезиллюминационные чары, медленно поплёлся к Большому залу. Всё внутри обрывалось, дыхание сбивалось. Было страшно. Он увидит её сейчас… Какая она? Слизеринки были прекрасны. А она… Вирджиния должна быть прекраснее всех в этот вечер. Стараясь вовремя избегать столкновения с носящимися по коридорам выпускниками, Люциус пробрался в Большой зал. Он увидел её сразу. Восхищение… Оно заполнило его душу. Малфой знал, что так будет, но не думал, что это останется шрамом на сердце. Вирджиния кружилась в вальсе то с одним, то с другим кавалером. Её пышное сиреневое платье струилось, превращая девушку в волшебный туман, от которого нельзя было взгляда отвести. Она улыбалась, и Люциус решил, что он просто запомнит её такой — настоящей леди. Ночь без сна, её кружение, улыбка, сияние восхитительных карих глаз, вихрь тёмных завитых локонов. Она была волшебна! И ему было так хорошо от того, что всё заканчивается… Ещё несколько часов и всё останется позади. Утром в Большом зале Люциус простится с Вирджинией навсегда. Но этого не случилось. Под утро Люциус, утомлённый воспоминаниями и ожиданием, заснул. А когда проснулся, Хогвартс-экспресс уже уносил выпускников туда, в будущую жизнь взрослых волшебников и волшебниц. Стоя в дверях Большого зала, ощущал, как бесконечная тоска затапливает с головой. Но стало так спокойно. Обречённо спокойно. Медленно ковыляя к Чёрному озеру, он снова и снова вспоминал её движения, её полёт над полом в сиреневом облаке. Люциус сел на берегу, прямо на зелёную свежую траву, и смотрел на воду. Он прощался. Прощался с ней навсегда. В груди дрожало что-то… Время текло незаметно.  — Люциус… Он срывается. Как будто срывается со скалы и падает в бездну. Перед глазами темнеет. Люциус сжимает кулаки, чувствует, как холодный пот покрывает всё тело, лицо, как перекрывается доступ кислорода… Сердце безудержно скачет в груди, отдаваясь ударами в висках. Она садится рядом, всего в одном шаге от него. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться. Люциус чувствует, как внутри сжимается пружина. Что происходит? Зачем она здесь? Молодые люди молча сидят у Чёрного озера. Напряжение, повисшее между ними, нельзя сравнить ни с чем. Ведь это… невозможно. Люциус дрожит, он чувствует, как дрожат руки и колени. Дрожит всё внутри оттого, что неизбежно. Море боли — это неизбежно. Он молчит и слушает её прерывистое дыхание. Боится даже взглянуть на неё, потому что это невероятно. Минуты уходят, утекают, словно песок сквозь пальцы. Кажется, что волнение на пределе.  — Я всё поняла, Люциус, — голос, как будто не её. Такой тихий и нежный. Люциус никогда не слышал такого звучания голоса Вирджинии. Он снова падает в пропасть, хочется закрыть глаза и лишиться сознания от этого… счастья… от этой безотчётной, безудержной радости охватившей всё внутри. — Давно заметила, ещё в прошлом году. Её голос дрожит. Он слышит это, словно музыку, купаясь в волнах блаженства. Это чудесное, волшебное ощущение полного ни с чем не сравнимого счастья. Люциус решается лишь немного повернуть голову, чтобы взглянуть на её красивый профиль и тёмные пряди рассыпанные по плечам и спине, дрожащие ресницы. Он зажмуривается, пытается дышать.  — Я знала, что ты так и не осмелишься. Ты с самого начала так решил, уверена. Но… — девушка молчит. Люциус чувствует, что она очень волнуется. — Может быть… есть шанс! Тебе всего шестнадцать, знаю. А я уже… ухожу. Но всё возможно. Я хочу, чтобы ты знал. Всё возможно! И он боковым зрением видит, что она смотрит на него. Люциус приподнимает подбородок. Чувствует, как болезненное ощущение захватывает глаза. Жжёт! Водоворот мыслей кружит голову. «Что ты делаешь? Что делаешь? Зачем? Это безумие! Ты же… Ты же… грязнокровка! Невозможно! Невозможно! Ты знаешь, что сделает с тобой мой отец?! Сумасшедшая гриффиндорка!»  — Люциус… «Замолчи, замолчи!»  — Я знаю, твоя семья… Люциус понимает: нельзя этого допустить. Нельзя! Его счастье не стоит её жизни. Он знает отца, знает его окружение. Пожиратели смерти. Она будет первой, кого они уничтожат! Им неведома жалость, неведома… любовь. Малфой медленно поднимается на ноги, чувствует на себе её взгляд, но смотрит, словно сквозь неё. Сквозь ту, что так дорога его сердцу.  — Твоя семья против таких отношений, я понимаю. Ты чистокровный, а я маглорождённая. Но так случается и… люди бывают… счастливы. Ядовитая улыбка растягивает его тонкие губы. Холодный, жёсткий взгляд серых глаз впивается в её лицо, и глаза Вирджинии медленно увлажняются. Люциус начинает смеяться… Беззвучно. Она слышит лишь резкие выдохи. И потом… Громкий, злобный хохот разрывает пространство Хогвартса. Девушка поднимается с земли, смотрит ему в глаза.  — Что ты о себе возомнила? — насмешливо произносит Люциус. — Самонадеянная грязнокровка! — его сердце болит. Эта боль убивает! Уничтожает! Её спокойный взгляд режет его душу на части, но он язвительно улыбается. — Ты хоть отдаёшь себе отчёт, кто я?! Да ты… грязь под моими ногами! И ты решила, что я допущу хотя бы мысль?! Ничего не было! Никогда! Это твои больные фантазии! Убирайся! Всё ломается, всё его сознание, его душа, его сердце. Люциусу кажется, что он истекает кровью. Перед глазами алые пятна и среди них её спокойный взгляд. Она просто смотрит на него смиренно и выжидательно. Он сдерживает подкатывающие к горлу рыдания и шипит сквозь зубы:  — Убирайся! Вирджиния делает к нему шаг, подходит так близко, что Люциус ощущает тепло исходящее от неё. Дыхание замирает. Её взгляд судорожно скользит по его лицу, словно девушка старается запомнить. Запомнить его глаза, брови, нос, тонкие губы, платиновые пряди лежащие на плечах. Она медленно поднимает руку, касается его небритой щеки, лишая сил, воли, злости, отчаяния, погружая в бессознательное, последнее счастье в его жизни.  — Прости, Люциус. Значит… я ошиблась. Но я… люблю тебя. Его охватывает пламя. Адский, мучительный огонь. Болезненный, страшный, отчаянный. Сознание мутится, и Люциус молчит, понимая, что это конец. Конец всего. Он резко ощущает холод на том месте, где только что была её маленькая тёплая ладонь. Не может пошевелиться, вздохнуть. Тишина затапливает, уничтожает. Ноги подкашиваются, и Люциус садится на траву. Он сидит молча. Минуту. Две. Может, десять… Сдавленный стон вырывается из груди. Ещё один. Сердце болит, давит и поднимается к горлу. Люциус ложится на землю и смотрит в ясное голубое небо. Хочет туда. Навсегда. Забыть, исчезнуть, только чтобы не болело больше. Чтобы не видеть этого нежного взгляда, этого смирения храброй гриффиндорки. Она любит его… Это был последний раз. Последний раз в своей жизни Люциус Малфой испытывал сердечную боль. Боль души, не сравнимую ни с чем. Сладкую боль взаимной, несбыточной, погибающей любви. Тихий вой заполнил воздух Хогвартса. Вой умирающего волка.

***

Прошло много лет. Люциус сидит в кресле у камина. Его губы дрожат. В руках аккуратный маленький лист пергамента. Он снова устремляет взгляд на размашистые красивые буквы и с упоением скользит по ним. «Это последнее письмо, Гермиона. Наш дом превратился в ад. Сегодня я уничтожу всё, что напоминает о тебе, чтобы ни одна душа не узнала. Чтобы ты была в безопасности. Но я не забуду. Я просто буду ждать и надеяться, что когда-нибудь у меня появится шанс сказать тебе всё, иначе нет никакого смысла жить. Верю, ты найдёшь то, что ищешь. И я увижу тебя когда-нибудь, если мы не умрём. Безнадежно любящий тебя, Драко Малфой» Внутри всё дрожит. Уставшие, воспалённые серые глаза закрываются, перед ним ясное голубое небо Хогвартса. Он смотрит на пляшущие язычки пламени в камине.  — Не сдавайся, Драко. Хотя бы ты не сдавайся.