вообрази пламя

Katy Perry - Bon Appetit

Югём только закатывает глаза, когда Марк притаскивает его с собой на выставку картин эпохи Возрождения. Ему не интересно, но Туан уверен, что приобщение к элитарной культуре способствует повышению интеллекта. У младшего оно способствует только повышению скуки и попыток найти, чем бы себя развлечь, шатаясь между залов полных произведений искусства. И в одном из них это самое, действительно, обнаруживается, сидящее на мягком диванчике, закинув одну ногу на другую. Югём останавливается за спиной парня, наблюдая, как тот, устроившись перед портретом какой-то прекрасной средневековой дамы, старательно срисовывает обтянутую тёмной джинсой… задницу мужчины, стоящего немного в стороне. Рука творца легко скользит по бумаге, практически с первого раза передавая все линии и штрихи. Художник изредка вскидывает взгляд, совсем не замечая того, что за ним наблюдают. Он накладывает ещё несколько точных линий и подтирает немного края рисунка, оттеняя швы брюк, на которых дорисовывает ещё полоски чёрных ремней, идущих вдоль бёдер. Югём цокает языком на такую экспрессию и решается наконец подать голос. — Вижу большой потенциал. —Парень вздрагивает от его слов, несмотря на то, что произнесены они были довольно тихо, и машинально накрывает своё творчество ладонью. —Простите за грубость, я большой ценитель. Ким присаживает рядом и протягивает руку. — Могу взглянуть? Молодой человек смотрит на Кима всего пару секунд, вскинув брови, а потом пожимает плечом и протягивает ему свой скетчбук. Воодушевлённый тем, что его, кажется, не намерены послать, Югём внимательно изучает рисунок и вытягивает руку вперёд, сравнивая эскиз с натурой. Выглядит вполне... натурально. — Ценитель чего? — У парня оказывается приятный голос, когда он начинает говорить. —Изобразительного искусства или того, что изображено? — Таланта, — отзывается Ким и наконец оборачивается. Теперь он тратит немного времени на то, чтоб рассмотреть самого художника. Одного возраста или максимум на пару лет старше Югёма, приятная, как и голос, внешность, можно даже сказать, эстетичная, карие глаза, оттенённые длинной чёлкой. Он улыбается, обнажая полоску зубов, и Киму кажется, что в глазах парня заметны искры кое-чего определённо знакомого. — Ким Югём. — Югём протягивает скетчбук обратно и улыбается, на что собеседник закусывает губу, будто размышляя, стоит ли его внимания это случайное знакомство, а потом представляется тоже: — Им Джебом. — Часто здесь бываешь? — Когда нужно вдохновение. А ты по всей видимости... — ...забрёл не по своей воле, — признаётся Ким. — На самом деле я ценю талант и творческих людей, но в этом всём, — он обводит взглядом стены и картины вокруг, — не сильно разбираюсь. — Это почему-то заметно. Они молчат пару секунд, после чего Югём решает задать вопрос, который скорее всего определит дальнейшее направление их знакомства: — Я мог бы попросить тебя провести мне экскурсию? — младший склоняет голову, следя за эмоциями на лице Има, а тот неожиданно хитро улыбается. — Экскурсию? Мои услуги стоят недёшево. — Это почему-то заметно, — отвечает Югём, подражая тону старшего, на что тот щурится, а потом кивает. — Ладно. —Он убирает скетчбук с карандашом в карман и поднимается. — Тогда предлагаю лучше начать с малого зала. Работы там проще для восприятия. Рассказать о том, что Им почти каждую неделю видит в этой галерее, совсем не проблема, пожалуй даже что-то эксперементально интересное. Особенно с этим заинтересованным парнем, изображающим повышенное внимание к словам своего «гида». — Большинство из этих картин — репродукции, — начинает Джебом, когда они доходят до нужного места в галерее, — оригиналы хранятся же в других местах, но тебе, я полагаю, не так важно. Он оглядывается в поисках подходящей экспозиции, а затем шагает в сторону картины в позолоченной раме справа. — Юбер Робер «Пожар Рима»*. Франция, XVIII век, — произносит он на одном дыхании. — Этот пейзажист прославился тем, что рисовал в основном античные руины в окружении идеализированной природы. Эта, не особо знаменитая его работа, но лично для меня, одна из самых вдохновляющих изображений пожара. Глядя на неё, кажется, будто сам весь горишь изнутри, — Джебом замолкает на пару секунд, безмолвно созерцая залитые алым заревом колоны, выходящие на пылающий горячими цветами город вдали. — Чувствуешь что-нибудь? — Только, как у меня встаёт от твоих слов, — отзывается Югём и выдыхает где-то за спиной старшего. Джебом хмыкает. — Искусство на самом деле очень возбуждающее дело, — говорит он, пряча лукавую улыбку. —Надеюсь, ты оценишь в полной мере. Он переходит к другому холсту, отмечая, что на самом деле привык объяснять ценность искусства совсем другими способами. Способами, которые, пожалуй, намного проще и поверхностней, но не менее доходчивей и точнее. Пожалуй, многие из портретистов понимали именно это, мешая в своих красках реальные образы с чувствами, достижимыми без слов. *** Врезаясь спиной в мраморную стену, Джебом задирает голову к потолку, оглядывая резной венецианский бордюр, идущий по всему периметру. В этих галереях даже туалеты как произведение искусства, отчего ощущение, что приобщаешься к культуре просто дыша поблизости. Им закрывает глаза, чувствуя влажные поцелуи на собственной шее, которыми Ким спускается ниже, пока не оказывается на коленях у его ног. Югём смотрит на старшего снизу вверх, ловко, но медленно расправляясь с ремнём на его джинсах, а Джебом запускает пальцы в волосы младшего, сжимая в кулаке светлые пряди. У Кима горячий рот, и Джебом старается не кончить только от одного вида, как парень обхватывает губами его член, сразу пропуская глубже. Ему кажется, что он испытывает нечто подобное, глядя на скульптуры в этих огромных залах. Только акцентно освящённые мраморные изваяния нельзя потрогать в силу правил, развешанных на каждом видном месте предупреждающими табличками, а Югёма можно. Джебом проводит пальцем по щеке парня, чувствуя через растянутую кожу собственную твёрдую плоть, которую младший в это время обводит языком. Отстраняясь через пару долгих секунд, которые Им проживает будто где-то не в этом измерении, Югём цепляется за его колено, свободной рукой доставая из заднего кармана штанов маленькую квадратную упаковку серебристого цвета. — Ты же не против? Джебом не чувствует в этой фразе вопроса, потому что выпрямляющийся в следующую секунду младший разворачивает его лицом к подоконнику. Позволяя Иму упереться на локти и оценить закрашенность стекла перед своим лицом, он задирает вверх его рубашку, а брюки с бельём тянет в противоположном направлении. Когда Ким проходится ногтями по его пояснице, Джебом успевает вздохнуть дважды, фиксируя, как гулко отдаются удары сердца в его груди от осознания, что на другой стороне одной из этих стен простираются бескрайние череды мазков. Ким расправляется с упаковкой презерватива за пару точных движений и нависает сверху, прижимаясь губами к затылку старшего. Он медленно поглаживает чужое бедро, подаваясь вперёд на выдохе, скользя между напряжённых ягодиц. Опуская голову, старший старается сосредоточиться на ощущениях, с которыми Югём постепенно заполняет его, склоняясь ниже и отрывисто выдыхая в затылок: — Расслабься, пожалуйста. А то как ты горишь изнутри плохо чувствуется. Короткий смешок, вырывающийся из горла, больше похож на всхлип, и Джебом сжимает зубы плотно, чтоб не стонать, позволяя себе только надрывно выдыхать на каждое движение внутри себя. Югём такой точный, будто всю жизнь только и занимался тем, что трахал художников в туалетах галерей. Хотя почему и нет? На него это было сразу похоже. За тонкой стеной неожиданно раздаётся голос, по всей видимости, одного из посетителей, привыкших использовать туалетные комнаты по назначению. В практически полной тишине отчётливо слышны шаги и звук отворяющейся и затворяющейся двери одной из кабинок. Джебом укладывает голову на подоконник, слыша шуршание одежды и чужое дыхание, а также чувствуя, как останавливается за его спиной младший. Югём наклоняется к макушке Има и ведёт носом вниз по волосам, оставляя влажный след от губ на шее. Он прикусывает загривок Джебома и толкается снова, вырывая из горла парня неожиданный сдавленный стон. Возня рядом резко затихает, а парни переглядываются, насколько это возможно, и продолжают, уже ловя какие-то странные эмоции с этого незримого чужого присутствия. Стало ли ясно незнакомцу, что происходит тут рядом с ним, им совершенно плевать, но весь спектр ощущений, нахлынувший от сложившийся обстановки, делает возбуждение ещё более отчётливым. Югем заводит правую руку Има назад, тянет на себя, призывая подняться и прогнуться. Щёлкнувший в чужой двери замок, заставляет невольно вздрогнуть, пуская мурашки по всему телу. Джебом крепко жмурится и пытается дышать ровнее, хотя от темпа, на который всё также беззвучно переходит Ким, хочется выть в голос. Вспотевшие пальцы свободной руки скользят по гладкой поверхности, а неожиданный шум воды, заглушает стоны, на которые всё же срывается Джебом, содрогаясь всем телом. Он больше не чувствует ничего, кроме жара и белых пятен, застилающих глаза. Не сразу понимает, когда младший разворачивает его к себе лицом, впиваясь в губы, сминая их. Они целуются очень долго, стараясь растворить в дыхании друг друга все ненужные мысли и слова. Шаги удаляются, а вместо них возникают новые, рассерженной походкой проходящие вдоль дверей. Удар в дверную створку и голос, вырывающий обоих из сгустившегося вакуума: — Югём! Твою мать, засранец мелкий! Я знаю, что ты здесь. Джебом улыбается в поцелуй и, глубоко вдыхая, когда Ким отстранается, насмешливо шепчет: — Папочка пришёл? Югём сжимает ладонь на бедре парня, глядя, как он запрокидывает голову, прикрывая глаза, и оборачивается к двери. — Минуточку, хён. — Выметайся живо! — Судя по голосу, Марк, действительно, рассержен и Ким даже удивляется, что его очередные замашки до сих пор так злят старшего. Можно было бы уже и привыкнуть и не ждать чего-то иного, таская его с собой по подобным местам. С мнением, что он уже не ребёнок, Югём справлялся очень однозначными методами. Они быстро приводят друг друга в порядок, изредка прерываясь на короткие поцелуи, которые похожи на попытки собрать по кускам то, из чего их обоих только что вырвали. Югём отстраняется, одёрнув рубашку, и приоткрывает дверь, пропуская Има вперёд. Марк только вскидывает брови, глядя на растрёпанные волосы художника, которые тот как ни в чём не бывало пытается пригладить руками перед зеркалом. — Познакомься. — Югём бесстыдно указывает на старшего. — Это Им Джебом. Талантливый художник и мой сегодняшний гид. Марк только кивает, никак не меняя своего рассерженного взгляда. — Приятно. — Он ещё раз бросает пристальный взгляд на младшего, гласящий «я после тебе всё скажу», и направляется к выходу. Югём закатывает глаза, провожая его до двери, и возвращается к Джебому, присевшему на край раковины. На лице Има читается странная улыбка, которую он подкрепляет понимающим: — Не всем удаётся объяснить свои истинные интересы? Югём криво улыбается. У них с Туаном никогда не было даже намёка на попытку понять эти истинные интересы. — Думаю, это мой последний поход с ним в какую-то обитель культуры, — вздыхает Ким без сожаления. — Сегодня я, кажется, исчерпал все запасы его терпения. Что даже радует. Джебом хмыкает и достаёт из кармана свой скетчбук. Под взглядом Кима он быстро записывает несколько цифр на одном из листов и вырывает его, протягивая младшему. — На случай, если вздумаешь заглянуть в какую-нибудь обитель уже сам, и тебе снова понадобится гид. Югём выходит в вестибюль и приближается к Туану, ожидающему его со сложенными на груди руками у стены. Он вздыхает и показывает ему, как трофей, который тот, конечно, не оценит, записанный на листе номер телефона. Марк только качает головой, решая всё-таки никак не комментировать, и отталкивается спиной от стены. — Закончил? — Ещё как, — ухмыляется Ким, направляясь за старшим к гардеробу. — Деньги за билет тебе вернуть?