Виноваты звёзды

Борис указательным пальцем ласкает веснушки на плече Валерия и выводит какие-то неведомые каракули, пока тот не вздрагивает, сдавленно засмеявшись. Борис целует его в загривок, но не убирает руку. — Ты знаешь, что веснушки, которыми ты так сильно очарован, — на самом деле дефект? — О чём ты? — Это доброкачественные меланоцитарные образования. Нормальная кожа не должна так выглядеть. Борису плевать, как должна выглядеть нормальная кожа. Он покрывает поцелуями шею и плечи Валерия и обнимает его ещё крепче. — Ребёнком я ужасно стыдился своих веснушек. Больше ни у кого их не было, и другие дети издевались надо мной. — Они напоминают мне звёздное небо, — говорит Борис, и его голос звучит не громче ночного шёпота. Валерий оборачивается и касается его: — Эй, из нас двоих поэт я, не отбирай мой хлеб. Борис ничего на это не отвечает, снова целуя Валерия между лопаток. Он необычайно молчалив, хотя обычно его голос низким гулом усыпляет Валерия. Так что теперь его очередь спрашивать, что случилось. — Я думал о созвездиях, — вздыхает Борис, очерчивая Большую Медведицу и Пояс Ориона. — А ты хорошо их знаешь, — Валерий узнаёт, что именно Борис рисует на его коже. — Когда я был маленьким, ещё не было так много источников света, и у нас был учитель с хорошим телескопом, который очень любил астрономию. Летними ночами мы приходили к нему домой и смотрели на звезды. — Это прекрасное воспоминание. — Не думаю. — Почему? — Ты же знаешь, что на самом деле созвездий не существует? Это всего лишь человеческая выдумка. Люди произвольно собирали в кучу далёкие друг от друга звезды разных цветов и размеров. — Это лишь способ создать карту ночного неба. И это отвечает нашей потребности найти порядок в том, что с первого взгляда кажется хаотичным. — Учёный, как и всегда. — Какой есть, — улыбается Валерий. — Но созвездия всё равно лишь иллюзия. Валерию хочется развернуться в этих объятиях и поцелуями прогнать тоску из голоса Бориса, но стальная хватка не позволяет ему сделать этого. — Валерий. — М? — Это правда, что свет, который мы видим, глядя на звёзды, исходит из прошлого? — Да, в определённой степени: расстояния во вселенной просто огромные, так что свету требуются тысячи световых лет, чтобы достичь нас. — То есть, возможно, мы смотрим на звёзды, которые уже мертвы. Валерий хмурится: в их разговоре проскальзывает что-то зловещее. — Это возможно. — Звёздное небо на самом деле может быть гораздо тусклее, чем нам кажется. — Да, но ты должен знать, что новые звёзды беспрестанно рождаются. — Но даже вселенная обречена на гибель. — Не сегодня и не завтра. Это случится совсем не скоро по сравнению с продолжительностью человеческой жизни, — отвечает Валерий, раздражённый настойчивым желанием Бориса говорить о смерти. — Тем не менее вселенная может быть уже мертва, а мы не знаем об этом, видя перед собой лишь иллюзию. — Борис, да что с тобой сегодня такое? — Сказать по правде, я ненавижу созвездия, — признаётся Борис. — И мне ненавистно, что твоя кожа заставляет меня думать о звёздах. И Валерий, наконец, понимает: Борис не хочет думать о нём как о звезде, которая, возможно, уже мертва. Борис утыкается в его рыжие волосы и глубоко вздыхает, а его хватка ослабевает достаточно, чтобы Валерий мог развернуться. Он целует Бориса в лоб, целует его закрытые — возможно, чтобы скрыть слёзы, — глаза, и теперь уже сам прижимает его к себе.

***

На следующий день Борис не видит Валерия всё утро. Солдат докладывает, что его нет в лагере, но он всё ещё в Припяти. Ближе к полудню Валерий сам находит Бориса в палатке. — Где ты был? — Нужно было кое-что сделать. Можешь вернуться со мной в трейлер? — Что ещё? Очередное обследование? Новые и неизвестные радиоактивные изотопы из преисподней? — Ничего такого, — заверяет его Валерий. Уже в трейлере он закрывает за ними дверь и приглашает Бориса сесть за стол, на котором стоит микроскоп. — Где ты его нашёл? — В школе. — И что на стекле? — интересуется Борис, заметив какие-то бежевые крупинки. — Это малая толика того песка, что ты достал для меня. Как ты знаешь, мы не использовали все пять тысяч тонн. Ты когда-нибудь видел песок под микроскопом? — Я никогда и ничего не видел под микроскопом. Валерий опирается о стол и ободряюще кивает: — Не беспокойся, тебе не понадобятся очки, чтобы посмотреть в микроскоп. Борис легко — больше для виду — пинает его в голень, и Валерий, посмеиваясь, прикрывает голову. Борис смотрит в окуляр и не может сдержать тихого изумлённого восклицания: песчинки, которые невооружённым взглядом казались совершенно одинаковыми, оказываются разной формы и цветов. Некоторые выглядят как маленькие улитки, другие похожи на цветы, а какие-то — на осколки витражей. Как будто он заглянул в сокровищницу или внутрь калейдоскопа. Валерий подтаскивает свой стул поближе и обнимает Бориса за плечи. — Этот песок из Калининграда, и в чём есть частички янтаря — они самые тёмные. — Это прекрасно, — шепчет Борис, отрываясь от микроскопа и пододвигая его к Валерию. Ему нравится, но он всё равно не понимает, зачем Валерий показывает ему песок. Валерий прислоняется к нему и шепчет на ухо, чтобы больше никто не услышал: — Я всегда думал, что мои веснушки похожи на песчинки. Ты тоже можешь видеть песчинки, а не звёзды, когда смотришь на них. Умоляю, не нужно видеть во мне смерть, Боря. Я всё ещё жив, я здесь. Борис отвечает долгим нежным поцелуем и просьбой: — Могу я увидеть твою кожу? — Как ты думаешь, почему я закрыл дверь? — посмеивается Валерий. — А ты уже не так наивен. И когда Борис поцелуями ласкает кожу Валерия, он закрывает глаза и представляет солнечный пустынный пляж, где больше нет никого на свете.