but you promised.

судам любит, когда мизуки обнимает её за талию, прижимает к себе, но молчит вдумчиво, будто б собирается что-то сказать и не решается. оказывается, всё началось тогда, когда младшая заметила недосказанность чего-то. ещё тогда. «в комнате начинает незаметно пустеть и холодать, тебе не кажется? » после этих слов огава долго молчит, именно эту звонкую в ушах тишину судам ненавидит. ей не нравится, когда старшая молчит, когда в разговорах участвует только ли. ей нравится слушать такой редкий и уникальный голос онни, она оформляет свою речь красноречиво, и, прислушавшись, возможно, вы услышите пение нимф. порой думается, что судам стала зависима от мидзуки. в ту ночь под открытым небом судам наблюдала за городским шумом (потому что в мегаполисе звёзд вообще не видно и младшая часто ноет об этом мидзуки), а огава смотрела лишь на неё. обливала её своими щедрыми взорами и, судам, думала долго, стоит ли этому радоваться или остерегаться чего-то. она смотрит ей прямо в глаза: карие, как две чашки крепкого !горячего! американо, блестящие густыми сливки и пиздецки горькие потому что японка пьёт кофе без сахара;— ну и, собственно, понимает, что что-то не так. — всё в порядке? — да. — ничего странного, судам так и думала, что старшая скажет ложь. перед ней то уж она не будет показывать свои слабости, перед ней она будет казаться грозным ледником с растопившейся жижей внутри. эта жижа — липкая судам, заполнившая мидзуки лаской. огава припадает рукой к детскому лицу судам, на что та прижимается как можно тесно к ладони, чтоб ощутить всё тепло того человека, который заставляет снег пойти в жарком июле, и сакуру пасть в холодной осени. в этот раз поцелуй был наполнен солнечными лучами, павшими цветами и огненным бризом. огава целовалась, как в последний раз.

этот раз был последним, потому что судам проснулась без огавы.