Память, сохраненная в рубинах

Февраль выдался особенно холодным: даже солнечная Испания ощутила на себе тяжесть зимы. Казалось, в такой мороз люди были не готовы ко Дню всех влюбленных, не говоря уж о вампирах. Агата никогда не велась на такие глупости, как Валентинов день. Холодная, изящная, коварная — среди всех, кто её знал, сложилось мнение, что она абсолютно не способна полюбить кого-то. Вампирша, разумеется, знала, что о ней думают, но переубеждать никого не спешила, этим лишь подтверждая слухи. В тот промозглый вечер Агата была в самом скверном расположении духа. Вот уже битый час женщина сидела перед трюмо и безуспешно заставляла себя просто встать. Никуда идти страшно не хотелось, от одной мысли, что всюду можно встретить воркующие парочки, становилось дурно. Агата бесцельно рассматривала свое отражение в зеркале, стараясь отвлечься. Поза испанки, ее вытянутые ноги, руки, лежащие на коленях, неестественно наклоненная вбок голова — всё так и кричало о всепоглощающей тоске. В тишине раздался звонок. Столь громкий, что заставил даму вздрогнуть, сфокусировать взгляд, напряженно сглотнуть и подняться. До телефона было ровно шесть шагов, однако и они дались Агате с трудом. Справившись, женщина подняла трубку и обомлела. — Агата… — звал её по имени бархатный голос, не узнать который было невозможно. — Агата… Ты слышишь меня? Могло показаться, что звонивший издевается, нарочно растягивая слова. — Да, мой князь, — выдохнула испанка. От одного только имени, произнесённого им, побежали мурашки. — Хорошо… Я жду тебя сегодня в своем кабинете в девять. Надеюсь, ты и по вечерам достаточно пунктуальна, чтобы не заставлять меня ждать, — так же расслабленно сообщил неземной голос, действуя на вампиршу как хороший алкоголь. Связь прервалась, голос исчез, оставив лишь гудки. Агата облизнула пересохшие губы. Подобная реакция была для неё загадкой. Всегда собранная и хладнокровная, она теряла голову, стоило услышать пугающе чарующий, подобно пению сирен, голос. Женщина бросила взгляд на часы. До назначенного времени оставался час, поэтому испанка поспешила к гардеробу. Открыв шкаф, она потянулась к висевшим ровным рядом алым платьям. Парадоксально, но Агата никогда не любила красный, он вызывал у неё только омерзение. Однако к князю вампирша надевала только красное — не могла забыть, как он сказал однажды: «Агата-Агата… Раньше я как-то и не замечал, что алый тебе так к лицу… Да, не замечал… А зря… » Цвет раздражать не перестал, но почему-то с тех пор у испанки появились семь новых платьев карминово-красного оттенка. Женщина собралась довольно быстро. Через десять минут она была в машине, а через сорок — открывала входную дверь старинного особняка. Горничная отнеслась к ней с прежним презрением. Стоило Агате появиться на пороге, как она стала мыть именно там, где вампирша хотела пройти. Пришлось ждать. Господин запретил ей трогать Аннушку, сославшись на наказание создателя, сотворившего её некрасивой и совершенно безмозглой. На часах без пяти девять. От мысли об опоздании заколотилось сердце и вспотели ладони. Агата старалась не подавать виду, что страшно нервничает, но спустя пару минут не выдержала: — Аннушка, долго ещё будет сохнуть, в конце концов?! Казалось, что сварливая горничная только этого и ждала. Зная о собственной безнаказанности, она завела излюбленное: — Неужто Вы так торопитесь, сеньора Агата? Вампирша поняла, что прокололась, теперь дурында точно не отстанет. Однако Анна продолжала злорадно мурлыкать: — Думаете, Вы у хозяина первая? Как бы не так. Я слышала, что он считает Вас девчонкой на побегушках, готовой бежать за ним с открытым ртом! Вампирша, конечно, не верила в искренность горничной, но пыл поумерила. — Закрой рот, Анна. Твоё дело — мыть полы да ковры чистить, в остальное не лезь. Я не каменная, моё терпение имеет предел, — отрезала Агата, слегка надавив на волю девушки, несмотря на запрет князя. Не ожидавшая подобного обращения служанка ошарашенно помотала головой и послушно замолчала, освобождая дорогу. Путь до кабинета занял меньше минуты, однако у входной двери женщина замерла, нерешительно постукивая пальцами по ручке двери. Служанка, сама того не осознавая, больно ранила и заставила усомниться Агату в своей нужности. Вампирша сделала глубокий вдох, стараясь восстановить в памяти черты лица возлюбленного. Именно этот образ заставил испанку собрать всю волю и открыть дверь, не постучав. Часы пробили девять. Она замерла на пороге и огляделась. Всё было по-прежнему: массивный письменный стол, картины и полки с книгами, тёмно-зелёные кресла. Агата и сама не знала, почему ей так спокойно здесь. Из раздумий вывел бархатный голос хозяина дома: — Агата… Я рад, что ты, как всегда, пунктуальна. Князь сделал глоток вина, Агата же ждала продолжения, находясь словно в трансе. — Ты очень красива, Агата. Я говорил тебе это? Думаю, да. Ты единственная, кто не оставил меня, даже когда я был в опале. Я высоко ценю твою верность… — Мора снова сделал паузу. Каждая его фраза была игрой, женщина не понимала, к чему именно он клонит, но уже не могла покинуть игру. Сбивчивое дыхание выдало ее нетерпение. — Возможно, это совсем не то, что ты хотела услышать четырнадцатого февраля, но всё же. Прими в знак уважения и благодарности за долгую службу эти рубиновые серьги. Они очень пойдут тебе. Анхель приподнял уголок губ, заметив смущение испанки. Его забавляла реакция на редкие комплименты и собственный голос. Она была мила вампиру, но Мора был убежден, что он Агате не пара. Женщина приняла коробочку с украшением как величайшее в своей жизни сокровище. Сердце бешено стучало, готовое вырваться на волю. От эмоций впервые в жизни кружилась голова. Агата не нашла, что ответить, поэтому лишь прошептала несвязные слова благодарности и убежала, бесшумно захлопнув дверь. Она не видела, что губы князя тронула теплая улыбка. «Пусть это будет памятью обо мне, милая Агата». Много времени прошло с того вечера. Нет уже на этом свете князя, не пережил он схватку с оборотнем. Только Агата знает: из всех цветов ей к лицу именно алый. Рубиновые же серьги она хранит в коробочке, обитой черным бархатом, словно в знак вечного траура, уготовленного судьбой.