***
Полдень. Большая перемена и обед. Все ученики разошлись кто куда: кто-то ушёл в столовую, кто-то остался в своём классе, некоторые отправились на обед в другие кабинеты к друзьям, а остальные разбрелись по другим уютным и не очень местам школы. Вот и четверо второгодок из велосипедного клуба Сохоку сейчас предпочли собраться вместе в достаточно людном и шумном школьном дворе, дабы поесть в хорошей компании. Онода, Имаизуми и Сугимото как всегда обедали своими домашними бенто, а Наруко привычно сидел с полным пакетом булочек в руках. По правде говоря, Шунске частенько ловил себя на мысли, будто этот балбес устраивает налёт на столовую и её работников и просто забирает оттуда всё без разбирательства. Да и вообще, булочки — не очень здоровая еда для спортсмена, ведь в них одни лишь углеводы, так он считал. Однако, когда парень решил озвучить свои мысли, бывший спринтер лишь обозвал его занудой, сказав, что и так хорошо питается. Они трапезничали, болтали и просто хорошо проводили время, наслаждаясь жизнью. Но всё было бы слишком скучно, если бы было настолько просто. — Ребята, посмотрите, — вдруг с энтузиазмом произнёс Онода, отложив в сторону еду, а затем выудил из своей сумки круглую капсулу с призом внутри — гасяпон, — На выходных я ездил в Акибу и там смог выбить эту потрясающую редкую фигурку! Вы только поглядите, насколько она детализирована! — с блеском в глазах восхищался, кто бы мог подумать, победитель Интерхая этого года. Они втроём мало что понимали в его увлечении, но всегда слушали и пытались вникать в слова друга, хоть это и было достаточно сложно. — Сугимото-кун, ты, кстати, потрясающе себя показал на гонке первогодок, — добавил Сакамичи после своих рассказов об «игрушке». — Но не достаточно хорош, чтобы приехать первым, — неловко посмеялся тот и почесал затылок. — Твоя форма заметно улучшилась. Результат усердных тренировок на лицо, — подметил Имаизуми, дабы ободрить сокомандника. — Спасибо, но я не собираюсь так просто сдаваться! Я, Сугимото Теруфуми, ещё покажу, насколько я могу быть хорош! Совершенно непонятно, что движет быстрейшим гонщиком из Нанивы, но как только Имаизуми заканчивает с обедом и откладывает в сторону коробочку из-под бенто, его вдруг с силой тянут за галстук вниз, а затем его губы слишком резко и даже болезненно врезаются в чужие. Обветренные, со сладким привкусом, но чертовски знакомые. Чуть позже, когда туман в голове более-менее рассеивается, к нему приходит озарение, что они принадлежат никому иному, как Наруко Шокичи, его сопернику и товарищу по команде. Целуется юноша чрезвычайно настойчиво, напористо и, пользуясь обескураженным состоянием Шунске, мигом проталкивает свой язык в чужой рот, не смыкая глаз и пристально наблюдая за чужой реакцией, будто упивается ей сполна. А Имаизуми просто растерян. Его серые зеницы широко распахнуты, а взгляд толком и не направлен в какую-то определенную точку. Он, кажется, всё ещё до конца не понимает, какого чёрта здесь происходит. И уж точно не может понять, нравится ему это или же нет. И вот только тогда, когда за спиной слышится испуганный писк Оноды, а все собравшиеся во дворе школьники начинают охать и ахать, ему вдруг в голову ударяет полное осознание происходящего. Он с силой отталкивает от себя парня за плечи, что б уж наверняка отцепился от него, после чего с тяжелой одышкой в шоке пялится на сокомандника. — Какого хера? — срывается с уст Шунске, и он непроизвольно вытирает губы тыльной стороной ладони. Невозможно в такой ситуации не потерять самообладание. Но виновник, как ни странно, выглядит совершенно невозмутимо. И слишком уж удовлетворённо: довольная ухмылочка мигом расцветает на его лице, а в глазах загораются огоньки. Нет, в них пылает целый пожар. Очень, очень знакомый взгляд. — Да ладно, Шустряк, в этом нет ничего такого, — вальяжно отвечает Наруко и складывает руки на груди, — Мы же встречаемся. Последнее предложение он будто бы нарочито произносит с большей громкостью, чтобы уж точно все окружающие услышали. Только вот зачем? Какой в этом смысл? Что движет эти рыжим идиотом? Они же вроде как договорились скрывать свои отношения… Но тогда какого чёрта он творит? Возможно, стоило бы сейчас отрицать все его слова, дабы хоть как-то исправить положение, однако мозги в настолько критической ситуации словно отключились. И всё, что он мог делать в данный момент — просто недоумённо пялиться на до жути раздражающего безумного и абсолютно не поддающегося никакой логике Наруко. Как он вообще умудрился полюбить именно его? Пока Шунске думает обо всё этом, пытаясь найти хоть какое-то более-менее логичное объяснение для поступка рыжего идиота, ситуация принимает новый оборот, вызывающий странный укол вины в груди. Хотя, где тут вообще его вина? — Ну что ж, — выдыхает второгодка и поднимается со своего места, потягиваясь, — Я пойду прогуляюсь. Обычный человек не смог бы понять, почему эта фраза не кажется совершенно нормальной. Но Имаизуми достаточно хорошо знает этого парня, чтобы сказать точно, что Быстрейший Гонщик из Нанины не совсем в порядке. Он словно не дотянул нужную, привычную для него интонацию. А значит — насильно выдавил из себя. Но стоит только ему полностью понять это и прийти в себя, как Наруко уже пропадает из поля его зрения. Школьники вокруг активно перешептываются, а Онода и Сугимото, кажется, так и сидят в шоке, хотя стоило бы им всё объяснить. Но на это сейчас как-то совсем нет времени. — Эм, Имаизуми-кун? — робко зовёт его Сакамичи, но затем резко вздрагивает и издаёт испуганный писк, когда одноклассник слишком внезапно оборачивается к нему и нетерпеливо вопрошает «куда он пошёл?», будто бы от этого зависит его жизнь. — Вон туда, — указывая на дверь, отвечает Теруфуми за друга, так как тот лишь пугливо заикается, не в силах сказать что-либо внятно, — Вошёл обратно в школу. Шунске в благодарность кивает, а затем тут же подрывается с места. С этим обязательно нужно разобраться, потому что, чёрт возьми, это всё слишком странно. Хоть и может показаться, что вытворять что-то подобное — вполне в духе Наруко, но нет, всё совсем не так. Именно он предложил скрывать их отношения и больше всего кичился из-за этого, так что такое его поведение слишком подозрительно. Войдя в здание школы, велосипедист торопливо окидывает взглядом коридоры, но, увы, красной макушки нигде не видать. Ну и как его теперь отыскать? Однако, он вовремя замечает около лестничного пролёта Канзаки со своей подругой из теннисного клуба, имя которой второгодка так и не удосужился запомнить. — Ах, Имаизуми-кун, — заприметив друга, Мики приветливо машет ему рукой и как обычно дружелюбно улыбается. «Она могла видеть его, » — проносится у спортсмена в голове, пока ноги сами ведут его к девочкам. — Ты не видела Наруко? — без лишних слов сразу же интересуется он, чем заставляет их напрячься от столь резких вопросов. Поэтому менеджер, наблюдая то, насколько был суетлив парень в данный момент, незамедлительно отвечает. — Он прошёл мимо нас и поднялся по этой лестнице. Вид у него был какой-то нервный, он даже проигнорировал моё приветствие. Может, Наруко-кун решил подняться на крышу, чтобы побыть в одиночестве. Имаизуми мигом оглядывает лестницу, словно пробуя представить ту картину, которую только что описала ему Канзаки. Нервный, да? Кажется, чутьё его не подвело. — Спасибо, — поспешно благодарит девушку, а ноги уже сами несут его вверх. Наруко, чтоб тебя… Какого ж хрена ты творишь? Этот вопрос просто не может оставить его в покое. И пока парень быстро преодолевает ступеньку за ступенькой, успевает подумать о том, как их вообще угораздило начать встречаться.***
На самом деле всё было довольно несложно: однажды во время тренировки они решили устроить гонку — кто быстрее доедет от передних ворот школы до задних. Казалось бы, гонка да гонка, но проходила она с одним условием: кто проиграет, тот исполняет желание победившего. Легко и понятно как дважды два. Вот только победил в той гонке, пускай и с минимальным отрывом, Наруко. Шунске до сих пор помнит, как они оба грохнулись на прохладный асфальт от усталости, тяжело дышали и пытались прийти в себя после такого дикого и утомительного соревнования. Их гонки всегда были безумными и беспощадными. Воспоминания лёгкой горечи поражения всё ещё свежи в памяти. Всё же на его счету чуть больше побед, так что сильно расстраиваться просто нет смысла. — Желание… — с тяжёлой одышкой вдруг молвит распластавшийся на земле Шокичи. И Имаизуми еле находит в себе силы, чтобы сменить позу и принять сидячее положение. Теперь он пристально глядит на сокомандника, ожидая дальнейших указаний. — Я жду, — нетерпеливо произносит он, желая наконец покончить со всем этим. Ну правда, желания этого идиота всегда были полной глупостью, да к тому же ещё и очень позорной. Однако, Наруко вовсе не собирается спешить. Он медленно, из последних сил привстаёт на локтях, после чего его губы расплываются в ухмылке. И тогда Имаизуми всем своим естеством осознаёт, что у этого парня нечто совсем не понятное на уме. Спринтер выглядит так, словно только что выиграл астрономическую сумму денег в лотерее. — Встречайся со мной, — легко говорит он, будто это вовсе ничего не значит, и оголяет свой клык. Это просто выбило весь воздух из лёгких Шунске. Он открывал рот, но тут же его закрывал, совершенно не зная, что сказать. Могло ли это быть просто тупой шуткой? Да, это определённо розыгрыш, верно. Наруко прямо сейчас громко рассмеётся и скажет что-то в духе «Ты бы видел своё лицо, Шустряк!». Но даже через минуту-две он не произносит ничего такого. Гонщик из Нанивы лишь молча пялится на него и ждёт. Хотя чего он ждёт? Раз Имаизуми проиграл, то ответ может быть лишь одним. Но встречаться с Наруко? С человеком, который раздражает своей чересчур высокой громкостью, словно сломавшееся радио, которое невозможно сделать даже чуточку потише. С человеком, который, казалось бы, ненавидел его? С человеком, с которым даже не друг, а просто товарищ по команде и соперник? Впрочем, была и обратная сторона медали: какой бы полной противоположностью ни был Наруко, Имаизуми признавал, что какие-то необычные и не совсем нормальные чувства он всё же испытывал к этому ярко-красному сгустку энергии. Что-то тёплое и довольно-таки приятное, его словно тянуло к Шокичи. Возможно, симпатия? Честно, он был слишком плох в человеческих чувствах, поэтому не мог сказать наверняка. Но, наверное, это действительно симпатия? Так почему бы и нет? Тем более, выбора у него особо-то не было. — Хорошо, — кивает тогда ещё первогодка и наблюдает за тем, как сокомандник расплывается в довольной улыбке, а затем смеётся так, как только он умеет. — Правда, мне невозможно отказать? — Идиот, я просто исполняю твоё желание. — Не скромничай, Шустряк, — резво поднимается на ноги и поднимает с асфальта свой велосипед, — Можешь высказаться своему парню о том, какой он потрясающий. — Ты потрясающе туп, Наруко, — с небывалой лёгкостью отвечает Имаизуми, словно сейчас между ними ничего не произошло, и повторяет действия за ним. — Ещё разок? — спрашивает Шокичи, перекинув ногу через свой велик. — Конечно. После этого их отношения не подверглись особым изменениям. Что на публике, что наедине — всё было одинаковым. Сам он не решался на какие-либо действия, но и Наруко тоже. Шунске даже всерьёз начал сомневаться, а не было ли то желание взаправду шуткой? Но все раздумья были развеяны в одночасье, когда месяц спустя после той гонки они впервые поцеловались. Тогда в раздевалке после тренировок остались лишь они вдвоём, потому что решили сделать вместе дополнительный круг. Уставшие, вымотанные и потные — совсем-совсем не романтично, но его дорогой парень почему-то так не считал. — Шустряк, — пробормотал тот, сидя рядом на скамейке. Его голова была непривычно опущена, да и вообще он почему-то не спешил переодеваться. — Что? — Имаизуми отвлёкся от своей одежды и поглядел на рядом сидящего юношу. — Ты никому не говорил? — напряжённо спросил Шокичи, не смотря на собеседника. — О чём? — искренне не понял тот. — О том, что мы встречаемся, — пробормотал парень и, кажется, слегка покраснел. Как странно, с чего бы это вдруг? — Нет, не говорил, — он хотел ещё добавить что-то вроде «а мы точно встречаемся?», но решил промолчать, заворожённо глядя на совершенно нового для него Наруко. — Молчи об этом, понял? Никто не должен знать, даже Онода-кун! — он всерьёз всполошился. — Ладно, — не стал спорить Имаизуми. Но всё же, это странно. Он что, вдруг понял, что никакие отношения ему не нужны и теперь хочет, чтобы это всё осталось в секрете? Или просто-напросто так сильно стесняется (что куда меньше походит на правду, ведь речь идёт о Наруко)? Затем между ними повисает молчание, которое никто из них долгое время не решается прервать. Напрягает. Однако вскоре бывший спринтер неожиданно подсаживается немного ближе, и Шунске вдруг кажется, что это как-то по-особенному интимно — вот так сидеть в одиночестве совсем рядышком, не издавая ни звука. Почему-то нравится ему вся эта ситуация, хоть она и полна бессмыслицы. С Наруко ему вообще могло всё что угодно понравиться. — Поцелуй меня, — слишком неожиданно говорит Шокичи, всё так же не глядя на универсала. Имаизуми даже поперхнулся воздухом от столь резкой и откровенной просьбы. Поцеловать? Вот так просто? Не сказать, что он был против… Чёрт, да он всем, чем только мог, был «за». Ещё месяц назад, когда они «начали встречаться», Шунске неосознанно начал представлять себе… всякое. Держание за руки, объятия, поцелуи — это делают парочки, да? Думать обо всё этом и воображать себя с Наруко было странно и будто бы неправильно. Но такие думы приятно будоражили сознание. Поэтому сейчас, когда выпал шанс, когда Наруко сам предлагает это… он не станет отказываться. Вынырнув наконец из своих мыслей, Имаизуми поворачивается корпусом к напряжённому и чуть зардевшемуся парню и чувствует, как кровь активно приливает и к его щекам, а затем, кажется, слишком резко хватает того за плечи. Возможно, даже следы останутся. Гонщик из Нанивы не смеет шевелиться и лишь в кои-то веки поднимает рыжую голову вверх, позволяя их взглядам встретиться. Гранатовые зеницы выжидающе уставились на него, постепенно прожигая дырку, от чего становилось слегка не по себе. Но затем тот первым прикрывает глаза, и это служит зелёным цветом для Шунске. Повторяя за парнем, прикрывает свои очи и медленно начинает сокращать расстояние между их лицами. Чувствует чужое дыхание на собственной коже, а затем их носы глупо сталкиваются, из-за чего приходится чуть сменить угол, чтобы наконец коснуться плотно сомкнутых губ своими. Всего пара мгновений, но для начала хватает сполна. Неуклюже, неловко, стыдно, но чертовски приятно, хоть он даже толком не успел ничего понять. Имаизуми быстро отстраняется и прижимает одну ладонь ко рту, пытаясь прийти в себя и полностью принять тот факт, что только что впервые поцеловался, да ещё не абы с кем, а с Наруко. Сложно в это поверить, ведь их первая встреча и дальнейшее общение не были очень-то дружелюбными. Другой рукой он всё ещё придерживает парня за плечо, не в силах отпустить, словно надеясь на что-то ещё. Может, проходит несколько секунд, а может, целая минута, прежде чем он вновь осмеливается взглянуть на Шокичи, который из-за стеснения уставился куда-то вниз, но исподлобья всё равно поглядывал на него. Красные волосы, красные брови, красные глаза, красное от смущения лицо — слишком много красного в нём. Хочется ещё. И Шунске совсем не противится этому желанию, поэтому убирает ладонь со рта и вновь, только чуть быстрее, приближается к чужому лицу, сразу подбирая правильный угол. На этот раз всё выходит куда лучше: их губы расслаблены, тела не напряжены так сильно, а сам поцелуй выходит более продолжительным и солёным от пота, но до боли приятным, от чего где-то там внизу живота всё приятно сводит и скручивается. А сердце заходится в настолько бешеном ритме, что ему невольно напоминает это заезд на безумно высокой скорости. Когда же всё заканчивается, и велосипедисты снова отстраняются друг от друга, то оба просто не находят в себе сил посмотреть на партнёра. Зато Наруко даже сейчас помолчать не может: — Ты дерьмово целуешься, — буркает он, но даже чуточку не поворачивается к парню. — Кто бы говорил, — немедленно отвечает Имаизуми. — Иди нахер. Последнее слово всегда за ним.***
И после той сцены что-то всё же изменилось в их отношениях. Да, в школе и перед командой они остались всё тем же вечно спорящим дуэтом, однако, когда поблизости не было ни души, всё слегка менялось. Наруко в семидесяти процентах случаев становился инициатором их поцелуев, но не более. Постоянно вставал на цыпочки и утягивал бедного дылду вниз, заставляя согнуться в три погибели. А в девяносто пяти процентах он приглашал Имаизуми куда-нибудь. Свиданиями такое явление трудно было назвать, но и дружеская прогулка — тоже не то. Что-то среднее, хотя Имаизуми, если честно, сомневался, что это нормально — воспринимать всё именно так. Они никогда не говорили о своих чувствах, да и просто не являлись теми людьми, которые могли бы спокойно обсуждать такое. Шунске определённо точно не чувствовал себя окрылённым любовью идиотом, но и не мог отрицать, что происходящее ему нравилось. «Свидания» и поцелуи с Наруко имели свой шарм, особенно, когда оба поднабрались опыта в последнем… Скажем так, Гонщик из Нанивы особенно хорошо научился орудовать собственными губами и языком, от чего у Имаизуми даже возникли мысли, что тот с кем-то помимо него практиковался. А насколько завораживающе выглядел, когда пелена лёгкого возбуждения застилала ему глаза… Порой даже крышу сносило лишь от одного этого вида. Отказаться от такого уже было невозможно. И не потому, что всё это было до боли приятно, просто сложно было представить свою жизнь без этого и особенно без Наруко, который правда нравился ему. И сейчас, когда он мчался по ступеням лестницы, то всё больше и больше убеждался в своих чувствах. Ведь это волнение и смятение из-за произошедшего переполняли его до самых краёв. Имаизуми далеко не безразлично. Наконец наступает тот момент, когда спортсмен оказывается перед дверью, ведущей прямо на крышу. Сердце замирает. «Лишь бы этот идиот был здесь,» — проносится в голове, после чего он смело хватается за ручку и давит от себя. Дверь с лёгкостью поддаётся, тёплый ветерок начинает сквозить снаружи, и второгодка ступает на крышу. И первое, что предстаёт перед ним — пустая площадка. Тут ни души, от чего внутри что-то болезненно щёлкает. Наруко не здесь? Но прежде чем впасть в отчаяние и продолжить поиски в другом месте, к нему неожиданно приходит озарение. Парень заворачивает налево, заходя за угол некой пристройки и наконец находит его. Конечно, он же любит это место с удобным выступом, на который можно присесть. Широко расставив ноги и оперевшись локтями на них, позволяя рукам свободно повиснуть, самопровозглашённый гений расположился прямо здесь. — Я и не думал, что у тебя хватит мозгов найти меня, — звучит грубо, но при этом он словно насмехается над самим собой, будто бы плохо спрятался. Их общение вообще всегда такое — ни разу не милое. — Объясни мне, что за представление ты устроил? Для чего всё это? — нетерпеливо вопрошает Шунске, не собираясь присаживаться. Стоит на своих двоих прямо перед ним, готовый в любой момент преградить этому придурку путь к отступлению. Мало ли что он ещё способен выкинуть. Однако тот молчит, как партизан, и не шевелится. А Имаизуми совсем не видит его лица, из-за чего даже не может предположить, что у него сейчас на уме. До безумия выводит из себя, заставляя с силой сжать кулаки. Всегда рядом с этим парнем у него совершенно не получается сохранять самообладание. — Эй, Наруко, отве… — Да, Шустряк, я облажался! Доволен? — выкрикивает Шокичи и вскакивает с места. И выглядит так, словно на грани того, чтобы в очередной раз сбежать, словно не может стерпеть всей этой ситуации. Затем сжимает губы в тонкую линию и что-то решает у себя в голове, — Давай просто покончим со всем этим и расста-… Мозг Имаизуми успевает мгновенно понять, что хочет донести до его ушей сокомандник, поэтому терпение из-за всей этой бессмыслицы лопает практически моментально. Он одним шагом сокращает дистанцию между ними, хватает за ворот рубашки и тянет чуть вверх, заставляя того привстать на носочки. — Объясни всё нормально, — требует Шунске, пристально глядя в чужие глаза. Около секунды Наруко выглядит растерянным, но мгновение спустя резко вырывается из чужой хватки, но не сбегает, а взрывается от переполняемых эмоций. Ярко и очень громко — в его духе. — Хочешь знать, почему я сделал это? Почему засосал перед всеми? Тогда подавись правдой: я приревновал тебя, хоть вообще не имею на это права, ясно? — он произносит это всё на одном дыхании, из-за чего появляется одышка. И Имаизуми изумлённо пялится на него, не зная, чему он поражён больше: то, что его приревновал Наруко, или то, что тот почему-то не имеет на это права. Нет, серьёзно, его невозможно даже так понять. — Не смотри на меня так! Я же прекрасно понимаю, что ты всё ещё встречаешься со мной только из-за того тупого желания, которое я случайно выпалил! — Случайно выпалил? — удивлённо вторит Шунске, — Мне показалось, что ты заранее готовился сказать именно это. Шокичи стыдливо поджимает губы, краснея от стыда. Вспоминать снова ту сцену до жути не хотелось. — Я хотел сказать что-то вроде «Ты будешь покупать мне булочки всю неделю», но вышло то, что вышло! — Как можно перепутать две совершенно не похожие фразы? Это даже оговоркой не назовёшь! — ещё больше изумляется тот, пытаясь понять логику собеседника. — Я не знаю, — искренне отвечает он и вскидывает руки, — Это что-то типа оговорки по Фрейду. — Удивительно, что тебе известны такие выражения, — не упускает возможность сказать что-нибудь колкое. Оговорка по Фрейду, да? — Заткнись! — выпаливает Наруко и плюхается обратно на своё место. Устремляет взор в ясное голубое небо и чуть щурится, а затем продолжает, — Я больше всего не понимаю то, почему ты вообще согласился на всё это? Только из-за гордости? Ты серьёзно готов целоваться с любым, кому проиграешь? — тараторит юноша, не давая ему и слова вставить. Ну правда, надо же хоть иногда молчать. Но он знает, что это далеко не единственная причина. Он же понял это ещё тогда, в тот осенний, прохладный денёк, что да, его определённо очень необычайно тянет к одному мелкому, несносному, рыжему и чересчур громкому бывшему спринтеру. И, по правде говоря, его совсем не волнует, что они оба парни. — Не только поэтому, — непоколебимо произносит Имаизуми, после чего присаживается рядом и физически ощущает то, как напрягся парень рядом, — Ты мне вроде как нравишься. Он сам не понимает, как у него только получается настолько спокойно произнести столь смущающую фразу, но зато ему безумно доставляет наблюдать за тем, как чужой рот то поражённо открывается, то закрывается, не в состоянии сказать что-либо. А ещё он снова слишком красный, но есть в этом что-то очаровательное. То ещё удовольствие — вгонять в краску этого придурка. Наверное, Шунске самую малость садист. — В-взаимно, — буркнул Наруко, не желая оставаться в долгу, и Имаизуми готов был поклясться, что сейчас его словно поразило в самое сердце. Но Шокичи всполошился вновь: — Почему ты не сказал об этом раньше? Я–то думал, что насильно заставляю тебя! — А ты почему молчал? — справедливо спрашивает тот, чем заставляет сокомандника вновь неловко отвести взгляд и придаться, похоже, не самым приятным воспоминаниям. — Первый месяц я вообще не мог поверить, что это реально произошло. Мне казалось, что всё это было каким-то дурацким и абсолютно тупым сном, ведь между нами ничего не изменилось! — очень экспрессивно объяснял парень, — В итоге я решил спросить, когда мы остались одни… И ты так спокойно ответил на мой вопрос! Я ожидал получить что-то вроде «Мозги совсем иссохли? Конечно, не рассказывал, ведь мы и не встречаемся», — на какое-то время он замолчал, позволяя и себе, и Имаизуми переварить всю полученную информацию. Это, действительно, было сложно — обмозговать всю ту кашу, что творилась у рыжего велосипедиста в голове. Но будем честны, он сам тогда находился под сомнениями и не решался спросить всё напрямую, поэтому в этой околесице есть и его доля вины. — Ну и чтобы убедиться до конца, — уже более скромно продолжил тот, — Я попросил то… что попросил. Блять, Шустряк, нахрена ты сделал это? — что он несёт? — Я потом не мог перестать думать об этом! Мне так хотелось ещё и ещё! Хоть целоваться ты правда ни черта не умел. Ох, да, слышали мы это. — А что насчёт «приревновал» и «не имею права»? Второе из-за того, что якобы заставлял меня встречаться с тобой? — пытливо расспрашивал Шунске, совсем не скрывая, что ему действительно интересно было знать. — Да, а первое… — начал Наруко и тут же замолчал, стыдливо отводя взгляд в сторону. — Давай уже, — устало вздохнул Имаизуми. — Отстань! Ничего я тебе не скажу, Шустряк! Это слишком глупо. Однако как же с ним сложно, просто жуть. — Выкладывай. Глупее всей этой ситуации уже не будет. Шокичи ещё какое-то время мнётся, собирается с силами и мыслями, делает глубокий вдох и только после всех этих приготовлений всё ещё смущённо отвечает: — К Сугимото. — Что? — вырвалось у слишком шокированного велосипедиста. Он просто хлопает глазами, не в силах поверить в сказанное. — Я приревновал тебя к Сугимото, доволен? Потому что ты его обнял тогда на гонке первогодок, а меня ты ни разу не обнимал! — выпалил Наруко и уже было собирался встать, чтобы поскорее ретироваться подальше отсюда вместе со своим стыдом, но Имаизуми рефлекторно ухватил того за предплечье, заставив сесть, каким-то седьмым чувством предугадав его действия. Слова о ревности так ему льстили. А факт того, что были они произнесены именно этим парнем, приятно бил по сознанию и теплом растекался по всему телу. — А ты тот ещё собственник, Наруко, — довольно ухмыляясь, произнёс Шунске, заглядывая прямо в глаза сидящему напротив юноше. — Знаю я, — пробормотал тот и отвёл взгляд. — Это мило. Признаться честно, Шокичи впервые в жизни слышит такую странную, необычную лукавую интонацию в чужом голосе. Даже как-то не по себе становится. — Чего? — недоумевает он и всем своим естеством ощущает, что хочет отодвинуться. Потому что этот чёртов Шустряк, кажется, слишком близко. — Мне нравится, — договаривает тот и наконец резко придвигается ближе, обхватывая руками чужие мягкие щёки, покрытые густым румянцем. И целует. Неожиданно и напористо — прямо как сделал сегодня сам Наруко. Только сейчас всё немного по-другому: вокруг ни души, на них никто не смотрит, а значит, можно без стеснения хоть до смерти зацеловать того. И плевать он хотел на звонок, который буквально вот только что прозвенел. Всё сейчас не имеет смысла, лишь он, Наруко и их поцелуй. Самый настоящий поцелуй. Если быть честным, то и ощущался он иначе, ведь все их сомнения наконец были разрешены, и они оба уверены в чувствах друг друга. Более искренний, более откровенный. Шокичи нисколечко не противится, а наоборот — кладёт свои руки на плечи парню и приоткрывает рот, давая чужому языку проникнуть внутрь. И тихонько стонет от этого крышесносного, головокружительного ощущения. Сколько бы раз они это ни делали, ему всё равно будет нравиться целоваться с Имаизуми. Конечно, он совершенно не хочет это признавать, но получалось у него даже слишком хорошо. Однако будет ли он Наруко Шокичи, если не перехватит инициативу и не заставит этого дылду задыхаться от наслаждения? Определённо, нет. Поэтому уже через несколько секунд он завладевает положением и вскоре доводит Шунске до исступления, заставляя их обоих отстраниться, пока не стало слишком поздно. Тоненькая нить слюны тянется между ними, пока оба парня тяжело дышат и пытаются прийти в себя после столь потрясающих ощущений. А затем оба понимают, что им мало.***
— Что ты делаешь, Шустряк? — недовольно ворчит юноша, пытаясь высвободиться из чужой крепкой хватки. — Обнимаю тебя. Ты же сам жаловался, что я ни разу не делал этого, — как ни в чём ни было отвечает Имаизуми, притягивая вырывающегося парня обратно к себе. — Да, но мы пропустили уже двадцать минут от урока! Онода-кун наверняка волнуется… — предпринимает последнюю попытку он. — Ну и пусть, — а затем, словно какой-то победитель, ставит острый подбородок на рыжую макушку, сильнее сжимая чужое тело. — Ты сейчас продырявишь меня! — теперь он сидит более-менее спокойно, но всё равно вертит головой, пытаясь скинуть подбородок со своей головы. Шунске всё же идёт на уступки и меняет положение, теперь утыкаясь лбом в плечо Наруко. Удивительно, но тот не издаёт и звука, позволяя насладиться столь прекрасной идиллией в полной тишине. И плевать, что потом они оба получат выговор и какое-нибудь наказание и его блестящая репутация будет испорчена. После такого, если честно, и умереть не жалко.