антарктида

блядский спектакль. антарктида чужих зрачков врезается в обычные карие; катастрофа. ты ненавидишь жёлтый. ты просишь: не подходи ко мне. меня не нужно спасать, жестянка. я хочу остаться один. я не доверяю тебе. я не хочу— губы упрямо молчат. ни звука. опасность светится красным неоном. — будет сигаретка, детектив? неравный с тишиной бой проигран. ты снова в неудачниках и тех, о ком забыли. говорить небезопасно. иногда слетают дверные петли и наруже оказывается вся подноготная. такого тебе не надо. контролируй себя. — ты не можешь курить, — говоришь. тихо. как забитая овца. и в глаза не смотришь. ты недоверчивый фанат недосыпа, реальность крошится в мелкий конструктор, ты просишь «перестань-перестань-перестань», ты не хочешь собирать этот конструктор, лучше заняться получше чем-то и менее важно-нужным — поругаться со всеми (язык без костей), сорваться на агрессию не пассивную, пробить роботу макет грудной клетки. в правильном порядке. ты больше не панк, но было ли когда-то похуй? черта с два. разбившееся стекло царапает подошву старых ботинок. осень. листья ссорятся друг с другом в луже, пинаясь. неебически странный андроид пытается коснуться твоего плеча. под курткой свежая татуировка. не даёшь приблизиться, рванув в бок. как пёс. словно выбитые на плече цифры утекут вниз, к ладоням. только не трогай. — вы нелюдимы, Гэвин. если нужен разговор, я буду у себя. ха. у себя. где? балдёжный детектив, однако загвоздочка — перечеркнутое нечто в воображённой строке гэвин-поиска. увы, никто из озлобленных тараканов не помнит извилистых дорожек в кабинет доебистого напарника, что важнее — хуй на это клали. кофе с молоком печатается ровным слоем на языке. убого. — вы меня привлекаете. блять. что? — ты ебу дал, тостер? иди починись. затяжка. — я девиант, детектив. и вы это чувствуете. именно поэтому я могу сознаться в том, что интересуюсь. вы как головоломка. загадка. я поднял архивы и— — уебывай в мертвых зрачках что-то осело темным фильтром. — че встал? не учили манерам? — вы снова делаете это. — что? — намеренно меня отталкиваете. наказываете себя. — заткнись и уебывай! — нет. ну и чёрт с тобой, ебучая мультиварка. — я сам уйду. трава смешно хрустит под ногами, в кабинете всё так же пять тысяч стаканчиков разбросанных, на кухне — нет сахара. придурок-Ричард не спиздит у него посредственность, рутину. жаль нельзя покурить в окно. датчики сработают и зальёт. хочется сдохнуть. ну или не хочется. надо монетку кинуть, хули. — вам сделать кофе? крайм-тайм, труп, кровь. идеально вычерченные пальцы держат два стакана. пластик с пластмассой, ха-ха. — ты уже сделал. — равнодушно выдыхая. и пьешь залпом. — вы не спали всю ночь. бросаешь под ноги вместе с окурком. Ричард тянется поднять. машинально. и опять анализирует. — трахал горячую латиночку. — вы врёте. усмешка. — что, так очевидно, что не натурал? и сжираешь роговицей его растерянное выражение. победа. урыл, гуччи флип флап. что сказать? а теперь пошёл отсюда нахуй. и не тяни ебучую кровь в свой неебический рот, ублюдок железный. а дома снова плыть по течению: бессонно, сжирая успокоительные. не должен давать поблажки, задолжал себе тринадцать пощёчин. все Риды уебки и клали хуй на долги. держи себя в руках и будешь в порядке. аминь, блять. а жестяной ублюдок всё так же изучает, подстраивается. без доёбов, словно взломали программу. микровзрывы не прекратились. и Ричард словно привязал к себе сложным скаутским узлом, приштопал крепкими нитками. (хочу) смотреть, узнавать и говорить. и на всём нельзя и крест. ладно. лишь бы он облизывал свои блядски-идеальные пальцы. таскался с кофейником. пытался коснуться. когда позволишь, в его поле зрения выскочит Норт какая-нибудь, очередная Мисс Харизматичность. ты обратишься приведением, грустной музыкой для курения. и, может, передрочится эта морковь как-нибудь, ага. Девятый рано понял, засёк сканер: вы не одинаковые и не разные. ноль перфе́ктного сторителлинга. может поэтому он прижимает тебя к спине. и в лицо дышит. как маньяк. а ты не сопротивляешься. и чувствуешь, что это не пистолет. клише! клише! клише! ты смотришь на календарь: пятница. он касается губ. разово мигнул свет. ещё секунда и понесёт. нет. контроль. толчок. побег. травка у дилера. джек дэниэлс. пачка мальборо. на губах пепел. дыра в груди. и спрятаться негде, и вроде искать не будут. потому что ты приносишь только пиздец. ничего больше. морален, но не нравственен. красив, но болен. таблетки — полная нейтрализация, таблетки — зло. ярость кипит, ей-богу, вскрытие синих вен с изнанки; почти крышу рвёт. он не может не знать, он ж блядский андроид, набитый фальшивыми нервами, рождённый в бумажных схемах безумца; мальчик-микроволновка, блять. девятка. э́рка. тостер с утерянной, блять, инструкцией. ричи. ахах, торкнуло. а с утра снова в участок. как будто всё при блядском порядке, агась. — тебя вызвал Фаулер. э́рка не спрашивает, всё ли норм. ну да. молчит и плавит блядской антарктидой; грёбаный ублюдок. — хорошо, что ты ещё не ушёл, Гэвин. присядь, — просит Фаулер на пороге. ты почти смеёшься. у него голос санты клауса. и подарок: снова под прикрытие. тут же пощёчина: напарник — Рич. — придется привторяться друзьями, — шепчешь сквозь зубы. андроидам хоть-бы-хны к лицу. ровными шагами к кабинету, голливудская рожа — в бесконечную пустоту эмоций; безразлично словно. он умеет вырубать чувствительность? как грёбаный вампир? — тебе придется потрудиться. — что? — возмущённо-устало. — для начало перестань раздевать меня взглядом, Рид. и вроде хочется отрицать, и бить в грудь, и доказывать что-то, и злой усмешкой резать надменность напротив— ты ничего не делаешь. как грёбаный слабак. зачем отрицать очевидное? лол. вторник. ты ненавидишь вторники и ждёшь своего последнего. — у тебя проблемы с гневом, Гэвин. твои черти истерят в ухмылке, царапают внутренности, а Ричард всё такой же франт, всё такой же убийственный и ненастоящий. словно программирован на твои гребаные кинки, ей-богу, и ты в сотый разок клянешься, что отыщешь Элайджу и выбьешь все фальшивые зубки-клыки. — пошёл нахуй, — вторишь. демоны снова жрут лёгкие и сбивают дыхание. нет, дело не в Ричарде ЗАТКНИТЕСЬ, МАТЬ ВАШУ — и на «ты» ко мне не обращайся, жестянка. твой любимый цвет — красный. нелюбимый — черный. ричард носит вишнёвые рубашки и пахнет ненавистью — чёрным пакетированным перцем. вдохнешь и задохнешься. ты в первый ж день кинулся доводить, целился выгнать из храма ненависти, чтоб не повадно было и глаза его не блестели так механически, в ноль эмоций. и пониманием вместе с тем. бред какой-то. ебаная дурка. (тебе нравится?) — Гэвин, — смотрит он. укоризненность? беспокойство? избавьте. скалишься. ноги сами несут к двери. дергаешь ручку, облупившаяся краска валится слоями на линолеум. заперто. — какого хрена, Ричард? — не избегай меня. он словно пластмассовый. и слова его пластмассовые. шаблонные. тупые. ненавидишь и плюешься ядом. ебаная венерина мухоловка. сквозь зубы: — отъебись по-хорошему потому что так проще. ненависть предельно понятна. злость — выброс энергии, ебаная побочка. ты никогда не признаешься до конца. — я хочу помочь, Гэвин, — говорит и жрёт-жрёт-жрёт стеклом роговицу твоих глаз, вздыхает наброском печали; умоляет словно. а после приказывает: — сядь. гнилое это дельце, Гэвс; изучать кого-то скрытно предельно, забывая — ты виден насквозь. — Гэвин. лишь бы ты заткнулся, девятка. кровать мягкая. ты отражаешься в чужих глазах забитым бунтарем, взрослым подростком. — я говорил с тиной. ты такой не всегда. я хочу знать одно: почему? что терять тебе, Гэвин? — переходный возраст, — выплёвываешь. — дело в смерти твоего отца? вспышка. чёрный, красный, белый. — это не случайность, правильно? диагноз: не в себе. под кожей, где страх жжется алой злостью, что-то моментом ломается от холодного голоса Ричарда, от взгляда этого — игрушечная надменность, игрушечное притяжение; хочется говорить вдруг. просто говорить. опять приемчики. как тогда, с сигаретами. просто повод. — да. не случайность, — говоришь. — тебя Фаулер подослал, так ведь? посадить меня вздумали? я пиздец живучий, чтоб ты знал, тостер. — расскажи мне. — нет. синтетические губы уродует улыбка. девятке не шла плюшевая и мягкая, только агрессивная, только кривая и грубая; будто его точили из серебра, будто стоил он на триллионы дороже другого Коннора. (тебе повезло?) — я обещаю молчать. — ты скажешь что угодно, чтобы... — я больше не машина. я сохраню твою тайну. — что? — не прикидывайся, — и тут же сокрушительно ухмыльнулся. вот ублюдок. — уходи, жестянка. — нет. — мне нужен перекур. — здесь никого нет. доставай сигареты. затяжка. отчаяние. словно режут, вскрывают суть без ножовки и анестезии. время тянуть бесполезно. — мне было двадцать. ему позвонили из участка, когда Элайджу поймали на продаже гребаной травки в школе. грустная улыбка сдохла в зародыше; прикрываешь губы, новая затяжка. когда, блять, будет легче? — он не приехал. конечно, ебать, а чего мы все ждали, да? мне пришлось забирать пятнадцатилетнего брата из участка, заплатив крупную взятку из моих, блять, сбережений. когда мы вернулись, отец избивал его. я стоял рядом. и ничего не делал. потому что я, сука, не герой. я не хотел, чтобы мне досталось. Ричард кивнул. так, будто понимал. так, будто не машина. смешной какой. лишь бы не прорвало на смех. (ну или слёзы) — он часто... часто... затягиваешься, кашляешь. — он часто хуярил нас, причем так, будто мы груши ебучие. мать не трогал никогда. но этот день был особенно тяжёлым. я был зол на него, ужасно зол. когда он увидел, как я наблюдаю, он схватил Элайджу и приложил к его горлу грёбаный нож. как, сука, в фильмах. не помню, что из его слов так сильно меня разозлило. он всегда пугал нас какой-то хуйней детской, но не больше. он бы не убил собственного сына, я уверен. — ты потерял контроль. — да. я взбежал по лестнице, выхватил нож и толкнул Элайджу на пол. отец не умел драться, разве что в баре по пьяни, а я оканчивал полицейскую академию, хули. ударил его и продолжал бить, пока он не упал на колени. а после я... не рассчитал силу. я толкнул его, и он... он покатился вниз по лестнице. я, блять, сломал шею этого мерзкого подонка. вот и вся история. я имею право хранить молчание, жестянка? — почему вы доверяете мне? — я никому не доверяю. может, откроешь дверь? — она давно открыта. косо смотришь. выплёвываешь: — как мило. он смотрит с уебским сочувствием. стои́т рядом, пока разбившееся стекло царапает подошву старых ботинок. осень. листья ссорятся друг с другом в луже, пинаясь. твой-не твой андроид кладет руку на забитое черным-черным плечо и больше ничего не говорит. наверное, и не нужно.