Угасание

Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его. Л. Н. Толстой «Анна Каренина»

Черный шлем с драконьими крыльями отлетает в сторону, отброшенный рукой в черной латной перчатке. Из-под шлема рассыпаются сверкающим серебром волосы, а на них расцветают яркими алыми всполохами капли крови. Кривая усмешка искажает красивое лицо. Ледяная ярость в фиалковых глазах хищно скользит по застывшим лицам, вынуждая отводить в страхе глаза и склонять покорно головы. Ниже. Еще ниже! И звон мечей, добровольно выпущенных из рук. Теперь можно и на колени. Глаза, в обрамлении густых шелковистых ресниц, сощурились недобро и осматривают бесстрастно человеческое море склоненных фигур и под этим взглядом головы гнутся еще ниже, норовя к самой земле уже прижаться, слиться с ней, умалиться до полной незначительности, лишь бы не попасть под голодный прицел этих глаз. Фиалковая бездна раскрывается и втягивает в себя всех без разбора, всасывает с жадным громким причмокиванием, утробно рычит и длинный липкий ее язык захлестывается смертельной петлей прямо вокруг души. Рубиновый дракон плотоядно скалится на доспехах и гибкое тело его извивается, оживленное причудливой игрой света и тени. А рядом в помутневшие воды Трезубца грузно и тяжело падает могучий воин в рогатом шлеме, нелепо раскинув руки и уставившись в небо остекленевшим темно-синим взглядом. Остатки его жизни алыми ручейками выталкиваются из перерезанного горла… Ах, как она радовалась тогда этой победе! Как ликовала! Как все в душе ее звенело и пело от счастья! Как трепетно замирало сердце! А внутри билась маленькая жизнь и она ласково гладила свой живот и пела колыбельные еще нерожденному, но уже такому любимому малышу. Или малышке. Рейгар отчего-то был убежден, что это будет девочка. Дура! Какая же она была дура. Ждала, вся утопая в сладких мечтах. Ждала своего прекрасного серебряного принца, а приехал король с тьмой в фиалковом взгляде. Вот тогда все и покатилось под откос. Корона легла на его голову так легко и естественно, словно всегда там была и корона эта его изменила, преобразила так, что и следа не осталось от того, кто покорил ее сердце. Тепло, мягкость, свет — все ушло, все поглотила эта проклятая корона. А может и напрасно винила Лианна строгий венец из валирийской стали, украшенный рубинами, во всех переменах с ним произошедших. Может быть он всегда таким и был, просто она не видела, не замечала упорно ни холодного блеска в красивых фиалковых глазах, ни жестокости в красивых тонких чертах лица, словно вырезанных искусной рукой скульптора и ей же выточенных, доведенных до совершенства. Теперь вот зато все это обрушилось лавиной, ударило больно, выбивая из нее способность жить и радоваться, как выбивает воздух из легких внезапный удар в грудь. И словно всего этого было мало, на нее обрушилось еще и терзающее чувство вины. Тысячи, сложивших жизни в этой войне, смотрели на нее безмолвными призраками из темноты, в пустых провалах глазниц горели немым укором бледные угасающие искры. Сновидения было тревожны и смутны, а сам сон сделался беспокойным и мучительно чутким. Когда отступали сны и призраки — приходила жизнь во всем блеске беспощадной правды. Тихие шепотки преследовали ее повсюду, а порой и не тихие, а высказанные вполне уверенно и без всякого стеснения слова. — Да какая она королева? Дикарка! Если уж ему понадобилась еще одна жена, мог бы выбрать кого-то более достойного и себя и короны, — сверкая хищной зеленью кошачьих глаз, мурчала красавица Серсея, отбрасывая за спину поток золотых кудрей. — Королева Лианна? Нет, не слышал, — жмурил искрящиеся ядовитым весельем глаза принц Оберин. — Я знаю лишь королеву Элию, моя сестру. Ну и королеву Рейлу конечно же. Про других королев ничего не слышал. — Моя королева, — склоняет голову в коротком бездушном поклоне сир Эртур Дейн, лишь следуя тому, что должен, а на красивом чуть тронутым легком загаром лице ясно читается «ты не моя королева!». Сестра его, красавица Эшара, думает точно так же. Улыбается при этом очаровательно и воркует кроткой голубкой, а в глазах ледяная звездная бездна. И весь этот, туго переплетенный, клубок королевского двора поступает точно также — в лицо улыбаются, щебечут беззаботно, а в глазах презрение, непонимание или хуже того — жалость. От последней совсем обидно, ибо жалость эта снисходительна и от того неприятна и мерзка. И равнодушие конечно же, оно вот не задевает, не мучает, не обижает — оно хотя бы искреннее, честное. Честное и неприкрытое безразличие ей выказывал в основном Джон Коннингтон, уставший от бесконечной и какой-то очень личной ссоры с Рейгаром и принесший наконец повинную свою рыжую голову ко двору. Рейгар этот его жест принял с поистине королевским великодушием, махнув рукой на все, что там между ними бегало неустанно черной кошкой и завершив эту длительную ссору. Джон же в ответ примирился с Элией, с которой у него, по слухам, отношения были в прошлом весьма натянутыми. Теперь же часто составлял ей компанию, всячески развлекая в отсутствии Рейгара, тем самым замаливая прошлые прегрешения. Неизвестно было, сама Элия решила принять это раскаяние и мир заключить или по просьбе Рейгара, но мир был заключен и от мира этого кто-то вздохнул с облегчением, а кто-то и с разочарованием, лишившись такого дивного источника для сплетен. С Лианной же Джон вел себя ровно и спокойно, строго следуя в отношении ее букве придворного этикета и предпочитая ее не замечать во всех прочих случаях. Королева Рейла, пожалуй была единственной, кто проявлял к ней искреннюю симпатию, приправленную однако все той же жалостью. Ее она впервые увидела уже в столице, когда они вместе склонились над колыбелькой Дейрона, ее сына. — Бедная девочка, — с тихой грустью промолвила она и погладила Лианну по щеке прохладной ладонью, — что же ты натворила. — Я… ваш сын, я его… мы… — Лианна запнулась, растерялась и наконец совсем замолчала, так и не придумав, что сказать в ответ. — Мой сын, — аметистовые глаза королевы потеплели, она помолчала немного и продолжила все с той же печальной добротой в тихом голосе, — ты его любишь, к сожалению. Рейгара очень легко полюбить, только вот сам он любить почти не умеет. Тебе будет больно, девочка, очень больно. Увы, королева Рейла очень скоро покинула их, уехала вместе с младшими детьми на Драконий Камень, а слова ее остались в памяти и оказались пророческими. Их новорожденный сын Дейрон был чудесным малышом и быстро смог растопить сердце Рейгара, несмотря на первоначальное его разочарование от того, что не случилось так ожидаемой им дочери. Он приходил к нему часто, брал на руки, играл с ним, вполголоса напевал колыбельные и уходил. Перед уходом целовал уже спящего малыша, улыбался ей отстраненной улыбкой, говорил ничего не значащие нежности и даже не подходил. Родных она не видела, знала лишь о страшной судьбе отца и Брандона. О том, что Бенджен ушел на Стену и о том, что Нед лишь милостью Рейгара не последовал за ним. Никогда больше Нед не пересечет границу северных земель, никогда не увидит ее — такова расплата за участие в мятеже. На самом деле это милость, учитывая сколько голов слетело с плеч после коронации Рейгара. Голова Неда не оказалась на пике, рядом с головами других мятежников, только лишь из-за нее. Только вот если бы не она, вообще ничего не было бы и шла бы жизнь своим чередом, может и не в абсолютном мире и спокойствии, но и без таких вот потрясений и уж точно не пролилось бы столько крови. Лианна видела кровавые потоки в ночных кошмарах, ползущими за ней по коридорам Красного замка — они ползли медленно, а она бежала быстро и все равно они ее догоняли и она стояла беспомощно в кровавой луже, что пенилась, бурлила и поднималась все выше и выше и вот уже достигала ей до колен. Подол ее платья намокал и становился тяжелым, сковывал свободу движений, туфли мешали ей, она скидывала их и шла медленно, цепляясь руками за стены, в крови уже по пояс… просыпалась с криками, плакала, билась в истериках. Вбегали служанки, зажигали свечи, тараторили, как стая неугомонных птиц, совали что-то ей под нос резко пахнущее, видимо полагая, что она вот-вот сознание потеряет, как будто она одна из этих изнеженных южных девиц. Приходил мейстер, смешивал капли какие-то в чаше, разбавлял водой и Лианна покорно принимала противное питье, глотала тошнотворно-теплую зеленоватую жидкость, давилась горьким вкусом и все равно глотала. Мейстер у нее теперь частый гость, он отмеривает нужное количество капель из бесчисленных пузатых флаконов темного стекла, подносит чашу за чашей, порошки какие-то растворяет, травы заваривает, настаивает и все это тоже вливает и вливает в нее. Не помогает. Ей ничего не помогает, бессонница не выпускает ее из своей цепкой липкой хватки, короткий сон сродни чуду, но и он не приносит облегчения, оборачиваясь непременным кошмаром каждый раз. Лианна не спорит и принимает бесконечные чаши с целебными и бесполезными для нее снадобьями. Потому что спорить нет ни сил ни желания, проще проглотить и получить несколько часов покоя. Исцелением от кошмаров, бессонницы и беспросветной тоски мог бы стать ее муж, только вот его она почти не видела. Он находил время на все — на бесчисленные дела государства, на кипящую придворную жизнь, на друзей, на поездки на Драконий Камень к матери и брату с сестрой, на детей, на книги, на арфу и на многое другое. На Лианну времени не было никогда, однако опускаться до ссор и упреков ей не позволяла гордость и она улыбалась и молчала, делая вид, что так и надо, что все хорошо, глотала обиды, как горькие настойки мейстера. Все это можно было бы еще как-то переварить, принять скрепя сердце, если бы не Элия. Мучительная отрава, воплощенная в человеческом теле. Змея. Холодная чешуйчатая тварь. Как же Лианна ее ненавидела! При одном упоминании ее имени у Лианны невольно сжимались кулаки, а к глазам подкатывали жгучие злые слезы. Добрая, мягкая и нежная Элия. Тихая и кроткая. Почти незаметная. Кто вообще придумал про нее все эти небылицы? Не было в ней ни капли кротости и незаметной она не была, терялась лишь вполне осознанно на фоне Эшары, что своей блистательной красотой и фееричным нравом, прикрывала ее, словно щитом, пока в том была необходимость. Еще говорили — нелюбимая жена, почти навязанная. Говорили, что Рейгар к ней привязан безусловно, она мать его детей, но кроме детей и взаимного уважения их и не связывает почти ничего уже. Так не связывает, что все ночи он проводит с ней, а если получается, то и дни тоже. Он бесконечно с ней о чем-то говорит, иногда Лианне кажется, что они словно одну беседу ведут неспешно, с перерывами на всякие скучные дела, вроде управления государством. С Лианной тоже говорил так же, пока не заскучал от ее молчания. А ей нечего было ему сказать, она так думать не могла. Она и понимала-то его через раз — слишком далеко улетала его мысль, забиралась на недоступные глубины, была непостижимо тонкой и запутанной. Лианна могла только слушать и он предсказуемо от такого заскучал. Первая волна страсти и увлеченности схлынула вместе с рождением Дейрона и он все чаще и чаще стал возвращаться к Элии. С ней ему нескучно, она умеет вот ровно как и он, сплетать путаную сеть из слов и мыслей и он все время в сеть эту с наслаждением закутывается весь, утопает в ее словах, а заодно и в глазах. А тому кто говорил, что Элия некрасива, Лианна была готова теперь в лицо расхохотаться надрывным истеричным смехом — отсутствие ослепительного блеска и отсутствие красоты вещи разные. Красота Элии не блестит совсем, она лишь мягко обволакивает, как сгущающиеся сумерки, такая никогда не надоест и никогда не утомит. Лианна замечала эту красоту постепенно, частями, деталями, пока не сложился цельный образ — тонкий, удивительно нежный и какой-то острый весь, трогательный, обманчиво беззащитный. Весь этот адский сплав мыслей, чувств, догадок, слухов и открытий болезненно хлестал прямо по обнаженному сердцу жгучей многохвостой плетью с варварскими крючьями на концах хвостов, каждый удар приходился в цель, хоть никто и не прицеливался, раздирал душу, оставляя жалкие окровавленные ошметки от некогда цельного, нетронутого и живого. Ревность вцепилась в нее жадно, глубоко запустила клыки и не выпускала уже и ревность эта вместе со всеми сопровождающими ее чувствами требовала выхода и так как Рейгара она любила, то весь поток негатива хлынул в сторону Элии. Лианна именно ее винила во всем, ее она назначила виновной в отчуждении и охлаждении между ними. Ведь пока они с Рейгаром были вдвоем — все было прекрасно и ему не надо было вот этой тонкости и сложности, он не нуждался в том совершенно. Это все она, решила Лианна, змеища эта, опутала его собой, обволокла, отвела глаза, зачаровала и забрала у нее. Это было нечестно. Несправедливо. Непонятно для чего он вообще той Элии нужен, она же не любит его, это же очевидно, но вот все равно вцепилась и не отпускает. Лианна сцепляла зубы и терпела. Наблюдала, слушала, копила в голове все, что попадалось — вдруг пригодится. Училась у них же у всех — играть. Набиралась сил и думала как переломить ситуацию в свою пользу и как получить хоть кого-то на свою сторону, потому что пока она тут одна, даже и пытаться не стоит что-то предпринять. И Лианна натягивала на лицо улыбку и клялась самой себе, что отыграет все обратно и заберет то, что должно принадлежать лишь ей одной. Вот она, самая главная ее уязвимость, самая непреодолимая слабость — она одна. Ей всегда во всем готовы помочь и любое ее желание готовы исполнить, любой каприз удовлетворить, поддержать любой разговор, угодливо рассмеяться любой ее, пусть и самой неудачной, шутке. Ее всегда почти окружали люди, но не было ни одного друга, никого, кому можно было бы доверить свои сокровенные мысли, уж не говоря о том, чтобы с кем-то поделиться своими переживаниями, выплеснуть кому-то свою боль. Да хоть бы просто кто-то, кому она нужна или выгодна. Мысли ее судорожно метались, прикидывая, кого же можно притянуть на свою сторону — и никого не находили. Слезы проливались лишь когда она оставалась одна. Лианна вжималась лицом в подушку в такие моменты, гасила в расшитой ткани всхлипы, чтобы никто не узнал и не услышал. Так она решила, как только за ней захлопнулась ловушка Красного замка и пришло первое понимание куда же она попала, в какой адский рассадник змей и прочих ядовитых тварей угодила. Никто не увидит ее слез, никому она не доставит радости своей болью. Данному себе обещанию она не изменяла. Она ходила одна в богорощу и там просиживала долгие часы, глядя в пустоту — там ее никто не тревожил, думая, что она молится и придворные языки уже облизывали со всех сторон этот факт, не зная толком, что с ним делать и будучи не в силах проигнорировать, видимо уже в силу привычки. Лианна не молилась ни разу с того момента как Рейгар вернулся с Трезубца, но всячески поддерживала сложившееся впечатление — так спокойнее и всегда в моменты отчаяния, когда уже сил нет сдерживать слезы или когда еще немного и вся она взорвется изнутри от необходимости держать лицо, можно, прикрывшись набожностью, сбежать в богорощу. Так и ползли медленно и неспешно часы, дни и месяцы. Лианна почти привыкла, почти смирилась. Она много читала, гуляла в саду, вышивала, играла с сыном. Не жила. Лишь имитировала, изображала жизнь. Сегодня в Красном замке шумно и весело, всюду звуки музыки и взрывы смеха, шарканье туфель по полу, шелест шелков и шуршание парчи. Праздник, второй день рождения малышки Дейнерис. Сама виновница торжества давно уже сладко спит, а праздник катится дальше, веселье только начинает набирать обороты, за здоровье, красоту и несомненное блестящее будущее дивной сереброволосой малютки с аметистовыми глазами, как у ее матери, поднимаются бесчисленные тосты — абсолютно искренние. Даже в таком нежном возрасте эта девочка демонстрирует свой главный талант — зажигать безусловную любовь в сердцах людей. Рейгар сидел и тихо перешептывался о чем-то с Варисом, что по своему обыкновению подкатился к нему вкрадчивой изворотливой гадиной, не обращая внимания на звуки празднества. За спиной у него, с другой от Вариса стороны, возник неслышной тенью сир Эртур Дейн, смерил евнуха насмешливым взглядом. — Лорд Варис, шли бы вы уже… куда-нибудь, а? — предложил он, сердечно улыбаясь и уже склоняясь к плечу Рейгара, продолжил весело и вместе с тем несколько обеспокоенно, — Рейгар, друг и король мой драгоценный, ну сколько можно изводить себя делами и заботами? Сходил бы потанцевал что ли, а то тут некоторые, не будем имена называть, хвост совсем распушили, а вернее кольца змеиные развернули, стянув на себя слишком уж много внимания, как мне думается. И правда, Оберин завладел вниманием всех присутствующих, танцуя с Серсеей, как всегда ослепительно прекрасной и сияющей как золотое солнце. Между ними искрило так, что глазам было больно, пол под ногами плавился, воздух раскалялся вокруг и было совершенно очевидно, что увлеклись эти двое друг другом не на шутку, почуяв видимо родственную душу, сжигаемую кипящими страстями. — Вот утащит этот змей ваше сокровище, ваше украшение двора золотое, — продолжил свои речи Меч Зари, уже откровенно посмеиваясь, — да он уже весь готов! Он хоть сейчас! И она отчаянно отбиваться будет только, чтоб страсть разжечь сильнее в нем, а сама все будет оборачиваться и посматривать, не слишком ли много усилий прилагает, а то вдруг нечаянно и впрямь отбиться выйдет. — Ой, да поскорее бы, — закатил на это глаза король, — я сам лично благословлю этот союз и Тайвина, если придется, лично уболтаю. Может хоть поспокойнее станут оба. — Вы хотите сказать, у нас намечается… — немедленно вклинился Варис таинственным шепотом. — Нет! То есть да! — моментально перебил его Рейгар, не дав развернуть мысль. — Лорд Варис! И правда уймитесь уже с делами, сходите тоже что ли потанцуйте, выпейте или как там вы душой отдыхаете. Ну голова уже болит от вашего шипения проникновенного и безусловно важного мне в уши целый вечер без передышки! Варис с учтивым поклоном и печальным вздохом удалился, пряча, по своему обыкновению, руки в вечных своих широченных рукавах. Эртур, довольный собой, играя легкой полуулыбкой на точеных губах, привычно замер, сделавшись неподвижен и только фиолетовые его глаза, искрясь весельем, внимательно и неспешно скользили по лицам присутствующих. Рейгар же немедленно перевел взгляд на сидящую рядом Элию, протягивая ей руку. Элия жест этот оставила без внимания и лишь покачала отрицательно головой, изогнув извинительно бровь и тепло улыбнувшись. Лианна вся внутри себя напряглась, натянулась как тугая струна. Ей нет никакого дела до причин по которым Элия не хочет или не может танцевать сейчас. Она точно может и будет! Вот сейчас… сейчас он протянет ей руку и… — Ну раз возлюбленная супруга отвергает, пойду искать девицу для танцев на стороне, — с притворно-скорбным вздохом объявил Рейгар, опрокинул в себя кубок вина почти залпом и совсем уж не по-королевски показал Элии язык. Лианна машинально следила за его передвижениями по залу. Внутри разливалась ледяная пустота. Ничего не остановилось, когда он поднялся со своего места, как это было принято ранее. Рейгар традицию эту переписал легко и непринужденно, слова его она тогда хорошо запомнила, не потому что они были важны или как-то значимы, а лишь от того, что отлично отражали одну из самых главных его черт — умудряться устроить все так, как ему хочется. — Потому как хватит цепляться за каждую замшелую традицию. Ну в самом деле, ну почему с любого празднества кто угодно может встать и уйти незаметно или тихонько подойти пошептаться о личном, кроме короля? Он что не человек? Надо будет все остановить — так вроде языка не лишены у нас коронованные особы. Да, признаюсь! Хочу иметь возможность незаметно вдоль стеночки ускользнуть, если такой каприз случится и чтоб при этом не замирали все в нелепых позах. Так что пускай привыкают! И ведь привыкли! Сплясали дружно под ту мелодию, что он им напел и Лианна была уверена, что еще не раз спляшут ровно так как ему того захочется и будут при том еще и самыми счастливыми себя почитать. И хоть согласно этой новой традиции ничего не остановилось сейчас, все глаза были прикованы к нему, они к нему впрочем всегда были прикованы, он был центром и сердцем, живой пульсаций всего происходящего в Красном замке. А значит все видели и то как Элия отказалась танцевать и то как Лианну он словно бы и не заметил. Больно. Оскорбительно. Как пощечина, данная прилюдно, на которую ты к тому же еще и ответить никак не можешь. На том турнире в Харренхолле Элия что-то похожее наверное чувствовала — непрошенной мыслью. Да плевать ей на Элию! Ничего она не чувствовала, она не умеет. Это пока Лианна не знала ее, терзалась муками совести. А когда только узнала — терзалась вдвойне и перестала о том думать вовсе, когда немного узнала ее настоящую. Рейгар прервал свою меланхоличную и, как казалось со стороны, бесцельную прогулку по залу, сбросил ленивую свою расслабленность и хищно выхватил прямо у кого-то из рук Эшару Дейн, та громко ахнула, явно не ожидая такого маневра и почти сразу заулыбалась, вскинула руки ему на плечи послушно и закружилась в медленном и томном танце. Боковым зрением Лианна заметила как сир Эртур немедленно склонился к уху Элии и что-то зашептал, она ответила ему веселым смехом — видать их позабавило как ловко Рейгар увел Эшару у очередного безнадежного поклонника. Лианна почувствовала жар, заливающий щеки румянцем гнева и обиды. Не станет она молча сидеть и смотреть на эти его пляски! И глотать молча обиду тоже не будет. Вот так, на глазах у всех, ее унизить! Да как он смеет?! Она не заслужила подобного обращения ничем! То, что к ложу ее он не приближается уже давно, бесспорно больно и еще больнее, что вообще утратил к ней интерес, но это все за закрытыми дверями происходит. Здесь же иное — на глазах у всех! Она поднялась, намереваясь уйти, пока гнев не выплеснулся скандалом. Глаза выхватили его лицо — смеется очередной занятной глупости, сказанной Эшарой. Лианна на негнущихся ногах вышла из-за стола и медленно, как во сне, прошла через весь зал, задев танцующих пару раз и даже этого не заметив, она вообще никого кроме Рейгар не видела в тот момент, словно они одни здесь были. Она не заметила даже, когда все остановилось и все глаза приковались к ней, как сбилась и стихла музыка, все шла и шла вперед, пока наконец не дошла до него и Эшары, которую он так и держал за руки, по инерции прерванного танца. Он смотрел на нее с интересом и нетерпеливым ожиданием — такой красивый и такой чужой. Фиалковые глаза закатились с легким вздохом — ему снова скучно. Лианне захотелось, чтобы он хоть на секунду почувствовал боль, хотя бы слабый ее отголосок, эхо того, что чувствовала она. Ее рука взметнулась неконтролируемо, управляемая лишь сжигающей ее злостью. Рядом ахнула испуганно Эшара и зажала себе рот ладошкой. Присвистнул многозначительно Оберин и сразу затих, одернутый Серсеей, у которой кажется впервые в жизни вид был абсолютно растерянным. Поднялась со своего места и застыла неподвижной статуей Элия, опрокинув кубок с вином и залив темно-красным пространство стола перед собой. За плечом у Рейгара, как по волшебству, материализовался Ливен Мартелл. Злость схлынула моментально. И сразу же стало страшно. И будто не с ней все происходящее и не ее рука оставила на его светлой коже этот расцветающий розовым отпечаток. Рейгар прикрыл глаза, откинул медленно голову назад и негромко рассмеялся. Голос его был абсолютно спокоен, только вот прорезались те самые опасные металлические нотки, вызывающие неудержимое желание спрятаться подальше. — Сир Ливен, проводите… — начал было он, но запнулся, замолчал, в фиалковой тьме нехорошо что-то блеснуло и он резко сменил интонацию, отбрасывая в сторону формальности, — Ливен, убери ее отсюда немедленно! И развернулся уже к Эшаре с мягкой улыбкой: — Еще один танец, миледи? Она не помнила как попала к себе. В висках стучал бешено пульс, в голове только одна мысль — он не простит ей эту пощечину. Не простит никогда. Она только что все своей рукой разрушила. А разве еще что-то осталось, что можно было бы разрушить? Перед глазами всплыло личико ее сына. Осталось и разрушить это уже никак нельзя. Она пойдет к нему и они поговорят, решила Лианна, поговорят вдвоем. Пусть не прощает сейчас, пусть обижается. Пройдет время и простит. Она смахнула слезы — нельзя приходить к нему заплаканным красноглазым кроликом. Надо привести себя в порядок, переодеться, волосы переплести, чтобы не выглядеть несчастной жертвой или забытой и нелюбимой, страдающей женой. Нет, никогда она не позволит на себя натянуть роль, которую молва долгое время приписывала Элии. Его все не было и не было. Служанки, отправляемые ею узнать не вернулся ли Рейгар к себе, одна за другой разочарованно разводили руками. Он танцует с леди Дейн. Королева Элия придумала какую-то забаву и все в нее радостно вовлеклись и его милость в том числе. Ближе к рассвету играл на арфе жутко убаюкивающую мелодию, кого-то кажется и правда в сон сморило от музыки этой, прямо колдовство какое-то. Исчез, вот прямо взял и исчез. На заседании малого совета присутствовал. И снова куда-то исчез. Наконец ближе к вечеру ей сообщили, что король у себя. Лианна замерла в нерешительности, выбирая платье — сразу отвергла всякие простые и неброские. И все слишком роскошные тоже. С отвращением отпихнула в сторону все хотя бы и отдаленно напоминающее дорнийские одежды, пускай даже Рейгару и нравились все эти легкомысленные воздушные платья, ничего почти не скрывающие. Не станет она на себя это надевать, никогда и ничем не будет походить на Элию и полуголой ходить в угоду его прихотям не станет тоже. И пусть Рейгар сколь угодно теряет голову от всех этих разлетающихся платьев, звенящих браслетов и пряных ароматов — ее он узнал и полюбил не такой, а значит ей все это и не нужно. Платье было чистого синего цвета — почти такое же как на турнире в Харренхолле, когда ей на колени лег венок, сброшенный с кончика копья. Волосы она гладко причесала и оставила как есть, передние пряди только прихватила на затылке простой заколкой. Посмотрела на себя в зеркало последний раз — именно то, что и хотела. Пусть уже вспомнит как все начиналось. Ну почему именно он?! Лианна аж зубами скрипнула при виде Ливена Мартелла у дверей короля. Ну почему из всех возможных вариантов сегодня выпал самый наихудший?! Внутренний голос немедленно шепнул «разворачивайся и уходи, добром все это не кончится», но когда это она слушала свой внутренний голос? Впрочем предупреждающее нашептывание изнутри довольно скоро заглушилось уже вполне реальным ее голосом, которым она спорила с сиром Ливеном, все набирая и набирая громкость. Рыцарь королевской гвардии в ответ сохранял каменное спокойствие, а голос его был тих, почти до шепота. Нет, при всем уважении, он не может ее пропустить. Потому что его милость не один. Нет, он не может сказать с кем. Да, королева, но королевская гвардия приказы короля выполняет, а король на вполне понятном языке сказал, чтоб дали уже покой и не тревожили. Нет, он никуда не отойдет и вообще зачем она его пихает под бок так усердно? Ах, пытается отодвинуть с дороги, ну это на здоровье, это пожалуйста, кто он такой, чтобы королеве в невинном развлечении отказывать? Ему не жалко совершенно, пускай пытается дальше, его это и не тревожит вовсе. Совершенно очевидно было, что сира Ливена вся эта ситуация от души развлекает, что он готов завуалированные остроты всю ночь ей вещать терпеливым голосом, при том из равновесия она его явно не выведет и спокойствия его ничем поколебать не сможет. Спокойствие это его, ничем не пробиваемое, бесило ее и выводило из себя отдельно, а лихо выплясывающие в темных глазах черти и вовсе заставляли всерьез рассматривать вариант приложить рыцаря хорошенько во-о-он тем кованым канделябром, свечей на тридцать примерно. Если конечно сама его поднять осилит. Неизвестно каким вопиющим и вполне вероятно далеко не безобидным безобразием завершилась бы в итоге вся эта сцена, если бы не распахнувшиеся двери в королевские покои за спиной у сира Ливена. На звук открывшихся дверей рыцарь отреагировал моментально, сделав шаг в сторону и Лианна оказалась лицом к лицу с Элией. — Ну проходи, раз пришла, — с легкой улыбкой и такой же легкой насмешкой. И сиру Ливену подмигнула темным глазом, получив в ответ сурово нахмуренные брови и в противовес им закушенную губу, чтоб загасить неподобающий ему в данной ситуации смешок. Двери тяжело закрылись за спиной. Лианна остановилась, переводя дыхание и пытаясь сообразить зачем она вошла, как будет говорить с ним в присутствии Элии, потому что понятно же, что змеюка эта не выползет отсюда ни за что на свете. Ругала себя за несообразительность, что сразу не догадалась об Элии, погруженная слишком в свои думы. Элия обернулась к ней, от резкого разворота накинутый на плечи алый халат ее, из мерцающего наатийского шелка, распахнулся являя взору обнаженное тело — внезапно высокая и упругая, налитая грудь, тяжелая на контрасте с тонкими хрупкими ключицами, гибкая талия и почти плоский живот, а под животом, там где взгляд ожидает привычный треугольник волос — гладкая абсолютно кожа с непонятно как нанесенным черно-золотым орнаментом. И ни единого следа от двух беременностей на теле. Лианну внутри всю передернуло от увиденного — интересно, он потому и не может никак от нее оторваться? Ну неужели же он, как и все прочие мужчины, думает членом?! Ну ведь не был же он таким! Она как раз от замужества с таким и бежала и вот пожалуйста… Из этих внезапных размышлений ее выдернул голос Элии: — Так и станешь тут двери подпирать? — улыбка ее была совершенно искренней и даже дружелюбной. — Не верю, что только из-за этого ты беднягу Ливена там изводила, уж не говоря об этих безобразных криках. Идем, ты же явно не меня рассматривать сюда пришла. Глубоко вздохнув Лианна последовала за ней, абсолютно не понимая зачем, не выйдет ведь никакого запланированного ею разговора, потому что она ничего не скажет из того, что хотела, не сможет просто, а Элия не уйдет, ее отсюда сейчас и упряжка диких жеребцов не утащит… Рейгар, раскинув руки, лежал обнаженный среди бесчисленных подушек на низком своем и широком ложе, волосы растрепаны, под глазами залегли тени, видимо от недосыпа и усталости и весь его вид прямо-таки кричал о том, что ни с кем он говорить нынче не желает, а желает лишь валяться вот так под легкими дуновениями прохладного ночного ветра, доносящимися из открытых настежь створок балконных дверей. Еще совершенно очевидно желает с Элией обниматься, говорить с ней же о своем, только им двоим понятном, а может и не говорить даже, а просто уткнуться в ее упругую грудь, притиснуть к себе всю ее поближе и молчать… Лианна оборвала усилием воли поток непрошенных фантазий, подброшенных услужливо ревностью. При виде Лианны на лице его отразилась целая гамма чувств, среди которых не мелькнуло даже на секунду ни одного со знаком плюс. — Я пойду, поговорите спокойно, — Элия подхватила пояс с кистями откуда-то с пола и стала завязывать вокруг талии. Ну надо же, какое великодушие! Лианне рассмеяться захотелось, ну почему бы и нет в самом деле? Почему не проявить капельку благородства, потешив тем самым свое самолюбие, ведь это так должно быть приятно, особенно когда уверена, что ничего при этом не теряешь. — Нет! — изогнул немедленно Рейгар брови капризным домиком, намереваясь видимо как-то ускользнуть от предстоящего разговора. — Да! — строго отрезала Элия, пресекая тем самым ему все пути для возможного отступления. — Поговорите вдвоем, я буду только мешать. — Не уходи, — потребовал он, подбавляя в голос чуть ли не слезу и страдальчески хлопая ресницами, — я не хочу говорить ни о чем, я смертельно устал… Ну пожалуйста! — Не капризничай, — Элия была неумолима, — я вернусь позже. Ливен меня проводит. Склонилась к нему, звякнув браслетами на руках и скрывая его лицо на мгновение за завесой темных блестящих волос, с вплетенными в них золотыми нитями, что-то ему там нашептала и напела над ухом и с тихим смешком выскользнула прочь так быстро, что Лианна только и успела ухватить краем глаза как уползает за двери алый шелк. Вздохнул тяжело, смиряясь с неизбежным. Повернулся на бок, улегся, лениво подпирая голову рукой и рассыпав серебряные свои волосы по черным простыням — еще один его каприз, очаровательная странность, а если бы кто спросил Лианну, она бы непременно ответила, что очередная его придурь. Фиалковые глаза прищурились и смотрели на нее в ожидании. Молчал. Молчала и Лианна. Подумала, как же давно она его таким вот не видела, так давно, что смотрела сейчас как впервые. Ей захотелось нестерпимо до него дотронуться, ощутить под руками горячую гладкость его кожи и прохладный шелк волос, заглянуть в фиалковые глаза с расстояния поцелуя… только вот для этого надо было к нему подойти и соприкоснуться с этим ложем, с этой тканью. Лианна же не желала даже присесть на краешек этой постели, где он был с Элией только что, не желала соприкасаться с этой стороной его жизни. Если уж эта сторона есть, то пускай останется в тени и никогда на свет не выходит, она не желает знать и видеть. — Всегда трудно начать, не так ли? — он первым прервал молчание. — Давай помогу. Полагаю ты пришла наконец извинения за свою выходку принести? — Я?! Извинения?! — он должно быть сейчас шутит, подумала Лианна. — А тебе значит извиняться не за что? — Ну вот когда я буду раздавать пощечины прилюдно, тогда вероятно появится за что. Хотя ты можешь и не извиняться. Я не злюсь и даже не обижен. Ну взбесился немного поначалу… хорошо, что Ливен вовремя тебя увел. — И ты ничего не будешь делать? — А надо? Чем скорее про это забудут, тем лучше. Уж как-нибудь перенесу пощечину от собственной жены, пусть даже и публичную, — глаза у него смеялись при этих словах. — Пока отец мой на троне был и не такое доводилось… впрочем это пустое. Забыли. Не было ничего. — Вот так вот просто, да? — Лианна не верила своим ушам. — То есть причины этой пощечины тебе безразличны? — А какие у нее могут быть причины? — заинтересованно изогнул он бровь. — Ну кроме твоего характера, который не подарок совершенно. — А то, что ты меня до этого унизил на глазах у всех… — Да чем?! — взорвался он, перебивая ее. — Танцевать с тобой не захотел?! Ты серьезно?! Я бы назвал тебя ребенком, но тут другое слово само собой напрашивается… — Ну давай! Скажи мне уже это в лицо! Назови открыто дурой! Ты же именно это и думаешь сейчас! — отреагировала она на его повышенный тон немедленным криком, ему почему-то так легко удавалось всегда вывести ее на эмоции. — Заметь, не я это в результате произнес, — рассмеялся он, перекатываясь на живот и зарываясь лицом в подушки. Ему смешно! Ему и правда сейчас смешно! Лианну всю трясло и не от злости или обиды уже, а просто от непонимания, что вообще творится в этой сереброволосой голове. — Да прекрати уже смеяться! — об пол грохнулось что-то, подвернувшееся под руку, судя по звуку металлическое. — Только вот от скандала с бросанием предметов всяких избавь меня, я не настроен совершенно на такое, — он вынырнул из своих подушек и снова улегся удобно. Улыбался, но взгляд его стал серьезен. — Давай уже успокаивайся и прекращай все это. Я устал, ты не представляешь как! И не хочу ни о чем думать и говорить не хочу. И уж точно выяснять отношения не хочу, не говоря уж о скандалах. Мы позже обязательно поговорим с тобой, я обещаю. А сейчас пожалуйста иди к себе. — Я пойду к себе, а ты пойдешь к Элии? — прищурила глаза Лианна. — Да, я пойду к Элии, — совершенно спокойно ответил он ей. — Зачем тебе к ней? — Тебе с подробностями рассказать? — улыбнулся соблазнительно до невозможности и глядя на шальное веселье в его глазах Лианна поняла, что действительно расскажет в подробностях и прочих сочных красках. — Я же не о том! — воскликнула она и тут же себя одернула, нельзя снова сорваться на крик. — Почему нельзя пойти ко мне? Сейчас и в другие дни тоже? — Не хочу. Сейчас не хочу. В другие дни тоже такого желания не испытываю. Я понимаю, что наверное причиняю боль… Прости, — светлая и обезоруживающая улыбка. — Рейгар, я хочу уехать. Вернуться на Север, — боги милостивые, что она несет? Она не собиралась ничего подобного говорить! Но слова сорвались и, будучи озвученной, эта внезапная мысль показалась ей не такой уж и плохой. Он тяжело вздохнул, смиряясь видимо с тем, что она не уйдет и разговор, так сильно сейчас нежеланный им, все же состоится. В любой другой раз Лианна может и отступила бы, услышала его, поняла бы, но сейчас для нее невозможно было все прервать вот так на полуслове, уйти и остаться наедине с мыслями и всем случившимся. — Ты серьезно сейчас? — голос его сделался тихим и вкрадчивым, глаза потемнели опасно. — Просто хочешь взять и сбежать? — Хочу! Я измучилась уже одна все время проводить. Меня здесь окружают лишь враги и бесконечные интриги! — И враги и интриги существуют лишь в твоем воображении. Ты сама никого к себе не подпускаешь, сама ото всех замкнулась… — Потому что они все не нужны мне! — закричала, перебивая. — Мне нужен ты! — А я не могу денно и нощно с тобой сидеть и вздыхать печально. Да я не хочу в конце концов! Не желаю себя заживо хоронить вместе с тобой! Я хочу отклика живого на свои мысли и слова, а не скорбное лицо и тягостное молчание. — Тогда отпусти меня! Потому что я не соглашалась на все это! — Нет, именно на это все ты и согласилась! — Ты лгал мне! Ты говорил, что не любишь Элию! А что на деле?! Ты каждую свободную минуту с ней! — Правда?! — глаза его распахнулись изумленно и в фиолетовой глубине замерцали золотистыми искрами отражения пляшущих язычков пламени от свечей. — И когда же этот момент откровения случился? А я тебе отвечу — никогда! Я никогда тебе не говорил такого. Мы всегда говорили о наших с тобой чувствах, не затрагивая Элию. — Все говорили и ты не отрицал! Да это очевидно было! — Ну вот ко всем и предъявляй претензию! Раз не судьба была меня спросить напрямую. Сплетен по углам нахвататься и уверовать в них фанатично оно конечно интереснее, кто ж спорит, — голос его источал такую жгучую иронию, что Лианна ощутила сильнейшее желание его ударить и не безобидную пощечину отвесить, а разбить это слишком красивое лицо, чтобы хоть так выбить из него эту насмешливость, так больно бьющую, выколотить уже иронию из него, вытряхнуть весь яд, которого он нахватался от этой проклятой дорнийской ведьмы! Что же она творит, зачем упрашивает отпустить ее? Ведь она не может с ним расстаться, она же дышать без него не может! А вот та, другая… Лианна вздрогнула от, иглой прошившей ее, догадки. Метнулась к нему, обхватила руками за лицо, склонилась и зашептала отчаянно и страстно: — Рейгар, у нас все может еще быть как раньше. И я могу быть прежней и ты можешь еще вернуться! Ты только убери ее отсюда. Отошли куда-нибудь. На Драконий Камень, в Дорн, в Эссос, да хоть в само пекло! Оставь детей здесь или с ней отправь — как она захочет. Неважно! Просто убери ее отсюда! Прошу! И все у нас станет хорошо, как было тогда! Помнишь? Когда мы были вдвоем и никто нам не мешал? Ведь мы так были счастливы и снова будем, если только ты… В широко распахнутых фиалковых глазах сменялись стремительно удивление, непонимание, осознание, шок и наконец финальным аккордом выстрелил гнев, запульсировав в расширенных зрачках. Глаза угрожающе сощурились, ощетинились стрелами ресниц. На ее запястьях стальной хваткой сомкнулись его руки, одно из его колец ожгло острой болью, прижавшись к косточке. Он медленно развел ее руки в стороны, убирая от своего лица и наконец выпустил, отбрасывая, словно не желал больше ее касаться. Лианна инстинктивно сделала шаг назад. Все ее чувства кричали «беги!». Лианна послала эти предупреждающие вопли своей интуиции куда подальше — она не станет убегать! Она его не боится! Да и что она такого ужасного ему сказала? Попросила отослать Элию всего лишь. Наверняка сама Элия не раз о том же просила в отношении нее. Он медленно поднимался с постели, не заботясь чем-то себя прикрыть, и в итоге оказался перед ней во всем своем обнаженном великолепии. Близко, так близко, что она могла почувствовать жар от его тела. Интуиция уже не кричала, а тихо поскуливала и умоляла вот прямо сейчас разворачиваться и бежать со всех ног. Отползать хотя бы, прятаться, растворяться, исчезать, не быть тут, рядом с ним. Не побегу, решила она. Ни за что не побегу! Ничего он не сделает страшного, не сможет просто. Плечи стиснуло болезненно и всю ее тряхнуло от удара о стенку, к которой он ее прижал, впечатал резко. Весь мир заслонили глаза с пылающей в них, плохо сдерживаемой, яростью. Она невольно скользнула взглядом по его рукам, удерживающим ее, по тяжело вздымающейся груди, по гладкой коже, под которой перекатывались и вздрагивали мускулы и вся ее отчаянная бравада схлынула, как не бывало. Пришло запоздалое осознание, что он под всей этой меланхоличной, гибкой и изящной красотой словно из стали отлит и ничего она ему противопоставить не сможет и что за этими глазами напротив, что сейчас заволакивает голодная пульсирующая тьма, ничего рассмотреть невозможно и от него такого ожидать можно абсолютно всего. Хваленая ее смелость, которой она так гордилась, предательски помахала ей рукой на прощание, оставляя один на один с взбешенным до крайности мужчиной, которого она любила и кажется почти не знала. — Ты сейчас мне это на полном серьезе предложила? — голос, обычно красивый и мелодичный, сейчас понизился до хриплого шепота, от которого по позвоночнику вниз немедленно пополз мерзкий холодок. — Рейгар, мне больно! — она дернулась в его руках, в бесплодной попытке вырваться. — Мне тоже больно! Ужасно больно разочаровываться все больше и больше в тебе, но вот терплю. И ты потерпишь! Так ты мне это все не в качестве дурацкой и совершенно не смешной шутки наговорила? — Конечно нет! Рейгар, я убеждена, что как только ее здесь не будет… — Молчи! — не дал он ей закончить. — Ты вообще в своем уме? Ты правда полагаешь, что потакая твоему капризу, я отправлю куда-то Элию? Даже если забыть сейчас о том, что я ее люблю и расставаться с ней не желаю совершенно, я без нее тут через неделю в петлю залезу! А если рядом будешь ты со своими истериками и вечным недовольством, так и еще раньше. — Не будет никаких истерик! И недовольства не будет, я обещаю. Как только она нас оставит, мне станет лучше. Нам обоим станет лучше без нее. — Да с чего ты это решила?! — взорвался он почти криком и втиснул ее еще сильнее в прохладный камень стены. — Откуда вообще в твоей голове мысль, что ты знаешь как мне будет лучше? — Потому что я люблю тебя! — выкрикнула она ему в лицо. — Любишь?! Да ты не знаешь, что это такое! Ты не умеешь! — он не кричал, балансировал на грани крика, но все же не срывался. — Ты можешь только обладать, вот и мной хочешь завладеть, как вещью. Забрать себе целиком и без остатка, чтобы больше вообще ни на что и ни на кого меня не осталось. — Хочу! Да, я хочу! Потому что именно это и есть любовь, когда двое принадлежат друг другу и только. И никому больше. И третьих между ними нет! Понимаешь? И ведь так и было между нами, пока она все не разрушила! — Лианна понимала, что надо остановиться, что с каждым словом его взгляд все больше темнеет, но не могла уже молчать. — Не хочешь ее отсылать — не надо, но прекрати все это. Пусть продолжает… как там про нее говорят? Легкость и очарование королевского двора она создает? Да на здоровье, я не претендую даже. Мне все это не нужно совсем, мне нужна лишь твоя любовь! Вся, без остатка! Он смотрел на нее очень странно, словно впервые увидел и теперь вот рассматривал, вглядывался, пытаясь понять что же перед ним такое и что с этим делать. — Любовь значит, — в его глазах заплясали искры опасного веселья. — Будет тебе любовь. Захлебнешься. — Рейгар, что ты… Договорить она уже не успела. Его руки стиснули ее талию, крепко, до боли и в следующую секунду она улетела на постель, легко им туда отброшенная. Упала лицом в подушки и захлебнулась в переплетении ароматов, среди обволакивающей пряности которых внезапной свежестью выделялся жасмин — именно так сегодня пахло от Элии. Лианна тряхнула головой, дернулась перевернуться и не успела — ее уже накрыло его горячим телом. Руки проскользили по ногам, отбрасывая в стороны юбки. Треснула тонкая ткань. Она вскрикнула испуганно. Он же не станет… или станет? — Рейгар! — как у нее оказывается может дрожать испуганно голос. — Остановись! Я не хочу! — она снова безрезультатно дернулась под ним, пытаясь вырваться. — А я хочу, — прозвучало у нее над ухом вкрадчивым шепотом. — И именно так. Между ног вклинилось его колено, раздвигая. — Рей… — вторая половина его имени утонула в подушке, куда ее лицо вжали с силой, заглушая и протесты и крики и стоны и все прочие звуки. Рука в кольцах тяжело легла на затылок, заставляя ее задыхаться в мягком расшитом бархате. Вторая рука рывком чуть приподняла ей бедра и к входу совершенно не готового ни к чему сейчас и почти сухого лона прижался возбужденный член и почти сразу разрывающим движением толкнулся в нее. Боль ослепила и отодвинула на задний план все другие чувства. Как это оказывается может быть больно когда отсутствует желание! Он толкнулся в нее глубже и еще, пока наконец его член не вошел в нее до основания. Двигаться в ней начал сразу же, не давая времени хоть немного привыкнуть, хотя как возможно к такому привыкнуть? Когда вот так — резко и болезненно, жестко, невыносимо. Она бы сейчас вся выгнулась дугой от боли и закричала бы срывая голос, но не может — стиснута вся, впечатана в постель его телом и даже кричать не может из-за этой проклятой подушки. Она же сейчас вообще тут задохнется в этом мягком бархате! Он выпустит из рук уже мертвое ее тело… видимо он догадался и рука с ее затылка исчезла. Лианна с громким всхлипом глубоко глотнула воздух. Успела пару вздохов сделать прежде чем он снова не перекрыл ей кислород — руки его сжались у нее на горле, позволяя схватить ровно столько драгоценного воздуха, чтобы не задохнуться совсем. Перед глазами плыли темные круги, в голове глухо и жарко пульсировало, тело стало словно тряпичным, утратив волю полностью. И больно, больно, больно… внутри все горело от его движений, слишком резких и мучительных. Внезапная пустота, свобода вздоха… нет. Показалось. Он не остановился. Просто сменил позу происходящего кошмара. Лианна уже не сопротивлялась, тряпичной куклой в его руках перевернулась на спину, закрыла глаза, вскрикнула от боли нового нежеланного проникновения. — Посмотри на меня, — горячим прерывающимся шепотом. И сразу же холодным металлом в полный голос. — Я сказал — смотри! Лианна распахнула глаза, встретилась с его фиалковым взглядом и утонула с головой в удушающем страхе. Когда он стать таким успел? Или он и был? Волшебные его руки, которые могли быть такими нежными и осторожными, могли невесомо касаться струн арфы, извлекая витающую в воздухе магию звука, руки от одного прикосновения которых можно было утратить чувство реальности, эти руки стиснули снова ее горло. Ему нравилось контролировать ее дыхание, это совершенно очевидно стало теперь, когда она видит его лицо. Лианне стало страшно, что он просто задушит ее, не сумев удержать себя в руках. По ее щеке скатилась одинокая слеза и сразу же по следу этой слезы проскользил горячим слизывающим прикосновением кончик языка… Она обессиленно прикрыла глаза, хватая свои жалкие крохи воздуха, цепляясь зачем-то за возможность дышать и жить. Все ее мысли и чувства свелись к одному — пусть это все скорее закончится. Не заканчивалось. Ритм менялся, дыхание его учащалось, срывались хриплые стоны и все продолжалось и продолжалось. Горло сжалось сильнее. Воздуха отчаянно не хватало, она задыхалась, сознание уплывало и наконец все накрыло непроницаемым куполом тьмы с редкими вспышками боли, как будто уже и не в ее теле… Прохладный поток спасительного и безумно вкусного воздуха хлынул в ее легкие. Беспрепятственно. Ничто не мешало ей дышать. Красивое лицо Рейгара над ней исказилось, сквозь закушенные губы вырвался рычащий низкий стон и он почти сразу уронил голову ей на плечо. Внутри плеснуло жаром его семени. Пожалуйста, пусть на этом все и завершится, взмолилась Лианна, сама не зная каким богам. Он наконец покинул ее тело. Скатился с нее и раскинув руки, расслабленно и утомленно уставился в потолок пустым абсолютно взглядом. Дышал тяжело и прерывисто. Влажные волосы разметались по плечам, одна серебристая прядь захлестнулась вокруг шеи. Ни слова не сказал. Лианна подтянула к себе простыни, покрывала, подушки — все до чего могла дотянуться, зарылась во все это, спрятавшись от него, себя и всего мира. На нее обрушилось наконец осознание всего здесь произошедшего в полной мере. Вся чудовищная жестокость и циничность того, что он с ней сотворил. Слезы выплеснулись из нее неудержимым потоком. Сколько они так провели времени она не могла бы сказать. Может быть минуту или час… это не имело никакого значения уже, равно как и все остальное. Все случившееся отзывалось теперь разными оттенками боли — горячо и страшно пульсировало истерзанное и только чудом вовсе не разорванное лоно; наливались на шее будущие страшные синяки и кровоподтеки; тягуче ныли мышцы на внутренней стороне бедер; разливалась вязкая и обещающая остаться с ней надолго боль по низу живота. Пройдет. Когда-нибудь все пройдет. Легкие шаги. Негромкий мелодичный вскрик. Лианна приподняла голову — Элия. Стоит и смотрит на растерзанное ложе, на Рейгара, пребывающего вообще не здесь, судя по отсутствующему взгляду и на нее, на Лианну, которая не хотела даже думать, как сейчас выглядит со стороны. Элия покачала головой и присела на самый край, осторожно погладила Рейгара по лицу. Он в ответ на это прикосновение моментально ожил, поймал ее руку, прижался губами к ладони и не отпускал, смотрел на нее молча. Она смотрела на него. — Разговор у вас видимо не задался, — наконец заговорила она. — Бедный мой, — это уже мягким ласковым мурчанием, — плохо, да? Сорвался? Разыгралась кровушка драконья? Ты ж мое чудовище, — так нежно и так невесомо прозвучали ее слова. — Ну вот что ты с собой творишь? Давай, поднимайся. Накинь на себя что-нибудь и пойдем ко мне, тебе надо успокоиться. Рейгар послушался без единого слова возражения, а Элия развернулась к Лианне и внимательные темные глаза посмотрели на нее спокойно и строго. Прохладные руки прихватили осторожно Лианну за лицо и она ожидала, что сейчас Элия просто рассмеется, расхохочется торжествующим смехом. Конечно никто не рассмеялся, а вместо этого гибкие изящные пальцы ласково стерли слезы с ее щек, а тихий невозмутимый голос шепнул: — Мне жаль, мне так жаль… Как же Рейгар в тебе ошибся, как мы оба в тебе ошиблись… Чувственные губы запечатлели на лбу Лианны почти материнский поцелуй и больше Элия на нее не взглянула. Сплела трогательно руки с Рейгаром и увела его за собой. Двери за ними закрылись. Лианна осталась одна. — Моя королева, вы наверное сами желаете сообщить эту новость его милости? — учтиво поинтересовался мейстер. — Нет, будет лучше, если это сделаете вы. И лучше, если прямо сейчас к нему отправитесь, — голос Лианны был пустым и бесцветным. — Как пожелаете, — мейстер с достоинством склонил седовласую голову и покинул ее. Она осталась одна. Положила руку на еще плоский живот и нервно рассмеялась, чтобы не расплакаться. Ну как такое возможно? Это какая-то насмешка судьбы, не иначе. Почему такое вообще происходит? Дети должны быть зачаты в любви, в моменты, наполненные нежностью, когда двое сливаются в одно, а не вот так… но они ухитрились зачать дитя в этот единственный раз, в моменты боли и страха, почти ненависти. Она не знала как к этому относиться, не понимала, что чувствует, ей определенно требовалось время разобраться в себе. Впрочем времени у нее теперь будет много-много. Рейгар пришел почти сразу. Почему-то одетый в легкие кожаные доспехи с неизменным драконом, правда здесь не рубиновым, а просто рельефно выбитым на плотной черной коже, вокруг предплечий обвились чешуйчатые какие-то наручи, волосы, по обыкновению, свободно распущены и жутко спутаны, в глазах горят еще остатки шального задора… с тренировочного двора его что ли мейстер вытащил? Остановился в стороне от нее, прислонившись плечом к стене. — Это правда? — со смешинкой в голосе, наверное ему это виделось забавным. — Правда. И что теперь делать? — Любить и воспитывать, полагаю. Ну когда родится конечно, сейчас рано еще воспитывать. Что еще с детьми можно делать? — пожал он плечами. — Неожиданно конечно, я думал ты наутро захлебнешься в лунном чае. — Я не знаю где его достают, — мрачно ответила Лианна. — В Красном замке? Серьезно? — глаза его искрились весельем. — Да у каждой почти! Хоть бы и у Элии. И кажется даже у меня где-то лежит… — Я не Элия, не ты и уж точно не каждая и о таком не осведомлена совсем. И мне не интересны эти гадости, так что избавь меня от подобных разговоров, — она сама удивлялась язвительной умиротворенности своего голоса. Он никак на ее тон не отреагировал, а пересек расстояние между ними в несколько шагов, присел перед ней, взял за руки, заглядывая в глаза снизу вверх. — Прости за ту ночь. Я повел себя отвратительно, не сдержался. Больше никогда. — Больше никогда что? — почему-то ей важен был ответ. — Ничего. Совсем. Можешь быть спокойна. — Хорошо. — Хорошо. Больше говорить им было не о чем. Он поднялся и направился к дверям. Лианна его окликнула: — Рейгар! Обернулся и замер терпеливо и спокойно в ожидании. — Скажи, а Элию ты тоже с наслаждением душишь каждый раз? — Лианна прищурила глаза, радуясь, что хоть на секунду выбила его из равновесия. Не ожидал, но собрался мгновенно и ответил с сияющей улыбкой: — А ее не хочется так, хотя… ой, да чего у нас с ней только не было. Впрочем забудь! Тебя это заботить не должно. Скучно и уныло у нас с ней все, один сплошной невыносимый долг! — он со смехом уже взялся за дверь, но обернулся. — Чуть не забыл! Если ты хочешь, после того как родится ребенок, можешь уехать. Куда пожелаешь. Я не стану держать, — и ушел уже окончательно. Лианна встала, медленно подошла к зеркалу. Отражение посмотрело на нее потускневшим взглядом. Она отчетливо понимала сейчас, что никуда она не уедет, потому что как и прежде не может без него жить и дышать. Да и не ждет ее никто нигде. И ничего не изменилось. И будет лишь хуже. Он будет с ней неизменно любезен и бесконечно от нее далек. Она снова будет молча улыбаться, изображая счастье. Он будет сплетаться с Элией телом и душой. Она будет угасать безмолвной тенью, будет таять, исчезать, пока не разлетится пеплом по ветру. Не королева. Не жена. Не возлюбленная. На короткое время — чрево, вынашивающее дитя. Мать Дейрона и этого, неродившегося еще и пока безымянного. И никакой любви. Лианна смотрела на свое отражение и видела как на ее лицо медленно и неотвратимо наползает и сразу навечно прирастает, сливаясь с ней в единое целое — маска. Та самая маска нелюбимой жены, матери его детей, связанной с ним всего лишь долгом. Она рассмеялась беззвучно, а после уже в голос разрыдалась, не думая впервые о том, что кто-то увидит или услышит. Теперь ей это было можно.