коснись меня. а лучше - убей

ты смотришь, смотришь, смотришь. уродливые глазки заливает горячим алым, на щеке печёт такое же яркое касание; грубое, и ты хотел вырвать той девчонке дурацкие цветные пряди взлахмоченных волос, раздробить её глупый череп, вцепиться в худые плечи, сдержался. — я думала, ты любишь, — кричала она, ударяя. ладони ледяные, слабые, битые. (жаль ли?) ты не смел возражать жданным «думал, ты шлюха», так не обходятся с дамами. кровь щекочет сухость губ. знаешь — нос не сломан, больно по-детски, алые следы на бледном сотрутся серым бинтом. а Ричард Найнс смеётся. смеётся в этой уебской пристройке к кафетерию. над тобой. плевать если паранойя, плевать если расстояние в сотни протянутых рук. грёбаный придурок. руки чешутся и ты воображаешь свой побитый кулак и его красивый нос. — чтоб ты сдох, — сквозь зубы. а вечером изо всех сил впечатывать синяки в грушу; вроде как боксируешь, но без сноровки и на отъебись. ненавидишь всех. может поэтому черный в четыре ложки кофе вьётся на ку́саном языке ядом, и ты хочешь, блять, выплюнуть уже, но замираешь покорно, с уёбистым лицом и в хлам разбитыми кулаками ты должен себя воспитывать. воспитание — это боль. ты ненавидишь всех, здесь нет исключений. в черном списке и ты, и Ричард Найнс; подряд пишетесь, помечаетесь кривой красной звёздочкой ярости, как грёбаная классик-парочка, приволокшаяся в парных костюмчиках на выпуск. а этот хуй с горы, вроде-бы-мистер-Фаулер, не стоял и рядом. греется в управлении кампуса, а мозгов не хватило никого не селить к Ублюдскому Гэвину. плевать, что все студенты бежали от него, обжигаясь; плевать на конфликты, плевать на пьяные драки, на запреты, на нестабильность. все преподы молили Господа Бога, чтобы Гэвин Рид, просто, блять, доучился. жаль Господь глух. — что ты делаешь, Гэвин? — спрашивает Рич. и стоит возле. над душой, блять. взгляд его больно бьётся о завешанную доску; поломанные булавки, фото: трупы, кровь, лица в профиль. — расследую, — бросаешь. и по привычке выплевываешь «пошёл нахуй». надеешься, что тот взбунтуется, вмажет, как следует, настучит Фаулеру, но он просто молчит. и всё бы хорошо, но блять, третий день без потасовки. чёрт, третий день соседства с Найнсом. святое совпадение! наш славный друг Иисус охуеть как любит троицу. задеваешь плечом, обходя стол. — почему ты делаешь это? — задаётся Рич, вместо первой крови. злость шипит горечью хриплого горла. — делаю что? ты готов ударить, но помнишь принципы: бить только вторым. — всё это. ты хочешь нарушить правила; хочешь дешёвые приемы с кассет отца-тирана, хочешь выбить отбеленные зубищи, хочешь вырвать падающую на лоб прядь. нельзя. ты воспитан иначе. с ебанцой, с шифровкой и мантрой вбитой неудачным папашей. высеченный, блять, до полусмерти. и слова бьются в подкорке. (— джентльмены — не зачинщики драк. — извините, сэр). блок. — нечего сказать? — не теряя лица. ухмыляешься. мерзкий. — я задал вопрос, Гэвин. колючий лёд его глаз. ... и стены дрожат. нельзя позволять это. нельзя позволять этому случиться. — отвечай, — голосом власти. спокойно. лавина сходит, бьёт в грудь градом мокрого снега. блять. хлопает дверь, внеплановая пробежка жжёт икры. ты не Гэвс Рид, ты блядская крыса бегущая с навороченной яхты задыхаться грязными водами. он бы не смог помочь. расхлебывая твою кашу, отравишься. спасая тебя, ударишься об дно бассейна с химикатами. как грёбаная Харли Квинн. (откуда он знает? откуда гребаный Ричард Найнс знает?) ты возвращаешься ночью. объяснение летит в лоб: — ты редко закрываешь вкладки. потому что мне плевать, Найнс. ты замечаешь: он не кусает ногти. в тумбе прячет ежедневник мертвых оттенков. одинаковые ручки, строго чёрный кейс для материалов. на ланче — стейк, салат из овощей и бутылка эвиан. идеальность до скрипа. конечно же, ты его не сталкеришь. и да, он не разу тебе не снился. понятное дело. ты ж не педик, верно? (самое время задуматься) почти неслышный шорох, ты вдруг вскакиваешь, рука бьёт в сторону тумбы со складным ножом, но кто-то перехватывает, тянет в захват, прижимает спиной к груди, не даёт вырваться. драть горло не будешь, нарушение отцовских правил — и он пробьет гроб кулаками, полусъеденный червями понесется в кампус прописать по лицу побитой собаки и— чёрт. ты был схвачен... и как глупая, плаксивая девчонка, перестал бороться. онемение, кататонический ступор, скоростной бой сердца; пустота. ...он удержал, схватил за плечи. — Гэвин! ты почти не узнал голоса; ноты замешательства, ноты тревожного смятения и беспокойства звучали диссонансом, странным, незвучным аккордом для Ричарда, непривычным чем-то ему, чужим. — решил убить меня? — сонно вымолвил. и звучало это уязвимо, неожиданно уязвимо, слабо; словно ты снова мальчишка, запертый отцом в кладовке, словно детский страх, что можно потрогать руками. — не будь это я, тебя бы прикончили, — на выдохе шепчет Найнс. — я не хотел пугать тебя. — это, типа, извинение? озадаченность. — снова лицо пикачу, Ричи. исправляйся. что, забыл нахуй послать? — а я-то думал, что́ не так. верно. — молодец, выяснил. и остановились. разглядывать. это не справедливо — то, что раздет один ты. и то, что собрался задавать глупые вопросы. — я только с тренировки. сам виноват, что вскочил так. — ты шуршал, придурок. — это могла быть мышь. — с твоей страстью к порядку? отлично пошутил — стараюсь для тебя, Рид. и дурацкое подмигивание. ещё немного и ты улыбнешься. действительно стоит задуматься, Гэвс. но ты ненавидишь зацикленность. он — по ней живёт. осознание тянет на гнев и глупости. ты сам — Большая Гневная Глупость. разбитая челюсть. кофе с ликёром. поздний подъем, ранняя драка в кафетерии. ублюдок полез к Тине, ты побил его до скорой. вызов в главный корпус, на истоптанный тупицами ковёр. шлёшь нахуй, куришь полпачки бонда на крыльце, не решаясь. уходишь в корпус. и вдруг думаешь: как же, блять, хочется побыть слабым чтобы кто-то сказал «всё будет хорошо» и это оказалось правдой. чтобы кто-то— стой. стой, блять. какого черта, Гэвин? какого черта, отвечай?!??!? — ты пьешь? — спрашивает Найнс. его кровать идеально заправлена. пальцы странным образом красиво стучат по бутылке полусухого. кажись, не дёшево вышло. — пью, — выплёвываешь. — но с тобой пить не собираюсь. — я и не прошу. мне не нравится вкус алкоголя. — что? Найнс клишированно склоняет голову вправо. — я не пью. мне это не интересно. я просто хотел пообщаться с тобой, Гэвин. — ты не умеешь общаться с людьми. — тем не менее, я тебе нравлюсь. подрываешься, готовя кулаки. похуй, сегодня ты бьешь первым. — сам напросился. он ловит твою руку. сжимает в воздухе, словно ему это не сто́ит ни черта. и вдруг понимаешь: ты всё-таки скоро с ума по нему сойдешь. а в ебанутых правилах — держать всех на расстоянии. (зачем ты вообще живёшь, малыш?) Тина — она грубая, по делу. в её вкусе умный выбор слов-буковок; иногда слог — ударом в зубы. — ненавижу его, чёрт возьми. она смотрит с прищуром. на тебя с пачкой мальборо; на Найса, ураганом проносящегося по футбольному полю. — себя или меня убедить пытаешься? она не знает. она не знает. она не знает. — заткнись, Тина. у друзей разговор короткий. в твоих правилах, вроде как, и такой пункт был. а возвратившись, падаешь в кровать. устал. горячая ненависть => ледяное презрение. знаешь ведь, как решить трабл. закуриваешь молодцом. неправильно. похуй. воспалённое сознание подкидывает «отъбись», «сгинь» и «катись в ад, найнс». комната светится зелёным: безопасностью, спокойствием, свободой; или это всего лишь травка. да, скорее всего, это она. ничего не вечно — ни война, ни мир. демоны поют нараспев, пляшут рядом — черный и красный. ричард не скоро притащится с криминалистики. ричард не скоро всё уровняет. часики сломались, мигают четверть четырех получасов. может и скоро. скорее всего. оружие просится на руки; совсем как привычка. П-М18 сойдёт любовницей; тоже вырубает, тоже воскрешает желание мести. — вот и всё. здесь штампуют солдат, но грубый запрет на стрелялки. тебе поебать сквозь зубы и не жалко вылететь. таскаешь пистолет между пальцами. секунда — жмешь к горлу. приятного, сука, аппетита. Ричард Найнс геройски выбивает из ослабших рук и ты видишь (чёрт) у него что, щёки покраснели? испарина? иллюзия. точно иллюзия. спасибо крису за годную травку. это ведь точно...? — блять, Гэвин, — говорит и жмёт губы. злой. плохой. красивый. — ты галлюцинация, да? красивый. плохой. злой. — что ты принял, мать твою? — моя мать мертва. и вдруг захотелось хныкать ребячески-уродливо. назло. отец запрещал. контроль профилактично кромсал твои ребра. и всё равно уже, как можно и нельзя. — меня не исправить, грёбаный ты придурок. и это не галюны, ледышка. ебись конём отсюда. а то и тебе выпрут. — Гэвин. и кладёт руку на плечо. — нихрена ты людей не понимаешь, — рычишь почти. вырываешься. — хватит. замираешь, как от гипноза. а Ричард Найнс смотрит долго, пристально, что-то решая, перемешивая в голове цифры и ещё какой-то хлам; а после — тянет губы в широкой улыбке. так улыбается азарт. — хороший мальчик. его белые зубы блестят Голливудом, и ты почти не засматриваешься, почти в порядке. — кажется, у тебя проблема, Гэвин. или...? ты знаешь, о чём он. ухмылка. никто не отменял биологические реакции в 17, че поделаешь, бро. — может, встанешь, а, Найнс? — не хочу. — что? — я не хочу, — повторяет он тихо и склоняет голову. это не приближение. это вопрос. ты знаешь, он грёбаный маньяк. фанат кофе без добавок и костюмов-троек. торговец травкой, которого никогда не поймают. льстит ему эта паршивая университетская слава? слава очаровательного психопата? слава ледышки? хлопок двери. как вовремя, Крис. — оу. — присоединяйся, друг! — предлагает Ричард. а ты краснеешь, как барышня. ну конечно. как же ещё. минута. Крис хлопает дверью. пальцы сжимают оружие. приставляют к чужому виску. — слезь, — просишь. хрипло, умоляя словно. он не знает — ты шагаешь через себя. — мне всё равно, — улыбается Ричард (дьявольски) и обводит дуло языком. идеально-неидеальная прядь снова падает на лоб. день сурка, сука. Господь Бог издевается! ты не будешь стрелять. конечно же, ты не будешь. ты поцелуешь его. [агрессивно, вспышками, с дрожью в уставших коленях и безумием; кусая, плавясь, всюду касаясь] (и только потом убьешь)