Уроборос

      Арсений чувствует как его горло сжимают, а над ухом слышится шипение, которое переходит в шепот.       — Арс, ты меня слышишь?       — Слышу.       — Точно?       — Ну, я вроде еще не оглох.       — Нет, ты не понял. Ты меня слышишь?       — Зависит от того, кто спрашивает.       — Уроборос.       Мужчина медлит с ответом, ведь он не может точно сказать с кем говорит, то ли со змеем, говорящим голосом Антона, то ли с Антоном, притворившимся змеей. Он закрывает глаза и пытается понять, что обвивает его шею — рука или пресмыкающееся. Не успев определиться, Попов чувствует, что теперь его никто или ничто не душит, что-то сковывает горло словно изнутри. Он резко выдыхает и с его губ начинает литься нечто тягучее и горячее. Первая мысль, что это кровь, но потом взгляд падает на руки, которые вымазаны чем-то черным. Нефть. Мерзкая жидкость оказывается нефтью, которая непрерывным потоком льется откуда-то изнутри. Арсений чувствует, что она заполняет его изнутри, он падает на колени, утопая в нефти, которая все продолжает стекать с губ. Когда последняя капля падает в образовавшуюся радужную лужу, Попов обессиленно ложится на спину. Но несмотря на некое облегчение он все еще чувствует, что с ним что-то не так. Арсений накрывает лицо ладонями, несмотря на то, что они все вымазаны маслянистой жидкостью. Тут же он чувствует жар, одергивает руки и видит, что нефть начинает испаряется ярко-голубым облаком. Мужчина понимает, что нужно делать. Он стягивает с себя одежду и как только кожа соприкасается с нефтью, его окутывает дым. Вместе с этим дымом улетает и вся тяжесть, что душила Арсения все это время.       Снова слышится голос и Арсений начинает падать.       — Холодная вода. Очень холодная. Ты лежишь в ванне наполненной льдом, — голос произносит слова и они становятся реальностью, — Лед, как и в твоем сердце. Ведь ты «снежная королева», которая пронзила осколком мое сердце и я потерял рассудок.       — Вернуть его хочешь?       — Нет, спасибо, мне и так хорошо. Мне нравится этот холод. Твой холод. Он пронзает тело, обволакивает каждый сантиметр кожи, орган, ткань, клетку, органоид, абсолютно все. И мне это нравится. Мне нравится погружаться в этот холод и мрак. В эту бесконечную тьму из которой уже не выбраться. Потому что это ты. Ты — тьма, ты — холод, ты — всё, что у меня есть, ты — всё, что мне нужно. Лед в ванне тает. Даже он теплее тебя, ведь ты не таешь. Ты сидишь и смотришь на меня, на яркий сгусток энергии, что устроился на кафеле возле ванны. Яркое пламя страсти жаждет вырваться наружу, спалить все к чертям. Отогреть тебя, прижать к себе так сильно чтобы с сердца сошла эта корка многолетнего льда. Но я ведь знаю, что это не будет. Мне не изменить тебя, а, впрочем… Я и не хочу. Ведь я люблю тебя, люблю твой хлад, люблю и все тут.       — Да и ты сам не лучше. Это яркое пламя, оно лишь снаружи, твое тело пылает, а сердце… Ха, да оно давно уже сгорело, лишь кусок угля остался. Жёсткий, грязный, пачкающий собой все вокруг, но в то же время хрупкий, если приложить даже малые усилия, его легко разломить, и не будет больше огня, лишь пепел, что разнесет ветер по просторам этого мира.       — Так давай же! Сожми уже ты этот чертов уголь! Запачкай руки! Избавься от меня! Раз и навсегда… Что ты медлишь? Тебе меня жаль? Или твой лед так прекрасен, что ты не хочешь пачкать его об меня? Или, быть может, ты просто не хочешь от меня избавляться?       — Наверное, я люблю тебя. Каким бы толстым не был мой лед, твое пламя все равно меня обжигает. И мне нравится это, ведь я хочу чувствовать это жар. Твой жар. Твою любовь. Тебя.       — Поцелуй меня. Целуй. Целуй как никогда и никого прежде. Целуй меня до потери пульса. Целуй пока не кончится воздух во всей атмосфере. Целуй меня нежно. Целуй меня грубо. Целуй по-французски, по-английски, да хоть, по-турецкий, плевать. Целуй меня. Целуй пока есть время. Целуй так долго как только возможно. Целуй меня. Целуй… Почему ты сидишь и просто смотришь, словно я прошу тебя с крыши прыгнуть? Да, точно… Ты не можешь… Ведь лед и пламя не должны быть вместе, мы погубим друг друга. Один поцелуй все разрушит. Ты знаешь это. Я знаю это… Но я не перестану думать о тебе. Не перестану любить тебя. Не перестану любить твой лед. Зачем уничтожать мой уголек, мое сердце, если оно уже принадлежит тебе.       Весь лед в ванне растаял и вода начинает литься через край. Она заполняет все вокруг. Антон скоро начнет тонуть, он чувствует, как начинает потухать. Ему надо уйти, иначе ничего не останется. Но он все сидит, потому что и Арсений не двигается с места. Он ждет, что Антон сдастся, психанет и уйдет, но он все еще здесь. Здесь. С ним. Рядом.       — Прости, но я не хочу уходить.       — Не уходи. — срывается с губ Арсения и эти слова словно окончательно запирают все замки на всех дверях.       Вода заполняет комнату и Арсений сквозь нее видит, как Антон беззвучно произносит «У-Р-О-Б-О-Р-О-С». Тело Антона покрывается чешуей. Вода исчезает. Арсений поднимается на ноги, чувствует как его горло сжимают, а над ухом слышится шипение, которое переходит в шепот.       — Арс, ты меня слышишь?