Young detective Payne

Найл локтем нажимает на ручку двери и толкает ее ногой, медленно заходя в комнату, пытаясь удержать равновесие и не уронить коробки с пиццей. Гарри сидит на стуле с крутящимся сидением и кружится сначала слева направо, а потом резко останавливается и проделывает тоже самое справа налево. Дани и Эль складывают пополам рубашки Лиама, а затем резко бьют друг друга, отпуская сложенную часть, параллельно прыгая на кровати. Перри играет роль судьи для девочек и разговаривает с Гарри, а Лиам перепроверяет содержимое чемодана ("в тысячный раз" - думает Найл.) – Карен сказала, что вам нужно поесть перед дорогой. Как только закончим с едой - можно выезжать, - Найл разложил коробки на кровати, предварительно попросив девушек успокоиться. Они сели вокруг и начали ее поедать, подзывая Лиама и Гарри. – Сейчас, я почти закончил, - Пейн взял рубашки, которые были откинуты в сторону после игры, аккуратно сложил и положил в чемодан. - Все. Теперь точно на месте. Гарри, ты идешь? - спросил он, как только уселся. Состояние кудрявого было... а не понятно, каким оно было. Гарри всегда и все переживал внутри себя и на самом деле ненавидел, когда ЭТО пытались вытащить наружу (поэтому, собственно, Лиам и не пытался). Они все держались в стороне от запретной темы "Луи-мудак-Томлинсон". Лучшая поддержка для кудрявого - ее отсутствие. Просто забить и плакать по ночам (последнее Лиам лично слышал прошлой ночью). – Ага, да, - Стайлс поднялся, но не ступил и двух шагов, как зашатался и побледнел. - Черт, - он пулей вылетел из комнаты, споткнувшись на пороге, и оставил остальных в недоумении. Перри пожала плечами и принялась за еду, Найл последовал ее примеру. – Дани, сходи проверь, все ли нормально с кудрявым. – А чего я-то? - Даниэль искренне недоумевала. Какого хрена? – Ну так вы же оба кудрявые, - Найл выглядел так, словно это действительно можно считать аргументом. Девушка цокнула и вышла, захватив кусок. Лиам вытащил ноутбук и положил на колени, включая. Это было его традицией - каждый год перед поездкой к бабушке звонить Зейну, на случай если он умрет в дороге, чтобы успеть поговорить с ним перед смертью, ибо телефоны в машине были категорически запрещены лично Джеффом Пейном. Гудки шли пару секунд, после чего на экране появилась смесь черного и белого. Приглядевшись, Лиам понял, что это не смесь, а волосы: черные - Зейна и блондинистая шевелюра Джи. Они шуточно пихались и пытались защекотать друг друга. Чтож, эту игру Лиам прекрасно помнил. Они скорее всего собирались смотреть фильм и их мнения разделились. Тут они начинают щекотаться и кто первый сдается, тот обязан смотреть фильм, выбранный победителем. Самое сложное - полноценно защекотать противника. Особенно Джи с ее острыми локтями, которыми она неплохо управляет. Лиам умилился своим друзьям (хотя не то чтобы оба были друзьями) и прокашлялся, привлекая внимание. – Ой, мы кажется ответили на звонок, - Зейн немного смутился, но быстро вернулся в свое привычное счастливо-улыбчивое состояние. - Привет, Ли, - за приветствием Зейна послышался хохот Джи, которая на мгновенье сдержала смех. Она держалась за живот и никак не могла перестать, уже задыхаясь от смеха и чуть ли не плача. – Боже, живот болит. Я.. Я не могу... перестать смеяться, - в перерывах между истерическим смехом, скулила она. - Я сейчас лопну, - Зейн с широкой улыбкой глядел на подругу, посмеиваясь. Глаза блестят, щеки не на шутку раскраснелись, а волосы больше походили на гнездо. Лиам обожал такого Зейна. – Тебе идет, - наконец произнес Пейн. – Что? - тут же отреагировал Малик, поворачивая голову и внимательно глядя на него. – Быть счастливым, - Джиджи вышла из комнаты "на свежий воздух", а окружающие Лиама заулюлюкали. Он показал им язык и, взяв кусок пиццы, направился к стулу, на котором до него сидел Гарри. Последний, все еще бледный, только зашел в комнату, удерживаемый Даниэль. – Спасибо. Тебе тоже идет, - Зейн очаровательно кивнул. - А еще ты делаешь меня счастливым. Жду не дождусь нашей встречи, - Зейн весь сиял и искрился. Его глаза радостно засверкали. Сама красота в лице обычного подростка. - Когда выезжаете? – Через пару минут. Мама сказала, как только поедим, - Лиам поднял в воздух свой кусок пиццы, про который он благополучно забыл. - Как прошел твой день? - он наконец откусил, ибо кушать действительно было нужно. – Довольно неплохо. Мама весь день крутится у плиты. Как будто вы сюда кушать едете, - его наиочаровательнейшие глаза совершенно очаровательно закатились. - Хотя вы доедете только послезавтра. Но это даже мило, знаешь - вся эта суматоха и волнение. Папа уже двадцатый раз проверил во всех ли комнатах чисто. А потом ушел к бабушке. Ну, а я весь день с Джи. Она зашла еще когда я спал. – Ну, учитывая сколько ты спишь - не так уж и рано, - проговорил Лиам с набитым ртом и Зейн хихикнул (тоже прекраснее чем кто-либо и когда-либо). – Часов в восемь, - а Зейн на каникулах вставал не раньше двенадцати. - Она помогала маме. А потом разбудила меня. – И вы решили посмотреть фильм? - его кусок закончился и он попросил у друзей. Они начали толкаться и бороться за право доставить его Лиаму (за право взглянуть на Зейна, если быть точнее). Выиграла Перри и, протягивая пиццу Лиаму, перегнулась через ноутбук, пытаясь разглядеть Зейна. Выполнив свою задачу, она вернулась на место. На вопросительные взгляды остальных она подняла большие пальцы вверх и приговорила: "Во". Лиам закатил на них глаза и продолжил слушать своего ангела. – Нет. Мама сказала нам съездить в город и купить продукты. Она дала нам огромный список. Мы недавно вернулись и сначала болтали. Ну, ты знаешь,как это бывает - говорили, говорили, а потом оба заткнулись и задумались. И вот тогда уже решили посмотреть фильм. Точнее Джи предложила, а я согласился, - на заднем плане послышался шум и появилась уже спокойная Джиджи. Все еще немного красная и растрепанная, но уже не задыхающаяся. - Уже успокоилась? – Тётя Триша плеснули мне в лицо стакан холодной воды. Я быстро пришла в себя, - он прыснул. Лиам только сейчас заметил, что девушка мокрая. Она скрылась из виду и послышалось копошение. Зейн, на мгновенье отвлеченный подругой, снова повернулся к Лиаму и мило улыбнулся, согревая Пейна этой самой улыбкой и мягким взглядом карих глаз. – До чего же ты красивый, - вырвались у него прежде, чем он мог подумать, а Зейн тихо проговорил "ты тоже", мягко улыбаясь. Джи на заднем плане фыркнула, и Лиам был уверен, что она закатила свои прекрасные глаза. - Ты тоже ничего, милая, - чуть громче сказал он. – Ага, да, я в курсе. Я все еще собираюсь стать моделью: быть красивой - моя будущая работа. – А еще красиво вилять бедрами, когда ходишь, - добавил Зейн, смотря на Джиджи. - это самое крутое в моделях. Я бы тоже мог бы им быть. Моделью. Это правильно? Типа модель и он? - его глаза с увлечением бегали от Лиама к Джи и обратно. – Ну логично, что не моделем. А так я не думаю, что мог бы. Ты слишком худой, - Джи смерила его оценивающим взглядом и кивнула, утверждая свои слова. - Да, определенно. У тебя и бедер то нет, чтоб ими вилять. – Неправда. Скажи, что я красавчик, Ли, - Лиам и рта не успел раскрыть. Джи заранее его перебила. – Пф, конечно он скажет. Он кроме тебя никого вообще не видит. Даже если ты будешь как скелет, - тут девушка снова появилась в кадре, но уже в одежде. Зейна. - Об этом можно судить точно. – Ой, только не надо говорить, что Зейн не красивый, - Лиам хмыкает и закатывает глаза, а Зейн все еще улыбается, благодарный и милый. – Красивый, - согласилась блондинка, - но модель? Ну, может у мужчин другие критерии. Хотя, если судить по словам Лиама ты прямо таки самый красивый в мире. А это не так. – А для меня самый, - Лиам прикусил губу, улыбаясь. Зейн смотрел на него немного наклонив голову набок, его красивое лицо приняло довольное выражение. Джи, которая уже лежала рядом с брюнетом, немного скривилась. – И что ты нашел в его тощей заднице, - Джи снова закатила глаза, а Зейн возмущенно посмотрел на нее и пихнул в плечо. – Ты - маленькая противная сучка, не забывай, что это мой дом. Я могу тебя выставить, - он очаровательно нахмурил свои прекрасные брови и с напускной грозностью взглянул на блондинку. – Нет, крошка Зи, это дом твоих родителей, и если ты по пытаешься выставить меня, то они выставят тебя, - Джи самодовольно улыбнулась и показала его ангелу язык. – И бабуля заберет его к себе. Оставь моего парня и его задницу в покое, злючка. Они тебе ничего плохого не сделали. – Вот-вот, - тут же закивал Зейн, высоко поднимая брови и поучительно глядя на девушку, которая снова закатила глаза. – Ладно, больше не буду. Все, мир тебе, твоей заднице и твоему супермену, - Джиджи подняла руки, сдаваясь. – Вообще-то, я - бэтмен, - Лиам гордо поднял подбородок и снова откусил кусок пиццы. – Ладно, резко меняем тему, пока не дошло до споров о железном человеке и Бэтмене... – Естественно, Тони круче, - тут же оживился Зейн. – Да рядом с Бэт... – Никаких супергероев, - отчеканила девушка. - у вас целое лето, чтобы обсудить это, а мне оно нафиг не сдалось. Лучше расскажи, как ты там? Чем занимался весь день. Точнее, полдня. – Я проснулся, принял душ, почистил зубы, переоделся, заправил кровать,... – Ты упустил: "подрочил на Зейна", - брови парней полетели вверх. – Юная леди, в приличном обществе так не выражаются, - тут же вставил возмущенный Лиам. – Это вы-то приличное общество? Да обезьяны и то приличнее, - ее глаза закатились уже в тысячный раз. – Хэй, что тебе сделали бедные приматы, - отозвался мистер Зейн-всехзащищу-Малик. – Ты о себе и о своем парне или о животных? - Зейн снова пихнул блондинку в плечо, на что она показала язык. - Можно подумать не дрочил. – Я такими вещами не занимаюсь. Ну, может только чуть-чуть. – Фу, чувак, это была шутка, мне не зачем знать о мерзостях, которые ты творишь, когда остаешься наедине с собой, извращенец, - ее лицо скривилось и она с деланным отвращением отвернулась от них. – Это ты об этом заговорила, - он пожал плечами. - верно, Зейн? – Конечно, Лийюм, - и он сладко-сладко улыбнулся, заставляя сердце Лиама пропустить удар. – Так вы скоро уже выезжаете, да? - сменила тему девушка, отвлекая их от созерцания красот друг друга. – Ага, дорога долгая, но того стоит. Уже вот-вот. Даже не поговорили толком, - грустно выдохнул он. Действительно. В этот раз он позвонил чуть позже. Обычно они говорили не меньше часа, а сейчас и десяти минут, кажется, не прошло. – Ничего, у нас ещё целое лето, - с предвкушением проговорил Зейн. – А вдруг я умру в дороге. – Не говори так. Накаркаешь, - Зейн вообще запрещал ему говорить о чем-то плохом. " Если будешь говорить так, то оно обязательно случится". Лиам бы назвал его наивным, если бы не знал Зейна всю свою жизнь. Зейн может и невозможный оптимист, но никак не наивный. – Я теперь чувствую себя неуютно. Как будто забрала у вас время для разговора, - Джи поджала губы и грустно выдохнула. Все-таки она была хорошим человеком. Грубой, эгоистичный, порой невыносимо самовлюбленной и высокомерной, но доброй. Заботливой. Она всегда была хорошим другом, поэтому Лиам никогда не сомневался, оставляя Зейна каждый год. Просто хотел забрать с собой и никогда, никуда не отпускать. – Тебе обязательно забывать, что ты тоже мой друг и я скучаю по тебе только немного меньше? - это было правдой. Он любил Зейна больше, чем кого-либо на свете. Но это не значит, что брюнет единственный, кого он любит вообще. Они все сияют для него, просто более блекло рядом с Зейном. – Прости. Но ты же любишь его больше, - более оживленно сказала девушка, высоко поднимая брови. – Да, но и тебя я тоже люблю, - закатив глаза, выдохнул Пейн. – Ладно, оставь сладкие речи для Зейна. Иди поешь перед дорогой. Чтоб было чем тошниться, - девушка злорадно улыбнулась. Может, Лиам погорячился, называя ее доброй. – Такого слова нет. – Таких лохов как ты тоже. Но это не мешает тебе существовать, - злюка Джи вернулась окончательно и бесповоротно. Вообще ее доброе лицо редко проявляли себя, прячась за колкими фразами и стеной из сарказма. – Сходи-ка ты на хуй. – Штаны сними. – Без измен! - добавил Зейн и они все дружно засмеялись. Хотя, опять же, смеяться было не над чем. Просто с ними всегда так было - легко. Только смеяться и хотелось. Смеяться и быть счастливым. Быть счастливым и смеяться. И обниматься. Особенно с Зейном - теплым и нежным. Особенно крепко, до хруста. И целовать. Тоже его. Особенно нежно и немного мокро. Особенно в губы. Иногда до крови. И любить тоже. Пусть и обоих, но Зейна любить приятнее. Его любовь мягкая. Она ласковая и светлая. Она нежит, как солнечные лучи по утрам. Она приятная, как земля между пальцев после дождя. Она крепкая, как кости Гарри, которые до сих пор не сломались, даже учитывая количество его падений. Она легкая, как кудри все того же Гарри, мягко подпрыгивающие от любого движения. Она красивая, как глаза ее хозяина. Как и он сам. Особенно он сам. – Вы закончили? - мама появилась на пороге его двери и внимательно оглядела присутствующих. Она покачала головой, заметив на полу пустые коробки от пиццы и зашла, параллельно ругая их за неаккуратность. Проходя мимо Лиама, она чмокнула его в лоб и поздоровалась с Зейном, быстро проходя дальше, ибо была прекрасно осведомлена о своей чувствительности и любви к брюнету. Также она потрепала кудряшки Гарольда, потому что она их любит и любит его самого не меньше, ведь это Гарри, а его невозможно не любить (А Томлинсон тупое чмо).Собрав мусор, она вышла, приказав им поторапливаться, а Лиам вернулся к Зейну и его нежной улыбке. Они попрощались и он пересел обратно к друзьям, которые уже не стесняясь (хотя когда эти олухи вообще стеснялись) обсуждали его парня и подругу, чтобы поесть. Гарри сразу положил голову на его плечо, а Перри улеглась на колени и он почувствовал, как из одного уютного дома он перешёл в другой.

***

Дорога была бы долгой и утомительной, если бы не Джефф Пейн. Громкие голоса, подпевающие Джастину Тимберлейку, яркие вспышки фотоаппарата, довольно неплохая еда в придорожных кафешках (хотя кофе,который Гарри купил в одном из них, был отвратителен), и постоянная болтовня, которую они все любили - все включено. Но два дня в пути утомляют в любом случае. Поэтому Лиам упал в кровать и продрых около восьми часов, как только обнял всех, по кому безумно скучал все девять месяцев. Его встретил Зейн. Не успел Лиам выйти из машины, как его окружили самые приятные руки в мире и запах домашней выпечки с легким привкусом ностальгии и горьким, долгой разлуки. Он сжал Зейна в ответ и, если честно, Лиам не сможет точно сказать,чьи объятья были крепче. Он решил остановиться на ничье и наконец поцеловать эти губы, заранее зная, что у них будет привкус любимых булочек Зейна и самого брюнета. Окунуться в Зейна было легко. Он сильно отличался от всех людей, которые окружали Лиама. Он был другим, совсем другим. Он был необычным, именно потому что был обычным. Был искренним, добрым и открытым. В нем не было загадок, слоев, как у Шрека. Все было на поверхности. От него не ждешь подвоха, не ждешь, что пройдет время и он откроет какую-то сущность, потому что у Зейна была одна единственная сущность. Он был простым, как рецепт яичницы. Лиам оглядел свое чудо с яркой улыбкой и отблесками счастья в уголках глаз. Да, он был таким, каким Лиам его и оставил. Немного подрос, на самом деле, как и Лиам и они все еще были практически одного роста. Но это был тот же Зейн, который мог расплакаться от счастья, пах выпечкой и на вкус был булочкой. Его Зейн, которого он снова прижал к себе немного нежнее, чем в первый раз, и вдохнул. Малик тут же уткнуться носом ему в шею и прижался губами. Теперь Лиам был слишком счастлив. Оторваться от брюнета его заставил тяжелый вздох и закатвшиеся глаза Джи. Она стояла в двух шагах со скрещенными на груди руками и нетерпеливо топала ножкой. Лиам все же отпустил Зейна, который хоть и оторвался без особого желания, но недовольное лицо вновь озарила улыбка и он подошел к Гарри. Они обменялись парой слов и Зейн обнял Гарри так, словно они были знакомы всю свою жизнь. Лиам направился к этой злобной девушке, которая мягко(?) улыбнулась и, покачав головой, раскинула руки, приглашая Лиама в свои объятья. От нее пахло дорогими духами с холодным запахом. Ей всегда больше нравились мужские духи. Женские она считала слишком сладкими (с чем Лиам был согласен). Обернуться руки вокруг ее стройной фигуры, Лиам с ужасом заметил, что она все еще немного выше. Когда она от толкнула его со словами хватит, он подошел к Трише, а Джи с интересом направилась к Гарри и Зейну, которые тихо разговаривали, пока Зейн и Карен не увидели друг друга и женщина со слезами не обняла мальчика. Второй мамой для Лиама была не первая учительница, а Триша Малик. Когда ему было около пяти лет, он спросил, почему маму он называет мамой, а Тришу тетей, ведь разницы никакой - настолько она была второй мамой. Разница была в том, что Карен его родила и еще с ней он уехал, когда ему было чуть больше одиннадцати лет. От Триши пахло теми самыми сладкими женскими духами, хотя запах был не такой уж и ужасный (прекрасный, ибо с этим запахом он и вырос) и... Тришей. По другому этот запах не описать. Это просто была она. Она всегда сначала гладила его по щеке, целовала в лоб и, только после этого, обнимала. Легонько прижимала к себе и шептала тихое "Мы скучали, дорогой". Тепло. Триша ассоциировалась с теплом, волосами, собранными в небрежный пучок и нежными прикосновениями. В этом они с Зейном были похожи. Он еще раз взглянул в глаза, которые вроде и похожи на глаза его ангела, а вроде совершенно отличаются. Ясеру он протянул руку, но тот покачал головой и крепко обнял Лиама, хлопая по спине. Ясно был тем, кто научил его плавать, с кем он ходил на рыбалки и в походы. Его родной отец учился вместе с ним. Это действительно было странно, когда Ясер приказал им становиться в шеренгу и Джефф, подгоняемый Маликом старшим, встал рядом с ним и Зейном. Ясер всегда пытался казаться строгим, но на деле был мягче подушки. Стоило хотя бы намеку на слезы появиться в его или Зейна глазах, так Ясер тут же переставал кричать (что он делал крайне неубедительно) и обнимал их, успокаивая и улюлюкая. Карен была в этом на него похожа, чем Лиам частенько пользовался. Но Триша и Джефф часто бывали неумолимы, если того требовала ситуация. От Ясера пахло духами его жены вперемешку с собственным одеколоном. Бабушка никогда не выходила навстречу. "Если кому надо, пусть сами ко мне идут". Поэтому взяв своего ангела за руку, Лиам накинул на плечо рюкзак со своими вещами и направился к ней. Но она едва сдерживала себя, чтобы не сорваться и не сжать внука так крепко, как это только возможно. От нее пахло благородной старостью, мылом и ее ехидной натурой. Лиам очень сильно любил свою бабулю. Она была первой, кто хорошенько дал ему и Зейну по задницам, когда они загулялись и заставили всех волноваться (это был первый и последний раз, когда его били взрослые) и первой, кто запрещал родителям ругать их. Его бабушка была чудесной. К их приезду был накрыт стол, но Лиам оставил его родителям, которые, он был в этом уверен, немного позже уйдут к Маликам. Так было всегда: они с Зейном оставались у бабули, а родители проводили время отдельно от них. Но Лиам устал и, убедившись, что Гарри в надежных руках Зейна и Джи, ушел спать. Гарри тоже лег немного позже, когда родители Лиама ушли, но проснулся намного раньше и тут же вылетел из спальни, чтобы поближе со всеми познакомиться. Хотя всех уже не было. На кухне он нашел Зейна и бабушку Лиама. Первый сидел за столом и жевал очень аппетитную булочку, а бабуля перебирала его волосы, мягко улыбаясь. Атмосфера в комнате была какой-то необычайно прекрасной. Тускло светила одинокая лампочка, огромная печка посреди комнаты служила скорее подставкой для разной посуды, ибо летом ее топить незачем, позади нее были встроенные в стену шкафы с деревянными дверцами. В углу была электрическая, совсем маленькая печка, на которой бабуля и готовила. Но то, что поразило Стайлса больше всего - это ковры на стенах. Красные, с интересным орнаментом. Восхитительно. – Гарри, - с легким придыханием воскликнул брюнет. Его длинные ресницы очаровательно вздрогнули, а лицо ответила яркая улыбка (такая, что у кудрявого дыхание сперло). Красивый. - Ты уже встал! Садись к нам. Лиам говорил, что Зейн в целом спокойный и что такая живость ему присуща только в том случае, если брюнет испытывает слишком много - обычно положительных - эмоций. Зейн вызывал у Гарри смешанное чувство умиления и нежности. Такой простой и открытый, с этой ошеломительной улыбкой и безумной прической. Лиам тот еще везунчик, хотя тоже самое можно сказать и про Зейна. – Ты бы поспал немного, кудряш, - бабуля нежно покачала головой. - Устал, небось, с дороги-то? Лиам обычно спит, как убитый. Этот, - она кивнула на Зейна. На улыбчивого, смуглого, теплого Зейна, доедающего булочку с небывалым наслаждением. - обычно раз по двадцать пульс проверяет, - она старалась звучать раздраженно, но это же Зейн. Она безумно любила его, и ей всегда было стыдно, что любила она его даже больше, чем Лиама. Старушка прекрасно осознавала почему - Зейн всегда был с ней рядом. С тех пор как Лиам уехал, Зейн был как выпавший из гнезда птенец, маленький потерянный воробушек, которого она приютила. Она могла быть грубой или саркастичной, а может порой слишком прямолинейной, но когда он появлялся, ее взгляд всегда теплел, а рука сама тянулась погладить безумие на его голове. Это маленький, вечно взлохмоченный воробушек был ей дороже всех. – Это нормально, что я за него волнуюсь. Умереть во сне каждый может, - пожал плечами Зейн, протягиваю руку к булочкам. Он почему очень боялся, что Лиам умрет. Нет, не только Лиам. Зейн часто проверял пульс родителей, пару раз даже Джи, хотя у нее чуткий сон и она давала ему по рукам каждый раз, злобно шепча: "Не дождешься. Еще жива". – Ну не в семнадцать же лет все таки. Хотя вы такие хлюпики - чуть ветер дунет и все - пиши пропало, - Зейн закатил глаза, а Гарри тихо засмеялся. - Кушать хочешь? - немного погодя, спросила она у кудрявого, кивая на булочки. Зейн напрягся и как-то угрожающе уставился на еду, немного сжимая ту, что была в его руках. Гарри бы в жизни не рискнул съесть хоть одну под таким тяжелым взглядом. Да и расплачиваться за неё этой ошеломительной улыбкой - нет уж, увольте. – Спасибо, не хочу, - лицо брюнета посветлело. Бабуля взглянула на него и вздохнула. - Куда делась Джи? – Домой. Иоланда позвала где-то полчаса назад, - все еще улыбаясь, ответил Зейн, но потом нахмурился и вновь улыбнувшись, разъяснил. - Это ее мама. – Эм, ну ясно. – Она тебя не обижала? - как-то странно спросила бабуля. Знает она эту девчонку с ее бесцеремонными комментариями ко всему. – Нет, вы что, - Гарри даже удивился. Джиджи часто заказывала глаза, бросала ехидные словечки Зейну, а после и Лиаму, но его не обижала. Она интересовалась поездкой, его волосами и ямочками, даже сделала комплимент глазам. И Джиджи назвала его милым. – Она действительно была неплохой, - ответил Зейн на вопросительный взгляд бабушки. Джи была сегодня более чем сносной. - Даже комплимент сделала. Ну, всмысле она их и обычно делает, просто сегодня не в своем больше оскорбляющем стиле, а как обычные люди. – Хорошая она все-таки, хоть и вредная, - Бабушка любила ее. Зейну казалось, что дело в том, что они чем-то похожи. С психологической точки зрения поведение Хадид можно было расценить как попытки привлечь внимание. Лиам сказал, что его друг, прочитавший кучу психологических книг, проводя анализ, пришел к этому выводу. Это вполне могло быть правдой - родителям Джи часто было некогда. Вот и сегодня Белла заболела, а они были слишком заняты и позвали Джи приглядывать за ней. У бабушки в детстве, конечно, было даже хуже. – Да, она действительно очень милая, - Зейн и бабушка в недоумении уставились на Гарри. – Милая? Эта чертовка какая угодно, но не милая. Может на первый взгляд, но после двух минут общения? Что она с тобой сделала? - Но она правда была довольно милой. Гарри был в тупике. Если она действительно такое..., эм, зло(?), то почему она была не злом? Гарри с недоумением смотрел то на Зейна, то на бабулю. И что прикажете делать? Он растерянно посмотрел на брюнетка, но не успел Малик и рта раскрыть, как вдруг послышался грохот. – Лиам упал с кровати, - объяснила бабушка слишком уж равнодушно, а Зейн тут же вскочил и со взволнованным видом побежал к парню. - Вот ведь голубки. Такие сладкие - аж противно, - морщинистое лицо немного скривилось. - Не сахар, а сахароза, - старушка закатила глаза, а Гарри взволновано оглянулся. Заметив это, она вздохнула и кивнула в сторону комнаты Лиама. - Пойдем, посмотрим как они там. Лиам не хотел ложиться обратно и засыпал прямо на полу. Зейн нежно (по мнению бабули, слишком нежно) тряс его за плечо и уговаривал ("как будто ему два года") своего парня подняться и лечь в постель. Никакие уговоры не убедили Пейна встать до последнего " Ну хочешь я с тобой лягу? ". Еще как хотел. Лиам тут же вскочил и лег, утягивая за собой своего брюнета. Зейн умостился лицом к нему, погладил по щеке и прошептал тихое "спи", чмокая его сначала в нос, а затем в губы. Лиам уснул почти сразу, сжимая талию своего личного солнечного лучика, а Зейн разглядывал его лицо и тихо что-то напевал, поглаживая брови. У Лиама были широкие и густые брови и, кажется, Зейн словил на них фетиш. Ему так безумно нравилось их гладить. Вообще все его лицо. Любовь беспорядочными искрами рассыпалась сквозь кончики его пальцев, нежно пробегающих по лицу. Мягкое, как прикосновение бабочки и нежное, как шелк, удовольствие прожигало его кости, когда он проводил пальцами от бровей к щеке, а от нее к губам. Губы у Лиама были идеальными. Пухлые, чувственные с этим темно розовым оттенком. Зейн закусил свою, в желании их коснуться не только пальцами. Легким, как перышко, движением он на мгновение все-таки соединил их. Волшебно! Он тут же отстранился, боясь сорваться и разбудить Пейна. Все таки он действительно устал и ему был нужен этот сон. Зейн с нежностью взглянул на него и вновь погладил щеки, надеясь передать всю любовь. Интересно, это вообще возможно - передать хотя бы часть того, что чувствовал Зейн? Он на мгновенье подумал о людях, которые вообще не любят. Живут без этого крышесносного чувства внутри. Без любви к Лиаму. К Лиаму с его обворожительными кудряшками, щенячьим взглядом шоколадных глаз и нежными изгибами розовых губ. Он бы вечность отдал за мгновенье с ним. Ведь вечность мгновений всегда лучше вечности, измеряемой временем. Стайлс словно в трансе наблюдал за движениями брюнета. Столько нежности в каждом прикосновения, в каждом движении, в каждом взгляде. Столько любви. У Гарри на сердце растекся сахарный сироп. Он бы тоже хотел, чтобы кто-то смотрел на него также. Чтобы Луи смотрел на него также. – Я же говорила, что они слишком сладкие, - шепот старушки немного оглушил его. - Ладно, бараш, идем, - они стояли в дверях и наблюдали все это время. Вернувшись обратно на кухню, они уселись и разболтались. Бабушка сказала, что можно пробовать булочки, ибо "защитничка" уже нет. И ещё попросила называть ее Мегги, ибо "я не такая уж и старуха", хотя Лиам утверждал, что ей за семьдесят. Но ведь главное не сколько лет человеку, а то, на сколько лет он себя ощущает. Гарри иногда чувствовал, что ему пять, а порой казалось, что все семьдесят. Мама сказала, что это подростковый возраст сказывается. Наверное, так оно и есть. А Мегги была такой по жизни. Мегг была... необычной. Атомная - вот так бы ее описал Гарри. И пороха в пороховницах и ягод в...ягодицах, у нее было больше чем у него. А еще булочки, которые так берег Зейн, были волшебными. Он понимал его - такую вкуснятину и правда жалко отдавать. На вопрос о рецепте Мегги подняла брови и выдала ошеломленное:" Ты чтож, еще и готовишь? " – Это мое хобби, - Гарри обожал готовить. Ему было около пяти лет, когда он начал с увлечением наблюдать за мамой в этом процессе, смотреть кулинарные передачи и, под присмотром старшей сестры, готовить свои первые шедевры. Глаза Мегг смешно округлились, руками она уперлась в бока и с удивлением смотрела на Гарри. – Ебушки-воробушки, женись на мне, - сказать, что Гарри удивлен - значит ничего не сказать. - Успокойся, лягушонок, я пошутила, - она хмыкнула и потянула его за рукав кофты. - Идем, научу тебя. А ты расскажешь, что за Луи и почему Лиам так за тебя переживает, - Гарри уставился с еще большим шоком и смущением на старушку. Неужели Лиам ей рассказал? Ну, похоже не все. Нет уж, Гарри не хотел бы с этим вот так сталкиваться. Он подумает о Луи вечером. А сейчас нужно медленно уйти от темы. Ну, после того, как он перестанет в шоке пялиться на старушку. - Да хватит тебе уже, шары выкатятся. Давай, поднимай свою задницу и дуй за мукой, а я пока вытащу остальное, - она махнула руками, подгоняя его. - Она в чулане, за дверью - сразу увидишь. Все такой же ошеломленный, он вышел из комнаты, попутно оглядываясь на парочку. Лиам сладко сопел, а Зейн поглаживал его щеку, нежно целуя каждый дюйм его лица. Лиам улыбался даже во сне. Сердце Стайлса снова сладко защемило, а мозг подкинул картину голубых айсбергов. *** Зейн был прекрасен всегда. Всегда в значении всегда. С его ресницами, этими пухлыми губками, которые он так очаровательно дует, с этой его бархатистой кожей - иначе быть не могло. Лиам любил за ним наблюдать. Когда он ел, когда он спал, когда он говорил, ходил, улыбался, задумывался, мечтал, просто сидел по ту сторону экрана, мучаюсь над уроками - всегда. И сейчас тоже, поглаживая его руку, сжатую в собственной и иногда в порыве чувств целуя его приоткрытые губы. Если любовь Зейна была постоянной, то у Лиама она про являлась вспышками камер, порывами ветра, прыжками в омут. Любил и восхищался он всегда, но проявлял резко и неожиданно, ослепляя любовью. Ресницы его Зейна легли на щеки, позволяя полюбоваться на всю их длину. Волосы были больше похожи на гнездо. Волосы Зейна всегда были похожи на хаос. Это было прекрасно - все его существо тянулись к этому растрепанному брюнету. Нос мило морщился и сопел. Само очарование. Любоваться и любоваться. Любить и любить. Восхищаться, умиляться, мечтать и смотреть, смотреть, смотреть. Сама любовь. Зейн. Ресницы задрожали и карамельные глаза медленно раскрылись. Потрескавшиеся губы изогнулись в идеальной улыбке. Ангел. – Доброе утро, - сонное лохматое чудо сладко потянулось и обвило его шею смуглыми ручками. – Уже вечер. Как спалось? - Лиам погладил волосы Зейна и тот прильнул к его руке, закрывая глаза и потягиваясь, словно кошка. – Ммм, замечательно. А тебе? - промурлыкал он, пробегаясь пальцами по щеке. – Хорошо. С тобой всегда хорошо. – Прекрасно. Давай никогда отсюда не вылезем, - от такого предложения мог отказаться только идиот, а Лиам себя таковым не считал. – Никогда, - Зейн безмятежно улыбнулся и переместил руки на его талию и обернул их вокруг, немного сжимая, и Лиам прижался к нему, утыкаясь носом в грудь брюнета и вдыхая. Зейн зарылся носом в его волосы, целуя макушку. Так идеально. Так безмерно сладко. Так ничтожно мало и безвольно много. Весь мир обернулся вокруг них, словно колючее одеяло, которое Лиам любил и ненавидел. Ведь ЕГО мир вдыхает аромат шампуня Лиама и нежно поглаживает спину. Мурашки. – Зейн, - пронеслось через пару секунд. Через пару вечностей – М? - Лиам его не видел, но знал, что карамель прикрыта веками, а лицо расслаблено. – Споешь мне? – Ага, - немного оторвавшись от волос, Малик запел любимую песню Лиама. Они вместе ее придумали около трех лет назад и с тех пор она стала их маленькой тайной и чем-то таким личным, что их охватывал восторг при мысли, что это их и ничье больше. Еще одно чудо на двоих. Это была песенка - история о грустном мальчике, которого никто не любил и который никого не любил. Никого, кроме Луны. Он не может спать ночами, любуясь ей, и идет за солнцем, чтобы выспаться. Но грустный мальчик не знал, что Луна тоже его любила и шла за ним по пятам. Так и проживают они свою жизнь: он от нее, а она за ним. Грустная история. Зейн такие не любил, зато Лиам почему-то обожал. Поэтому брюнет придумал счастливый финал, но не озвучил его Лиаму, ибо тот наслаждался этой печалью. "Музыка глушит печаль"*? Нет, порой она ее и несет. Зейн пел легко, местами становясь тише, а иногда переходя на шепот. Он любил это делать. Любил, потому что Лиам каждый раз восхищался им еще больше, когда он пел. Зейн так любил падать в бездонную яму восхищения в глазах Лиама. Неужели есть хоть что-то лучше этого? Тихо подпевая, а в некоторых моментах позволяя себе быть громче, Лиам действительно наслаждался. Кровать скрипела от малейшего движения, но Лиам так любил этот скрип, что в жизни бы не променял эту старую (старше него самого), пружинистую, пропахшую бабулиным домом, кроватку, на которой он спал с самого детства, ни на одну другую. Напротив нее был встроенный в стену старый шкаф, сделанный еще его дедушкой, с деревянными дверями, покрашенными бордовой краской, которые не закрывались до конца и пугали его по ночам всю его жизнь. Позади была еще одна кровать, принадлежащая Зейну, но тот вообще ею не пользовался, предпочитая лиамовскую. Тут же был и стол и еще один деревянный шкаф. Лиам обожал эту комнату, пусть она и нереально страшная по ночам, она пахла домом. Пахла их детством. Замечательное место. Он был так счастлив тут. Здесь всегда была кроватка, шум реки, страшный шкаф и Зейн. Целый мир терял всю свою прелесть и краски рядом с этим очарованием. (Потому что Зейн и был его миром) – Ох, вы уже проснулись! Прекрасно. Мегги научила меня готовить свои фирменные булочки, представляете?! Вставайте пробовать, - Лиам энтузиазма Гарри не разделял. Он бы предпочел остаться в объятьях ангела и никогда не вылезать. Но если у Гарри глаза загорались при виде Луиса, то у Зейна они воспылали после слова "булочки" и он, улыбаясь, глядел на Лиама своими очаровательным глазами, поднимая брови. – Думаешь у него получилось? - ему не терпелось попробовать. – Придется встать, чтобы проверить, - Лиам был уверен, что получилось. Гарри удивительно хорошо готовил. А Луи идиот. Луис, точно! - После ужина нам надо будет поговорить, - Лиам встал с кровати и потянулся, оживляя протестующие кости. Зейн встал следом, пробегаясь кончиками пальцев по оголившейся, когда он поднимал руки, коже. – Это насчет того парня? - какой проницательный! Лиам коротко кивнул и переплел пальцы, гладя большим пальцем внутреннюю сторону ладони. - Ладно, а теперь за едой. Они помыли руки ( ибо их могла отрезать бабуля, объявись они с грязными) и наперегонки отправились на кухню. Мегги и Гарри болтали так, словно всю жизнь были знакомы. Зейн очаровательно удивился и зашел на кухню, ярко улыбаясь, Лиам последовал за ним, тихо умиляясь. – Ах, вылезли из гнездышка, голубки. Хорошо хоть яйца вы нести не можете, - Гарри поперхнулся слюной, Лиам сконфузился, а Зейн простонал от удовольствия, попробовав еще теплую булочку с малиновым вареньем. – Боже, Гарри, выходи за меня, - кудрявый раскраснелся, не зная что ответить, но Мегги похлопала его по плечу, успокаивая. – Не воспринимайте всерьез, он и мне предлагал. Если путь к сердцу мужчины лежит через желудок, то мы знаем каким именно блюдом его прокладывать по крайней мере к сердцу одного. Лиам пробрался не через желудок. Он шел напролом. Прямо в сердце.