Ночь

Стрижи кричали и оно понятно - день давно перевалил закат и недалече уже были и сумерки - ясные и прохладно-синие. Коломенское, утомившись от дневных забот и парящего знойного воздуха, замерло, затихло до полуночи, чтобы опосля не спать всю ночь, ведь это была ночь перед Днём Ивана. Где-то еще гремела ведром у колодца старая царева нянька, которую держали здесь больше из жалости да уважения к былым трудам. Васька уже расседлал и напоил лошадь, но сам еще был пыльный и грязный - сначала отмотал сто верст до города и там уже узнал, что царь оставил Москву. Ну, так тому и быть, поехал дальше - чай не в первой ему было и по двое суток в седле. А жара стояла на удивление - лучше переждать ее посреди бескрайних лугов у петляющей реки, чем в каменной матушке-столице. Тут царь был прав, хоть и преследовал другие цели. Грязной велел, чтобы доложили Царю, но сам показываться не стал - потом от него разило должно быть за версту. Он сунул нос на кухню - спозаранку во рту ни крошки не было. Кухарки любили Грязного и всегда находилось у них для него булочка с рыбой или остатки жаркого с царского ужина. И на этот раз ему удалось что-то перехватить, запивая холодным квасом, а потом и пивом и разузнать последние новости. Что Малюта в Новгороде, Арсений упал с лошади и разбил голову и лежал теперь на полатях, что утром сложили костры у реки, чтобы за день просохли и горели непрестанно всю ночь. Он даже задремал, привалившись к теплой бревенчатой стене и слушая не умолкающую бабьину болтовню, сытый и разморённый. -Васька, - вскоре толкнули его в плечо, - Василий! - он лениво открыл глаза и широко зевнул, - Ступай! Кухню запирать буду! Кухню закрывали на ночь последние несколько месяцев, боялись отравы царя. Васька на ватных ногах вышел на свежий воздух и потянулся. С удивлением обнаружил как еще светлый летний вечер сменился приятной синей прохладой. Услыхал звон колокольчиков - это царь и приближенные выезжали на луга, чтобы веселиться и встречать ночь, отгонять злых духов. Он тоже вышел за ворота, чтобы поглядеть - ухватил взглядом изящно ступающего гнедого коня, лоснящегося словно шёлк, уже потом увидал и тонкий лён сорочки и волосы Фёдора, что ехал по левую руку от государя. Он оглянулся - всегда знал, когда на него смотрят. -Эх, ты, Васька! До закату-то и не искупалсы! Тьфу! - старая нянька прошаркала мимо, беззубо понося его на чём свет стоит. А и вправду ведь - надо окунуться. Бани те конечно все давно остыли, но и лето стояло такое, что не грех и на реку пойти. И Василий побрел к реке. Там, внизу, у Дьякова городища и дальше, на лугах у реки уже вовсю зажигались огоньки - разгорались неторопливо большие и малые кострища, слышался смех, визг и плеск и ржание коней и звон бубенчиков в венках девок, что позажиточней. Он миновал пролесок, обходя стороной веселье - туда, где можно было спокойно искупаться. Сначала сполоснул рубаху и повесил ее сушиться на ветки молодого деревца, что росло неподалеку, а затем ступил в воду - река еще не успела остыть и была лишь приятно-прохладной, не холодной. Луна висела высоко и хорошо освещала темную гладь, но он все равно не заметил как что-то подплыло и ткнулось в него. Он опустил глаза и подняв венок, обернулся к берегу. - Чего же ты хороводы не водишь? - ухмыльнулся Басманов, стоя на берегу. Одной рукой он опирался на ствол дерева и вся поза его казалась вальяжной и расслабленной как и обычно. Васька вышел из воды и протянул ему венок. - Чай, твой? Тот повёл плечами. - Это девки резвятся, - и кивнул в сторону гуляний. - Здесь течение в другую сторону, - заметил Василий. - Оделся бы, - равнодушно молвил Басманов и развернулся в сторону леса. Вскоре Грязной догнал его и всё-таки водрузил венок тому на голову. На удивление, Фёдор не сопротивлялся. Они шагали пока кроны дерев не сомкнулись над их головами, а подлесок не стал гуще. Сюда не доносились песни и музыка, звуки гуляний словно остались в другом мире. Но он не спрашивал куда они идут. Временами ему казалось, что он всё ещё спит на лавке у остывшей печи, как сегодня днем. Тут и там падал свет звезд, проникая сквозь прорехи в листве. Такой же свет серебрил каплю на щеке Фёдора, что сорвалась с лепестка в венце. Он остановился и отёр её. - Полно тебе, Вася. Он словно настороженно высматривал что-то в зарослях за его плечом, а затем, отстранив его руку, шагнул в темноту и вернулся уже с цветком. - Возьми. На удачу, - глухо сказал он, будто за это мгновение простая человечья речь стала для него чуждой. Нежный розовый цветок папоротника лучше смотрелся в руке Федора, но Грязной словно в мороке взял его и спрятал за пазуху. Признаться, ему думалось, что всё это байки - ведь сколько рыскали они по лесам, а так и ни разу не видали, чтобы цвёл папоротник. - Мне это уже без надобности, - ответил Басманов на повисший в воздухе вопрос. А и то верно, ведь все есть у Федора, чего душа не пожелает: и камни и шелка и земли. И главное - любовь царская. Может и верно, цветок нужнее ему самому, так казалось тогда Грязному. И правда, многие лета минули с тех пор и многие из тех с кем они творили непотребства бок о бок - давно сгинули. И будто бы и сам Федор умер в мучениях где-то на Белоозере, а он, Васька - жив и не хуже других здравствует. Был и в плену и ранен, а все нипочем ему. Казалось, они достаточно удалились от гуляний, но стоило Федору взять его за руку, как они вышли на поляну, освещенную большим костром. Покуда хватало взору - все гуляли и веселились. И Басманов присоединился к ним будто ничего и не было. Лишь васильковый венок с ежевичными листами шептал, что это не сон. Парни признали Ваську и уволокли пить брагу, черпали ее прямо из бочек, большими кружками, а потом девки закружили его в хороводе. И тут и там ему мерещилось лицо Федора, его черные блестящие кудри. Он даже схватил кого-то, но его постигло разочарование. Он бродил от костра к костру и везде его встречали пляски и купальные песни и медовуха. Не помнючи как среди ночи он оказался в кругу самого царя, тот сидел в походном троне, а под ногами его были волчьи шкуры. Василий низко поклонился. Он что-то говорил и царь ему отвечал, а темные глаза его смеялись и на душе было легко и туманно. Федора не было и здесь. Парни с девками разбредались миловаться, и Грязной подумал, что смертельно устал. Но спать в такую ночь нельзя - ведь просыпаются змеи, русалки, водяные и прочая нечисть. Он пошел вдоль берега, где трава была чуть выше, чтобы прилечь, посмотреть на звезды, ибо ноги его уже не держали. Прохладная роса мгновенно пропитала успевшую высохнуть на нем рубаху, пели сверчки и было слышно тихое течение реки и еще девичий смех и голоса немного в отдалении. Луна опустилась ниже и была большой и жёлтой, отчего ночь стала темнее. Васька подумал, как они вернутся по домам с первыми лучами рассвета и проспят до полудня, а может и позже, а потом будут вечерять и рассказывать небылицы сегодняшней ночи. Трава зашелестела и луна померкла - Федька откуда ни возьмись навис над ним, кудри его волновал лёгкий ветерок и они почти касались лица Василия. - Неужто царь тебя еще не хватился? - сказал Васька. Самому же ему хотелось дотронуться до волос Басманова и проверить такие ли они шелковые как о них говорят. - На что я ему? У него другие забавы, - серебристо рассмеялся Фёдор. - Что же тогда? - Девки рассказывают будто ты больно хорош, - он скользнул ближе будто змея, - Но я чужим словам не особо-то верю. Кожа его была гладкой и прохладной. И целуя его и переворачивая на спину, подминая под себя под тихий смех Басманова, Васька всё силился понять что тревожит его? - Погоди... , - но он уже почти не слушал его, - Ах, так... Так, да, так... - вскоре запричитал Федя. Рубаха его сбилась, обнажая чуть больше кожи, но тот словно бы не замечал этого. И Васька ликовал - значит и таким бывает Басманов, не всегда он каким является на пиры да распоряжается во дворце. Может таким его иногда видит и сам царь. Он глядел как его волосы скользили по траве становясь влажными, а потом перед глазами будто бы и осталась одна эта чернота. Мгновением позже он окинул взглядом Басманова и понял, что тот жутко растрепан и измят, но тому кажется это не доставляло никаких хлопот - растерянный взгляд его сменился деловитым едва он отдышался. Пригладил волосы и повязал тесемки на рубахе и снова был дьявольски хорош. Разве государь не видит, что красота его не от Бога? А если видит, то почему не гонит его, Федора, прочь? - Что же теперь скажут? - задумчиво молвил Васька, как прежде, лёжа на спине и глядя на большую луну. -А что скажут? - Спи уже. И Васька уснул. Под утро он слышал будто бы большая рыба бьёт плавником о воду на реке, но не мог разомкнуть веки. До того странною была та ночь, что он даже думал, что вернувшись на подворье, не застанет там ни палат, ни конюшен, а только траву да заросли. Впрочем, ничего странного по возвращении не случилось, всё было на месте. Только пропала его лошадь. В стойле, где он её оставил, валялся рваный сарафан.