***
Старые качели протяжно скрипят при каждом движении и Лили рассеянно покачивает ногой, обутой в новенькую лакированную туфельку, скучающе наблюдая за сестрой рвущей цветы. — Чая хочется, — задумчиво тянет она, спрыгивая с качели. — Пошли домой. — Ну пошли, — на удивление быстро соглашается Петуния, поднимаясь с места и протягивает младшей руку. Все равно собирались тучи, а играть в дождь было не так уж и интересно. Да и мама ругаться будет. А так, хоть занятие какое есть. С Лили не заскучаешь, это Эванс-старшая знала хорошо; а значит и обычное чаепитие с куклами обещало быть совершенно необычным. И, конечно, она оказывается права. Чашки будто летают в руках Лили; пластилин превращается в неведомую жидкость, о которой Петуния и знать не хочет; а старые куклы удивлённо смотрят на сие действо глазами-пуговицами. Девочка счастливо лепечет что-то одной ей известное, а Туни напряжённо теребит косичку, не замечая как расплетается лента и волосы свободно выбиваются наружу. А Лили смеется. Заливисто, счастливо, с переливами, так, как умеет только она. Солнечные чёртики весело отплясывают в её зелёных глазах. Петуния смотрит. Очарованно, с восхищением, пристально и чуть печально. Потому что знает – тот странный мальчик, Северус, кажется, был прав. Лили действительно волшебница. Не ведьма, нет, — как можно назвать её сестру, этот маленький рыжий лучик Солнца ведьмой? — самая настоящая волшебница. Петуния, к своему удивлению, не чувствует ни злобы, ни зависти. Знает, Лили это заслужила. Она подходит на роль волшебницы; ей идёт магия. Думает, со странным сожалением, что не может обладательница этих, по-настоящему колдовских глаз, быть самым обычным человеком. Иначе, она, Петуния Эванс, была бы разочарована в жизни. А Лили со смехом протягивает ей фарфоровую чашку, приветственно кивая и щебечет: — Хочешь, я заварю для тебя небеса, а, Туни? Девочка, уже почти девушка, молча кивает, ничего не спрашивая, ведь знает – Лили может. Петуния зачарованно смотрит, наверное, в первый раз в жизни не веря глазам. В тот миг ей кажется, что чашка до краев наполнена жидким светом. В ярко-голубой жидкости, — небо таким не бывает никогда, в этом она уверена, — сияют средь пушистых облаков серебряные звёзды, чуть поблескивая в свете солнца, что жарко горит совсем рядом. «Таким и только таким должно быть настоящее волшебство» — думает Петуния, задумчиво проводя пальцем по узорам на стенках чашки. Кажется, если бы оно действительно было таким, она сама не против стать волшебницей. Вот только невозможно это. «Но, — решает она, — одной ведьмы, волшебницы, в нашей семье вполне хватит. А я... Мне достаточно просто быть рядом. И наблюдать, быть может. Ведь сестра всегда будет дороже какой-то там магии. Ведь пока веселые чёртики в изумрудных глазах не погаснут, я буду с ней. Рядом, всегда.***
На утро Петуния просыпается с мягкой улыбкой на тонких губах и слезами в уголках глаз. А Гарри смотрит. Внимательно, настороженно и чуточку – понимающе. И солнечные чёртики все также задорно пляшут в изумрудных глазах.