***
Приехав рано утром в офис, Питер обнаружил, что их конференц-зал совершенно изменился: пространство с твёрдыми линиями и глянцевыми поверхностями теперь было укрыто чехлами. Окно на южной стороне было завалено фотографиями картины Караваджо. Некоторые снимки не имели отношения к картине в целом, а изображали только её части, содержащие микроскопические детали текстуры краски или лёгкое колебание мазка кисти. Стопка красок, кистей и инструментов окружала мольберт в дальнем конце комнаты, а посреди всего этого находился Нил. Холст всё ещё выглядел нетронутым. Нил, наклонившись, касался его концом рукоятки кисти, но Питер не мог определить: готовится он или начинает работу. Две кофейные чашки на столе говорили о том, что Нил был там уже некоторое время. - Похоже, он настроен серьёзно, - сказала Диана, присоединившись к Питеру. - Это-то меня и беспокоит. Диана засмеялась и направилась к кофеварке. - Наш собственный художник в своей резиденции. - Она изогнула бровь и взяла кружку. - Это должно быть интересно. Питер поднялся по лестнице и, бросив ещё один любопытный взгляд в сторону Нила, вошёл в свой кабинет. Усевшись за стол, Питер тихо начал готовить отчеты для ежедневного командного брифинга, уже чувствуя, что день без Нила будет долгим. Час спустя сильный запах масляной краски начал проникать в кабинет через дверь в конференц-зал, которую уборщик оставил слегка приоткрытой.***
Нилу понадобилось три дня, чтобы нарисовать подделку. Эти три дня всё бюро с восторгом наблюдало за тем, как картина обретает форму, и рассказанная ею история оживает под кончиками пальцев Нила. Агенты устраивали перерывы на кофе или обед, собирались в дальнем конце офиса, или просто находили причину пройти мимо конференц-зала, украдкой кидая взгляды на подделку. Казалось, происходящее увлекло даже Хьюза: в конце каждого дня, когда Нил, наконец, уходил, Хьюз заходил в конференц-зал и внимательно изучал каждый новый слой краски на холсте. Выражение его лица было неясным в тусклом свете, но Питер был уверен, что его отношение к Нилу меняется. Это было странно, думал Питер, что офис, полный агентов, натренированных и обученных предотвращению подобных преступлений, может быть настолько захвачен происходящим. Он помнил, как в Квантико узнал, что огромное количество произведений искусства, выставленных в галереях по всему миру, были подделками. Питер долго размышлял над этим фактом, считая странным, что каждый день тысячи людей посещали музеи, художественные галереи и впитывали и реагировали на увиденные ими образы, неважно подлинник это или нет. Если не принимать во внимание, что это преступление, имело ли значение, было произведение искусства подлинником или подделкой, когда эффект был таким же? Имело ли значение, принадлежала ли рука, держащая кисть, итальянцу семнадцатого века или американцу из современного Манхэттена? Питер задавался вопросом, как Нил относится к своим подделкам, если, как он утверждал, они нечто большее, чем деньги, которые могут принести. Питер признался бы, что поглощен этим процессом так же, как и все остальные, но, имея возможность наблюдать за Нилом из своего кабинета, он делал это без свидетелей. Питер с нетерпением ждал полудня, когда солнце начнет двигаться по небу, и Нил будет двигаться вместе с ним, поворачивая мольберт, чтобы поймать свет. С этого момента его профиль находился прямо перед глазами Бёрка, который мог видеть мельчайшие детали в выражении лица Нила. Питера поражало насколько внимательным и спокойным был Нил во время рисования, как будто его разум и тело, наконец, имели что-то достаточно существенное, чтобы занять их полностью. Его взгляд был сосредоточенным и острым, кристально ясным в ярком солнечном свете, а губы сжаты в твердую линию. Тело Нила закрывало холст и Питер мог видеть только края картины, частичные проблески областей холста: тонкий изгиб уха, напряженную хватку руки, обвивающей руку, мерцание света на металле, кроваво-красный оттенок одежд, переплетенные пальцы.***
- Ты знал, что творчество Караваджо было забыто, как только он умер? - спросил Нил, когда они стояли перед готовой подделкой. Питер оторвал взгляд от безупречной картины: - На самом деле? Нил кивнул, наклонился и критически осмотрел холст на предмет каких-либо недостатков. - Его считали чужаком, высокомерным и опасным. Было легче забыть его полностью, чем вспомнить хорошее, если это означало вспомнить и плохое. Питер долго смотрел на мольберт. - Это позор, потому что оно прекрасно... - Он не был уверен, что именно имеет в виду: картину Караваджо или Нила. - Я думал, что всё это разнообразие и споры - хорошая вещь в мире искусства, как Трейси Эмин или тот парень, который выставлял мёртвых коров. Нил улыбнулся: - Дамиан Херст. И это так. Но опять же, Караваджо рисовал проституток в религиозных сценах и убил человека, прежде чем бежать из Рима в изгнание, так что… - Значит, у них, может быть, было основание так сделать? - усмехнулся Питер и снова сосредоточился на картине. Он всегда знал, что Нил невероятно талантлив, но это было нечто другое... возможно потому, что Питер видел подделки Нила только через месяцы или годы после их создания, а сейчас это происходило у него на глазах. Питера поразили драматизм и интенсивность образа, и он рассеянно подумал, что его старому учителю воскресной школы это понравилось бы. Окруженный солдатами, Христос стоял с левой стороны картины, в объятиях Иуды. Фигуры казались живыми, с явным ощущением энергии, и глубокие красные оттенки одежды ярко горели на фоне остального темного изображения. Эффект контраста был захватывающим, идеальная игра света и тьмы, одно помогало другому. Разглядывая картину, Питер был поражен тем, насколько этот эффект напомнил ему Нила: яркий, способный и талантливый, но красота того, что он создавал, всегда была омрачена его преступными замыслами. Он задумался, видел ли Нил это так же. Питер внезапно понял, почему Кэффри, который всегда обожал внимание, так неохотно брался за работу в бюро: этот процесс выявил глубокое противоречие внутри него, слишком приблизившись к истине, чего обычно Нил не позволял. Эта истина догнала Нила на сомнительной границе между фальсификатором и художником, способным воссоздать образ с потрясающей точностью и талантом, вызвать любовь, ненависть и всё, что между ними, но при этом он следовал чужому сценарию. Это был не Нил, провоцирующий реакции, он был просто проводником, передающим сообщение. Питер не понимал искусство так, как Нил, но он видел, что Нил вложил в эту картину свою душу... совсем другое дело - подделка документов или банкнот. Это была линия разлома, которая проходила через личность Нила, и Питер не думал, что сам Нил смирился с этим. Нил прошел через конференц-зал и начал убирать свои художественные принадлежности. Он выглядел уставшим, на футболке и руках были полоски краски, волосы взъерошены, глаза слегка покраснели. Краем глаза Питер увидел, как Нил сдвинул чехол, укрывавший стопку нераскрытых красок и дорогих на вид пастелей. Питер подошел ближе к картине и сделал вид, что изучает её. - Не знал, что мастера барокко использовали акриловые краски, - сказал он небрежно, так же как Нил сказал бы: «И мне даже не нужен штопор, чтобы открыть его». Нил поднял голову, на его лице появилось невинное выражение: - Они и не использовали. - Значит, краска на этом холсте…? - Масло. - Ага, я вижу. Питер прищурился и попытался скрыть улыбку, наблюдая, как Нил продолжает собираться. Сдвинув другой чехол, Нил открыл большой запас неиспользованных кистей и толстую стопку высококачественной бумаги. Не проявляя никаких признаков того, что он чувствует на себе взгляд Питера, Нил завернул все оставшиеся и неиспользованные художественные принадлежности в чехол, взял его, и направился к двери. Как только Питер собирался что-то сказать, Нил бросил через плечо: - Хьюз сказал, чтобы я потратил всё, что мне нужно. - Так ты просто выполняешь приказ? - спросил Питер. Нил остановился в дверях и, сверкнув жемчужной улыбкой, пожал плечами: - Ну, ты меня знаешь. Питер едва сдержался, чтобы не рассмеяться над ироничностью ситуации.