Умён, да несмышлён

— Очень по нему скучаешь, да? Квентин замечает, как Питер сглатывает, опускает и прячет глаза, открывает было рот, собираясь что-то сказать, но останавливается, вновь туго сглатывая. — Ага, — наконец отвечает нетвёрдым голосом. — Ещё как, — на последнем слове мальчик запинается, голос почти надломлен. — Знаешь, малыш, — вздыхает Квентин, наклоняясь на стуле вперёд и обнимая его рукой за плечи. Питер весь сжимается, предпринимает попытку избежать контакта, но затем сам льнёт в объятия, сдаваясь. — В том, чтобы испытывать горе, нет ничего плохого. — Пора бы уже оправиться, — шёпотом произносит Питер. — Просто… ну… — он яростно встряхивает головой, часто моргая, но на лице всё равно появляется влажная дорожка от одинокой слезинки. У Квентина просто в голове не укладывается, каким макаром Тони, чёрт бы его драл, Старк добивался от людей такой преданности. — У скорби нет определённого срока годности, — говорит он утешительно, понизив голос. — Тебе попросту больно, день изо дня, постоянно. Но однажды ты просыпаешься, и боль оказывается уже не такой сильной. — Но если нет? Что если боль так и не ослабеет, как мне перестать обо всём вспоминать, как перестать думать об этом всё время? Куда ни посмотрю, я всюду вижу его, вижу, как другие скорбят по нему, и мне хочется наорать на них, потому что такое чувство, что… будто… — паренёк смолкает, прерывисто втягивая воздух. — Какое чувство? — с неподдельным интересом спрашивает Квентин. — Как будто они отнимают его у меня, — с неожиданной запальчивостью признаётся Питер. — Я хочу сказать, откуда им знать, и вообще насколько близко они его знали и как часто с ним виделись. Разве могут они испытывать то же самое, что и я? Да ещё все на меня постоянно набрасываются — а возглавишь ли ты Мстителей, а станешь ли ты вторым Тони Старком — и хотят, чтобы я его заменил, стёр о нём всякое напоминание, и мне так плохо из-за этого, я ненавижу всю эту ситуацию. Как вообще кто-то сможет его заменить? Квентин ощущает поднимающуюся изнутри горечь. Ну разумеется, кто же смог бы заменить золотого мальчика Тони Старка, разжигателя войн, мясника, короля смерти Тони Старка с извечной претензией на героя. А кто бы вспомнил про всех тех людей, которые стремились к лучшему, тех, кто создал Тони Старка; кто бы вспомнил. — Я просто хотел бы, — продолжает рассусоливать Питер. Боже правый, сколько мелодрамы. И вот от этого подростка ждут хоть какого-то лидерства? — Просто ещё раз поговорить с ним, всего один раз, просто спросить у него, чего он хотел от меня на самом деле, и сказать ему, как сильно я... как… — Питер смолкает. Квентин водит рукой вверх и вниз по его спине. Идея, осенившая его, довольно рискованная, но с другой стороны при удачном исходе он заполучит не только очки. — Как сильно ты — что? Питер только мотает головой. — Мне просто хочется увидеть его ещё раз. Квентин дожидается, пока мальчишка посмотрит в его сторону, и тогда приоткрывает рот, будто бы желая что-то сказать. Нарочито колеблется, потом смыкает губы и слегка покачивает головой. Взгляд Питера, заметившего эту заминку, тотчас перескакивает к нему. — Что? — допытывается он. — Что вы собирались сказать? — Да ничего особенного. Это так… а, забудь, неудачная идея. — Ну скажите? — допытывается Питер, попавшись на удочку. Ещё посомневавшись для вида, Квентин наконец заговаривает: — Есть одна, гмм, технология, она покажется тебе обычной иллюзией, но на деле впечатления от неё гораздо глубже, насколько я понимаю. Иногда используется как оружие, но чаще всего — как средство психотерапии. Питер делает лёгкий кивок. — Тони изобрёл что-то в этом роде. Так забавно назвал ещё. «Он изобрёл, — яростно думает про себя Квентин. — Значит, он изобрёл, да? Ты хотел сказать — присвоил, унизил, смешал с грязью труд всей моей жизни». Он делает глубокий вдох, призывая себя сосредоточиться. — Да, вероятно, — соглашается он. — Иногда людям просто необходимо высказаться в последний раз, снять груз с души, и лишь тогда они смогут жить дальше. Начать исцеляться. Похоже, как раз что-то такое тебе и нужно. Питер — одарённый ребёнок, но вот соображает не ахти как быстро. — Я не понимаю, — признаётся он. — Я имею в виду, — поясняет Квентин, призывая всё своё терпение, — что мог бы воспользоваться этой технологией, если пожелаешь, и подарить тебе эту самую возможность сказать последние слова. У тебя будет шанс поговорить с Тони, признаться ему в своих чувствах. Знаю, это будет не по-настоящему и твоих чувств не изменит, но возможно, полегчает хоть немного. Питер таращится на него во все глаза, застыв неподвижно и разинув рот. — Это, — голос срывается на пронзительно высокую ноту. — Это было бы... — но тут он опять замолкает и отрицательно качает головой. — Не уверен, смогу ли забыть, что это всё понарошку. У меня есть такое… ну, своего рода предчувствие на те случаи, когда что-то не так, и вдруг из-за него станет только хуже. Квентин согласно хмыкает, испытывая досаду. Если Питер способен раскусить его иллюзии, это создаст немало проблем. С другой стороны, у мальца ведь не возникло никаких подозрений насчёт этого бара, фальшивого от и до, потому как в настоящем баре они привлекли бы к себе излишне много внимания. — Возможно, — осторожно замечает он. — А может, и нет. Как бы то ни было, не узнаешь, пока не попробуешь. В любом случае, — добавляет он, — настоящего вреда это ведь не принесёт? Питер всё ещё колеблется, и тогда Квентин отстраняется, совсем по чуть-чуть, как будто он в самом деле только предлагает, а вовсе не настаивает. Мальчик тоже немного отклоняется назад. — Я тебя не заставляю, Питер, — Квентин, вкладывает в интонацию самую капельку огорчения. — И ни к чему не обязываю, если ты не хочешь. Тебе решать. Питер издаёт обречённый стон. — Такое ощущение, что в последнее время я должен решать всё на свете. А вдруг я ошибусь? И с чего мне в принципе начать что-то решать? «Чёртовы подростки». Квентин едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Не в моих силах тебе сказать, что нужно делать, — говорит он вместо этого. — Но вы ведь считаете, что попытаться стоит, — не желает отступать Питер. Квентин берёт паузу. Осторожность, только осторожность. — Да, я так считаю. Принимая во внимание то, что ты чувствуешь к нему и как тебе плохо… Полагаю, тебе в самом деле станет лучше. Питер сомневается, мнётся, и Квентин опять немного отстраняется. — Ладно, — наконец решается мальчик. — Хорошо, давайте попробуем. — Вот и молодец, малыш. В итоге они возвращаются в гостиницу, где остановился Квентин — во всяком случае, такова легенда. И без того дёрганый, Питер по пути нервничал всё сильнее и сильнее. К моменту, когда Квентин запирает за ними дверь своего номера и оборачивается, мальчик уже весь вибрирует от напряжения. — А может, это всё-таки не лучшая идея, — произносит он ломким голосом. Квентин подходит к нему и обнимает пальцами за загривок. — Не изменяй своему решению, малыш, — говорит он, не упуская из внимания, как Питер при этом заходится мелкой дрожью. — Во взрослении это едва ли не самое сложное. А у людей вроде нас тем более нет роскоши метаться туда-сюда, когда выбор уже сделан. Питер коротко кивает и вдыхает полной грудью. — Да. Да, вы правы. Ладно. И как эта штука работает? — Сперва дай мне минуту, — отвечает Квентин. — Вот это всё сниму, — добавляет он, указывая на свой идиотский костюм. — О, конечно, — тут же соглашается Питер и прибавляет: — Вам нужна помощь? Совместными усилиями они отстёгивают плащ, и Квентин, бросает его поверх стульев. Он отстёгивает нагрудник и почти все элементы брони, отправляя их в компанию к плащу. Квентин расправляет плечи, запрокидывая голову и вздыхая; эта идиотская бутафория тяжелее, чем выглядит. — Так-то лучше, — делится он, оставаясь в одной бронированной рубашке и штанах, заправленных в высокие ботинки. — Похоже, всё это не слишком удобное, — подмечает Питер. Квентин пожимает плечами. — Твоему костюму не ровня, конечно. Но это не важно. Питер украдкой, но неотрывно глядит на него с интересом. — Ты располагайся пока, — Квентин указывает на свободный стул в миниатюрной зоне отдыха. — Закрой глаза и просто подожди моего сигнала, хорошо? Питер садится и послушно закрывает глаза, с каждой секундой напрягаясь всё больше. Стремясь управиться как можно скорее, Квентин запускает симуляцию, стараясь сконцентрировать мысли на необходимых условиях, чтобы всё сработало как надо. Он знает Тони Старка, знает, как тот себя ведёт, как говорит и как работает, ну прямо-таки как облупленного знает этого бессердечного, надменного ублюдка. Знает ту маску, которую Старк носил на публике, когда желал побудить кого-то дать ему то, чего хотел. И этого достаточно, чтобы обвести вокруг пальца одного наивного подростка в отчаянии. Он интегрируется в иллюзию, облачается в неё, после чего садится на софу напротив Питера и поставленным голосом, похожим на Старковский, заговаривает: — Питер. Открой глаза. Мальчишка вздрагивает и только крепче зажмуривается, дыша часто-часто. — Питер? — повторяет Квентин, стараясь придать голосу обеспокоенности, а не раздражения. Тут Питер наконец разжимает веки, и Квентин улыбается ему — той самой придурковатой полуулыбкой, которой вечно разбрасывался Старк. — Ну привет, малыш. Соскучился? Питер всхлипывает и зажимает себе руками рот, издавая ещё один, уже приглушённый всхлип, и по лицу его начинают катиться слёзы. — Эй, — произносит Квентин губами Старка. — Ну что ты, не плачь, малыш, ты же не думал, что я тебя брошу? Питер яростно мотает головой, а затем вдруг подскакивает со стула и бросается к нему, обнимая за шею и утыкаясь головой в грудь, чуть ли не полностью забираясь к нему на колени, цепляясь изо всех сил, дрожа и давясь рыданиями. «Чёрт», — мысленно бранится Квентин от неожиданности. Поднимает руки и заключает мальчишку в объятия. — Всё хорошо, Питер. Тише, я рядом. — Простите меня, мистер Старк, — выжимает подросток тоненьким от слёз голосом. — Мне так жаль, простите. — Не бойся, карапуз, — Квентин обнимает его чуть крепче. — Не держи это в себе, не сдерживайся. И Питер прислушивается, боже, да ещё как. Заходится рыданиями, промачивая ему рубашку слезами, соплями, и конца-края этому не видно, уф. Цепляется за него так, что уже шея болит, как будто на несколько минут Питер позабыл о своей суперсиле. И всякий раз, как Квентин успевает подумать, что тот наконец угомонился, мальчишка принимается реветь по-новой. «Аргх, это когда-нибудь закончится?» Нескоро, но Питер потихоньку перестаёт всхлипывать и начинает говорить, запинаясь и проглатывая слова, так что их с трудом можно разобрать. Говорит о том, что совсем не чувствует себя готовым, что никак не сможет пойти по его стопам, как крупно облажался, погнавшись за Стервятником вопреки запрету мистера Старка, как сильно облажался и подвёл его, хотя знал, что это никакая не проверка; как он напортачил, оставшись на том корабле, хотя мистер Старк прямым текстом велел ему уходить. Срань господня, и откуда только взялась такая щенячья преданность, если Старк с ним так обращался? Вот вам и типичные подростковые закидоны, хотя Питер, по всей видимости, сам того не понимает, как не понимал и Тони, будто оба эти идиота напрочь лишены какой-либо системы координат. «Я что, один тут нормальный?» — думает он, развеселившись. Самые обыкновенные подростковые тараканы, мысли о том, что ты всё делаешь не так, лажаешь на каждом шагу, что всё плохое случается по твоей вине и что весь мир настроен против твоей жалкой персоны. Если Питеру повезёт, он проживёт достаточно долго и поймёт, что во многих из бед повинен вовсе не он, а Тони грёбаный Старк. Вот только если будет продолжать в том же духе, что и сейчас, то не выживет. А впрочем, не его это забота. — Я знаю, — говорит Питер. — Знаю, на мне лежит ответственность, знаю, что если в твоих силах что-то сделать, то бездействовать нельзя, это безответственно и халатно, и мне очень стыдно. Я просто… я больше не чувствую себя нормально и совсем уже не уверен, что могу достойно и без труда справиться с чем-то. Всякие такие подростковые заморочки, вы понимаете? — Мир не рухнет, если ты возьмёшь перерыв, Питер, — говорит Квентин. Мальчик встряхивает головой. — Нет, я уверен, что должен действовать, ведь нельзя же быть таким эгоистом. Люди полагаются на меня, и они пострадают, если я перестану делать всё, что в моих силах. Вы сами ведь никогда бы не перестали помогать другим. На это Квентину невыносимо захотелось расхохотаться. Можно подумать, Старк хоть что-то делал ради других не для того, чтобы потешить своё эго. — Знаю, это глупо, — продолжает Питер. — То, что мне хотелось обыкновенных каникул: позависать с друзьями и признаться ЭмДжей в своей симпатии, хотя она бы, наверное, вряд ли это оценила. Я всё никак не повзрослею, — тут голос у него срывается, словно он вот-вот опять разревётся. Да господи ты боже мой. — Ничего в этом глупого, — спешит заверить его Квентин. — Несмотря на свои суперспособности, ты всё ещё подросток. И тебе положено получать удовольствие от обычных подростковых развлечений, не испытывая при этом вины, — что ж, в этом Квентин не кривит душой, на своё удивление ощущая искреннее возмущение. Да, это ошибка, что очки оказались у Питера, поскольку ему не хватит ответственности, чтобы с ними управляться, не говоря уже о том, что в его возрасте этой ответственности и в принципе не может быть. Подросткам положено забивать голову всякой подростковой фигнёй, а не переживаниями о судьбе мира и тому подобным. Знатную же свинью Старк подкинул этому ребёнку. — Я в тебя верю, — произносит Квентин, вновь подстраиваясь под извращённый образ мышления Старка. — Верю, и ничто этого не изменит. Но возможно, ты прав, и такая огромная ответственность тебе просто не по плечу. Не потому, что ты напортачил, — добавляет он, ощутив, как съёжился Питер, — а потому, что не был к такому готов. Это не твоя вина, Питер. А только моя, потому что я плохо тебя подготовил. Не оставил тебе никакого запасного варианта. С таким никому не справиться в одиночку. Уж кто-кто, а я должен был это понимать. — «О да, ещё как должен был, — с гневом додумывает Квентин. — Должен был понимать, что остаётся Железным человеком и имеет всё, что у него есть, только благодаря работавшим на него людям, у которых он только брал, брал и брал». — Правда? — спрашивает Питер с такой надеждой в голосе. Этот ребёнок просто до смерти жаждет переложить взваленные на него заботы на кого-то другого; и Квентину требуется лишь подтолкнуть мальчишку к тому, чтобы тот выбрал его… — Вы не считаете, что это моя вина? — Неа. Просто у тебя трудности, есть чему учиться и над чем работать. Добро пожаловать в жизнь, малой. Не всем же быть таким совершенством, как я. Питер напрягается, и Квентин мысленно проклинает себя за промах. — Что? Что не так? — Мистер Старк никогда бы так не сказал, — качает головой Питер. — Это не… он никогда не считал себя безупречным. Он всегда хотел, чтобы я стал лучше, чем он, справлялся со всем лучше него. Он всегда, постоянно стремился к этому сам и никогда не верил, что достаточно хорош, а я… я никогда не мог этого понять — почему он так про себя думал после всего, что сделал? Бога ради, с какой стати мелкий так его обожествляет? Такое ощущение, что в голове у Питера только собственный нафантазированный образ Старка, а не реальное представление о нём — избалованном, надменном инфантиле, наживавшемся на плодах чужих трудов. «Героепоклонство — это же полная дикость», — раздражённо думает он и решается рискнуть. Отключает иллюзию, чтобы та погасла, показывая его настоящего. — Похоже, тебе открылась какая-то другая его сторона, — замечает он. Питер с ошарашенным видом вскидывает глаза в ответ на изменение голоса, а потом весь зажимается, отклоняясь назад и собираясь слезть с чужих коленей. Квентин чуть крепче обнимает его за поясницу. — Всё в порядке, малыш. Послушай, я ведь не знал его лично. Только со слов Фьюри и из собственных обрывочных наблюдений. Это не даёт полного впечатления о человеке, согласен? — «Ещё какое неполное», — мрачно додумывает он. — Не хочешь сам рассказать мне о нём? О том, чего он не показывал другим, а открыл только тебе. — Сомневаюсь, что он мне что-то такое открыл, — откликается Питер. — То есть, я не уверен, мы ведь не так уж долго были знакомы. Но люди говорят о нём всякое, что кажется неправдой, как будто описывают кого-то совершенно другого, и я не могу понять, почему они так о нём думают. «Может, потому, что знают правду», — думает про себя Квентин, мастерски справляясь с желанием закатить глаза. Вместо этого он спрашивает: — Как именно? — Говорят, будто ему наплевать было на всё и на людей тоже. Как будто его не волновал сопутствующий ущерб, потому что ему особо не было дела до других. Но это совсем не так, он воспринимал всё очень близко к сердцу. И каждый человек в команде был ему очень дорог, он старался беречь их изо всех сил. «И облажался, — думает Квентин. — Им досталось просто за то, что находились рядом». — А все те, кого он не успел спасти, пока пытался остановить очередную катастрофу, — продолжал Питер, — потом преследовали его. Он знал их имена и всё про них. Всё о том, кем они были при жизни! Он почти никогда не поднимал эту тему, но помнил их всех до единого, — негодует Питер. — И он считал себя ответственным за слишком многое, даже за то, в чём не виноват и то, что совершенно не было его ответственностью. Он говорил мне — и не раз — что если бы я погиб, то виноватым за это он считал бы себя, как будто это он подверг меня опасности. Я этого не понимаю, это же неправда, он наоборот меня только отговаривал лезть в передряги. Почему же заранее брал на себя вину? «Потому что в итоге именно он был бы во всём виноват, — думает Квентин. — Потому что запудрил тебе мозги, заставив считать пляску под его дудку твоим собственным решением». Господи, глупость человеческая неискоренима. Мало того, что эгоизм Тони Старка не помещался в дверь, так ещё и Питер не видел ничего дальше собственного носа. — Я как-то бросил ему сгоряча, что если бы ему в самом деле было не всё равно, он был бы рядом, и оказалось, что он действительно там был, он был там со мной и жутко зол — зол из-за того, что я сделал, как мне тогда показалось — вот только позже я всё обдумал и понял: он злился, как раз-таки потому, что ему не всё равно. Иногда он упоминал о своём отце и как из-за его поведения мистеру Старку часто казалось, будто тому наплевать на него, и насколько его огорчало, когда казалось, что он ведёт себя подобно своему отцу. «Значит, у Старка ещё и проблемы с отцом имелись, ну надо же, какая неожиданность. Не то чтобы об этом не мог давным-давно догадаться весь остальной мир, до тебя просто медленно доходит, малыш». — Он меня опекал, — продолжает Питер. Боже, этот карапуз всегда найдёт, о чём ещё потрепаться, да? — Всегда прислушивался и доверял даже без особых оснований, делал для меня костюмы, такие навороченные, вы даже не представляете: с миллионом функций на все случаи жизни, потому что он считал, что при навороченном костюме я буду в безопасности. И он спас меня, — продолжает Питер внезапно истончившимся голосом. «Бога ради, — умоляет про себя Квентин, — только не реви снова». — Кучу раз спасал мне жизнь, как и другим, но мне чаще всего. — Похоже что он действительно… — Квентин не заканчивает предложение. — Что? — допытывается Питер приглушённым голосом, потому что вжимается лицом ему в грудь. — Похоже что ты был ему по-настоящему дорог, — договаривает Квентин нарочито нескладно, как будто изначально собирался сказать не это. Зная, что Питера теперь прямо-таки распирает от желания узнать первоначальный вариант. — Давай попробуем ещё раз, — предлагает Квентин, и Питер нерешительно кивает. Мужчина нажимает несколько кнопок — и вот уже вновь принимает обличье Тони Старка. И Питер вновь льнёт к его груди. — Питер, — начинает Квентин-Тони. Я доверяю тебе. Полностью, — подчёркивает он, когда Питер упрямо мотает головой. — Не в том смысле, что требую от тебя расстановки приоритетов. Я доверяю тебе принятие правильного решения, вне зависимости от того, как ты поступишь в итоге: начнёшь использовать Эдит, возьмёшь перерыв или что-то ещё. Я в тебя верю. Безусловно, ты очень умный и способный мальчик — однажды ты превзойдёшь меня, я даже не сомневаюсь — но помимо этого у тебя ещё и доброе сердце. Я таким никогда не был, понимаешь? Мне всегда приходилось стремиться к этому, а тебе это дано. Вне всяких сомнений, Питер. Мальчишка опять принимается мотать головой, и Квентин отрывает его от своей груди, заставляет поднять голову и перехватывает взгляд. — Эй, ну, я же тебя знаю, — подначивает он. — И лучше, чем кто-либо, разве нет? При этих словах Питер нервно вздрагивает. Будто тема коснулась чего-то, что он скрывает. Квентин просто выжидает, ласково улыбаясь. И тогда Питер крепко зажмуривается и подаётся вперёд, а Квентин с тенью удивления отмечает про себя, что мелкий в самом деле это сделает, не побоится. Кишка у него не тонка. И действительно: уже в следующий миг Питер его целует. Вернее сказать, предпринимает такую попытку, неуклюжую и неаккуратную, словно смутно себе представляет, что вообще нужно делать. Но Квентину под силу это исправить, так что он подаётся навстречу, плотнее смыкая их губы в ответном поцелуе. Питер резко вдыхает и отшатывается с округлившимися, как блюдца, глазами, чуть не сваливается на пол с его колен, но Квентин успевает его поймать. — Извините, — тараторит Питер. — Мне ужасно жаль, это-… было неприемлемо и неправильно, вы на такое не подписывались, и я не должен был себе такого позволять, и вообще… — он прячет лицо в ладонях. — Простите меня. — Эй, тихо, притормози, — произносит Квентин спокойно, как Тони Старк. — Не переживай так, это же не конец света. А всего лишь поцелуй, Пит, — а могло бы произойти гораздо, гораздо больше, найди он верный подход. Питер очередной раз мотает головой, точно сломанная игрушка-болванчик, то отворачиваясь, то вновь оказываясь к нему лицом к лицу. — Так нельзя, — продолжает гнуть своё. — Это неправильно и вы — то есть мистер Старк — он бы никогда, ни за что в жизни… «О нет, он бы ещё как», — мысленно возражает ему Квентин. Что-то не похоже, чтобы Старк хоть раз себе в чём-то отказывал. А Питер чертовски, просто до невозможности соблазнительный. Можно побиться об заклад, Старк как минимум думал об этом раз-другой. — Неужели ты думаешь, он бы не дал тебе чего угодно, в чём бы ты по-настоящему нуждался? — произносит он вместо этого, и Питер не выдерживает, капитулирует окончательно. Заваливается вперёд, жмётся к нему в полном отчаянии. Квентин гладит его по волосам, вплетает в них пальцы и совсем слегка оттягивает. «Будет забавно», — думает про себя с чувством глубокого удовлетворения. Питер приподнимает голову, ластится к его руке, и лицо у него такое открытое, такое беззащитное. Чертовски невинный. Квентин тихо вздыхает. Верно. Он играет роль, он ищет к мальцу подход — надо только ещё раз всё немного обдумать. Начать с чего-нибудь простого, сущей мелочи, чтобы не спугнуть. С чего-то такого, что по его разумению сделал бы сам Старк. Тони грёбаный Старк, вероятно, даже не стал бы так миндальничать, как придётся ему, но Питер будет ожидать именно этого. — Тише, — успокаивает он вполголоса, — всё хорошо, малыш, выдохни. Вот так, — добавляет он, — давай тебя вызволим из этого. Старк мог бы одним махом просто сорвать с Питера костюм — не исключено, что такая функция тоже имелась среди прочих — однако Квентин должен действовать постепенно. Он перехватывает Питера за руку, направляет к эмблеме паука у него на груди и нажимает на неё, припечатав его ладонь своей собственной. Костюм сей же миг делается свободнее, и Квентин помогает Питеру спустить верхнюю его часть до бёдер. Квентин пробегается ладонями по его груди, мысленно подмечая, что Питер чертовски хорошенький. У Старка прямо перед носом была такая возможность, а он её проморгал. Когда он задевает пальцами соски, Питер поскуливает, и тогда Квентин с уже бо́льшим нажимом проводит по одному из них ногтем. — Ты просто бесподобен. Как сон наяву, малыш. — Мистер Старк, — лепечет Питер, отчаянно краснея. — Я… Но Квентин не позволяет ему закончить, прерывая поцелуем. После этого даёт отстраниться совсем чуть-чуть и говорит: — Можешь звать меня Тони, малыш. Питер таращится на него расширенными глазами, явно ошеломлённый этой малостью. Квентин прищуривается. Он уверен, что сможет скопировать эту фирменную ухмылку Тони Старка, говорящую «приди за мной, я бросаю тебе вызов». Предприняв такую попытку, он заглядывает мальчику в глаза и говорит: — Ну же, Питер, произнеси моё имя. Срабатывает идеально: Питер судорожно заглатывает воздух и на выдохе выговаривает: — Тони, — его пробирает дрожь, он притискивается ближе и повторяет: — Тони, — и снова: — о боже, Тони, Тони, Тони. «Ну, вот вам и слабое место, — думает Квентин, — какая прелесть. Из-за такой ерунды уже разомлел, ну надо же». — Да, — говорит он, — вот так, превосходно. Питер тянется к его рубашке, вытаскивая её из штанов, но проклятье, только не так быстро, Квентин ещё не успел обдумать, как должен выглядеть Старковский торс после ранения и операции, а уж эту свою часть тела Старк скрывал тщательнее, чем что-либо. «Время отвлекающего манёвра», — думает он и даёт Питеру расстегнуть лишь пару-тройку верхних пуговиц рубашки, после чего вновь кладёт руки ему на бёдра. Совсем ни к чему давать мальчишке возможность шанс подумать ещё раз и испугаться, соскочить. Подцепив большими пальцами ткань костюма, он стягивает его ещё пониже, до самых тазобедренных суставов, открывая вид на паховые волоски и кожицу члена. Питер резко вдыхает, когда Квентин протягивает туда руку и без нажима, плавно гладит по всей длине. Не отпуская, другой рукой тянет вниз костюм, полностью высвобождая член, и тот колышется между ними. Отпускает эластичную ткань костюма, и та, повинуясь силе упругости, возвращается в исходное положение, натягиваясь прямо под основанием члена, отчего Питер пронзительно вскрикивает и дёргается вперёд, сидя у него на коленях. — Ну вот, детка, так-то лучше? Питер согласно кивает, сильнее впиваясь в спинку дивана. — Посмотри на себя, — мурлыкает Квентин, бросая взгляд вниз и поглаживая его член кончиками пальцев. — Такой нетерпеливый, уже весь готов. Хотелось этого, да, маленький? Вот мне — да, — добавляет он, и Питер закрывает глаза, шепча: — Пожалуйста, прошу, мистер Старк-… — А-а, — прерывает его Квентин, убирая руку. — Тони, — спешно поправляется Питер. — В смысле, пожалуйста, Тони, ну пожалуйста, я так сильно этого хотел, — под конец голос в очередной раз надламывается. Чёрт подери, ну разумеется, с этого мелкого станется разреветься прямо во время секса. В этом случае все планы слетят коту под хвост, кроме шуток. Квентин обхватывает его член всей рукой, крепко и как надо, заставив мальчику застонать и толкнуться ему в ладонь. — Ах, — у Питера перехватывает дыхание. — О боже, это… Квентин дарит ему ещё одну ласку, а потом произносит низким голосом, с тенью улыбки: — Не поможешь мне, малыш? — Что я могу сделать? — тотчас отзывается мальчика с явным рвением. — Чего бы вы хотели? Квентин направляет его руку вниз и кладёт на собственный напряжённо встопорщенный пах. Большего и не требуется даже говорить, Питер уже возится с пуговицей и молнией ширинки, чтобы дать свободу и его возбуждению. Квентин несдержанно шипит, когда мучительное натяжение ткани пропадает, и вздрагивает оттого, как Питер нерешительно проводит пальцами по всей длине. — Блять, малыш, — он не уверен, что сейчас попадает в роль, но это не волнует. — Ох, дьявол, да. Он чуть сползает вниз, при этом Питер ещё больше наваливается на него, и их члены гладко скользят друг о друга, потому что Питер уже весь течёт. Квентин усиливает трение, отчего мальчишка тихонько, сдавленно скулит. Интересно, Питер издаёт такие же звуки, когда мастурбирует, безуспешно стараясь сдерживаться от стонов? Возможно, при этом даже думает о Старке. — Не стесняйся, — предлагает Квентин, — не сдерживай голос. Питер поднимает на него огромные глаза. — Да кто услышит? — хмыкает Квентин и добавляет: — И кто меня остановит? Питер реагирует на это уже более громким прерывистым стоном, срываясь на визг, когда Квентин берёт оба их члена в руку, усиливая нажим. У мальчишки достоинство покороче, но потолще, приятной тяжестью лежит в ладони, так идеально придавливая нижнюю поверхность собственного члена. Квентин ласкает их оба, сильно и достаточно быстро, а Питер бьётся и извивается, всё чаще и громче стеная, задыхаясь и поскуливая. Квентин ощущает, как чужой член подёргивается в руке, так сильно и так близко, значит, мальчишка продержится совсем недолго, проклятье. Он несколько замедляет движения, ослабляя хватку на члене Питера, тогда как на собственный сильнее надавливает большим пальцем, так идеально, и смотрит на Питера, упивается им, таким распутным и непорочным, и этот мальчишка весь его, Квентина, не Тони Старка, пропади он пропадом, а его. — Скажи мне, Питер, об этом ты мечтал и наделялся? — Да, — всхлипывает тот, — да, да, так хотел-… — Скажи, — повторяет Квентин, — открой мне все свои желания, сладкий, мне ты можешь всё рассказать. — Я хотел именно этого, — шёпотом сознаётся Питер. — Так хотел, хотел, чтобы вы трогали меня и обнимали, доводили до исступления, я хотел вам понравиться, чтобы вы простили меня и захотели оставить себе. — Он туго сглатывает, а Квентин думает, до чего же ему повезло урвать такой лакомый кусочек. Питер оставляет на его коже нежные покусывания, от этого почти голова идёт кругом, и Квентин принимается с бо́льшим напором ласкать их члены. — Я хотел сберечь себя для вас, — охрипшим голосом продолжает Питер. — Хотел, чтобы вы меня взяли, сделали меня своим, — на этом мальчишка судорожно дёргается, извергаясь тугой горячей струёй ему в руку и попадая на член, и зрелище выходит поистине бесподобным, просто изумительным: наблюдать, как Питер окончательно теряет самообладание и самого себя от наслаждения, потому что его сокровенное желание наконец-то исполнилось — и именно Квентин подарил ему такую возможность. Одной этой мысли Квентину оказывается достаточно, чтобы и самому получить разрядку, отчего рука на обоих членах сжимается почти до боли, заставляя Питера жалобно взвыть, а его самого — оцепенеть всем телом в оргазменном напряжении. Когда наконец-то удаётся вдохнуть, Питер повисает на нём тряпичной куклой. Вся кисть руки Квентина, а также его рубашка и грудь мальчишки покрыты липкой густой спермой. На миг он даже представляет себе, как уговаривает Питера вылизать ему руку от их общего семени. Фантазия, весьма похабная, так и остаётся фантазией, потому как в итоге он просто вытирает ладонь об диван, решив, что выбраться из-под пацана ему удастся ещё нескоро. — Ты был просто великолепен, — говорит он, и Питер, весь дрожа, силится прижаться ещё ближе, фу. — Само совершенство, даже лучше, чем я представлял, так хорош для меня, — при этих словах он ощущает, как у прижавшегося к его груди мальчишки перехватывает дыхание. — Никуда тебя не отпущу. — Да, — всё ещё в полузабытьи шепчет Питер, — да, да, пожалуйста, да. В такой позе они, пожалуй, долго не просидят. Хотя Питер совсем не горит желанием шевелиться, Квентин настаивает: — Пойдём, сладкий, на кровати будет гораздо удобнее. Ты ведь хочешь, правда? — Когда Питер подаёт лишь слабые признаки жизни, Квентин добавляет в надутой Старковской манере: — Не могу я так долго сидеть, моя бедная тушка для этого не годится. После этих слов мальчик по крайней мере предпринимает попытку подняться, хотя в нынешнем его состоянии проку с этого немного. Мальчишка на заплетающихся ногах ползёт к кровати, Квентин следует за ним. Питер окончательно сбрасывает с себя костюм и распластывается на постели, лицом вниз. С мелодраматизмом перебор, честное слово. Квентин переворачивает его на спину, бегло оглаживая мальчишеские ноги. Ох, это было бы великолепно: поиметь его прямо сейчас, придавить к постели, согнуть пополам и выебать из него остатки здравого смысла. Великолепно, просто идеально. Квентин вздыхает. Иной раз кажется, что ему просто не суждено хотя бы изредка получать желаемое. Потому что во всей этой свистопляске имеется чертовски важный пункт, а именно — заполучить Эдит. Зарекомендовать себя перед Питером как надёжную замену Тони Старку — как будто он уже не находился на низком старте для этой роли, чёрт подери — и притом единственно достойную замену. Чтобы пацан разглядел в нём кого-то ответственного, кого-то умного, кого-то, кому не всё равно. Кого-то, кому не наплевать лично на Питера, хотя это такой себе критерий, но подростки есть подростки, что с них взять. — Эй, ты всё ещё со мной, Питер? — Мальчишка отвечает медленным кивком, не открывая глаз. — Ты в порядке? Всё хорошо? Ничего не болит? Питер отзывается коротким глухим мычанием, и Квентин подавляет желание рассмеяться. — Ну же, солнышко, используй слова. Поговори со мной. Питер шумно вздыхает и всё-таки открывает глаза, хлопая ресницами. — Мне так хорошо, — признаётся он очень тихо. — Просто потрясающе, и я не хочу, чтобы это кончалось. — Так и необязательно всё заканчивать, — отвечает ему Квентин — Тони — и в общем-то не лукавит. Перспектива, если подумать, не самая дурная: наведываться к Питеру время от времени, надевать личину, чтобы иметь возможность трахать этого сладкого юнца, смотреть, как тот теряет себя и открывает все свои уязвимые места, да ещё и благодарит Квентина за это. О, дааа. — Даже не знаю, — с сомнением протягивает Питер, мозги у него явно встают на место, а это Квентину сейчас совершенно ни к чему. — Тшш, — прерывает он, — ни о чём не думай, — протягивает руку и прижимает большим пальцем нижнюю губу мальчика, покрасневшую и влажную. — Начнёшь думать, накрутишь себя и станешь сомневаться во всём на свете, а я только-только до тебя дорвался. Ресницы Питера, затрепетав, опускаются, рваное дыхание бьётся Квентину в ладонь. Завозившись, мальчишка укладывается обратно на постель. У него уже снова наполовину стоит, и тут Квентин не взялся бы утверждать, связано ли это с нормальной подростковой физиологией или же с суперсилой. Не исключено, что и с восхитительной комбинацией этих двух факторов. Что до Квентина, то у него повторным возбуждением пока ещё и не пахнет. «Интересно, а как бы Старк поступил», — и ради всего сущего, пусть ему никогда в жизни больше не придётся повторять эту мысль. Гораздо важнее — как заставить Питера в наибольшей степени почувствовать себя обязанным и заинтересованным? Какова главная особенность в его тайне, его сокровенных маленьких фантазиях? Хммм. Квентин облизывает губы, обдумывая возникшее предположение, и когда у Питера, зацепившегося взглядом за его рот, приоткрываются собственные губы, Квентин уже точно знает, что не просчитался. «В яблочко, — мысленно отмечает он. — О да, тебе бы этого хотелось, не так ли? Всего разочек побыть ведущим». Маленький извращенец. Он ухмыляется и говорит: — Я думаю, тебе понравится, малыш, — и с этими словами отодвигается к изножью кровати, оказываясь лицом аккурат напротив члена Питера. — Погодите, — спохватывается тот, — что вы собираетесь де-… — его голос, повышавшийся с каждым словом, в итоге взлетает на тонкий вскрик, когда Квентин берёт его член в рот. — О боже, — частит Питер, — о чёрт, Тони, Тони, о господи… «О да, — думает Квентин, — так и знал, что вот это будет в самый раз, карапуз. Ты небось целую вечность об этом мечтал». Не сказать чтобы минет относился к числу его любимых постельных развлечений — шибко много внимания и осторожности требуется, да и опрятным и приятным это дело не назовёшь. Абсолютно безболезненным это занятие никогда не было, а он этого совсем не любит. Однако сейчас совсем другой случай: так он сможет быстро заставить Питера кончить и вдобавок исполнит одну из самых больших его хотелок, заставив окончательно потерять голову. Вдобавок не придётся больше думать обо всякой чуши, дескать, Питер же такой хороший мальчик. Оно того стоит. Между тем Питер и не думает затыкаться, заливаясь стонами и невнятным лепетом, и всё умоляет: ещё-ещё-ещё, Тони... А потом наконец-то кончает, недостаточно быстро на взгляд Квентина, и после этого мужчина незаметно сплёвывает горькую сперму, брезгливо мечтая прополоскать рот и чего-нибудь попить. Питер тем временем лежит с отсутствующим видом, как будто выпал куда-то в параллельную вселенную, а оставлять его подобном состоянии, пожалуй, рискованно. Пока мальчишка не открыл глаза, Квентин сбрасывает иллюзию, тратит ещё несколько секунд на то, чтобы окончательно раздеться, отбросив штаны и стянув рубашку через голову, после чего подбирается ближе к изголовью, укладываясь рядом с пацаном. Питер вздыхает и устраивается у него под боком, тычась носом в обнажённую кожу, и выглядит совершенно обмякшим и довольным жизнью. Изумительно тёплый и вообще-то весьма приятный, мягкой тяжестью лежащий у него в объятиях. Мальчик явно начинает засыпать, а это совсем нежелательно, ведь спектакль должен продолжаться. — Эй, — окликает Квентин. — Только не засни на мне, Питер, ну же, солнышко. Питер шумно вздыхает, протестующе сворачиваясь в клубочек и при этом утыкаясь коленками Квентину в живот. Мужчина тоже вздыхает, но решается-таки дать ему небольшую передышку, лаская паренька по волосам и не возражая против того, чтобы тот прикасался к нему в ответ. Когда мальчишка наконец распрямляется, становится виден яркий-преяркий румянец на его лице. — Эм, — мнётся он. — Ну, спасибо вам, мистер Бек. Н-наверное… — Наверное, значит? — Квентин возводит одну бровь. — Нет, я в том смысле, что… — Питер отворачивается, силясь спрятать пылающее лицо в постельном белье. — Большое спасибо за всё, что вы сделали, это было потрясающе, я просто… Квентин проводит рукой по оставшейся на виду части мальчишеского лица. Приходится держать в узде своё раздражение, ведь он до сих пор не заполучил очки и вообще ничего не выиграл от сегодняшней ночи, за исключением некоторого материала для шантажа. — «Просто» что, Питер? — интересуется он ласково. — Ну, если откровенно, это всё ведь ненормально. То, что я… что мне этого хотелось. С ним. До того хотелось, что я даже согласился сделать это понарошку. Господи какой кошмар, это же так аморально, скажете нет? — О, милый, — мягко обрывает его Квентин. Этот ребёнок мало того что извращенец, так ещё и готов сам себя сожрать с потрохами за это. — И вовсе не кошмар. Вообще-то я позволю себе утверждать, что это вполне нормально. — Что? — Питер даже поворачивается к нему лицом, полным недоверия. — Я не про своё великолепное попадание в образ, конечно. А про то, что тебе этого хотелось. Про желание к человеку, который так много для тебя значил. Как по мне, так это вполне себе естественная реакция. Питер явно ошарашен. — Вы правда так считаете? — переспрашивает он нетвёрдым голосом. — Безусловно, — кивает Квентин. — Ты особенный во множестве смыслов, но этот не из их числа. — При этих словах Питера разбирает от безудержного смеха. — Надеюсь, это помогло, — прибавляет Квентин. Чёрт, да этот мелкий на коленях его благодарить должен за то, что не пришлось убеждать его, что он не какой-то фрик. А на самом-то деле как раз наоборот. — Пожалуй, что да, — подтверждает Питер, опуская глаза. — Спасибо вам большое. «Так-то лучше». — Хочу немного привести себя в порядок, — сообщает Квентин. — Душ приму, пожалуй. — Дождёшься меня? — Да, — соглашается мальчик, и Квентин поднимается с постели, направляясь в ванную. Отлично, он совсем близко к цели. Мир был бы куда проще, если бы заставить детей передумать было плёвым делом. В его случае нерешительность Питера одновременно и играла ему на руку, и служила препятствием. Квентин стискивает зубы от досады, когда на него обрушивается поток горячей воды. Главное не забывать об осторожности: неизвестно, насколько сильно можно надавить на Питера. А ему позарез нужны эти грёбаные очки. Когда он возвращается из душа в одном лишь полотенце, повязанном вокруг бёдер, малец всё так и лежит на кровати, пялясь в потолок. — Эй, Питер, — окликает его Квентин. Мальчишка садится, заглядывает ему в глаза и протягивает руку. А в ней очки. — Я думаю, вам лучше взять их себе, — говорит он, и Квентин способен только прокричать мысленно: «Да, чёрт побери!» — Что? — переспрашивает он с деланным недоумением. — Питер… Мальчишка перебивает его: — Я всего лишь ребёнок. И ничего не понимаю ни в лидерстве, ни в тактике, а о том, чтобы изобретать что-то не хуже, чем мистер Старк, могу только мечтать. У меня практически нет реального опыта — всё происходило со мной либо по случайности, либо по ошибке, а чаще всего по моей собственной вине, и в итоге страдало куда больше людей, чем если бы я вообще ничего не делал. Я, может, и умный, но наличие мозгов автоматически не делает кого-то правильным или хорошим, — Питер опускает глаза. — Я всего лишь парень по соседству, высматривающий людей на улице. И не готов к проблемам помасштабнее. Но от этого они никуда не деваются, кому-то придётся их решать, и нет времени ждать, пока я подрасту, — он делает паузу и глубокий вдох. — Вот я и подумал, что будет лучше, если эти очки останутся у вас. Квентин садится на кровать рядом с ним. Желание тотчас выхватить очки непреодолимо. — Не буду спрашивать, уверен ли ты в своём решении. Особенно после всего, что было, — при этих его словах Питер немного нервно улыбается. — Но ты точно этого хочешь? Ведь Тони оставил их тебе. — Мистер Старк доверил мне принимать правильные решения, — отвечает Питер. — И возможно, он и не ждал, что именно я буду спасать мир. А может, и ждал, но этого уже никто не узнает. Я могу отталкиваться только от своих предположений насчёт того, чего он хотел, и думаю… — Питер колеблется, затем берёт волю в кулак. — Он всегда хотел, чтобы я поступал правильно, но вместе с тем хотел дать мне шанс побыть обычным подростком. Он часто говорил, как сожалеет, что втянул меня в это всё: с Германией, с космосом и так далее. И не важно, сколько раз я ему говорил, что это не так и что никуда он меня не втягивал. Поэтому я уверен, он бы точно не хотел, чтобы я чувствовал себя загнанным в угол. Питер поднимает очки, вновь предлагая их взять. — Честно говоря, я уже назначил вас пользователем. Так что, эм, если вы не хотите их брать, вам придётся переназначить их снова на меня. Квентин демонстративно колеблется. Туго сглатывает, изо всех сил сдерживая победоносную улыбку. — Хорошо, Питер, я тебя услышал. И всё понимаю, — с этими словами он медленно протягивает руку и берёт очки, силясь игнорировать торжествующую дрожь, когда наконец-то прикасается к ним. — Даже не знаю, следует ли мне тебя благодарить, — «да да да!» — потому что ты правильно сказал, это огромная ответственность. Я даже нервничаю. Питер улыбается ему, так чертовски невинно, и так глупо. — Вы отлично справитесь. Я в вас верю. — Спасибо, — отвечает Квентин. — Ты просто нечто, малыш. Изнутри его просто распирает от ликования и довольства, наконец-то, наконец-то! Он надевает очки, и Эдит отдаёт ему приветствие. Квентин переводит взгляд на Питера. — Ну, что думаешь? Питер таращится на него во все глаза, в лице ни кровинки. — Потрясающе, — наконец-то выдаёт он. — Они будто созданы специально для вас. Квентин поворачивает голову и смотрится в зеркало в полуметре от кровати. Проклятье, да он же… ну просто вылитый Тони Старк. Вот что, первым же делом надо будет переделать Эдит во что-то другое. Он поворачивается обратно к Питеру, который не сводит с него глаз. — И правда, смотрится неплохо, малыш, — и наклоняется за последним поцелуем, пока не придумал предлог, чтобы уйти. Мальчишка под ним такой тёплый и доступный, такой страстный, целуется больше с энтузиазмом, чем с умением, и Квентин не уверен, как поступить дальше. Желаемое он заполучил, и спешить больше некуда. Возможно, он сможет получить небольшое вознаграждение, насладиться Питером за свои труды. — Ещё раз на дорожку? — вполголоса предлагает он, и Питер заливается маковым цветом. — Окей, — отзывается шёпотом, — да. Квентин награждает его улыбкой и начинает уже вводить нужные команды, чтобы вновь принять обличье Старка, как вдруг Питер его останавливает: — Подождите. Вам не… не нужно. Эм. Я хочу видеть вас. Квентин застывает, вскинув голову. «Любопытно». — Как пожелаешь, Питер. Я не против. Он чуть кривится, когда Питер берётся за очки. — Снимите их, я хочу вас видеть. И Квентин думает, что такое поведение вполне объяснимо. Малец хочет отвлечься от воспоминаний о том, что они делали раньше, хочет запомнить секс с кем-то другим. Квентин поглаживает большим пальцем его подбородок. — Ну, хорошо, — с этим он осторожно снимает очки и так же осторожно откладывает на тумбочку, чтобы иметь возможность их видеть, смотреть на них. Осторожно. После этого склоняет голову набок, чтобы поцеловать Питера в шею, в плечо — дьявол, как же хочется всадить зубы и узнать, через сколько времени укус исчезнет — и Питер скороговоркой выпаливает: — Ну, если можно всё, что пожелаю, тогда как насчёт… ээ, если вы не против… «Ну до чего же робкий попался», — думает про себя Квентин со вздохом и отзывается вопросительным мычанием в плечо мальчишке. — Вы меня трахнете? — единым духом выдаёт Питер, отчего слова сливаются воедино, и Квентин и не сразу осознаёт, что именно тот сказал. А когда понимает, то замирает в полном изумлении. — Чёрт, малыш, — честное слово, даже он подобного не ожидал, но вспыхнувшему в голове образу того, как Питер лежит, подмятый под него, принимает его член и стонами просит ещё, невозможно сопротивляться. — Да, да, это можно, — с этими словами он поворачивает голову и прикладывается поцелуем к углу мальчишеской челюсти. Уходит пара мгновений на то, чтобы прогнать соблазнительную картинку из головы, поскольку: — У тебя же это впервые, так? Питер кивает утвердительно. Так и есть. Что ж. — Хорошо, маленький, предоставь это мне. — Он садится ровно и отодвигается, прислоняясь спиной к изголовью и жестом подманивая: — Иди ко мне, Пит. Пацан мнётся и краснеет, жутко нервничая, когда подползает к нему и, стоя на коленях, замирает, как будто не знает, что делать дальше. Хотя член у него уже в состоянии полуготовности. Квентин протягивает руку и постукивает его по коленке. — Давай, как раньше. Оседлай меня. — И мальчик покорно забирается к нему на колени. — Вот так, — Квентин поощрительно гладит его по спине, привлекая ближе. Сам он пока что не сильно возбудился, но что-то подсказывает, что к тому моменту, когда он закончит подготавливать Питера, переживать уже будет не о чем. Он укладывает мальчишку на себя, взявшись руками за его талию, однако тот начинает слегка елозить, стремясь не наваливаться всем весом. — Сладкий, ты же совсем пушинка, не переживай, — Квентин сильнее тянет его на себя. Подцепляет за подбородок и целует, плавно сводя неловкость и нервозность к чему-то более приятному. Он уже чувствует, как член Питера постукивается о его живот и как парень при этом вздрагивает. На тумбочке лежит лубрикант, оставшийся там ещё с прошлой ночи, когда Квентин ублажал сам себя. Выпростав руку, он подхватывает тюбик и открывает крышечку. Мальчишка наблюдает за его действиями, покусывая губу. А когда Квентин начинает медленно погружать в него один палец — заходится дрожью, издавая эти восхитительные стоны с придыханием и сжимаясь внутри. Квентин кладёт одну руку ему на загривок, вплетая пальцы в волосы и притягивая его голову чуть ниже, пока Питер не утыкается ему в сгиб шеи, овевая кожу прерывистым жарким дыханием. — Плохо? — интересуется Квентин, бережно двигая пальцем. Питер чуть мотает головой. — Просто странно. Очень сильно непривычно. Квентин отзывается понимающим мычанием, приподнимает голову и проводит языком по его шее. — Это нормально. Станет лучше, обещаю. Он с осторожностью и даже с какой-то сопливой нежностью растягивает Питера, не позволяя себе ускориться. «Девственник, вне всяких сомнений», — решает он, испытывая от этой мысли глубочайшее удовлетворение. Он не прекращает отвлекающего манёвра в виде поцелуев и легчайших покусываний, от которых даже у человека без сверхспособностей едва ли остались бы следы. Нельзя позволять себе более сильных укусов, иначе он уже просто не сможет остановиться. Питер потихоньку расслабляется, начинает охать и стонать, а также сам чуть заметно подаётся на его пальцы. Вообще говоря, Квентину следовало бы проявить большее терпение в этом деле, но и трёх пальцев достаточно, даже более чем, и у него самого уже каменный стояк, упирающийся Питеру в промежность и прижатый ею. — Хорошо, солнышко, — с этим он вынимает пальцы. — Теперь дело за тобой. Питер приподнимается, опершись руками о его плечи, и в этот момент он просто до невозможности хорошенький, весь разрумянившийся и одуревший, с растрёпанными волосами и покрасневшей нижней губой, потому как ещё недавно он вымещал на ней свою тревожность. Член Квентина, получив свободу, вздыбливается и постукивает Питера по заднице. Мальчишка глядит на него расширенными глазами сверху вниз. Тогда Квентин кладёт ладони ему на ягодицы, раздвигая их в стороны, раскрывая. — Медленно, — инструктирует он, — вот так, — и направляет вниз, пока головка его члена не упирается в тугой сфинктер. Немного подвигав Питера за бёдра, Квентин опускает его на себя, всё глубже и глубже, при этом сам сохраняет неподвижность. Дыхание у Питера сбивается и застревает в горле, глаза расширяются пуще прежнего, он пялится на мужчину пойманным в капкан зверем, приоткрыв онемевший рот, и медленно, чертовски медленно насаживается на член, поглощая его тугим жаром своего тела. Приняв в себя член больше чем наполовину, Питер замирает, с трудом сглатывая и немного напрягаясь всем телом, потому как уже начал в полной мере ощущать жжение от проникновения. Квентин даёт ему небольшую передышку, но, разумеется, не собирается позволить остановиться вовсе. Он совершает микротолчок вверх, и Питер поражённо охает, в свою очередь подмахивая навстречу. — О да, вот так, — поощряет его Квентин, — молодец, — а большего Питеру, как видно, и не требуется. Достаточно сказать, какой он молодец и как правильно всё делает, самых крох похвалы достаточно — и вот уже малец сам глубже насаживается на член с удвоенным усилием. Питер принимает его целиком, позволяя тандему своего веса и гравитации довести дело до ума, и вот уже член Квентина находится в нём до упора. Блаженство. Мальчишка весь скован, даже подрагивает от мышечного напряжения, дышит поверхностно и учащённо. Хватил лишнего, чересчур поторопился, и Квентин ему это позволил. Не шибко умно, но Квентин даёт себе насладиться моментом, в котором Питер дрожит на его члене, мучается, борется с побуждением собственного тела соскочить и старается быть хорошим мальчиком, невзирая на разрывающую боль. А Квентин ждёт, выжидает, упивается происходящим, наблюдая за Питером сквозь полуопущенные ресницы. Ждёт, как бы сильно ни хотелось оттрахать Питера без жалости, схватить, вздёрнуть вверх и тут же нанизать на свой член, опрокинуть на спину и выебать, грубо и быстро, так чтобы мальчишка бился под ним, дрожал и плакал, но не стал бы вырываться, ведь он так жаждет быть хорошим. Ждёт, пока Питер, так отчаянно жаждущий быть хорошим, делает глубокий вдох и сам начинает двигаться, подпрыгивая, словно на верховой прогулке. Квентин вновь накрывает ладонями его колени. — Эй, притормози. Незачем так спешить, солнышко, — он проводит руками до бёдер и добирается до талии, чтобы придержать мальчика на месте. — Необязательно должно быть больно, Питер. Тот кивает, опуская голову так низко, словно смущён и пристыжен. К этому моменту член у него уже заметно обмяк, от недавнего возбуждения почти ничего не осталось. Квентин ласково оглаживает его бока, сперва вверх, потом вниз, успокаивает, как только умеет, снова и снова. В конечном итоге Питер действительно начинает расслабляться, выравнивая дыхание и вновь опускаясь на Квентина почти всем весом. — Вот так, — подбадривает его мужчина, возвращая руки на бёдра и начинает ими двигать, не вверх или вниз, а небольшими кругами, медленно сводя их вместе. — О, — вдруг поражённо выдыхает Питер, сжимая его внутри, однако уже не напрягаясь. — Ох, это… неплохо. — Думаю, у нас получится лучше, чем просто неплохо, — заявляет Квентин и продолжает эти томительные круговые движения, до тех пор пока Питер не подхватывает инициативу. — Попробуй вот так, — он на мгновение останавливает движения Питера и добавляет к ним небольшое кручение, теперь двигая его бёдрами по типу восьмёрки. Питер закрывает глаза и запрокидывает голову, с лёгкостью подхватывая заданный темп. — Ух ты, — выдыхает он на шёпоте, — вот сейчас очень круто. Квентин подаётся вперёд, буквально чуть-чуть, и едва ощутимо прихватывает зубами мальчишескую шею. — Продолжай в том же духе, — поощряет он. — Просто превосходно, — при этих словах Питер конвульсивно вздрагивает, на что Квентин мысленно ухмыляется. — О да, детка, — добавляет он, — всё правильно, ты так хорош для меня. — В-вам не обязательно это продолжать, — сбивчиво выговаривает Питер. — Говорить, как мистер Старк, и всё такое. Не нужно притворяться. — Питер, — Квентин вдруг не без удивления осознаёт, что сейчас скажет чистую правду. — Сейчас я ни в чём не притворяюсь. На это Питер отзывается душещипательным стоном и с силой насаживается на его член, при этом у него самого уже стоит колом. Снова и снова, а когда Квентин начинает осторожно толкаться в него, буквально по чуть-чуть, Питер принимается ему подмахивать, то поднимаясь, то опускаясь, слегка приподнимая бёдра прежде чем очередной раз целиком принять в себя член. — Так держать, — Квентин ласково обхватывает его обеими руками за голову, привлекает к себе и целует, и Питер вцепляется ему в плечи и выдыхает в рот, когда мужчина начинает двигаться синхронно с ним, из-за чего теперь малейшее поступательно-возвратное движение ощущается гораздо острее. — О боже, Питер, — выдыхает он. — Ты так хорош, просто мечта, сладкий. — При этом Питер закрывает глаза, а Квентин свои закатывает. — Ты молодец, — прибавляет он, призывая всё своё терпение. — Хороший мальчик, само совершенство, о да. Питер издаёт тоненький стон в ответ и начинает двигаться на члене с ещё большим усердием. Квентин чувствует, что тот уже на грани, и предвкушает знатное развлечение, если всё сделать правильно. Он кладёт ладони Питеру повыше бёдер и слегка наклоняет его вперёд, после чего ещё немного, и когда Питер в следующий раз нанизывается на его член, то с поражённым вздохом, после которого воздух больше не проходит в горло, замирает. — Что, — мальчишеский голос подскакивает на пронзительную октаву. — Что это… ох, пожалуйста, сделайте так ещё раз. Квентин одаривает Питера широкой улыбкой, надеясь, что она не вышла слишком уж самодовольной, и входит в него наконец-то под правильным углом, проезжаясь по простате. — О Господи! — восклицает Питер и с силой, лихорадочно толкается ему навстречу, не выдерживая никакого ритма в отчаянном стремлении вновь и вновь испытывать новое ощущение. — Давай, Питер, — мурлыкает Квентин, — давай, мой сладкий, кончи ради меня, вот так, о да, ты молодец, продолжай, — и Питер томно стонет, движения его становятся совсем уж судорожными и хаотичными, а в следующий миг он кончает, мощно и беспорядочно, скрючившись в содрогающийся комок и прижавшись к мужчине. Квентин терпеливо выжидает, приобняв мальчишку, потому как если он будет участлив и заботлив, его ожидает кое-что получше. — А вы же не… вы всё ещё не кончили, — заторможенно бормочет мальчик. — Что-… — Думаешь, ты готов? — участливо интересуется Квентин. — Выдержишь? — в последнее слово он вкладывает как намёк на вызов, так и тень беспокойства. — Ага, — отвечает Питер, всё ещё не вполне вменяемый, — да, всё что пожелаете. — Ох, — произносит Квентин на выдохе, а про себя думает: «Вот именно этого, Питер, господи», — и вламывается в него, грубее чем прежде. Питер охает, как будто от удара, и стонет; его тело всё ещё обострённо чувствительное и обмякшее после оргазма. Но он позволяет делать собой всё что угодно, издавая при этом самые восхитительные звуки, столь отчаянные, слегка болезненные и гортанные, словно Квентин насильно выбивает их из него с каждым рывком, набирая всё более жёсткий и быстрый темп, и мальчишка стоически всё это терпит. Квентин решает в последний раз побаловать себя в качестве вознаграждения за своё нечеловеческое терпение: кончая, он наклоняется вперёд и с силой всаживает зубы в мальчишеское плечо, наполняя рот вкусом крови, отчего Питер жалостно завывает и один раз коротко, прерывисто всхлипывает. Через какое-то время, когда Квентин приходит в себя и уже в состоянии вновь исполнять роль Мистерио, он обхватывает Питера одной рукой за затылок и нежно привлекает в объятия. — С ума сойти, ты просто потрясающий, — шепчет на ушко, — самый лучший, как по мне. Однажды кому-то здорово с тобой повезёт. Мальчишку пробирает едва ощутимая дрожь, словно бы сил не осталось даже на полноценную реакцию. Квентин даёт ему немного очухаться, тем временем мысленно уже прикидывая оставшиеся на сегодня дела. К счастью, мальчишка сам оживает до того, как у Квентина заканчивается всякое терпение. Завозившись, Питер, отлепляется от него, и обмякший член выскальзывает из его тела. — Тебе лучше вернуться в свою гостиницу, пока друзья тебя не хватились. Питер потревоженно мычит, ворчит что-то себе под нос, но всё же слезает с его колен и встаёт с кровати. И тут же застывает с ошарашенным лицом. Квентина это веселит. — Ну да, это бывает, малыш. Питер кривит недовольную физиономию и, прихрамывая, уползает в ванную, и едва за ним закрывается дверь — Квентин подхватывает с тумбочки очки и надевает. — Эдит. — Да, Квентин? — Ты всё записала? — Да, Квентин. — Превосходно. Выдели Паркера и занеси всё в личный файл, с защитой паролем. Активировать только по моему голосу. — Вот эту симуляцию ему захочется воспроизводить снова и снова. — Да, Квентин. Похоже что Старковские ИскИны были поинтереснее, чем этот. Вскоре Питер покидает ванную. Квентин, расслабляющийся на кровати, наблюдает, как тот одевается. — У тебя доброе сердце, Питер, — произносит он. — Что бы ни случилось, помни об этом. Питер одаривает его робкой улыбкой. — Спасибо, мистер Бек. И, эм, спасибо за… ну, в общем, за всё. — На здоровье, — отвечает Квентин, ловя себя на поразительной мысли, что далеко не всё из сделанного сегодня было тягомотной рутиной во имя достижения цели. Кое-что действительно доставило ему неподдельное удовольствие. — Возможно, когда-нибудь мы будем вместе работать, — делится своей мыслью Питер, остановившись у окна. — Это вряд ли, малыш. — Питер ему улыбается. — Так или иначе, до встречи, — добавляет Квентин, и мальчишка исчезает в окне. Квентин какой-то миг вглядывается в опустевший ночной пейзаж на улице. Бедный ребёнок. Остаётся надеяться, что по ходу дела не придётся его убивать. — Эдит, — произносит он, — пора начинать, не так ли?