Подобно ворону, что гонится за бабочкой, Я найду тебя в небесах и сброшу на землю, Потому как тяжесть души моей грешной Опуститься на крылья твои трепещущие…
«Розовый… Какой отвратительный цвет!» Странно, почему сейчас его снедает именно эта мысль? Почему все его внимание сконцентрировано на огромном пятне мутно-розового цвета, что неровно расползлось по серой поверхности асфальта, словно нарисованный краской стоп-сигнал? Никаких эмоций. Никаких чувств. Впрочем, что здесь может быть необычного? Он никогда не отличался чувствительностью, а сейчас истерика и подавно была ни к чему. Однако странное оцепенение, охватившее его тело подобно металлическим тискам, никак не хотело проходить, заставляя тупо уставиться на тошнотворно-розовое пятно, оставшееся после наскоро вытертой крови. Всего час назад здесь лежало тело… Нет, это был уже не человек, всего лишь тело. Без души, без кислорода, заставлявшего подниматься грудную клетку, даже без крови, ведь она тоже покинула свой сосуд. Наверное, оно было бледным и холодным... Жаль, но он приехал слишком поздно, и машина скорой помощи уже увезла свидетельство недавней трагедии. А завтра утром уборщики уничтожат и этот след, избавив случайных прохожих от нервного потрясения при мысли о том, что у них под ногами лежал мертвец. Смешно, но он всегда представлял себе это несколько иначе. Где ограждающая лента ярко-желтого цвета? Где нарисованный белой краской след, очерчивающий положение тела погибшего? Где толпа любопытных зевак, наперебой рассказывающих друг другу подробности произошедшего на их глазах печального события? Вероятно, подобное происходит исключительно в кинофильмах, где людей действительно заботят чужие проблемы и окружающий их мир. К счастью, в реальной жизни мировосприятие людей гораздо уже, чем это описывают режиссеры и сценаристы. Саске тяжело вздохнул, с немалым удивлением обнаружив, что это далось ему не так уж и просто. Грудная клетка едва приподнялась, будто стиснутая жестким корсетом, и ему внезапно стало трудно дышать. Легкие словно склеились, упрямо мешая потокам спасительного кислорода проникнуть внутрь его тела, а голова взорвалась фейерверком пульсирующей боли, вынуждая молодого человека запустить длинные пальцы в блестящую черную шевелюру. Удушающая тяжесть, казалось, расползалась по всему телу, с невыносимой жестокостью захватывая в плен и его горло. Даже если бы он хотел закричать и позвать на никогда не требующуюся ему помощь, то у него бы это вряд ли получилось, и Саске в ужасе уставился на свое размытое отражение в блестящей поверхности витрины небольшого магазинчика по ту сторону дороги. Его горло судорожно сжималось, как если бы кто-то преисполнился идеей вдавить его адамово яблоко внутрь шеи, а тело постепенно наливалось свинцом. Предательская слабость в коленях каменным молотом выбила из них последние силы, вынуждая против воли упасть на твердую асфальтную поверхность. Сам не осознавая, что делает, Саске беспомощно опустил руки и словно сумасшедший стал скрести тонкими пальцами по шершавой дорожке, загоняя под ногти крупинки окровавленного песка*. И только теперь ему стало абсолютно безразлично, что подумают о нем редкие прохожие, что суетливо сновали по улице, спеша побыстрее добраться до дома в столь поздний час. Безразлично, что сейчас он действовал против собственных убеждений, против своего характера, своей натуры. Конечно, потом он будет ненавидеть себя, ненавидеть за проявленную слабость. Но это будет потом. А сейчас, судорожно гладя асфальтную поверхность, не замечая, что сдирает с пальцев верхний слой кожи, он просто даст волю тому, что так усердно прятал в глубине своего сердца все это время. И размазывая по дороге сочащуюся из образовавшихся ран кровь, словно закрашивая мутно-розовый след новым слоем красной краски, он наконец-то дал выход переполнявшим его эмоциям. И застонав словно раненное животное, с ужасом всматриваясь в устрашающее доказательство её смерти, Саске заплакал. Второй раз за всю жизнь он позволил предательской слезе проложить мокрую дорожку на своем обычно хладнокровном лице, дорожку, что словно выжженное раскаленным железом клеймо он будет носить до последнего дня своей никчемной жизни. ***Несколькими месяцами ранее.
- Потрясающе! Да! Просто восхитительно! А теперь развернись немного вправо! Да, вот так! Поднеси руку к лицу! О-отлично!! Вспышка… Вспышка… Многочисленные вспышки фотокамеры и противный писклявый голос фотографа–гея. Отвратительно яркий свет ламп и наигранно томный взгляд модели. Как же это все его достало! Будь он слабее, то давно бы сдался, стал бы жить как раньше и, кто знает, возможно, в один день встретил бы кого-нибудь… Однако он, как никто другой, понимал, что слово «слабость» абсолютно к нему неприменимо. Саске не собирался отступать, особенно сейчас, когда он так близко к своей цели. Еще пара кадров, пара льстивых фраз от его коллеги, и появится она. Она пройдет мимо, словно некое чудо природы, оставив за собой невидимую ленту аромата цветочных духов, встанет в центре приготовленной для ее фотосессии площадки, одарит присутствующих холодным взглядом превосходства и начнет играть свою роль. Она была прекрасной актрисой! Ужасно правдоподобной и чудовищно красивой. Не удивительно, что даже его брат не смог устоять перед ней… Что ж, на том свете он наверняка не раз пожалел об этом. - Ино, выходи, дорогуша! Теперь твоя очередь! - Какого черта?! Почему моя фотосессия в один день с этой лобастой? Просто безобразие! Если подобное еще раз повторится, можете забыть о продлении контракта! Возмущенный, обиженный голос из гримерки скорее рассмешил, нежели напугал. Взаимная нелюбовь светловолосой звезды подиумов и начинающей эпатажной модельки была хорошо всем известна, а потому подобные угрозы уже давно перестали удивлять. Минутная заминка, и вот в дверях студии, облаченная в белое платье из тончайшего шифона, появилась она. Воздушная, словно облако, восхитительная, словно небо, прекрасная, как русалка, и ранимая, как младенец… Да, так бы сказал кто угодно.., кто угодно, кроме него. Удивительно, как люди не замечают очевидного под маской искусственно созданной красоты? Убрать это платье, стереть идеально нанесенный макияж, забыть о том, кем она является, и просто посмотреть в эти холодные голубые глаза. От богини не останется и следа, а на ее месте внезапно обнаружат дорогую фарфоровую куклу. Но как бы ни была высока ее цена, кукла останется куклой, а их не ставят на пьедестал. Отточенной походкой профессиональной модели она легко всходит на площадку, осторожно забирается в искусно сплетенное птичье гнездо радиусом в полтора метра и терпеливо ждет, пока ассистенты аккуратно вплетут длинные пряди пышных волос в хитросплетение тонких веток. А потом, невинно прикрыв глаза, она медленно приподнимает голову, позволяя парящим в воздухе перьям мягко окутать свое идеальное тело. Вспышка… Вспышка… - Восхитительно! С этим он не мог поспорить, как бы сам того ни хотел. Единственный раз за все время работы с этим любителем сладких мальчиков Саске был с ним полностью согласен. Фарфоровая кукла по имени Ино была восхитительно красива! Убийственно красива… - А теперь развернись, дорогуша! Покажи нам свой потрясающий профиль! Легкий кивок головой, и девушка послушно отворачивается от объектива, предоставляя Саске прекрасную возможность разглядеть мельчайшие детали своего лица. Какая ирония! Теперь уже она смотрит на него, тогда как он вовсю пытается позировать, стараясь не показать ни капли переполнявшего его волнения. Ино смотрела в его сторону, но не видела его, ведь для такого профессионала как она он – всего лишь очередной предмет интерьера, явно не стоящий ее пристального внимания. Однако уже мгновение спустя ее безразличие оказалось всего лишь хрупкой иллюзией, легко рассыпавшейся под напором нахлынувших на нее чувств. О, да! Это было даже слишком заметно. Ощущение триумфа заполнило его грудную клетку столь же быстро, сколь произошло изменение еще недавно сосредоточенного выражения её лица. Шок и смятение, ужас и радость, разочарование и надежда… Неужели он действительно так похож на Итачи? Неужели она все еще помнит о нем? Разве она не заявила ему, что он ей безразличен? Разве не променяла его на блеск и мишуру модельного бизнеса? Так какое теперь она имеет право смотреть на него, Саске, такими глазами?! - Ино, дорогуша, что с тобой? Куда пропала моя ласточка? Почему вместо неё я вижу ошалелого воробья? Ино! Однако ни голос фотографа, ни насмешливое шушуканье стаффа* никак не подействовали на, казалось бы, замершую на месте девушку. Неужели кукла оказалась бракованной, и в ее фарфоровой груди осталась капля живой души? Что ж, если это так, то ему крупно повезло! Иначе какой был смысл заставлять ее пройти через тот ад, что пережили он и его брат? Легкий кивок приветствия и растерянный взгляд абсолютно незнакомого человека, смущенного сложившейся ситуацией… Вот так. Пусть думает, что их с Итачи схожесть – обычная случайность. Пусть считает, что они не знакомы. Пусть заблуждается. А уж он сможет найти этому применение. Спальный район. Блочная девятиэтажка. Второй подъезд. Третий этаж. Угловая квартира слева от лестничной клетки. Деревянная дверь без глазка. Отлично… Было непросто раздобыть ее адрес, однако привлекательная внешность вновь оказала ему неплохую услугу. Какие все-таки странные эти существа – женщины. Ты отталкиваешь их – они следуют за тобой по пятам, ты бросаешь свою жизнь к их ногам, а они вытирают об неё ноги. Ты спрашиваешь у влюбленной в тебя секретарши, где проживает самая именитая модель их агентства – и она, поджав пухлые губки и насупив брови, протягивает тебе листок с наскоро нацарапанным адресом. Женщины – загадка, на разгадывание которой он никогда не станет тратить свое драгоценное время. Он поселился напротив неё сразу же, как только обо всем разузнал. Невероятное везение! Хозяина квартиры буквально в тот же день жестоко избил какой-то неизвестный, так что на последующий месяц жилплощадь оказалась абсолютно бесхозной. Что ж, как только он со всем разберется, то непременно оставит на комоде в спальне конверт с деньгами. Месяц квартплаты, да и на лечение немного… «Похоже, Саске, ты слишком сильно вжился в свою роль» Теперь она всегда была у него на виду. Теперь он знал, когда Ино возвращается домой, когда уезжает на работу. Как часто выносит мусор и приглашает к себе своих многочисленных друзей. Знал, что она кормит бездомную кошку, что поселилась в подвале дома, и что иногда она забывает закрывать свою входную дверь... И от этого знания он ненавидел её еще больше. Ненавидел за то, что она могла вести спокойную размеренную жизнь, тогда как Итачи навсегда лишился подобной возможности. В те нередкие моменты, когда Ино легкомысленно оставляла дверь в свою квартиру открытой, ему безумно хотелось воспользоваться случаем покончить со всем одним махом. Просто зайти и придушить сучку в её собственной постели… Но, к сожалению, для себя он уже давно решил её участь, и физическая расправа не входила в его планы. Нет. Он убьет её другим способом. Сломать, уничтожить морально, раздавить ее чувство самоуважения – первая ступень на пути к его цели. Просто, как же просто было это осуществить, воспользовавшись ее опасной привычкой оставлять незапертым вход в свою обитель. Ему даже не пришлось прилагать особых усилий, лишь воспользоваться представившейся возможностью в один из дождливых вечеров, когда она, преспокойно лежа на диване, смотрела очередной эпизод тупого сериала для идиоток. Прокрасться в ее квартиру и тихо подойти сзади, ударить по голове стоявшей на тумбе в прихожей вазой и оттащить бессознательное тело в крохотную спальню. Привязать ее к кровати, как можно туже затягивая узлы на ее лодыжках и запястьях, чтобы оставшиеся после следы еще долго напоминали об этом унижении, а потом завязать ей глаза, окончательно лишая возможности узреть его истинное лицо. Раскрыть пухлые губки и вставить в рот кляп, а после накрепко заклеить скотчем, чтобы ни один писк из ее прогнившего нутра не смог сбить его с намеченного пути. Последний штрих – распахнутые пола халатика, представившие его взору идеальное женское тело. Он не собирался ее насиловать – сучки вроде нее никогда его не возбуждали, но ей вовсе не обязательно было об этом знать. Крепко сжать в ладони мягкую грудь, одарить аккуратное личико звонкой пощечиной, и как бы невзначай потянуть за длинные светлые патлы, заставляя ее наконец-то прийти в себя. Всего мгновение на осознание своего положения, и пронзительно застонав, она начинает извиваться всем телом, словно дождевой червь, брошенный на раскаленный чугун сковороды. Но ее отчаянные старания абсолютно напрасны - он никогда не оставляет начатого, и сейчас, зайдя так далеко в своей ненависти, он не намерен отступать. Он проводит по ее животу холодными руками, наблюдая, как бьется в отвращении ее прекрасное тело, а потом настойчиво просовывает ладонь между стройных ног, заставляя ее в ужасе замереть в ожидании неотвратимого. Саске тянет время, умело играя на расшатанных нервах своей жертвы, с неистовым презрением к самому себе, ощущая гладкой кожей рук мягкий шелк самой сокровенной части ее тела. Горячая волна расплавленного железа медленно растекается по его венам, вынуждая в диком ужасе отскочить от своей жертвы. Дикая мысль бьет по его вискам не хуже кулака профессионального боксера, заставляя вновь и вновь вспоминать искаженное нежностью лицо его брата. Итачи… как он мог любить ее? Как мог с таким безрассудством раскидываться своей жизнью ради этой мерзкой шлюхи? Как мог прикасаться к ней, целовать ее…? Интересно, они были близки? Видел ли его брат Ино такой, какой он видит ее сейчас? Прикасался ли к ее груди, ощущал ли ее аромат, видел румянец стыда на ее щеках? Сейчас он ощущал себя предателем, словно это он, а не она, стал причиной произошедшего. Ее приглушенное мычание лишь сильнее сжимает его горло в крепкой хватке осознания собственной низости, собственной ничтожности, вынуждая его вновь приникнуть к ее телу, но в этот раз лишь за тем, чтобы ослабить завязанные им путы. Возможно, он не сделал того, на что рассчитывал изначально, однако даже этого вполне хватило, чтобы заставить ее громко рыдать, свернувшись калачиком на смятой постели. Он ушел, оставив ее наедине со своими муками, со своим позором и унижением. Он оставил ее… Нет, это было не из жалости, не из-за так называемой «совести», а просто из уважения к памяти его брата, что глупо и безнадежно любил это отвратительное существо. Ступить на вторую ступеньку оказалась несколько сложнее, потому как это включало в себя участие и других персонажей. Он готовился к покорению этой вершины долго и кропотливо, выверяя все возможные ходы и пути к отступлению. Лишить ее мечты, призвания, такой дорогой ее сердцу и кошельку работы было куда проблематичнее, чем ворваться в ее дом и унизить ее достоинство. Она и не догадывалась, что помогает ему в ее собственном уничтожении. Ее апатия, вялость, возросшая раздражительность и приступы неконтролируемой истерики во время фотосессий и показов как никогда играли ему на руку. Фотографы и стилисты, ассистенты и остальной персонал, включая ее собственного менеджера, возрастали к ней все большей неприязнью, отвечая на запросы агентства многочисленными отказами в сотрудничестве. Она словно пряталась за невидимой каменной стеной, ограждая себя от внешнего мира, и никто не мог объяснить эту внезапную перемену ее личности. Никто, кроме него, естественно. Неожиданно, покоренная первая ступенька возросла до уровня второй, позволяя ему наконец-то начать действовать, все ближе подталкивая Ино к краю пропасти. Сбросить ее с пьедестала означало лишить ее будущего. Лишить будущего посредством разрыва последних ниточек связи с ее агентством. Разорвать контракт, нарушив его фундаментальные условия, и унизить ее перед бывшими коллегами и соперницами, что с особой радостью займут ее теплое местечко. Подсыпать наркотик в ее напиток было проще простого. Увлеченный работой персонал не обратил ни малейшего внимания на рядового ассистента, по ошибке перепутавшего гримерки. И она, залпом влив в себя стакан минералки, переступила последнюю черту на пути к саморазрушению. Ее неадекватное поведение, пакетик спитбола*, обнаруженный стаффом в кармане ее сменной одежды, длительные анализы на содержание наркотических веществ в ее крови и неизбежный скандал, навсегда закрывший перед ее носом врата модельного бизнеса. Он раздавил ее снова, заставив в истерике биться на ступеньках аварийной лестницы в здании ее теперь бывшего агентства. Он уничтожил ее личность, перечеркнул жирной линией ее будущее, растоптал ее мечту. Но в этот раз Саске больше не мучили терзания его иссохшей души, нет. Лишь тихое удовлетворение и готовность ступить на последнюю ступень расплаты за совершенное ею преступление. - Вам плохо? - Что? - Прошу простить мне мою наглость, но, похоже, Вы себя не очень хорошо чувствуете… Я могу Вам чем-нибудь помочь? - Спасибо, но… - Я бы мог Вас подвезти. Долгая пауза и изумленный взгляд покрасневших от слез глаз. - Я живу в спальном районе на левом берегу Вантового моста. Это довольно далеко. - Не важно! Сказать по правде, нам почти по пути. Так что садитесь… - Это было бы замечательно. Спасибо. Она благодарно улыбается, залезая в его серебристо-синий джип, и в смущении прячет лицо за волной золотистых волос, не имея ни малейшего представления о том, что по собственной воле заглатывает кинутый им крючок. Ее небесно голубые глаза искоса поглядывают на его отражение в зеркале заднего вида, вызывая в нем прилив небывалого раздражения. Он с трудом сдерживает себя от заманчивой возможности выкинуть ее из авто на скорости шестьдесят километров в час и лишь снисходительно улыбается ей в ответ, желая как можно быстрее избавиться от компании этой лживой суки. - Саске, - бодро произносит он, слегка поворачиваясь в ее сторону. - Ино, - робко отвечает она, однако ее тело говорит об обратном настроении своей хозяйки. Ее спина заметно распрямляется, а отброшенные за спину пряди волос ясно свидетельствуют о ее желании продолжить внезапное знакомство. - Мы, кажется, уже виделись… В студии… - Ага, - неопределенно пожимает она плечами, явно стараясь утаить неприглядную правду о своем нынешнем положении. - Вы тогда были очень красивой… То есть, не поймите меня неправильно, Вы и сейчас очень красивая! - Спасибо… Лживое смущение, довольная улыбка и лукавый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Как же легко завладеть расположением женщины всего парой льстивых фраз, щедро приправленных привлекательной внешностью их говорящего! Неужели в этой глупой головке не было ни единой мысли об осторожности? Неужели она так легко проглотила наживку, позволив ускользнуть от себя факту его небывалой внешней схожести с ее бывшим парнем? - Знаете, Вы мне кое-кого напоминаете… Грустный тон, которым она произнесла эту фразу, заставляет его сердце учащенно забиться в мучительной агонии ненависти и отвращения. Она была потрясающей актрисой! Она продолжала играть даже сейчас, когда ее жизнь была растоптана, а она сама – необратимо униженна. Неужели фарфоровую куклу по имени Ино невозможно разбить? Неужели внутренний стержень этой глупой девчонки оказался куда крепче, чем он себе представлял? - Правда? И кого же? - Ммм… Одного моего старого знакомого. Мы уже давно не встречались, и, если честно, когда я увидела Вас в первый раз, то приняла за него… - Неужели мы так похожи? - Нет, - легкомысленно смеется она, уже без стеснения с ним заигрывая. – Мне это просто показалось…«Перестань мне звонить!» «Я же по-человечески тебя просила! Перестань совать свой нос в мою жизнь!» «Нет, я не собираюсь возвращаться! У меня своя жизнь, у тебя – своя. Давай оставим все, как есть, и не будем разводить грязь?!» «Я не люблю тебя, Итачи! И твоя настойчивость только больше меня раздражает!» «Да, именно! После всего, что между нами было, мне на тебя НАПЛЕВАТЬ! Можешь броситься под грузовик – меня это ни коим образом не тронет!» «Просто исчезни из моей жизни! Умри*!»
В очередной, сотый раз, прочтенный им список сообщений на телефоне Итачи, вновь разжигает в нем неистовый пожар ненависти, заставляя его выкинуть из головы те лживые улыбки и фразы, которыми она так усердно пыталась запудрить ему мозги. Она была потрясающе талантливой актрисой, временами заставлявшей его забывать об истинных мотивах этой игры в фальшивую любовь. Но написанные её рукой строчки в который раз спасали его от безумства, когда-то безжалостно поглотившего и сердце его бедного брата. Он встречался с ней уже больше месяца, играя роль благородного принца, готового беспрекословно следовать за ней по пятам. Медленно, шаг за шагом, он проникал в ее сердце, намереваясь забрать последнее, что у нее осталось. И, похоже, у него это прекрасно получалось. С ним она была веселой и забавной, доброй и милой, обворожительно прекрасной и чертовски сексуальной. Ино великолепно исполняла свою роль, даже не подозревая, что все ее старания совершенно напрасны. Он улыбался ей из необходимости. Обнимал ее, внутренне содрогаясь от отвращения. Целовал ее, пылая к самому себе лютой ненавистью. И она свято во все это верила, с каждым разом все больше погружаясь в зыбучие пески его обмана. Она никогда не рассказывала ему о своем прошлом, о бывших парнях и модельном бизнесе. Он не знал, на что она живет теперь, лишившись работы. Возможно, у нее оставались какие-то сбережения, а, возможно, она пользовалась корыстной добротой богатых папочек, о которых он ничего не знал. Это его мало заботило. Однако всякий раз, как они встречались, ему стоило титанического труда заставить себя проглотить давно истязавший его вопрос… - Привет. Радостная улыбка, влюбленный взгляд и нежное прикосновение ее мягких губ. Он отчаянно сжимает кулаки, мысленно повторяя себе держаться, ведь сегодня - последний день их встречи, последняя ступень на пути к ее уничтожению. - Довольно необычное место для встречи, - легкомысленно усмехается она, стоя рядом с ним на плоской крыше девятиэтажки. - Особое место для встречи с особой девушкой, - бесстыдно льстит он в ответ, подводя ее к металлическим перилам. – В особенный день… - И что же в этом дне особенного? – интересуется она, словно щенок, доверчиво заглядывая ему в глаза. - Годовщина смерти моего брата. Ее улыбка медленно гаснет, и она сочувственно гладит его по плечу, беззвучно произнося фразу: «Мне жаль». - Он покончил с собой… Она с ужасом взирает на него снизу вверх и, казалось, едва уловимая стрела осознания быстро проносится в ее глазах. - Знаешь, мы с ним выросли в приюте. Позже его усыновила семья, и он уехал, а я остался один. Я закончил местный колледж и переехал к нему, как и обещал... Тогда он был влюблен в одну девушку, но она предпочла карьеру и искренне посоветовала ему кинуться под грузовик. И, знаешь, что самое удивительное? Страх в ее голубых глазах, и тяжелое, прерывистое дыхание, распирающее ее грудную клетку. Неужели до нее наконец-то дошло? Неужели, она наконец-то отбросила свое притворство? Или же это опять всего лишь игра? Желание показать, что ей не все равно на судьбу его бедного брата? - Он настолько ее любил, что послушно выполнил ее просьбу. Я до сих пор поражаюсь, каким же дураком был Итачи! Какое же это наслаждение – наблюдать за тем, как до нее доходит смысл его слов! Как приятно видеть гримасу ужаса и отчаяния на ее пропитанном фальшью лице! Ни с чем несравнимое удовольствие понимать, что она наконец-то осознала всю подноготную их отношений! - Я не… Ее тихий лепет и блестящие капельки слез вызывают в нем небывалое отвращение, заставляя с силой оттолкнуть ее доверчиво прильнувшее к нему тело. - Не знала, что он умер? Нет, не так. Что ты убила его?! Или не знала, что у него есть брат? Что он придет к тебе, воспользуется чертовой влюбленностью и кинет тебя, как это сделала с ним ты?! Она падает на колени и трясущимися руками хватается за края своего платья. Она молчит… «Чертова сука, какого хрена ты молчишь?! Почему не умоляешь о прощении?! Почему не ревешь, как ревела в день расторжения своего контракта?! Зачем ломаешь эту гребаную комедию?! Почему…?!» - Почему ты это сделала? Но ответа нет. Всего лишь тишина и ее хриплое дыхание, быстро теряющееся в шуме ночного города. - Плевать! Знаешь, а ведь мне, и правда, теперь плевать… Плевать на тебя, ЛЖИВАЯ ТЫ СУКА! Можешь прыгнуть с крыши – меня это ни коим образом не тронет! Просто умри… Он поспешно покинул крышу, бегом спустился на пролет вниз и заскочил в так вовремя подъехавший лифт. Невыносимые мгновения ожидания, и он пулей вылетел из проклятого дома. Он снова солгал. Не по привычке, как делал это раньше, а из желания сделать ей так же больно, как было больно ему… Итачи умер – правда. Его задавил грузовик – до идиотизма смешно, но это тоже правда! Но он не делал этого специально, последовав идиотскому посланию ее смс-ки. Он просто напился в баре, пытаясь при помощи виски потушить бушевавший у него в груди пожар, а потом не менее просто упал посреди проезжей части, позволив грузовому автомобилю практически сравнять себя с землей… Но ей не обязательно было об этом знать. От этого ее вина не становилась меньше. Он лишь наделся, что хоть немножко, но ему все же удалось надколоть фарфор ее непробиваемой оболочки. Потому что его проклятое сердце отчаянно желало, чтобы она ощутила хотя бы толику истязавшей его боли! Боли потери единственного близкого ему человека, боли презрения к ней, и боли от осознания того, что он точно так же, как и его брат, уделил ей слишком много места в своей прогнившей от ненависти душе.«Я не хочу причинять тебе боль… Почему ты не можешь меня понять? Просто отпустить меня? Я… я больше не та Ино, которую ты знал. Я эгоистичная стерва, продажная, лживая, грязная... Нет, наивная дура, что купилась на обещание вакантного места в ряду моделей его агентства и подверглась… Я не хотела, чтобы ты об этом узнал. Ненавидь меня, презирай за то, что бросаю тебя ради своей «великой мечты». Найди себе другую, ту, что будет действительно тебя достойна. Потому что ты – лучшее, что было у меня в жизни, и я так же желаю лучшего и тебе. Прости меня за грубость… и больше никогда мне не звони. Перестань. От этого мне только больнее…»
[DELETE]
* Если на месте преступления (смерти) остается много крови, зачастую используют песок для впитывания кровавых масс, который после соскребают с земли. А уже позже (на утро, если трагедия произошла вечером или же ночью) уборщики отмывают следы водой. * Стафф - штат, персонал, группа людей, выполняющих работу. * Спитбол - смесь кокаина и героина. Является самой опасной из существующих форм распространяемого кокаина. Значительная опасность для здоровья обусловлена перекрёстным взаимодействием опиоидного наркотика героина и психостимулятора кокаина. * "Умри" - стандартное, обычное в Японии ругательство/проклятие по типу "пошел ты нах*р".