В объятиях воды

Ной возился с ключами от гостиничного номера, с трудом сдерживая желание выбить дверь ногой. Тяжелые волосы лезли в глаза. По полу тянулись влажные следы. Он промок насквозь. Чуть позади стоял Ванитас, тихий, словно тень. Ной не видел его, но знал, что он дрожит, переступая с ноги на ногу, и с него течет, как если бы он купался в одежде. Весь день и добрую половину ночи они выслеживали носителя проклятия, а потом пошел дождь, бесконечный и злой. Тот, кого они ждали, в свое предполагаемое пристанище не явился; где-то в их сведениях была ошибка. Но с этим они разберутся завтра. Сейчас важнее отдохнуть. Ной пропустил Ванитаса вперед — бесформенный ком с белым лицом и запавшими глазами. Не снимая верхней одежды, тот упал на кровать. — Ты свинья, — сказал Ной. — Как ты теперь будешь на этом спать? — Мне все равно. — Похоже, Ванитас так устал, что даже не пытался препираться. Ной тоже устал. С людьми всегда ужасно много возни. — Ты простудишься. — Он покачал головой. — Я наберу ванну. Не смей засыпать. — Не буду. Мне досадно, — пожаловался Ванитас. — Все оказалось зря. Где нам теперь искать? Его слова попали в спину, вонзились между лопаток. Ной зашел в ванную, открыл горячую воду и понял, что и сам замерз. Он не хотел думать о деле. Он хотел просто расслабиться, разогнать атмосферу неудачного дня, мазнувшего по ним дождем. Ванна набиралась медленно и гостеприимно, в комнатке ощутимо потеплело. Ной вышел и сразу покрылся мурашками — снаружи холоднее. Ванитас не пошевелился, не сменил позу. Он был похож на неосторожную звезду, утонувшую в ведре с водой. — Эй! Не спи. Ты должен искупаться. — Ты тоже. Или ляжешь грязным? Спорим, ты заснешь, пока я выйду? Грязный кровосос. Смех Ванитаса расплескался по комнате и задел грудь. — Какая разница, кто из нас грязнее? — Ной проглотил раздражение. — Ты заболеешь, так что иди первым. — Я хочу полежать. Иди лучше ты. — Нет. Я не простужаюсь. — Я тоже. Просто переоденусь в сухое… чуть позже. — А оно у тебя есть? Запасное? — Конечно! — Ответ прозвучал подозрительно быстро. Ной покачал головой, подтянул чемодан поближе и достал смену белья для себя и Ванитаса. Чужая сорочка будет ему великовата; зато так теплее. Не говоря ни слова, Ной отнес вещи в ванную. Зеркало воды ждало его, прозрачное и ясное, — если долго смотреть, в груди всплывает что-то похожее на умиротворение. Рядом с Ванитасом это чувство забывалось. Ной попробовал температуру и закрыл кран. — Иди, я все приготовил! — Сам иди! Тень покоя отступила, нахлынуло прежнее раздражение, быстрее, больней. Ной устал спорить — в один прыжок он достиг намокшей кровати и схватил Ванитаса за шиворот. Тот и пискнуть не успел, только взглянул удивленно и испуганно — будто из-под толщи воды. Возле самой ванны Ной поставил Ванитаса на ноги, сорвал с него пальто и швырнул наружу. Тот невольно оперся о стену — все еще бледный и уже, должно быть, простуженный. Одежда нескромно липла к худому телу, струилась по острым плечам. Несмотря на тепло в ванной, его прошила мелкая дрожь. — Тебе плохо? Ной взялся за бант на его шее, развязал, торопясь, будто Ванитас мог заболеть сильнее от секунды промедления; затем принялся за пуговицы на жилете. Дальше — сорочка, повторяющая очертания ключиц, выступающих ребер и еще… Ной невольно сглотнул, когда Ванитас перехватил его руку. — Что ты делаешь? Я сам могу раздеться. — Но тебе же плохо… — Я этого не говорил. Взгляд у Ванитаса был тяжелый и стылый. Он уже заметил вещи Ноя рядом с полотенцем. — Раз принес свою одежду, то и купайся сам. На что ты намекаешь? На то, что я нищий без запасного белья? Ной закатил глаза. Шел четвертый час утра, Ванитас едва держался на ногах, но пытался спорить из-за мелочей. — Если у тебя есть все необходимое, я буду рад ошибиться. Но ты же ходишь в одном и том же! — Не лезь не в свое дело! — Ванитас отпихнул его, намереваясь сбежать, но поскользнулся босиком на мокром полу. Упасть, впрочем, не успел — Ной вовремя сгреб его в охапку и закинул в воду. Плеск, грохот, крик — нетрудно вообразить, как они обрадовали постояльцев в соседних номерах. Ванитас сразу попытался встать, но Ной схватил его за плечи и вжал в бортик ванны. Сколько в этом жесте было заботы и сколько упрямства, желания досадить — он сам не знал. Лицо Ванитаса кривилось от злости, но глаза оставались похожими на две утонувших звезды. — Ты идиот, — выплюнул он. — Ты хоть соображаешь, что делаешь? Если честно — не очень. Только детской драки им не хватало под утро. Ной вздохнул, отпустил Ванитаса и отвернулся. Усталость снова накатила сбивающей с ног волной. — Извини, — сказал он. — Вышло слишком агрессивно. Я думал, что ты сам не можешь купаться. Я допустил бестактность. Он уже взялся за ручку двери, чтобы покинуть тесную комнатушку, когда Ванитас хрипло окликнул его: — Постой. Ной оглянулся. Ванитас сидел в воде, подтянув колени к груди. Во всем его облике — слипшейся одежде, открытом взгляде, позе, — сквозило что-то неуклюжее и хрупкое. — Это я все время ругал тебя и издевался над тобой. Ты лишь хотел… — Он опустил голову. — Хотел, чтобы мне было хорошо. — Да. — Мы оба слишком погорячились. — Угу. — По нам и не скажешь, как мы устали. — Да. — Но ты все-таки идиот. Ванитас поднял руки, нащупал пуговицы сорочки и начал расстегивать одну за другой. Ной снова отвернулся: — Ладно, я жду тебя снаружи. — Ты же заснешь. Тут хватит места на двоих. В первую секунду Ной решил, что ослышался, но потом Ванитас с плеском отодвинулся ближе к бортику, явно приглашая. Странная улыбка, томная и ядовитая, на мгновение коснулась его губ. Сорочку, доходящую почти до колен, он уже полностью расстегнул, но снимать не спешил, зато брюки стащил быстро. Ной стоял и смотрел на него, не зная, что делать с приглашением. Время перестало течь и едва закапало. — Ты брезгуешь? — наконец тихо спросил Ванитас. — Нет… Оба замолчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Ванитас еще раз сверкнул царапающей сердце улыбкой, но в тот же миг спал с лица, запахнул сорочку и спрятал голову в коленях. Ною стало жаль его. — Хочешь, чтобы я остался? — Уже нет. Уходи. Голос Ванитаса прозвучал бесцветно, однако Ноя словно ледяной водой окатило — он вмиг все понял. Ванитас стыдился своего тела, неприлично разросшейся метки, впившихся в кожу шрамов, а сейчас решил довериться, открыться — и Ной бездействием отказал ему; будто признал его уродливым. И что хуже всего — Ванитас именно этого и ждал. — А знаешь, — протянул Ной, пытаясь выглядеть естественно, — пожалуй, ты прав, я не доживу до своей очереди и засну. Я уже сонный! Он избавился от одежды на ходу, путаясь в рукавах; Ванитас едва взглянул на него и еще сильнее поджал ноги. — Ты нарочно делаешь все мне наперекор? Я же попросил уйти. — Извини, я такой тормоз! — Ной плюхнулся рядом с ним, совершенно обнаженный. Брызги полетели во все стороны. — До меня пока дошла только просьба остаться. — Всю воду расплескал, — пожаловался Ванитас и повернулся спиной. Ной заметил, что у него пылают уши. Вероятно, он прятал смущение — от этой мысли сжалось сердце. — Ты… — Ной невольно подался к нему, придвинулся. — Отчего ты не снимешь сорочку? Видишь, я совсем разделся. — Какой молодец, — огрызнулся Ванитас. — Мне холодно совсем без одежды. — Врешь. — Опять суешь нос не в свое дело. — Я буквально влез к тебе в ванну, а ты… — Ной сделал глубокий вдох, решив не продолжать. Глупее детской драки была бы сейчас только голая детская драка в воде. — В общем, я влез к тебе в ванну, а ты не моешься. Как ты будешь мыться в одежде? — Кто сказал, что я собираюсь? Я просто буду греться. — Но ты же грязный. — А ты зануда. — Нет смысла тратить воду не на мытье, — заключил Ной, схватил мочалку и начал намыливать. — Эй, ты что? — Ванитас обернулся с испугом в глазах. — Не переживай. Потру тебе спину. Она как раз передо мной. — Слушай, не выводи ме… — Ванитас не договорил, дернулся и как-то странно всхлипнул — Ной осторожно коснулся его плеча, повел вниз по руке, невесомо, почти лаская. — Не бойся, — шепнул Ной ему на ухо и заметил, что его шея покрылась мурашками. — Просто расслабься, ладно? — Зачем? — сипло спросил Ванитас. — Дай сюда чертову мочалку. Но ты же не мочалкой меня трогаешь? — Конечно. Какой смысл намыливать твою одежду? — Тогда зачем ты меня трогаешь? Ной как раз спустился до его ладони и едва задел вздрогнувшие пальцы. — Не знаю. Тут очень тесно, ты заметил? — Возможно. Это потому что ты высокий. — Если тебе не нравится, я не буду тебя касаться. — Ной отодвинулся и застыл, ожидая приговора. Он просто погладил руку. Он не сделал ничего нескромного; но у Ванитаса могло быть свое мнение на этот счет. — Я не сказал, что мне не нравится, — наконец прозвучал ответ. — Я спросил: зачем. — А почему должна быть какая-то цель? — поинтересовался Ной, пряча улыбку. — Ладно, я придумаю. Например… если я буду трогать тебя, я согрею тебя. Неизвестно, кто к кому подался первым, но через секунду они сидели так близко, что Ной дыханием мог шевелить трогательные завитки волос на шее Ванитаса. — Странно, — протянул тот. — Я должен бы опасаться, что ты здесь, со мной — вот-вот схватишь и укусишь. Я ведь не успею защититься. Но почему-то я лишь сейчас подумал об этом… а еще подумал: какой абсурд, он никогда так не поступит. — Только если ты сам дозволишь. Ты пахнешь восхитительно. — Ной не выдержал и ткнулся носом ему в шею. — А ну, прекрати. — Я не в этом смысле… я не собираюсь тебя кусать. — А в каком тогда? Какие вообще остались? Вместо ответа Ной убрал волосы с шеи Ванитаса и мазнул по ней мочалкой. Тот снова вздрогнул. — Буду смыливать с тебя твой запах, чтобы не было соблазна, — пояснил Ной и сдул пену. Ванитас едва не подпрыгнул в воде. — Вижу, тебе весело. — В его голосе зазвенели теплые ноты. — Мне прекрасно. — Пф-ф! Смех прервался, когда Ной осторожно завязал волосы Ванитаса в пучок и коснулся его шеи сбоку губами. Мимолетный порыв, едва осознанный; кровь застучала в ушах, запах кожи вызвал смутное желание продолжать настойчивее, впиться ощутимее, и Ной, испугавшись, отстранился. Ванитас без возражений откинулся назад, улыбаясь. На шее мерцали капли воды — манящие и неприкосновенные. Это было похоже на приглашение, но Ной боялся ошибиться. Ванитас плел сеть из загадок и неясных знаков, а мокрые звезды в его глазах больше напоминали болотные огоньки. Ной устроил его голову у себя на плече и замер, сражаясь с порывом обнять. Надо было что-нибудь сказать, отвлечься, но никто не открывал рта. Они остались вдвоем в объятиях воды. Улыбка Ванитаса погасла, глаза закрылись. Напряжение постепенно спало, и что-то подкралось мягко и ненастойчиво — забытый покой, неожиданно ставший возможным рядом с ним. Ной почти задремал, погруженный в робкие мечты, где он долго-долго кого-то целует, когда Ванитас коротко болезненно вздохнул, разбив неясный образ на тысячу капель. У каждой было его лицо. Вода остывала, но почему-то стало жарче. Ной ощутил близость Ванитаса сразу, всем телом — и после трепетного полусна она оказалась невыносима. Ной не выдержал — пробежал руками вниз по его талии, закатил сорочку, коснулся кожи, убеждая себя, что просто хочет намылить ему спину, — и сразу отдернул ладонь, обжегшись. «Что я делаю? — спросил себя Ной. — Что мы делаем?» — Ну да, мое тело — неприятное зрелище, — подал голос Ванитас. — Видимо, и на ощупь тоже. Это был шепот у самого уха — если бы он не лежал на плече Ноя, тот и не услышал бы. — Я так не думаю. — Ной быстро обнял его за талию, прижался грудью с колотящимся сердцем к спине. Слишком горячая. Ванитас не пошевелился. Они начали со стыда и вернулись к нему же. За эти минуты ничего не изменилось: Ванитас остался человеком, прячущим шрамы, убежденным в своем уродстве. — Кажется, у меня жар, — тихо сказал он. — А я говорил, что ты простудишься. Помолчали, не меняя позы. С крана срывалась вода и падала слезами смущения. — Я правда не считаю твои отметины уродливыми, — беспомощно добавил Ной. — Просто испугался, что снова допустил бестактность, когда задрал твою одежду. — Я не настолько нежный. — Ванитас слабо мотнул головой, пучок рассыпался. Волосы растеклись по плечу и спине Ноя. — Может быть. Но мне не хочется проверять тебя на прочность. — М-м. Ты слишком волнуешься. — Нисколько. Ты мне совсем не нравишься. — Да. Знаю. — Ванитас медленно, едва слышно ронял слова. — Кстати, что мы будем делать завтра? — решил сменить тему Ной. — У меня плохое предчувствие… Ванитас ничего не ответил. Он успел заснуть — со спокойным лицом, приоткрыв губы; мокрая челка расчертила, разделила на неровные островки белый лоб. Он полностью доверился Ною? Или просто устал и разболелся? В мокрой одежде и без сознания он походил на потерпевшего кораблекрушение, выброшенного на берег. Кем был бы Ной в этой сказке про бесконечность воды — спасителем или хищником? Он мотнул головой и огляделся. Предрассветные тени наступали безжалостным прибоем. Ночь кончалась, звезды погасли, волшебство захлебнулось. Ной убрал волосы с закрытых глаз Ванитаса и тихо позвал его. Тот не проснулся. Вздохнув, Ной осторожно просунул руку под его согнутые колени и поднялся вместе с ним. Всего шаг наружу — из объятий воды. Спящий Ванитас оказался на полу; Ной стянул с него мокрую сорочку, вытер насухо дрожащее тело, накинул свою, слишком длинную и просторную. Закончив возиться с пуговицами, заметил, что у Ванитаса посинели губы. По комнате струился холод, заползал на плечи, добирался до сердца. Ной быстро подхватил Ванитаса на руки, отнес на свою кровать и укрыл двумя одеялами. Сам вернулся в ванную и вымылся, торопясь, боясь собственного тела. Стоило ему остаться одному, как голову заполнили странные образы: буря, топь и обнаженный Ванитас, такой беззащитный, что впору заплакать. «Я должен бы опасаться, что ты здесь, со мной», — Ванитас определенно считал его хищником, а не спасителем. А кем видел себя Ной? Кем был, когда целовал его в шею? Одевшись, Ной вернулся в комнату и сел рядом с ним. Ванитас лежал на спине с пылающими от болезни щеками и голыми плечами — сорочка сползла вниз. Ной потянулся к нему, чтобы укрыть, но стоило случайно коснуться горячей кожи, как Ванитас пошевелился и распахнул глаза. — О, — сказал он. — Странно, кровать сухая. Я же ее намочил. — Это моя кровать. — А сам хочешь лежать в мокрой? Ты точно придурок. Ной промолчал и натянул одеяло ему до подбородка. — Ты все видел? — спросил Ванитас. — Мою спину? — Нет, — соврал Ной. Ванитас улыбнулся и закрыл глаза — от ресниц протянулись длинные тени. За окном серыми каплями расплескалось утро.