Отступники

Получая задание от Комиссии героев, Ястреб и не думал, что все сложится так просто. Первый этап его миссии — найти кого-нибудь из Лиги и всеми правдами и неправдами внедриться в их организацию. Ястреб ожидал кровавых проверок, унижений и смертельных ультиматумов. И что в итоге? Он даже успел слегка разочароваться (ровно на пару секунд), какая ценность в том, что падает тебе в руки с такой легкостью? Нет, серьезно. Это стоило ему минимальных усилий. И, наверное, примерно тогда хорошо было бы задуматься: а не попахивает ли это какой-то лажей? Но затем радость затуманила голову, хотя бы на первых парах ему не придется выворачиваться наизнанку и лишний раз марать руки. Здорово ведь, правда? Выйти на людей Гирана тоже оказалось делом непыльным. Все знали, что в своем бизнесе Гиран был не совсем чист на руку, он имел огромное количество сомнительных связей, но поймать его на чем-то незаконном так и не смогли. Один из его протеже, Угетсу Мурата, встретил Ястреба в заранее условленном месте — точная копия брокера, только лет на двадцать помоложе — он напоминал Ястребу гиену с изысканными манерами. Неприятнейший тип, взгляд которого лип к нему, словно гудрон. Он долго расшаркивался, пока наконец-то не ввел Ястреба в курс дела. Его золотым билетом в Лигу оказалось обычное задание: все, что ему нужно было сделать — подстраховать взломщиков на одном из складов, а затем перехватить и доставить груз их связному. Все было исполнено в лучшем виде, Угетсу похвалил его, после чего выдал листок с адресом — следующая встреча с «резидентом» Лиги была назначена уже на эту субботу. Вот так просто. Он лишь закинул удочку, а рыба тут же и клюнула. Можно сказать, что Даби сам выходит на Ястреба. В назначенное время он прилетает к заброшенному складу в промышленной части города. Сколько их таких, идущих под снос, страшно даже представить. С одной стороны, Ястреб понимает, почему они не могут встретиться, как все нормальные люди — в каком-нибудь торговом районе, под завязку кишащем людьми в часы пик. Неизвестно еще, с кем ему в итоге посчастливится иметь дело, так что рисковать гражданскими он не намерен. Но также он знает, что самый верный способ затеряться — это нырнуть в гущу толпы и раствориться в ней. Все, что ему нужно — сбросить перья и надеть свою обычную повседневную одежду, которую он надевает не чаще, чем раз в неделю, и то, если повезет. Это даже смешно: у Ястреба целый шкаф вещей, подаренных модными домами и брендами, для которых он снимался в рекламе, а у него совсем нет времени, чтобы выгулять новые брюки хотя бы до кино. Ему немного обидно, что в свой единственный выходной он должен тащиться на какой-то грязный замызганный склад, но что делать — работа есть работа. Влезая через разбитое окно, Ястреб нехотя признает, что все не так плохо: если злодеи нападут — у него хотя бы будет место для маневра. Воздух на складе пыльный, и от него щекочет ноздри, никакого освещения здесь, конечно же, нет, только тусклый свет луны заливает центр площадки. — Ты опоздал, — раздается откуда-то из темноты. — Минус десять очков геройскому сообществу. Невольно вздрогнув, Ястреб вглядывается в тот угол, откуда послышался голос, где тень приобрела более человеческие очертания. Он щурится, но тщетно — слишком темно. Единственный вывод, который удается сделать — несмотря на глубину, этот голос звучит очень молодо. И привлекательно? Ястреб часто узнает о людях, сперва заслышав их, и лишь затем сверяет образ (свое первое впечатление) с тем, что предстает перед глазами. Особенности его причуды — с помощью перьев он может улавливать волны и колебания. А еще дыхание, пульс, температуру… Боже, его температура. С ним точно все в порядке? — Извини? — он даже не думает о том, чтобы скрыть раздражение в своем голосе. — Просто подумал, что вы, ребята из Лиги, слишком круты, чтобы приходить вовремя. Он язвит и совершенно не стесняется этого, что-то подсказывает, что такая линия поведения будет очень даже кстати. Ястреб уже мечтает посмотреть на этого сопляка в его злодейских шмотках и разнести его в пух и прах. Хотя бы словесно. Он не будет заискивать перед ним, какая разница, все равно этим ребятам не привыкать. Где-то с минуту тень в углу хранит молчание, а Ястреб же наоборот — начинает все больше нервничать. С этим злодеем точно что-то не так: сердце бьется ровно, а вот температура его тела ненормально высокая, он чувствует это своими перьями, даже воздух вокруг него расплывается в легком мареве. Постепенно этот жар перебрасывается и на него, и Ястреб утирает пару капель пота выступивших на лбу. Когда парень шагает навстречу, Ястреб едва не теряет равновесие — на секунду пол уходит у него из-под ног, и он отшатывается в сторону. Зато все сразу становится на свои места. Все с ним в порядке. Дело не в нем, а в его причуде. Даби из Лиги злодеев — доверенное лицо и правая рука Шигараки. В голове одна за другой плывут строчки из позорно тонюсенького профайла, врученного ему для ознакомления с делом. Злодей с огненной причудой. Огонь… Ястреб никогда с ним не ладил. И да, это все, что он о нем знает. Совсем уж не густо. Даже о лидере Альянса было известно куда больше личной информации, чем об этом мутном типе. — Сплошное разочарование, я слышал ты весьма быстрый, но видимо не настолько, чтобы вовремя прийти на встречу. Ну сколько еще можно это мусолить. Он опоздал-то всего на пять минут. Велика беда. — К чему эти придирки? Даби пожимает плечами. — Просто, чтобы ты знал, я ценю пунктуальность. Столкнувшись с ним взглядами, Ястреб чувствует, как по его шее бегут мурашки. Глаза Даби одного цвета с пламенем. Синее — самое горячее. Ему ничего не стоит запустить причуду на максимум, оставив от героя лишь жалкую горку пепла. Ее разнесет по окрестностям вместе с утренним ветром, — никто его не найдет и не опознает. Ястребу еще не доводилось видеть всей мощи его причуды собственными глазами, но он весьма наслышан. Не дав панике завладеть его разумом, Ястреб берет себя в руки и одним лишь усилием воли прогоняет напряжение из разом задеревеневших плеч. — По твоим глазам я вижу, что ты меня узнал, значит нет никакой необходимости представляться. Не сводя с него глаз, Ястреб осторожно кивает. — Даби из Лиги злодеев. — Собственной персоной, — широкая и неприятная ухмылка растягивает губы, отчего кожа на щеках натягивается вдоль линии скоб и на мгновение его улыбка превращается в открытую рану; словно какой-то дешевый шоумен, Даби разводит руки в стороны, а затем повторяет ему в тон. — Приятно познакомиться, Ястреб из топа героев. Все время, что они тут «общаются», Ястреб с каким-то ненормальным для себя интересом продолжает разглядывать злодея. Лунный свет играет на металлических скобах и пирсинге, привлекая внимания и удерживая взгляд; он упрашивает себя не пялиться так откровенно, но, правда, ничего с собой поделать не может. Из-за шрамов точно определить возраст получается с трудом, но почему-то, только взглянув на него, Ястреб сразу же пришел к выводу, что они ровесники. Или, по крайней мере, где-то близко. Его холодный взгляд заставляет Ястреба нервничать. Он не может его прочитать — и это бесит. В его глазах он видит ум, осторожность и то, что он частенько замечает и в собственных глазах, когда после тяжелого дня на несколько секунд замирает у зеркала — усталость и… затухающая молодость? Может, это и объединяет их? Когда разговор исчерпывает себя, Даби машет ему на прощание и направляется к выходу. Провожая его взглядом, Ястреб все-таки не удерживается. — Так что, я могу рассчитывать на сотрудничество с вами? — Это уже не мне решать. Сегодня, считай, были первые смотрины, — уставившись на него в полном недоумении, Ястреб пытается понять, что он, черт подери, вообще имел в виду (Он что, заигрывает со мной? Серьезно?), при виде его растерянного и смущенного лица Даби тихо посмеивается. — Расслабься, я просто хотел познакомиться. Мы свяжемся с тобой, жди. *** Ястреб ненавидит ждать. Все его тело буквально протестует против этого. Но Лига все же связывается с ним. И снова в лице Даби. — Если ты поможешь мне, мы сможем все исправить. Ты ведь всегда хотел летать свободно, не так ли? Ястреб сам не понимает, как клюет на эту удочку. Он повторяет себе, что словам Даби никогда не пробиться ни через него, ни через его принципы. Крайне беспечно с его стороны было не воспринимать злодея всерьез. Может, в какой-то степени это и сработало, потому что Даби никогда не пытался ни в чем его переубедить. По крайней мере, напрямую. Он только насмехался над ним, поглядывая с нескрываемым превосходством, иногда — со снисхождением, что лишь придавало его неприятной физиономии еще более высокомерный вид. Пока Ястреб распинается перед ним, он тоже слушает и наблюдает, что-то в сторону перемены в их отношениях перестраивается в его голове. Медленно-медленно. Осторожный, как рысь, в их спорах Даби никогда не стремился выиграть или оставить последнее слово за собой, отступал, а затем и вовсе исчезал, когда ему вздумается. В открытую свою неприязнь к геройскому сообществу Даби проявляет редко. Но когда Ястребу все же удается развести его на откровенный разговор — по его спине ползут мурашки. Перед ним человек, проживший со своей ненавистью так долго, что она почти вросла в него намертво. — Они сами похоронят себя. — Кто? — Герои. Ястреб представляет помещение, наполненное угарным газом. В этой истории Даби станет тем, кто запустит искру, сдетонирует, подняв в воздух это прогнившее в фундаменте здание, определенное им самим под снос. Он видит в этом свое главное предназначение. Словно смертник, он и не думает о будущем после выполнения собственной «миссии». — И что потом? — спрашивает Ястреб. Они сидят в самом дальнем углу бара: пятница, и пьяные люди обтекают их, не обращая никакого внимания. Снимая очки, Даби смотрит прямо в глаза, приковывая взгляд, смазывая все краски на периферии. Остается лишь эта пронзительная синева, как безоблачное, устремленное в бесконечность небо в сентябре, навевающее мысли о смерти. — То, что будет потом, это неважно, — его голос звучит будто издалека. — В конце концов, я делаю это не для себя. Для других? Для кого-то конкретного? — все эти вопросы вертятся на языке, но Ястреб успевает вовремя его прикусить — все равно же не ответит. — Я не понимаю, — качая уже пьяной головой, признается Ястреб, он не любитель пофилософствовать, но раз уж он так пьян и буквально сидит на бомбе замедленного действия, почему бы и нет. — Ты сам говорил, что страдания порождают страдания. Тогда к чему все это? Так или иначе, все циклично, сделав круг история повторится. Один режим сменится другим, новое правительство придет на смену старому, а те, кто сражался за идею, отстраивая на руинах, уступят место тем, кто придет на все готовое и будет думать только о собственном благополучии, о том, как сохранить власть и влияние. Усмехнувшись, Даби поднимает свой бокал. — Выпьем за твой пессимизм. Они чокаются, да так сильно, что Ястреб удивляется, как по стеклу еще не пошли трещины. — Странная традиция, — озвучивает он свою мысль. — Ты о чем? — О том, чтобы биться бокалами. — Ну, смысл традиции уже утрачен, — подняв стакан на свет, Даби взбалтывает остатки напитка. — Но это вроде как пить на брудершафт. Всего лишь жест доверия. Мы ударяемся бокалами, смешивая наши напитки, чтобы показать, что никто из нас не подсыпал яда. Ястреб удивленно моргает, уставившись в мутное дно своего стакана, из которого он только что выпил. — Так вот зачем это нужно… — Ага. — Надеюсь, в твоем бокале не было яда. Даби только фыркает. — Яды — уже ушедшая эпоха. — А как насчет веществ, лишающих причуд. Тот же яд. — Вот это уже интереснее. *** Ему даже не приходится врать, рассказывая Даби о своих целях и мотивах. О том, как он дошел до жизни такой, что, пусть и не все, но многие взгляды злодея ему понятны. Другой вопрос — смог бы он их принять. Радикализм Лиги, желание разворотить общество подчистую, готовность к насилию — Ястреб сразу же дает понять, что никогда не поддержит подобных методов на пути к Благой цели. Он не хочет слышать опостылевшее: «не разбив яйца — омлет не приготовить». И тем не менее. Несмотря на всю парадоксальность. Практически все, что говорит Ястреб — правда — за исключением того, что в конечном итоге ему придется предать Лигу. Первое время у него даже язык не поворачивается, сказать об этом, как о необходимой жертве. Он ничем не жертвует, он выполняет свой долг. Долг… Слово, которое весит для него целую тонну. Груз, что он тащит на себе каждый день. И на земле, и в небе. И вот это паршиво. Его история такая же крепкая, как и поводок, на котором его держат. Как тот хитрый узел, давным-давно завязавшийся в его груди — чем отчаяннее попытки развязать, освободиться от него, тем туже он затягивается. Это случилось так давно, что он уже и не помнит. — Серьезно, ты хочешь поплакаться об этом? И кому. Мне? Ну да. Не по адресу он обратился. Ожидая насмешек от Даби, ему приходится выкрутить свой внутренний флегматизм на максимум, но Даби не смеется. И даже не улыбается. Он подходит, преодолевая расстояние между ними и встает почти вплотную. Отступая, Ястреб шагает в тень, до тех пор, пока не упирается спиной в стену, а солнечный свет, щедро льющийся через пробитое окно склада, остается далеко позади. На несколько долгих секунд все затихает — и гудение машин на автостраде, и гул никогда непрекращающейся стройки где-то вдалеке. Заглядывая в глаза — и дальше (кажется, в самую душу) Даби начинает говорить: — Мир, в котором тебе приходится настолько тяжело — поганое место. Но ты ведь уже давно это понял, не так ли? Голос Даби звучит по-странному ласково. Обычно он немногословен, но сегодня, кажется, решил вывалить на него все. Может, посчитал, что почва уже достаточно подготовлена и пришло время сеять? Как знать. — Оглянись вокруг, — говорит Даби. — Наше общество разобщено как никогда. Люди уже стали забывать, что такое простая человечность, участие, помощь — ведь для всего этого уже есть особая профессия — профессия героя. Сколько людей попадает в беду каждый день, а они проходят мимо, плывут по своим делам, а глаза у всех мутные, как у мертвых рыб. В массе своей им всем пофиг на добро, на зло, на смену правительства. На тебя и на меня. Просто побоку. В каком-то смысле они даже тащатся от этого противостояния. Никто не признается в этом открыто, но все хотят получить свою порцию крови и зрелищ. — Ты что, философ? Даби усмехается и отступает от него ровно на шаг. На одном лишь инстинкте тело движется за ним следом, но он тут же тормозит этот порыв. — Смейся, считай как хочешь, но я уверен, что я твой единственный шанс выкарабкаться из всего этого дерьма. Ты правда думаешь, что герои смогли бы существовать без нас? С кем бы они тогда сражались, для чего были нужны? И куда бы делась вся эта прогнившая индустрия? Каждое спасение — это сенсация, настоящий подвиг, но все молчат о тех, кого не спасли. Даби говорит, что герои теперь вместо суда, полиции, вместо Господа Бога. Люди поклоняются символам, и это похоже на какое-то сраное язычество. Им все сходит с рук: побои и убийства во время задержания — обычное дело. У них есть власть творить беззаконие. Геройские академии и агентства плодятся как грибы после дождя. Даби спрашивает: зачем их так много? — и Ястреб не знает, что ему на это ответить. — Зачем государству нужна эта профессионально обученная армия? Думаешь, они защищают людей от нас? Нихрена. Они защищаются от людей. Дискриминация поддерживается на государственном уровне. Герой ты не герой, хочешь ты им быть или нет, тебя могут привлечь только из-за твоей причуды. Иногда мне кажется, что растущая несправедливость в нашей стране спонсируется кем-то сверху, потому что я не знаю, как еще это объяснить. Не могли причуды сами по себе испоганить все настолько. Всему виной проклятый человеческий фактор. Кому-то возможно просто везет чуточку больше. Как думаешь, все эти люди, о которых ты так печешься, которые не достойны даже грязи из-под твоих ногтей, думаешь им интересно, сколько тебе приходится вкалывать, чтобы спасти их? Думаешь, они хотят об этом знать? Конечно, нет. С самого детства нам вдалбливают, улыбайся. Улыбайся, даже если больно. Даже если страшно. Улыбайся и терпи. *** Ястребу страшно. Ему очень-очень страшно. Он впервые видит, как причуда Даби выходит из-под контроля, уничтожая своего владельца. — Остановись, — кричит он ему, но Даби не слушает и идет напролом. — Идиот, ты же погибнешь! Без толку. До него уже не докричаться. Они угодили в засаду. Весьма прискорбно, но такое тоже случается время от времени. Даже без помощи героев, злодеи тоже иногда не прочь отлупить друг друга за теплое местечко под солнцем. Когда Ястреб спросил, почему он идет на такое важное задание в одиночку, Даби ответил — Шигараки занят, а никто другой не справится. Тогда Ястреб еще не знал, что дела Лиги совсем плохи. «Хватит вопросов, тупая птица, если не сможешь прикрыть, так и скажи» «Не волнуйся, я буду на месте» И вот он, стоит и смотрит, как из Даби выбивают все дерьмо. С оглушительным ревом столп синего пламени устремляется в высь, вокруг так жарко, что даже воздух плавится. Сфокусировать зрение становится все тяжелее, пот заливает глаза, а от запаха горящей плоти его желудок делает опасное сальто. Он забивается в ноздри, и на одну секунду Ястребу кажется, что его сейчас вырвет. Он едва успевает уклониться от очередной огненной атаки, направленной на противников, чтобы приблизиться к Даби со спины. Нужно срочно отступать, думает Ястреб, снимая сразу пятерых злодеев с помощью перьев. Пригвоздив их к стене, он подхватывает обессиленного Даби на руки и взмывает в небо. Кожу под дубленкой обжигает от его температуры, плащ на нем продолжает плавиться, прилипая к открывшейся на боку ране. Это выглядит настолько ужасно, что Ястреб боится посмотреть туда снова. Дыхание Даби частое и неглубокое. Он шипит на него, когда Ястреб упоминает больницу. — Никаких врачей, как ты вообще себе это представляешь? Действительно. Влететь в клинику с самым разыскиваемым в Японии преступником — вот это был бы номер. — Значит летим ко мне, у меня хотя бы аптечка есть. — Я не полечу к тебе, — едва слышно выдает Даби, а затем начинает кашлять, сотрясаясь всем телом, и тут же морщится от боли. — Через две улицы будет заброшенный склад, остановимся там. Остается лишь вздохнуть, Даби по-прежнему не доверяет ему, даже находясь в настолько плачевном состоянии, он скорее загнется в какой-нибудь грязной заброшке, чем согласится переступить порог его дома. Пока они летят, Ястреб краем глаза продолжает наблюдать за злодеем, после приступа кашля у Даби на губах осталась кровь. Пиздец. Он выглядит очень плохо, и Ястреб не знает, что ему делать. Уже пролетая над указанным складом, Ястреб игнорирует его просьбы, больше напоминающие ультиматумы. Он даже не думает о том, чтобы идти на снижение, упрямо глядя перед собой, Ястреб продолжает взмахивать крыльями, набирая скорость и держа путь к своему дому. Даби это не нравится. Настолько, что он начинает вырываться из его рук уже всерьез. — Совсем с ума сошел, — шипит на него Ястреб. — Ты же сейчас упадешь и разобьешься в лепешку. Но Даби не слушает — кажется, этого он и добивается. Ястреб боится сжимать его слишком сильно, потому что давление на рану наверняка приносит ему ужасную боль, так что в какой-то момент это все же происходит — Даби бьет его в лицо, а затем, улучив момент, выворачивается под каким-то странным углом и летит вниз. Его свободный полет длится не дольше трех секунд, метрах в двадцати от земли, чтобы притормозить и смягчить падение, Даби использует огонь. На пару секунд удивление смешивается с восхищением — Ястреб уверен, что однажды уже видел, как огненный герой Старатель проделывал что-то подобное. Правда после этого он не падал без сил, а продолжал сражаться. Мягко опустившись на землю, Ястреб тут же выставляет перед собой руки, потому что Даби смотрит на него с такой злобой, что становится страшно за свою жизнь. Просто удивительно — он едва держится в сознании, а все еще продолжает шипеть на него, как одичавший уличный кот, отстаивающий свою территорию. Какой неспокойный человек, думает Ястреб, делая еще один осторожный шаг в его сторону. — Я не наврежу тебе. — Я сказал тебе высадить меня на складе, — игнорируя его, Даби из последних сил выплевывает эти слова в лицо Ястреба. — Что непонятного? — В моем доме есть все необходимое. Ястреб вновь пытается договориться с ним, но все тщетно — Даби непробиваем. — Катись к черту. Пытаясь подняться на ноги, он с силой сжимает губы, и боль искажает его лицо почти до неузнаваемости — подныривая под его руку, Ястреб тут же спешит на выручку. — Я просто хочу помочь. — Допомогался уже, — ворчит он на него, но не отталкивает — уже хороший знак. — Я скажу, что купить, слетаешь в аптеку, главное не паникуй. Все не так плохо… как выглядит. Да уж. Может, для Даби, привыкшего штопать себя после каждого серьезного использования причуды, это и пустяк, но не для Ястреба. Почему он не сказал ему, что все настолько хреново? Если он кашляет кровью, наверняка страдает не только его кожа, но и внутренние органы — о чем он, черт побери, вообще думает? Срывая замок, Ястреб поднимает обитую сайдингом гаражную дверь и втаскивает Даби внутрь. Усадив его, он помогает злодею прислониться к стене и тут же принимается обшаривать все вокруг в поиске выключателя. Наконец-то он находит его, пальцы налетают на пластик: мгновение — и небольшое, забитое разным хламом помещение озаряется светом. Вжавшись затылком в стенку, Даби съезжает по ней и морщится — каждое движение доставляет ему боль. Выходя утром из дома, Ястреб совсем не был готов к тому, что сегодня ему придется оказывать кому-то экстренную медицинскую помощь. Стянув перчатку, Ястреб сдвигает налипшие от пота волосы в сторону и вглядывается в лицо напротив. — Только не отключайся. — Я в порядке, — бормочет Даби, не открывая глаз, его губы едва шевелятся. — Запиши названия лекарств. — Просто говори — я запомню. Приоткрыв глаза, Даби смотрит недоверчиво, но Ястреб только пожимает плечами. — У меня хорошая память. Пока он достает телефон и ищет ближайшие аптеки в этом районе, Даби перечисляет названия таблеток и антисептиков. — И еще пару бутылок воды и новокаиновую мазь, она не снимет воспаление, но немного облегчит боль. Но если ее не будет, забей и возвращайся. Без запинки он повторяет названия всех лекарств, Даби говорит, что все верно и отпускает в добрый путь. Нет времени на сантименты и расшаркивания, но уже у входа, сам не зная почему, Ястреб вдруг мешкает. — Ну, ты это, смотри, не откинься тут. В ответ на его глупость Даби только ухмыляется. Как и его губы, зубы во рту перепачканы кровью. Выглядит это все ужасно непривлекательно. — Не дождешься. Ястреб не хочет, чтобы это стало его последним воспоминанием о нем. Лучше он запомнит Даби таким, каким он был всего пару минут назад: когда сидел, прислонившись к стене с закрытыми глазами и с зачесанной на бок челкой, и его лицо выглядело таким открытым и юным, что на одну секунду Ястребу даже захотелось прижаться к пылающему лбу губами, но он все же сумел удержать этот порыв внутри. Он взял все, что нужно, кроме мази. Ее не было. Благо на обратном пути Ястреб заметил еще одну аптеку и добрал все необходимое уже там. Имея геройское удостоверение, он мог брать под свое имя любые лекарства, даже те, которые шли строго по рецепту. Позже он придумает как отчитаться об этом перед департаментом, а сейчас ему нужно поторопиться. Все лекарства обошлись ему в сущие гроши, Ястреб легко бы мог позволить себе взять медикаменты подороже, но решил, что лучше он не будет отклоняться от списка. — Тебя за смертью только посылать. Даби встречает его в той же позе, в которой был оставлен Ястребом. — В той аптеке не было твоей обезболивающей мази, так что мне пришлось залететь в еще одно место. Недовольно цыкнув, Даби забирает из его рук пакет с лекарствами. Сперва он достает литровую бутылку воды, подогрев ее с помощью причуды, на глаз отсыпает марганцовки. Вода мутнеет и окрашивается в розовый, Даби медленно поливает ткань своей майки, прилипшую к ране на боку, после чего Ястреб срезает остатки по периметру и помогает стянуть ее через голову. Он смотрит, как Даби закидывает в рот горсть противовоспалительных, вновь обрабатывает рану раствором марганцовки, антисептической мазью, а сверху наносит новокаин. В то время, как Ястреб мнется поблизости, не зная, какую еще помощь он мог бы предложить, чтобы не чувствовать себя таким бесполезным, Даби даже не смотрит в его сторону. Как хирург на операции, он полностью сосредоточен и уверен в каждом своем действии. Когда Даби заканчивает, Ястреб понимает, что все самое интересное еще впереди — самостоятельно наложить повязку на ожог под таким углом просто невозможно, поэтому, надев перчатки, Ястреб помогает ему. Напитанная антисептиком марля плотно прилегает к коже, пока Даби придерживает ее, Ястреб обматывает поверх бинтом в четыре слоя. У Даби на удивление тонкая талия, так что им хватает всего одного мотка. Но когда ему приходится взять в руки нить и иглу, чтобы зашить рваную рану на плече, он выдает себя с головой. Пока он нервно шутит про кружок кройки и шитья, Даби вновь посматривает на него с подозрением. — Ты точно знаешь, что нужно делать? Ястреб сглатывает, а затем признается: — Только в теории. О, лучше бы он промолчал, потому что: — Почему, когда дело не касается обычного, примитивного мордобоя, вы все, блять, только теоретики. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — Даби говорит о героях. — Просто мне еще никогда не приходилось штопать кого-то, вот я и нервничаю. Набрав в грудь побольше воздуха, Даби на секунду прикрывает глаза, будто призывая себя успокоиться. — Во-первых, выдохни, это не так сложно, как ты думаешь, почти как носки зашивать, — взгляд Ястреба с мольбой устремляется в потолок — он и носки-то никогда не зашивал. — Во-вторых, ты неправильно держишь иглу. Господи помоги. Получив необходимый инструктаж от Даби, он берется за дело. В конце концов, все когда-то случается с нами впервые. Когда Ястреб заканчивает, Даби еще некоторое время придирчиво оглядывает результат его трудов. — Не так уж и плохо для первого раза. Спасибо. Кажется, еще никогда в жизни Ястреб не испытывал подобного удовольствия от обычной похвалы. *** Пока все наперебой твердят: не жалуйся, терпи, мы столько в тебя вложили, терпи, еще немного потерпи — ради светлого будущего. Ради будущих героев и их улыбок. Ради мирного неба над головой. Всегда ради других, и никогда — для себя. Ястреб уже давно перестал вникать в эти сложные рокировки в топах и рейтингах. Хотелось бы сказать, что из грязи в князи, но зачем прибедняться? Свобода горчит, когда ты намертво придавлен собственными стандартами. Золотой ребенок, чудо-мальчик, растущий не по дням. Семнадцатое место, затем сразу восьмое. Не успел моргнуть — и вот уже номер два. Они даже умудрились обыграть это в его пользу: слишком быстрый даже для рейтинга. Вспоминая с каким скрипом по шкале общественного одобрения продвигался Старатель, остается лишь вздохнуть. Конечно же, он заслужил. Разве могло быть иначе? Разве у него был выбор? И кто вспомнит, когда он впервые начал появляться на телевидении, когда о нем заговорили. Что было до него? Может, только самые дотошные. Но и для таких комиссия уже подготовила вполне правдоподобную легенду. Люди, которых он спасает, не знают его настоящего лица. Никто не знает. Иногда Ястребу кажется, что он сам уже начал забывать, кто он на самом деле. Время — самая большая роскошь, и его всегда не хватает. Куда там, чтобы остановиться и обдумать все как следует. Его никогда не оставляли наедине с собой слишком надолго. Сколько Ястреб себя помнил, он всегда был на виду. Люди тянулись к нему. И тянули. Подальше от заветных небес, поближе к себе. Никто не позволил бы ему взлететь слишком высоко. На такую высь, где только ветер поет, где нет ни криков, ни голосов, а шум задыхающегося от самого себя города остается далеко позади. Ведь им восхищаются, возлагают столько надежд. Особенно дети. Он не в праве просто взять и отмахнуться от всего этого. Поколение будущих героев, мечтающих пойти по его стопам. Если бы они только знали… Ястреб никогда не питал особенной любви к детям. Он уже давно подозревал, что он вообще по натуре своей не очень-то и добрый. Ну, в привычном смысле этого слова. Когда еще сам был ребенком, он часто наблюдал за малышами издалека, приглядывал за ними, когда те носились сломя голову в парках или на детских площадках. Иногда с ним случалось так, что он видел намного дальше, словно заглядывая за плотную ширму: перед ним представал тот же пейзаж, но другое время и другие дети. Будто след от неправильно выставленной выдержки на фотопленке. След прошлого. Задолго до того, как родился кто-то из этих детей, как родился он сам. Тот же самый парк, может, лет тридцать назад. Перед его глазами возникал образ маленькой девочки в ярком сарафане, в белых носочках и лакированных туфлях, она бегает по зеленому газону, играя с зеркальцем и пуская на все вокруг солнечных зайцев. На пару секунд ее внимание привлекает что-то в разросшихся кустах розы, и вот она уже бежит к ним и больше не возвращается. Он моргает пару раз, и образ растворяется, словно дымка. Теперь это совсем другая девочка, только еще младше: бежит по той же тропинке, по следам пропавшего ребенка, пока ее мама, успокоенная тем, что может слышать смех дочери, на секунду прикрывает глаза, погружаясь в дрему. Срываясь с места еще до того, как она скроется в густых зарослях, Ястреб подлетает к ребенку и, подхватывая ее, возвращает обратно к матери. Взбудораженная полетом, девочка вертит головой и улыбается, провожая его глазами. Позднее, уже когда он поступил в Академию, они проходили Сэленджера на уроках английского. И что-то в нем запало ему в душу. Мальчик, мечтающий о том, как будет стеречь ребят, стоя у края скалы, чтобы те по неосторожности не угодили в пропасть. Вспоминая себя из прошлого и прикладывая это к себе настоящему — Ястреб думает, что именно таким героем он хотел быть, тогда в возрасте восьми лет, приглядывая за малышней, он был настоящим героем, — и ощущается эта простая истина очень правильно. Однако ему продолжают твердить, что он способен на большее, на него продолжают возлагать огромные надежды, и в конце концов, он перестает спорить. Он все еще продолжает приглядывать за ребятами, только охват территории становится куда больше, ставки поднимаются, но он все равно пытается. Пытается, как может. Раздавая автографы и наклоняясь к камере для очередного сэлфи, Ястреб улыбается, и в этом почти нет фальши. Просто он знает, что так надо. Надо — очень важное слово в его повседневном лексиконе. Натягивая на лицо свою лучшую улыбку, он напоминает себе, что главное — не забывать про глаза. Он научился этому трюку еще в детстве, намного позднее, чем его сверстники, но все же научился, и как всегда — стал в этом лучшим. Тогда он не понимал, почему взрослые так часто улыбаются. Так легко обмануться, но Ястреб зоркий, он видит: улыбка не доходит до глаз — им вроде должно быть весело, они должны быть счастливы, но почему-то все выглядело в точности наоборот. На секунду забываясь за улыбкой и смехом, позже в их взглядах проскальзывало смятение. Словно они пытались, но никак не могли понять, почему это все так, почему жизнь сложилась именно так. Словно они потеряли что-то. Или потерялись сами. Спустя десять лет он увидит ту же тень сомнения и потерянности, на миг проскользнувшую в его собственном взгляде, схватившись за край раковины, он вглядывается в свое отражения и не узнает в нем себя. И когда Ястреб спросит у себя — почему моя жизнь сложилась именно так, моя ли это жизнь? — он не найдет ответа. Когда еще сам был ребенком, он часто спрашивал у других детей, почему им нравится Всемогущий, и слышал — потому что он улыбается. Он спасает с улыбкой. Ястреб смотрел на эту улыбку, на темные провалы вместо глаз, похожих на бездну — и видел лишь болезненный оскал человека, взвалившего на себя слишком много. Его герой улыбался редко, сосредоточенный и упрямый, он чаще хмурился, но зато выглядел честно. Когда дети трогают его крылья, виснут на них, словно на каком-то турнике, Ястребу хочется зашипеть. Он давит эту реакцию примерно в ту же секунду, позволяя людям на улице обступить его плотным кольцом. На одно короткое мгновение он чувствует себя пойманным в клетку, но затем расслабляет плечи, постепенно свыкаясь с шумом и теснотой. Протянутые к перьям руки все еще вызывают внутреннее содрогание, и тогда Ястреб дает команду, чтобы они приняли ту правильную плотность, притупляющую их чувствительность. Дыши, говорит он себе, улыбайся. Он научился выдержке. Его научили ей еще в детстве. Курс молодого бойца: три дня на воде и хлебе, а затем сажали за стол с кучей свежей ароматной еды, от взгляда на которую после постной диеты рот сам собой наполнялся слюной, а руки начинали дрожать — и не дай бог он набросится на еду, наплевав на этикет — еще день в одиночке, и уже без хлеба. Они так хорошо его отдрессировали… Но что-то на уровне инстинкта все равно продолжает кричать в нем: «не подходите, не трогайте, не вторгайтесь на мою территорию». Ему нужно больше, еще больше места для размаха. Больше тишины, покоя и пространства. Ему просто нужно подняться в небо. Хотя бы ненадолго. И тогда все проблемы уйдут, станут маленькими и незначительными. Ему просто нужно немного свободы. — Немного свободы? — смеется Даби, а затем одним махом обрывает все его иллюзорные надежды. — Так не бывает. Нет сил спорить с ним. Не сегодня. У него был чертовски трудный день, он бы предпочел немного поддержки, теплых объятий и холодного пивка, но из всего этого жизнь предлагает ему только пиво. И за неимением ничего лучшего Ястреб прикладывается к нему с удовольствием. Прохлада и горечь благословляют его, откинувшись назад, он смотрит на звезды и грустно улыбается. — Тогда скажи, как? — Что как? — Как бывает. Пауза затягивается, и Ястреб думает, что Даби просто пропустил его вопрос мимо ушей, но затем он отвечает. — Я думаю, что свобода это в первую очередь власть над собственной судьбой, власть делать вещи, которые приближают тебя к самому себе, отказываться от того, что неважно и фальшиво. Поэтому требование свободы — это требование власти. А власть не бывает только на четверть или наполовину, власть бывает лишь абсолютной. Даби никогда не пытался блеснуть перед ним знаниями, хотя периодически что-то такое проскальзывало в нем. Какая-то интеллигентность, начитанность. Нет никакой уверенности, что он закончил хотя бы старшую школу, и все же. У Ястреба нет сил, чтобы сдержаться и не подколоть его. — Я бы поаплодировал, но для этого пришлось бы вставать, а мне лень. Откуда это? — Из моей головы, — Даби отвечает ему с точно таким же выражением скепсиса на лице, но как-то слишком резко, даже для него. Неужели обиделся? — Можешь внести это в свой сборник великих цитат, если там, конечно, еще найдется что-то помимо крепких словечек от полковника Сандерса. Ну точно обиделся. Сейчас главное не показывать, что он заметил. — Ауч! Ты бьешь по больным местам, — Ястреб напускает в голос побольше насмешки, а затем произносит уже более примирительно. — Но если серьезно, где ты это вычитал? Лицо Даби приобретает странное нечитаемое выражение, он отворачивается от него и тянется за сигаретами. В этот момент ветер поднимается над крышей, и Даби приходится потратить не меньше минуты, чтобы подкурить. Наконец-то справившись с этой задачей, он крепко затягивается, а затем, не глядя на Ястреба, произносит: — Ты, наверное, считаешь, что я тупой, как пиздец. Ястреб никогда так не считал, но перебивать Даби он пока не спешит. Как и переубеждать в собственных мыслях на его счет; там слишком много всего, в чем он сам пока не разобрался. — Думаешь, наверное, что я хочу тебя впечатлить. — И снова мимо. — В любом случае, я не собираюсь ничего тебе доказывать. У меня было достаточно времени обдумать многое. И о себе, и о мире вокруг. Прочитал я за свою жизнь тоже достаточно. Знаешь, зимы в Мусутафу далеко не ласковые, а вход в библиотеки всегда был свободным. С его последними словами между ними повисает долгое молчание. Словно беспризорная псина потерлась своим холодным влажным носом, ветер с океана пробегает по шее. Посильнее кутаясь в воротник, Ястреб хохлится — ему никогда не нравилось мерзнуть. Честно, он не знает, что сказать. Он снова оказывается на руках с информацией, с которой непонятно, что ему делать. Ястреб не питает особенных иллюзий на чужой счет: он знает, что Даби никогда не отступится ни от своих идей, ни от своих планов — стоило лишь однажды посмотреть ему в глаза и становилось ясно — он пойдет до победного. Но что двигало им, какая сила каждый день поднимала его на ноги и заставляла идти к своей цели — этого Ястреб не знал. Что может побудить кого-то использовать причуду себе во вред? Двигаться, порой окольными путями, несмотря на слабое тело, несмотря на боль и лишения. Что толкнуло его на эту дорогу? Кто виноват в том, что он стал тем, кем стал? Глядя на этого человека, Ястреб думает, что он напоминает ему непроницаемый черный ящик. Как те, что хранятся на борту каждого самолета — жаль, что заполучить доступ к ним возможно лишь после тотального кораблекрушения. Но даже тогда, откроет ли он свои тайны, или все, что он оставит после себя — это неясный шум и помехи? Вздохнув, Ястреб протягивает руку, но зависает на пару секунд. А стоит ли его сейчас трогать? Даби не замечает его смятения, этой заминки, протянутой к нему руки. Погруженный в себя, он выглядит грустным и подавленным, и Ястреб не уверен, что хочет видеть Даби таким. Наконец-то решившись, Ястреб осторожно сжимает его плечо. Ладонь печет даже через перчатку. Какой же он горячий, в очередной раз удивляется про себя Ястреб. Замерев под его прикосновением, Даби протеста не выражает: он не скинул его руку — можно ли считать, что это хороший знак? В ожидании реакции Ястреба накрывает волнением, оно бьется и клокочет внутри, как оса, пойманная в банку. В эту минуту его разум раскалывается надвое: одна его часть (видимо отвечающая за логику) в любую секунду готова сорваться с места; в конце концов, перед ним злодей, человек с сильнейшей огненной причудой, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, как много нетравленных тараканов роится в этой лохматой, умной и одновременно с тем совершенно отбитой голове. Если он вздумает использовать против него пламя — Ястребу несдобровать. И все же. Ястребу отчаянно не хочется, чтобы все пошло именно по такому сценарию. Что-то сейчас протягивалось между ними. Впору бы подумать о своей миссии: ему четко дали понять, что он должен внедриться, любой ценой заслужить доверие Лиги — сколько можно возвращаться с пустым клювом? — но сейчас это последнее, о чем он думает. Его мысли заняты другими… вещами. Чем-то неосязаемым, пока еще за гранью слов, но Ястреб переполнен и совершенно поглощен этими чувствами — это похоже на предвкушение, на желание разделить тепло, поддержать и защитить, утянув подальше от края пропасти. Что-то давно забытое, но еще не утерянное с концами. Что-то хорошее и правильное. Что-то приближающее его к самому себе. Даби все еще не реагирует, и тогда Ястреб успокаивает себя, заранее готовясь к худшему: пусть уж лучше он разозлится на меня, чем будет сидеть остаток вечера повесив нос. — Я никогда не считал тебя глупым, — осторожно произносит он. — Эй, я серьезно. Посмотри на меня, может, я и получил хорошее образование, но на геройских курсах мы не особенно много читали, а потом уже некогда было. Да мне пальцев на двух руках хватит, чтобы перечислить все книги, которые я прочитал от корки до корки. Так что не обижайся на меня, считай это комплиментом. — Комплиментом? — Ну да, твои собственные мысли я принял за мысли какого-то великого писателя. Пока он продолжает говорить, плечо Даби под его рукой расслабляется все больше. И хотя он по-прежнему смотрит на Ястреба с неприкрытой насмешкой, теперь во всем этом ощущается куда больше тепла и доверия. Наверное, только он так может. — Мягко ты стелешь, герой. — Но это правда! Я говорил искренне. — Всегда подозревал, что у тебя птичьи мозги. — А вот это грубо. Задавив сигарету о край парапета, Даби кивает и вновь возвращается к разглядыванию мерцающего под ними города, что-то в выражении его лица будто меняется: всегда острые черты становятся мягче, еще тоньше. Впервые с их знакомства за уродливым гротеском шрамов, скрепленных скобами вместе с неповрежденной кожей, Ястребу удается разглядеть плавность линий. Это лицо когда-то было очень красивым… Со скоростью выпущенной стрелы мысль пролетела в его голове со свистом, а затем врезалась в него совершенно неожиданным пониманием: «Я любуюсь им. Даже несмотря на шрамы, мне нравится его лицо. И не только оно. Мне нравится, когда он смотрит на меня, когда улыбается, когда выглядит таким спокойным и расслабленным» Мне. Нравится. Это. И мне нравится он. Отчего-то эта мысль совсем не пугает. Он бы ни за что не позволил панике взять над ним вверх. Да, ситуация немного за гранью, он и предположить не мог, что однажды он посмотрит на Даби с подобным интересом. Набрав в грудь побольше воздуха, Ястреб впервые за долгое время позволяет своему сердцу стучать так, как ему хочется. Волнение внутри ощущается как что-то приятное, после тяжелого дня оно словно открывает в нем второе дыхание. Ему не хочется, чтобы этот вечер закончился слишком быстро, не хочется снова лететь домой в одиночестве. Да просто не хочется прощаться и расставаться с Даби сейчас, когда что-то настолько хорошее протягивается между ними, окутав этот момент тишиной и единением. Под нами целый мир, а мы здесь только вдвоем. Продлить бы этот момент, остаться наедине еще ненадолго. Ведомый этим ощущением, почти не задумываясь, Ястреб спрашивает: — Ты не голоден? — Не особо, а что? — Да просто подумал, что мы могли бы добраться до меня и заказать что-то из еды. — С чего вдруг такая щедрость? — словно оценивая, Даби подозрительно прищуривается и внимательно вглядывается в его лицо. — Да брось, я часто тебя угощаю. Тем более сегодня ты поделился со мной своей мудростью, меньшее, что я могу, это разделить с тобой ужин. Даби фыркнул, но столкнувшись с очевидным вопросом в чужом взгляде, произнес: — Не думаю, что это хорошая идея, — он как-то странно на него смотрит, но затем быстро отводит взгляд в сторону и поднимается. — Уже поздно, мне пора. Ястреб не может понять, почему Даби постоянно его динамит, и поэтому, в конце концов, решает идти в открытую. — Чего ты боишься? — прямо спрашивает он. — Думаешь, вместо ужина я устрою тебе засаду, все еще не доверяешь мне? — Не доверяю. Но дело не в этом. — Тогда в чем? Уже подойдя к выходу с крыши, Даби останавливается: засунув руки в карманы плаща, он вновь хмурится. — Чего ты хочешь от меня? — вопрос, прозвучавший настолько прямолинейно, застает Ястреба врасплох: во взгляде Даби, в его голосе, во всей его позе ощущается какой-то настороженный интерес. — Помимо того, что я твой золотой пропуск в Лигу, зачем ты делаешь все это? — Делаю что? — Это, — Даби неопределенно взмахивает рукой. — Приглашаешь к себе домой, угощаешь едой и выпивкой, все эти встречи и разговоры до глубокой ночи, хотя и ты, и я знаем, что тебе рано вставать, ведь долг зовет. Объясни, зачем ты все это делаешь? Чего ты добиваешься? Хотел бы Ястреб прикинуться ветошью и сказать, что не понимает, о чем речь. Но, черт подери, он прекрасно все понимает. Чего ты хочешь от меня? В этом вопросе слышался и упрек, и надежда. Сложно точно сказать, в какой именно момент Ястреб позволил себе расколоться надвое. Никакого эффекта оборотня, раздвоения личности или еще какой-то подобной чуши, он полностью отдавал себе отчет в том, что происходит: одна его часть все так же оставалась героем, работающим под прикрытием, где он сливал информацию сразу в обе стороны, марал руки и выполнял приказы, которые, как он надеялся, никогда не придется выполнять кому-то еще. Но другая его часть… О ней было известно лишь одному человеку. В общении с Даби он словно открыл в себе совершенно новые грани. Казавшиеся вначале плоскими, затем они обрели объем и перспективу. Лишь со временем Ястреб понимает, что то, что казалось утерянным навсегда, таковым не является. Это и была та свобода, о которой он всегда мечтал, но которую никогда не мог себе позволить. Свобода быть собой. Притягательность этого открытия заставляла сердце заходиться от восторга, лететь к этому чувству на полной скорости. Против встречного ветра, наплевав на здравый смысл, на все предосторожности и препятствия. С начала его миссии прошло чуть больше трех месяцев, со дня их знакомства — ровно три. В приоритете было завоевать доверие Даби (в отчетах комиссии он значился как резидент террористической группировки), это было его главное задание, успех выполнения которого гарантировал ему получение протекции от злодея и вступление в ряды Лиги. В общем, та еще задачка. В их первую встречу Ястреб даже не пытался нацепить на себя маску мерзавца — кого бы он этим обманул? — уж точно не такого человека, как Даби. Осторожный и мнительный, расчетливый и жестокий — это было первым, что подумал о нем Ястреб. И при этом он был как-то театрально учтив, его заигрывания с ним, как с представителем геройского сообщества, напоминали кривляния. Подобное поведение бесило неимоверно, но позже вся эта спесь слетела с него, как ненужная шелуха. И остался точно такой же человек, расколотый надвое. Тогда же выдвинутое Ястребом: «давай попробуем помочь друг другу, думаю, я могу быть полезен для вас» — было встречено его первой усмешкой. Даби щедро осыпал ими Ястреба, не жалея также метких саркастических замечаний и дурацких прозвищ, связанных с его причудой. «Мы рассмотрим вашу кандидатуру» — пообещал он перед тем как уйти. Ястреб не знает, как уместить все, что он чувствует, в слова, как назвать то, чему он прежде никогда не искал название. И пока он молчит, Даби не торопится уходить. — Я не знаю, что тебе ответить, — признается Ястреб. — Мне кажется, что бы я тебе не сказал, ты все равно мне не поверишь. — А ты попробуй. Быть честным — сложно. Быть честным с собой сложнее вдвойне. Но и до ужаса приятно. Так приятно, что мурашки по спине разбегаются, что хочется идти все дальше и дальше. Единственная опасность — забрести слишком далеко, так далеко, что уже не сможешь вспомнить и найти дорогу назад. — Мне нравится проводить с тобой время, — он встает, расправляя за спиной крылья, от ощущения, как ветер проходит сквозь перья, хочется только улыбаться; не боясь, что его слова унесет вместе с ветром, Ястреб продолжает говорить. — Мне нравится, что рядом с тобой я могу чувствовать себя так свободно. Быть… самим собой? Или еще кем-то. Может быть, тем, кто не чувствует себя постоянно скованным? И еще. Мне кажется, что ты нравишься мне. — Кажется? Ястреб усмехается. Пожимая плечами, он шагает назад, прямо в пустоту. Он позволяет себе рухнуть, исчезая из поля зрения Даби, и когда тот подходит обратно к парапету, наваливаясь на него животом и заглядывая вниз, Ястреб со всей силы взмахивает крыльями, удерживая себя в воздухе на уровне таких красивых и сердитых глаз. — Я сам еще не до конца разобрался. Но мне хорошо с тобой, как думаешь, это что-то значит? — Это значит, что у тебя нет мозгов и ты не понимаешь на что подписываешься. — Допустим. Но я бы хотел попробовать. А что насчет тебя? — Насчет меня? — Ну да, ты ведь продолжаешь отвечать на мои звонки, приходишь на встречи. И теперь уже не только по делу. Так что у меня к тебе встречный вопрос. Чего ты хочешь от меня, Даби? Он наклоняется ближе, вжимаясь грудью в бетонное ограждение, сокращает расстояние между ними почти до неприличия. Совершенно не впечатленный его нахальством, кончиками пальцев Даби отталкивает его от себя, а затем отталкивается сам. — Уже поздно, — повторяет он, шагая к выходу с крыши. — Но ты не ответил. — Да, не ответил. — Но, — Ястреб чувствует почти детскую обиду. — Это несправедливо! — Я знаю, герой. Мир вообще полон несправедливости. И он вновь уходит, оставляя Ястреба одного, с ворохом мыслей в голове, с какой-то новой приятной болью в сердце. Что это, спрашивает он себя, прижимая к груди руку. Что это? Кажется, это был их первый откровенный разговор о том, что происходило между ними на протяжении последнего месяца. И почему-то именно сегодня отказ Даби отозвался в нем особенно болезненно. Это был не первый раз, когда Ястреб приглашал Даби к себе. Он ни на что не намекал, но отчего-то чувствовал, что Даби считает иначе. И при этом, когда им доводилось встречаться где-то на нейтральных территориях, особенно в окружении посторонних людей, Даби вел себя куда свободнее. Многие их встречи проходили в барах, в тех мрачных, крытых районах, похожих на картонные штабеля, когда оба были одеты в гражданское, а их лица скрывались под масками и очками. В такие моменты Даби отвечал на его грубый, почти вероломный флирт, а иногда даже инициировал его сам. Держался он при этом особенно элегантно, блистал манерами, и на его фоне Ястреб чувствовал себя едва ли не дикарем. Будто он совсем не знал правил, шагал вслепую, подрываясь на расставленных минах, и падал в глаза, похожие на омуты. Он мог бы вести себя с ним куда более изыскано, но. Во-первых, не видел в этом никакого смысла. А во-вторых, пока он не переходил черту, Даби ни в чем его не ограничивал. В этот раз все повторилось по тому же сценарию. Поглядывая слегка снисходительно, как Ястреб ловит каждое его слово, каждый жест, он мягко улыбается, задевая его колени под столом, и когда что-то похожее на одобрение проскальзывает в его всегда ровном голосе, сердце Ястреба начинает биться в два раза чаще. В голове тем временем шумит от выпитого. Встав из-за столика, Даби извиняется, говоря, что ему нужно отлить. Еще одна из странностей, с которыми приходилось мириться: вот он держится с едва ли не аристократической статью, а в следующую минуту выдает что-то настолько неуместное, что на контрасте режет слух. Словно хочет казаться грубее, чем есть на самом деле. Наблюдая за его исчезающей в толпе фигурой, Ястреб размышляет, что ему делать. Перед глазами вновь всплывает потемневший взгляд Даби, то, как он задержался на нем, увлекая за собой. Ястреб не мог понять, скрывался ли за этим какой-то намек, но ломать над этим голову дальше было выше его сил. Сколько еще им топтаться на одном месте, один шаг навстречу, два — назад. Ему никогда не хватало терпения для таких пируэтов. Когда он идет за ним, он не думает, что, возможно, поступает неправильно. Может, все дело в алкоголе, который затуманил мысли и притупил в нем чувство опасности? Но одно он знает точно — ждать больше он уже не может. Дождавшись, когда Даби выйдет из туалета, он шагает навстречу. Не дав ему и шанса хоть что-то сказать, Ястреб затягивает его в одну из затемненных ниш. Оседая теплом на коже, дыхание Даби ощущается сейчас так близко, что смешивается с его собственным. Ястреб смотрит только на его приоткрытые губы и думает: «каково это наконец-то попробовать их?» Мысль об этом перекрывает собой все и срывает последние тормоза, заставляя двигаться. Ближе, еще ближе. Ястреб вжимает Даби в стену и наконец-то целует. Изрубцованная кожа нижней губы ощущается неровной, но на удивление такой же мягкой и теплой, как и весь его прекрасный рот. Это было куда лучше, чем он себе представлял. Слаще. О Господи. Увлекшись, Ястреб не замечает, как в какой-то момент Даби перестает ему отвечать. И только тогда до Ястреба доходит: что-то не так. Отстранившись, он вглядывается в его перекошенное в странном выражении лицо и пытается свести все в шутку: — Неужели я так плохо целуюсь? — Тупая птица, — шипит на него Даби. — Мех от твоей куртки зацепился за скобы. И тогда Ястреб понимает. — О нет, Боже. Прости! — Не дергайся. — Прости, — пискнув в последний раз, он замер, зажмурившись, будто это его кожа сейчас попала в плен куртки. Он все продолжает лепетать извинения, пока Даби пытается осторожно разобраться с их общей проблемой. — Вот и все, — произносит Даби и насмешливо смотрит на Ястреба. — Выдохни, герой. — Прости меня. Пластинку Ястреба слегка заело, господи, ну почему он такой неудачник. — Просто, — подавшись ближе, Даби вновь наклоняется к его лицу, согревая дыханием губы. Подняв глаза, Ястреб видит в его взгляде сплошное лукавство, насмешку, но за всем этим, там внутри теплится что-то хорошее. Мягкий свет живого огня. — Просто будь нежнее со мной, ладно? Ястреб не посмел бы возразить. Сейчас он радуется, что в этот раз он был в обычной гражданской одежде, слои ткани мешали и раздражали, но его руки, свободные от перчаток, могли касаться и гладить. Даби проводит кончиками пальцев по ладони, и Ястреба едва не встряхивает. Такой простой, даже невинный жест, но он говорил об очень многом: «Можно. Я доверяю тебе, разрешаю». Когда Ястреб во второй раз приближается к его лицу, его руки едва заметно дрожат. Шрамы и неровности, температура его кожи на контрасте со скобами — Даби тянется, сильнее вжимаясь щекой в ладонь и желая продлить прикосновение. В этот раз все получается медленнее. И да, нежнее. Темп Даби непривычен, он словно убеждает его — нам некуда торопиться, все время сейчас принадлежит только нам — и Ястреб идет у него на поводу, ощущая головокружение и приятную пустоту в собственных мыслях. Кажется, он еще никогда не испытывал такого трепета и восторга от обычного поцелуя. Они целуются еще очень долго, Ястребу было глубоко плевать на всех людей в этом баре: проходя мимо, те не упускали шанса бросить в их адрес пару непристойностей или присвистнуть. Ястребу было плевать, правда. Но лучше бы они остались совсем одни. Только он и Даби, где-нибудь в тишине его спальни. До чего же прекрасная мысль, думает Ястреб. Представляя, как он медленно разденет Даби, а затем разденется сам и ляжет рядом, он чувствует себя окрыленным как никогда. Поэтому, когда Даби накидывает на голову капюшон, словно пытаясь спрятать их от всего мира, Ястреб думает, что, возможно, он бы хотел того же самого. Или ему просто некомфортно целоваться вот так, у всех на виду. В любом случае его предложение должно было прийтись очень кстати. Нырнув глубже под плотную ткань, Ястреб трется носом о щеку Даби. — Пойдем ко мне, — предлагает он. Он правда хотел, как лучше, но… Если бы он только знал, что Даби отреагирует на его предложение так, как он в итоге на него отреагировал — держал бы язык за зубами. Пока Ястреб изо всех сил пытается понять, что он, черт возьми, сделал не так, Даби резко отстраняется, заставляя его попятиться — от него буквально веет холодом. Такая резкая перемена в поведении настораживает. Кажется, всего минуту назад они самозабвенно целовались, а вот Даби стоит и смотрит на него так, словно Ястреб сказал что-то ужасное и неприемлемое. Будто обидел его. Каким-то шестым чувством к нему приходит понимание, что он снова все испортил. Казалось, будто он шагнул в темноту, но там, где должна была оказаться следующая ступенька, не оказалось ничего. — Уже поздно. Мне пора домой. Вновь брошенные вместо прощания эти слова больно кольнули Ястреба в сердце. Кажется, он начал понимать причину: то что он принял за доверие, таковым не являлось — Даби боялся не засады в его доме, он боялся Ястреба… как мужчину. Это вызвало недоумение пополам с обидой. Хотелось убедить Даби в обратном. Что рядом с ним — бояться нечего, что он не навредит и не сделает ничего такого, о чем Даби бы его не попросил. — Подожди, — он сам не понимает, как двигается за ним следом, но вид удаляющейся от него спины вызывает в нем панику и смятение. — Почему ты всегда убегаешь от меня? Опережая мысли, тело вдруг начинает действовать по наитию. Схватив Даби за руку, Ястреб тянет его на себя. О нет. Не стоило этого делать. Когда Даби медленно разворачивает к нему лицом, Ястребу кажется, что вот и все — его песенка спета. Напряжение в сгустившемся воздухе ощущается сейчас настолько плотным, что становится не по себе. Он меня сейчас убьет, — эта мысль взрывается в его абсолютно пустой голове, словно метеор. И только спустя несколько секунд Ястреб понимает, что он натворил. В глазах Даби была вовсе не злость — в них читался чистейший, незамутненный испуг. Ошпаренный этой мыслью, Ястреб одергивает руку и лепечет извинения, в которых уже нет никакого смысла, все они отскакивают от Даби, неспособные пробиться через плотную броню его отчужденности. — Прости, я правда не хотел. Не знаю, что на меня нашло. Я не должен был тебя так хватать. — Да, — соглашается с ним Даби. — Ты не должен был, но ты это сделал. — Прости. Понимая, что Ястреб хочет что-то добавить, Даби жмурится, будто прямо в этот момент был готов закричать на него: «заткнись, заткнись, заткнись». Глядя на него, Ястреб моментально прикусывает язык. В конце концов, что еще ему остается? Наконец-то придя в себя, Даби растирает запястье и смотрит на него с таким холодом, что внутри себя Ястреб весь сжимается. Жалко, на нем недостаточно перьев, он бы сейчас с радостью спрятался за своими крыльями. — Спасибо за выпивку, но, как я сказал, уже поздно, так что я иду домой. Хочется срочно все исправить, но как это сделать, Ястреб не имеет ни малейшего понятия. — Постой, — не думая, он вновь двигается за ним, но это зря. Словно почувствовав, что его преследуют, Даби резко разворачивается. Если бы одним взглядом можно было убивать — на месте Ястреба уже лежала бы кучка пепла. — Я больше не хочу ни о чем с тобой разговаривать. — Но… — Если ты только попробуешь догнать меня на улице, гарантирую, я превращу тебя в курицу гриль, быстрее чем ты успеешь произнести Кентукки Фрайд Чикен. — Даби. — Я все сказал, — отчеканивает он. — Я ухожу. Не иди за мной. Достучаться до Даби было невозможно. В конце концов, Ястреб понимает, что лучшее, что он может сейчас сделать — это отступить. Он провожает его взглядом до тех пор, пока фигура Даби не скрывается за поворотом. — Блять. Противная горечь, разлившаяся во рту, достигает горла и, встав в нем поперек, едва не начинает душить. Ястреб пытается протолкнуть этот комок глубже, но становится лишь хуже. Почему все закончилось именно так? Блять, — снова повторяет Ястреб и бьется головой об стену. *** Последующие дни проходят для Ястреба, как в тумане. Двое суток Даби не появлялся на базе, и, кажется, никто толком не знал, где он мог пропадать. Причин интересоваться слишком активно у Ястреба тоже вроде как не находилось. По крайней мере, все помалкивали, и даже Твайс не дал ему ни одной полезной зацепки. «Я волнуюсь… Да черт с ним! Опять ширяется где-то» Намек на то, что Даби мог загулять из-за наркотиков, вызывает у него сильные сомнения. Ястреб никогда не видел его обдолбанным, хотя сразу вспомнил один случай, произошедший ровно в тот день, когда Даби представил Ястреба Лиге. Они вышли покурить на широкий застекленный балкон, когда, потянувшись за сигаретами, Даби выронил прозрачный и уже наполовину пустой пакетик, из которого белый порошок просыпался на пол. Ястреб наклонился, чтобы поднять его и без слов протянул обратно Даби. — Это все еще проще достать, чем хорошие обезболивающие, — произнес он в ответ на обеспокоенный взгляд Ястреба. — Из-за боли даже заторчать не получается, недавно наш доктор выдал мне какой-то препарат, а мне с него ни горячо, ни холодно, вообще никакого эффекта, наверное, просто уже привык глушить боль этим дерьмом. Ястреб отлично знал, как выглядит дешевая бодяженная наркота. Сам не раз забирал ее у подростков, вновь отгоняя их от края пропасти, а иногда, если везло, срезал у дилеров еще на этапе обмена. Перед ним не пытались оправдаться. Вчера их отряд во главе с Даби попал в серьезную заварушку, и пока Гетен отступал, пряча своих людей за ледяной стеной, Даби пошел в наступление. «Просто переусердствовал немного», — хрипя от боли, посмеивался он, пока Ястреб осторожно наносил новокаиновую мазь на его руки. Но стоило лишь взглянуть на зрачки и становилось ясно — это лишнее. Все это время, гоняя по замкнутому кругу одни и те же мысли, Ястреб ждет возвращения Даби и одновременно с этим волнуется от предстоящей встречи. Что он скажет ему, когда они встретятся? Захочет ли вообще Даби разговаривать с ним после всего, что между ними произошло? Очевидно, что Ястреб его подвел. Взгляд Даби, полный разочарования, страха и какой-то глубоко затаенной грусти все еще стоял перед глазами и заставлял сердце ныть. В конце концов, Ястреб оставался героем, а герой не может быть тем, кто вызывает страх. Разве что у злодеев. Но вот загвоздка, если Ястреб был героем, Даби по-прежнему оставался злодеем. И все же… В тот момент они были просто людьми, нуждающимися друг в друге, в тепле и заботе, которые могли дать и так отчаянно желали получить в ответ. Он совсем не хотел, чтобы Даби боялся его. Только не так. Уже позабыв, что такое спокойный сон, как в зыбкой тине, Ястреб вязнет в одних и тех же мыслях: что же такого могло произойти с Даби в прошлом, что он так остро отреагировал? Подобная реакция не могла возникнуть на пустом месте, уж в этом Ястреб не сомневается. Что если с ним случилось что-то плохое, а Ястреб случайно напомнил ему об этом…? От одной этой мысли хотелось взвыть. Когда на следующий день Даби возвращается на базу и лишь мельком смотрит на Ястреба, тот чувствует себя пустым местом. Старательно избегая героя во время собраний и обходов, Даби попросту игнорирует его присутствие. — Что между вами произошло? — спрашивает Тога, и лишь тогда Ястреб понимает, что весь день таскался за Даби, как псина на привязи. — Ничего, — отмахивается он, снова пытаясь улыбнуться. — Просто он не в духе сегодня. — Хм, — мычит Тога, задерживая задумчивый взгляд на идущем впереди Даби. — Не похоже. Ястреб пытается отвлечь ее, но уже зайдя в комнату отдыха и обнаружив там Даби, который разлегся, развалившись на диване, он понимает, что больше так продолжаться не может. Ближе к вечеру помещение начинает пустеть. Остаются лишь он, Даби, Тога и Спиннер. Пока Тога листает модный глянцевый журнал, Ястреб решает, что не сломается, если попросит ее о маленьком одолжении. «Слушай, кое-что действительно произошло, рассказать не могу, но мне нужно поговорить с ним» Телефон, лежавший с ней рядом, пронзительно громко пиликает. Подумав, Ястреб добавляет: «Наедине» Прочитав его сообщения, Тога хмыкает и начинает набирать в ответ. Как думает Ястреб — ему. Но нет, следом телефон достает Спиннер. Точно так же хмыкнув, он бросает в его сторону настолько красноречивый взгляд, что Ястреб чувствует, как у него отчаянно краснеют уши. Он никогда не был с ними на одной волне. Сильнее зарывшись в воротник, Ястреб наблюдает, как, поднявшись с места, члены Лиги покидают комнату, наконец-то оставляя их наедине. Он собирается с духом несколько минут, пока: — Ты специально попросил Тогу и Спиннера уйти? — не отрываясь от чтения, Даби становится первым, кто нарушает тишину между ними. В его руках третий том Пруста. «В поисках утраченного времени». Ястреб все еще не может представить, чтобы кто-то захотел читать эту тягомотину по доброй воле. Не дожидаясь особого приглашения к беседе и уже заранее предчувствуя свое скорое моральное распятие, он тяжело вздыхает и поднимается, приближаясь к Даби, как к эшафоту. Даби по-прежнему лежит, растянувшись на диване и закинув ноги в сапогах прямо на подлокотник, сейчас он не выглядит хоть сколько-нибудь заинтересованным или открытым к разговору. Но поговорить им все же придется. — Послушай, — примирительно начинает Ястреб. Он терпеливо ждет, когда Даби наконец-то отложит свое невероятно интересное чтиво и обратит на него внимание. Когда тот все-таки сдается, положив раскрытую книгу к себе на грудь, он смотрит на Ястреба, как на назойливую муху. Ни больше ни меньше. И откуда в нем столько позерства? — со смесью любопытства и раздражения думает Ястреб. Очень не хочется нависать над ним во время разговора, так бы он чувствовал себя родителем, отчитывающем подростка за плохие оценки или найденные в кармане сигареты — нет, думает Ястреб, это никуда не годится — оглядевшись в поисках стула и найдя поблизости лишь небольшой пуфик, он подталкивает его к себе с помощью перьев. Теперь их глаза находятся на одном уровне — уже что-то. Возможно, если ему удастся найти правильные слова, это сработает. Обычно это срабатывало с маленькими детьми, когда те были расстроены или напуганы, тогда Ястреб садился перед ними на корточки и пытался всячески подбодрить, убеждая, что все плохое уже позади. Только вот Даби не был ребенком, но и взрослым его поведение назвать язык не поворачивался. С другой стороны, Ястреб отлично понимал, что неправильно обошелся с ним. Полностью признавая свою вину, он хотел извиниться, уладить все, а в идеале — прийти хоть к какому-то компромиссу. В конце концов, он просто вновь хотел вернуть его расположение. — Ну, — стуча ногтями по корешку, Даби смотрит на него так, словно невероятно расстроен тем, что Ястреб посмел отвлечь его от собственного созерцательного безделья. — Я слушаю. — Я хотел спросить, у нас все в порядке? — У нас? «Он нарочно это делает», — в полном негодовании думает Ястреб. — «Нарочно изводит меня» Сжав зубы, Ястреб призывает на подмогу все свое терпение и кивает. Несмотря на то, что Даби очевидно отыгрывался на нем, он совсем не выглядел так, будто хотел всего лишь поиздеваться. То, что произошло между ними в баре, задело его слишком сильно. Возможно, даже сильнее, чем он предпочел бы сейчас признать. Если бы он не был так обижен — не шел бы в настолько очевидный протест. — Да, у нас, — четко, почти по слогам выговаривает Ястреб. — Мне очень жаль. — Это я уже слышал. Что-то еще? — Я обидел тебя. — Нет, это не так. — Тогда что? Несмотря на вальяжную позу, Даби напрягается еще сильнее, теперь он лежит, скрестив руки, и пальцы, лежащие на его плечах, почти белые — так сильно он цепляется в рукава. Заметив, что настроение Даби вновь отклоняется совсем не в ту сторону, Ястреб не знает, что делать дальше: Даби закрылся от него, это было очевидно, и говорить с ним в таком состоянии — пустая трата времени и сил. Начиная этот разговор, Ястреб просил себя не злиться, быть терпеливым, но все же, против собственной воли, уже начал медленно закипать. Кровь разгонялась по венам, а лицо горело, как ад. Казалось, этот разговор лишь завел их в очередной тупик, и Ястреб не находил из него никакого выхода. — Черт, — тихо ругнувшись, он снова смотрит на Даби в надежде, что ему все же удастся до него достучаться. — То, что я сделал, было непозволительно, я не должен был применять силу по отношению к тебе, я не имел на этого никакого права, и мне жаль, мне безумно жаль, что все закончилось так. Что я, по собственной дурости и несдержанности, ранил тебя. Этого Ястреб не произносит, но взгляд его кричит именно об этом. Он опускает глаза, боясь, что Даби расценит это как жалость, как признание слабости. Неправильно все поймет и снова вывернет слова Ястреба наизнанку. Запертые наедине друг с другом, они проводят в этой тяжелой гнетущей тишине несколько бесконечно долгих минут. — Хорошо, что ты это понял, — теперь голос Даби звучит спокойнее. Когда Ястреб поднимает глаза, он надеется увидеть… Боже, как глупо. На что он вообще надеялся, начиная с ним этот разговор? Продолжая лежать, Даби держит в руках своего дурацкого Пруста, заложив нужную страницу пальцем. Его глаза — глухая стена, об которую можно расшибить лоб — и тогда Ястреб понимает, что с него хватит. — Что-то еще? — вежливо интересуется Даби. Как-то резко у Ястреба начинает болеть голова. Вот же дерьмо. — Нет-нет, ничего, — он поднимается и, уже не глядя на Даби, медленно плетется к выходу. — Зря я тебя побеспокоил. Ладно, увидимся. «Наверное», — произносит он уже про себя. Погруженный в свои невеселые размышления, он не замечает приближающихся шагов — такое с Ястребом едва ли не впервые. — Подожди, — нагнав его уже в коридоре, Даби замирает в нескольких метрах. Он выглядит то ли взволнованным, то ли запыхавшимся. — Ты так и не извинился. Ястреб мельком отмечает, что голос его звучит непривычно и почти надломлено. Находясь в полном недоумении и не в силах подобрать хоть какие-то приличные слова для описания всей этой ситуации, Ястреб глядит на него в ответ с совершенно потерянным видом. — Ты это серьезно? — Вполне. — А что я, по-твоему, пытался сделать, пока мы с тобой сидели в комнате отдыха? — Ты сказал, что тебе жаль, но ты так и не извинился. Ястреб замирает. А ведь действительно. — Хорошо, — кивает он, перед ним встает непростая задача — вложить в одно простое слово, все, что он чувствует, все, что он хочет донести до Даби: «Извини. Я был не прав, и мне жаль, что ранил тебя. Я никогда больше так не поступлю. Прости меня, если можешь» — Прости. Иногда лишь одно слово способно спасти положение. Словно мост, оно выстроило путь, по которому они теперь могли идти навстречу друг другу. Ястреб старался быть максимально искренним, на меньшее Даби просто бы не согласился. «Я готов отдать ему все, что у меня есть», — Ястреб не успевает испугаться этой мысли, под внимательным взглядом Даби он весь сейчас, как на ладони. — Хорошо. Выдержав его долгий взгляд, Ястреб ждет. — Твои извинения приняты. — И? — Что «и»? На этом все. Пока что. — О господи, — уже не сдерживаясь, Ястреб стонет в голос. — Как же с тобой сложно. — О, ты и не представляешь, на что ты подписался. Да уж. Это Ястреб уже понял. — Но еще не поздно свернуть назад. Ястреб качает головой. Поздно. Для него уж точно. — Ладно, — удовлетворенный его ответом, Даби дарит ему ту самую улыбку, от которой сердце в груди вновь трепещет от восторга. — Увидимся, герой. Вот же черт, в очередной раз думает про себя Ястреб. Кажется, вид счастливого и довольного им Даби вызывал у него почти наркотическую зависимость. *** Даби не слукавил, когда дал понять, что просто не будет. Чего только стоило заманить его в свою квартиру. Всю дорогу Ястреб ждал, что вот сейчас прозвучит очередная отговорка и Даби снова сбежит, но этого не произошло. В отличие от него, переступая порог, Даби выглядел спокойно и непринужденно, в то время как мысли в голове Ястреба разбегались от него во все стороны сразу: «Что мы будем есть? Как мы ляжем спать? Захочет ли он вообще остаться на ночь? А если дело дойдет до секса? У меня ведь даже нет презервативов. Да и где я куплю их сейчас в такое время?!» — Ты чего замер? Уже разувшись и скинув плащ, Даби поглядывал на него с насмешкой, и тогда Ястреб понял, как глупо он сейчас выглядит. Распереживался, как девственник какой-то, ругал он сам себя. Покурив на балконе, Даби устроил настоящую ревизию на его кухне. Кроме слегка запылившейся посуды на полках обнаружилась давно забытая пачка макарон, а в холодильнике — банка соленных огурцов, пара бутылок пива, майонез и какой-то старый месячной давности контейнер. Не будучи на сто процентов уверенным, Ястреб подозревал, что в нем уже давно завелась отдельная разумная цивилизация. С легкой руки Даби заплесневевшая изнутри пластиковая коробка отправилась в мусорку. Действительно. Легче выбросить, чем отмыть. — Негусто, — прокомментировал Даби. — Какого черта у героя из топа даже пожрать дома нечего? С виноватым видом Ястреб пожал плечами. — Ты видел, что случилось с той посудиной. — Ты про новую форму жизни, выращенную в коробке из-под ланча, какого черта? — Ну, у меня нет времени, чтобы готовить, а когда раз в полгода на меня снисходит вдохновение совершить какой-нибудь кулинарный подвиг, то потом я просто забываю еду в холодильнике и происходит вот… такое. Это была правда, из всего оборудования на кухне Ястреб пользовался только кофемашиной и иногда тостером. — Кошмар. — Обычно я заказываю что-то или беру с собой из ресторанов, чтобы быстро съесть утром. Если ты тоже голоден, давай просто закажем что-нибудь. — Все время забываю, что у тебя денег хоть жопой жуй. Ястреб предпочел пропустить эту колкость мимо ушей. — Так что бы ты хотел? — Все равно, — махнув рукой, Даби пошел умываться, но уже из ванной он крикнул. — Только не бери ничего острого или сильно пережаренного, мне нельзя. Это слегка удивило Ястреба.  — Почему? У тебя что, гастрит? В двадцать лет? Спустя пару секунд тишины последовало раздраженное: — Возьми печеньку с полки за сообразительность. От греха подальше Ястреб решил не развивать эту тему дальше, он уже давно заметил, что Даби не любил расспросов о собственном самочувствии: не нужно быть гением, чтобы понять, что его причуда довольно часто дает сбои, что просто не могло не отразиться и на его здоровье. Что уж говорить о его образе жизни и нормальном питании. Немного подумав, Даби добавил к своим пожеланиям: «и, пожалуйста, никакой рыбы» — А с рыбой что не так? — Просто я ее не люблю. Пока Даби приводил себя в порядок, Ястреб сам не понял, как так вышло, что он едва не скупил половину меню из своего любимого ресторана доставки — крем-супы, десерты, салаты, муссы и диетические роллы — что-то из этого точно должно понравится Даби. Ястреб не успел подтвердить заказ: он и не заметил, как Даби вышел из душа, и, забрав у него телефон, просто сбросил вызов. — Ты решил накормить целую роту солдат? Нас тут всего двое, бестолковая ты птица. — Я не знал, что ты любишь, — оправдывался он. — И растерялся! — А потом вся эта еда испортится у тебя в холодильнике, и ты снова ее выбросишь. Даби не мог позволить ему такой расточительный перевод продуктов. Покачав головой, он забрал у него мобильник и сделал заказ сам. Ястреб оценил его практичность. Расположившись перед телевизором, он выложил на журнальный столик две небольшие порции с гречневой лапшой и мясной пирог. Салат, который Даби заказал для себя, и выпрошенное Ястребом ведро жаренных крыльев. Пожелав друг другу приятного аппетита, они принялись за еду. Ястреб слушал фильм в половину уха, потому что куда интереснее было наблюдать за Даби. Во время еды он всегда держал спину очень прямо, и даже сейчас, вдали от посторонних глаз, ел аккуратно и не забывал о манерах. Беря небольшими порциями, он даже часть своего пирога порезал на маленькие кусочки. Ястреб предполагал, что из-за скоб вдоль линии челюсти он просто физически не мог открыть свой рот достаточно широко — теперь понятно почему он отказался от предложенного им на прошлой неделе бургера… С размышлений о еде мысли как-то незаметно перескочили к темам более… интимного характера. Интересно, а он вынимает скобы, когда…? Если Ястреб не был занят работой, он был просто ужасно рассеянным, и сам не заметил, как уже несколько минут пялился на чужие губы. — О господи, — когда эти слова донеслись до его слуха, Ястреб моргнул и непонимающе уставился на Даби, тот смотрел на него почти брезгливо. — Ты отвратителен. — Что, в смысле? — Да у тебя на лице все написано. В смысле, на лице у него все написано? Неужели он так откровенно пялился? Ястреб пообещал себе, что обязательно вытравит эту похоть из своего взгляда. Но Даби… он так по-странному его привлекал, что Ястреб просто ничего не мог с собой поделать. И с этими мыслями, которые постоянно сводились к сексу. Он едва ли мог похвастаться внушительным опытом: на нормальные отношения у него элементарно не было времени, а секс на одну ночь наскучил довольно быстро. В этих кратковременных связях не было ни предвкушения, ни особой страсти или азарта, с таким же успехом Ястреб мог легко подрочить у себя в ванной. Его партнеры велись либо на внешность, либо на статус героя из топа. И в моменты сближения, позволяя чужим рукам тянуться к пряжке ремня, он не мог толком расслабиться и продолжал оставаться тем, кем его хотели видеть. Продолжал держать марку, чтобы потом эти незнакомцы могли похвастаться перед друзьями: «прикиньте, меня трахнул Ястреб. Он очень даже ничего» Где-то на шестерочку. Но с тех пор, как в его жизни появился Даби, в нем проснулся какой-то новый голод. С того первого поцелуя он чувствовал себя голодным практически постоянно. И хуже всего, что он отлично представлял их вместе. Да, черт возьми, он мастурбировал, думая о Даби. В его фантазиях не было никакой конкретики, но некоторые образы, возникающие в голове, были до того яркими, что возбуждение пробирало его до самых кончиков перьев. Закрывая глаза, Ястреб представлял, как ляжет на спину, распластавшись на собственных крыльях, и позволит ему трахнуть себя в рот, как будет вылизывать его, а потом очень долго растягивать и стимулировать пальцами, пока Даби не заскулит, умоляя заменить пальцы членом, как он устроится на животе и закинет его длинные ноги себе на плечи, чтобы взять так глубоко, как он только сможет, чтобы аж слезы на глазах навернулись, чтобы Даби под ним извивался от удовольствия, жмурился и хватал его за волосы. Во всех его фантазиях именно он доставлял Даби удовольствие: он хотел узнать, как будет выглядеть его лицо во время оргазма, как будет звучать его голос, когда Ястреб доведет его до исступления. Воображаемые стоны Даби заменялись его собственными, сбавляя и наращивая темп, он толкался в кулак и медленно подводил себя к черте. Ястребу очень хотелось, чтобы Даби думал о нем так же. Чтобы он стал мужчиной его мечты и во сне и наяву. Когда он вновь посмотрел на Даби, тот, несмотря на все свое напускное безразличие, выглядел подавленно и смущенно. Синие тени от экрана телевизора скользили по его лицу, подсвечивая и без того яркие глаза, он смотрел прямо в экран, но взгляд его сейчас находился где-то далеко. Даже не сознавая того, он отодвинулся подальше — весь его вид так и кричал, что ему чертовски некомфортно — и Ястреб вновь почувствовал, что облажался. Хотелось попросить прощения, но за что? Да и как бы это прозвучало. «Извини, что я такой озабоченный, когда думаю о тебе, просто мне стало интересно, снимаешь ли ты скобы, когда делаешь минет» — Когда я в последний раз отсасывал кому-то, на моем лице еще не было всей этой красоты. Да как?! Он что, действительно читает его мысли? Заерзав на диване, Ястреб покраснел до самых ушей, чтобы случайно не столкнуться взглядами, он пробубнил извинения, и, нахохлившись, отвернулся обратно к экрану. Напряжение, повисшее между ними, ощущалось, как пытка. Ястреб не выдержал и пяти минут. — Извини, — повторил он вновь, врать, убеждая Даби, что он вовсе не думал ни о чем таком, не было смысла. — Ты мне очень нравишься, но иногда я перестаю контролировать свои мысли, и в итоге они заводят меня не совсем туда, куда нужно. Прости за это, я не хотел тебя смущать. И ты не должен… Ястреб не успел договорить: непонятно как Даби удалось подобраться к нему с такой скоростью, секунда — и диванная подушка рядом с ним запружинила, а легкий поцелуй в щеку закоротил его мозги. Лицо Даби сейчас было так близко — они едва не столкнулись носами, когда Ястреб повернулся и посмотрел прямо в глаза. — Значит мир? — Мир, — кивнул он и потянулся к нему за еще одним поцелуем. Когда рука Даби нежно опустилась на лицо, накрыв сверху своей ладонью, Ястреб не удержался и потерся об нее щекой. — Я хочу, чтобы ты знал, — произнес Ястреб. — Я никогда не сделаю того, чего ты не захочешь. Никак не наврежу тебе и не буду ни к чему принуждать. Эти слова, произнесенные от всего сердца, надавили на него изнутри. Чем ближе он узнавал Даби, тем сильнее укреплялся в собственных догадках: во всем его поведении прослеживалась пугающая сломленность, Ястреб пока не знал наверняка, было ли это связано с его прошлым опытом и насколько все плохо. Сейчас он просто стремился успокоить его, создав вокруг Даби безопасную обстановку, и уже после этого продолжить идти на сближение. — Я знаю, — Даби улыбнулся ему с какой-то болезненной нежностью и прижался к его лбу своим. — Ведь ты чертов герой. До мозга костей герой. Не зная, что на это ответить, Ястреб осторожно пригладил его волосы и еще ближе прижал к себе. Диван, приобретенный им еще со времен его первой геройской зарплаты, был достаточно широким и удобным — единственная мебель, которую он привез с собой на новую квартиру — расположиться на нем с комфортом не составило никаких проблем. Ястреб уже совсем позабыл, о чем был тот фильм, который они смотрели. Погруженный в свои мысли, он вынырнул из них лишь тогда, когда по экрану поползли финальные титры — Даби к тому времени уже крепко дремал на его плече. Аккуратно поднявшись, Ястреб укрыл Даби пледом и тяжело вздохнул. И о каких только презервативах он думал? Идиот. *** Между ними чертовски много поцелуев и прикосновений. А еще много такого, что Ястреб назвал бы обещанием. Даби не самый тактильный человек, но, когда во время общих собраний, он подходит к нему и прижимается со спины, ведя пальцами ближе к основанию крыльев, когда медленно поглаживает ладонь под тканью перчатки или задевает коленом под столом — у Ястреба мурашки ползут по коже. Но этого по-прежнему мало. Ястреб не хочет подгонять Даби или еще как-то на него давить, но иногда желание ускорить события становится почти непреодолимым. Через две недели они снова отдыхают на диване в его квартире. Время за полночь, и они смотрят какой-то старый австралийский арт-хаус. Непонятно откуда Даби достал этот раритет, да еще и на диске. Фильм про писателя-неудачника, кочующего по впискам и пытающегося написать рассказ для журнала Пентхаус. Ястреб не понимает и половины: много странных людей, окружающих главного героя, делают странные и бессмысленные вещи, а тот просто плывет по течению. Фильм, по мнению Ястреба, полный бред, но очевидно, что он нравится Даби (он находит его смешным, забавным?), поэтому он из-за всех сил старается вникнуть в сюжет. Он сдается где-то на середине, точнее это его мозг сдает позиции, и он засыпает. Он не знает сколько он проспал, не больше часа, он просыпается под песню California Dreamin с финальных титров. Разбуженный мягкими прикосновениями, он осоловело наблюдает, как нависнув над ним, Даби улыбается, и, поглядывая на него сверху, пропускает спутанные пряди сквозь пальцы. — Прости, — после недолгого сна голос чуть садится и хрипит. — Я все пропустил. Даби качает головой, мол, ничего страшного.  — Я пытался, но я ничего не понял, — честно признается Ястреб и ловит усмешку, говорящую что-то вроде «кто бы мог подумать» — Тебе правда нравится этот фильм? Пожав плечами, Даби отводит взгляд в сторону и улыбается. — Этот фильм очень нравился моему другу, — Ястреб замечает, что его лицо будто светлеет от печали, приподнявшись он садится и двигается ближе, приготовившись слушать. — Он тоже хотел стать писателем, но не сложилось. — Почему? — Он умер. Покончил с собой пять лет назад. О боже. Ястреб ерзает на месте, он никогда не умел утешать людей, что он вообще может сказать на это? — Сочувствую, — разве что самое очевидное. — Мне жаль. Даби кивает и говорит, что все в порядке. Он в порядке. Все-таки времени с тех пор утекло достаточно. Он говорит: — Просто он был слишком хорошим, — глядя на свои руки, Даби сжимает их в кулаки. — И в итоге наше прекрасное общество проехалось по нему катком. Я понимаю, почему он так поступил, и не осуждаю его за это. Ястреб даже не думает спрашивать, кого он тогда осуждает. Ответ очевиден — весь этот чертов мир. Мир, в котором невозможно почувствовать себя как дома, невозможно вписаться, играя по правилам, если на руках недостаточно фишек. Который слишком несправедлив, чтобы в нем можно было жить, просто жить, не чувствуя себя постоянно стесненным или отброшенным в сторону. Можно ли исправить это? Создать идеальное общество, где все будут на своих местах и счастливы. Едва ли. Ястреб никогда не был большим фанатом истории, как предмета, но кое-что он усвоил: все подобные утопические идеи всегда лежат на горе костей. Страдания порождают страдания. И нет никакого выхода из этого цикла. Но какой смысл объяснять это тем, кто уже пострадал. Мир — несправедливое место, бла-бла-бла, прими к сведению и не рыпайся. Но для тех, кто готов идти войной против всех, возможно, других вариантов просто нет. Может, в этом и есть исключительная жажда жизни? Забивать голову вопросами о судьбах мира и несправедливости системы, когда сам являешься ее частью — занятие, ведущее в тупик. Ему говорили, что жить нужно по совести, но Ястреб чувствует, что облажался даже в этом. Об его совесть теперь можно вытирать ноги. Нет места, где бы они с Даби могли получить искупление, как нет места, куда бы они смогли вернуться после войны. Эта мысль заставляет сердце в груди сжаться от боли. Ему страшно, и он снова бежит от этой неудобной правды, ища спасения в надежных объятиях Даби. Здесь и сейчас, он забывает себя в них. Ощущение фрустрации накрывает Ястреба с головой. Словно находясь в открытом космосе, его мысли блуждают, не находя отправной точки. Все, что ему нужно — оттолкнуться и набрать инерцию, а затем просто вернуться назад, но… он не может. В такие минуты все перестает казаться Ястребу настоящим, реален только этот момент, только он и Даби. Но время истекает, предавая их, и тогда он еще крепче жмурится, так отчаянно пытаясь задержать тепло, согревающее его изнутри. Чем бы ни закончилась эта миссия — жизнь уже никогда не войдет в привычное русло. Потерявшись, Ястреб чувствует даже не свободу, но предвкушение. Если нет места, куда они могли бы вернуться, не значит ли это, что теперь они смогут пойти куда угодно? *** Ястреб не знает, что именно заставило его подумать, что сегодня тот самый день, когда они с Даби смогут зайти дальше. Он ничего не планировал. Хотя после той ночи, когда Даби впервые переступил порог его дома, на всякий случай, закупился и смазкой, и презервативами. Возможно, все дело в долгой охоте за доверием, делающей каждый их порывистый поцелуй чрезмерно значимым. Даби не делал ничего особенного, но иной раз Ястреб просто не находил в себе сил, чтобы оторваться от него хотя бы на секунду. Это продолжалось и продолжалось. И пока он весь изнывал, ожидая получить что-то большее, чем просто поцелуй, Даби похоже во всей этой ситуации ничего не напрягало. Он приходил за объятьями, тянулся и отвечал на поцелуи, но дальше этого они не продвигались. После полученных ласк он выглядел расслабленным и добродушным, что у Ястреба язык не поворачивался спросить напрямую. В нем засело странное предчувствие, что Даби это не понравится. Но стоит ли винить его в излишней поспешности? В конце концов, он был просто мужчиной. Очень влюбленным к тому же. Стоит ли винить Ястреба в том, что он так сильно хотел почувствовать себя желанным, ощутить это взаимное влечение, что в итоге увидел сигналы там, где их не было. Все-таки горение — правильное слово. Ястреб чувствовал себя горячим и нуждающимся практически постоянно. Глядя на Даби, он становился все горячее и горячее, словно тот каким-то образом передал ему часть своего пламени, и теперь этот огонь циркулировал по венам вместо крови. Все произошло на том самом злополучном диване. Ястреб дождался, когда Даби начнет ластиться сам, и без какого-либо перехода поцеловал в ответ так страстно, что сам же застонал в его губы. Даби не отпрянул, прерывисто выдохнул через нос, обвивая его шею руками. Повалив Даби на диван, Ястреб вклинился между его длинных ног и припал к изрубцованной шее. Чувствуя бешенный ток крови, созвучный с его собственным, он целовал и прикасался к нему всюду, докуда только мог дотянуться. Это было горячо, сладко, невыносимо и абсолютно. Слишком поглощенный собственными ощущениями, он не заметил, как в какой-то момент Даби перестал ему отвечать. В голове стоял шум, и Ястреб уже задыхался от сжигающей его заживо нужды. В конце концов он не выдержал: вжавшись в пах Даби, его бедра бесконтрольно дернулись. Он был таким твердым, что хотелось взвыть, ощутить долгожданную разрядку, хоть что-нибудь; он двинулся еще раз, но не получил никакой ответной реакции. Осознание обрушилось на Ястреба всей неподъемной тяжестью. Сейчас оно ощущалось как дуло пистолета, приставленного к затылку. Рука Даби соскользнула с его плеча и упала вдоль тела, словно неживая. «Ох черт», — Ястреб зажмурился и принялся ругать себя на чем свет стоит. — «Как я мог не заметить этого сразу?» Ледяной пот выступил между лопаток, когда он все же осмелился приподняться над Даби и заглянуть в его лицо. Он лежал под ним, словно в оцепенении, а его пустой взгляд был устремлен в потолок. Ястреб моментально скатился с Даби. Чтобы вывести его из этого состояния, осторожно потряс за плечо. — Даби. Отсутствие какой-либо реакции не на шутку встревожило Ястреба. Стараясь не поддаваться внутренней панике, он вновь позвал его по имени, но уже громче. Он делал это до тех пор, пока Даби наконец-то не моргнул, и, словно выходя из глубокого транса, не уставился на него абсолютно затравленным взглядом. — Все в порядке? — Господи, до чего же тупой вопрос. Очевидно же, что нет. — Как ты? Но что еще он мог сейчас сказать? Моргнув, Даби неуверенно кивнул. — Все нормально, ты можешь продолжить. От этих слов сердце Ястреба разбилось вдребезги. Хотелось кричать, хотелось разбежаться и со всей силы разбить собственную голову об стену, а затем пойти убивать всех, кто был хоть немного повинен. Неконтролируемая дрожь охватила его тело, Ястреб даже не заметил, как перья пришли в боевую готовность — на секунду все померкло. Цвет ярости, вставший перед глазами, расползался грязными багровыми пятнами. Согнувшись пополам, Ястреб руками обхватил голову. Его беспомощные жалкие слезы царапали горло изнутри и жгли щеки — беззвучно рыдая, внутри все клокотало от злости. Он не знал, сколько просидел вот так, пока ладонь Даби, сжавшая его плечо, не вернула его обратно в реальность. В ту реальность, где Даби предлагал ему себя, словно какую-то игрушку, оставаясь совершенно незаинтересованным внешне, а внутри — едва не кричащим от ужаса. — Ну чего ты расклеился, герой, — подразнил его Даби. — Хочешь я сделаю тебе минет, ты только не плачь. О господи. И после всего, что произошло, он еще умудрялся выдавать подобные финты. — Думаешь, я плачу, потому что не получил согласие на секс с тобой, по-твоему я настолько жалок? — Я вроде тебе не отказывал. — Даби. Ястреб не знал, что именно промелькнуло в его взгляде, но самодовольная улыбка тут же сползла с чужого лица. — Только не надо меня жалеть, — теперь его голос звучал холодно и отчужденно. — Я тебе не кошка трехногая. Да блять! Хорош так на меня пялиться, ей богу, я сейчас подожгу этот диван вместе с тобой. Я предложил тебе — ты не захотел, а теперь разводишь тут драму. Я сейчас тебя сам выебу, как тебе такое? Выслушав до конца его пылкую и полную едких ругательств речь, Ястреб вздохнул и осторожно, чтобы не спугнуть, придвинулся ближе. — Даби, посмотри на меня, — в ответ на это злодей цыкнул и демонстративно отвернулся. — Я никогда не причиню тебе боль. Никогда, слышишь? — Как же ты заебал геройствовать при любом удобном случае, — угрожающе прорычал он. — Мне просто тошно от тебя. Мне- Ястреб не дал ему договорить, заключив Даби в объятия, он прижал его к груди и сбивчиво зашептал в макушку. — Мне жаль. Мне очень жаль. — Твою мать, — едва не прокричал, а затем забил его в грудь, повторяя одно единственное слово — заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись. — Мне так жаль, — продолжал Ястреб, не обращая внимания на град ударов и отчаянные попытки Даби вырваться. —  А еще я ужасно злюсь, я бы порвал вклочья всех, кто хоть немного виновен в том, что с тобой случилось, ты не заслужил этого. Никто не заслужил. И я никогда не воспользуюсь тобой, потому что ты прекрасен и достоин только любви. На этих словах Даби прорвало. Его яростные удары становились все слабее, а затем крупная дрожь прошла через него. Вцепившись в Ястреба, он уткнулся в его плечо и зарыдал. Без единой слезинки, но сотрясаясь и вздрагивая, он плакал всем своим телом. Ястреб подумал, что так безутешно и отчаянно могут плакать только маленькие дети, разбуженные посреди ночи кошмаром — он прижал Даби к себе еще ближе. Баюкая его в своих руках, он гладил Даби по спине — сейчас, сжавшись в один сплошной пульсирующий комок нервов, он казался таким маленьким и беззащитным, что сердце в груди Ястреба вновь разорвалось на части. «Все в порядке, ты в порядке», — шептал он, целуя его в горящий, как в лихорадке, лоб. — «Все уже позади, ты теперь со мной, и я никогда не причиню тебе вреда. И никому не позволю тебе навредить» Он повторял это раз за разом, словно молитву, пока Даби кое-как не выдавил из себя: — Ублюдок, — его сорванный голос был едва узнаваем. — Зачем ты говоришь мне все это? Зачем, блять? — Потому что ты в этом нуждаешься. В ответ на эти слова Ястреб был больно укушен в плечо — на большее Даби не хватило. *** Первое время Ястреб волновался, что после их откровенного разговора Даби начнет отдаляться. Никогда не угадаешь: пойдут ли такие душевные обнажения в плюс или напротив — заставят еще больше закрыться. Когда ты тащишь свой секрет в одиночку, это совсем не то же самое, когда ты разделяешь его с кем-то еще. О некоторых вещах не то что вспоминать не хочется, даже самому себе признаться бывает тяжело. Проще забыть. Но еще один человек, посвященный в тайну — как постоянное напоминание и подтверждение, что все случившееся с ним — реально. Насколько невыносима может быть эта мысль? Это вопрос доверия, сболтнуть о таком случайно — просто невозможно, но насколько Даби был готов к тому, чтобы разделить с ним хоть какую-то часть своего прошлого? Но в итоге переживания Ястреба оказались напрасными: Даби не стал колючим и неприступным, нет. Он будто наконец-то смог выдохнуть с облегчением — и это сбросило тяжелый груз с сердца Ястреба. Сидя на крыше и наблюдая, как солнце заплывает за горизонт, Даби рассказал ему все. Ястреб уже не чувствовал той прежней злости, которая оглушила его, словно удар в голову, он просто позволил ему уткнуться в свое плечо и выслушал все — от начала и до конца. — Секс всегда был связан с насилием, унижением и болью, я занимался этим за деньги, и ты представить себе не можешь, как те мужчины относились ко мне. Я был их собственностью, и на те пару оплаченных часов мое тело переставало принадлежать мне, они делали со мной, все что им вздумается. Мне кажется, в их глазах я даже не был человеком, — воспоминания, нахлынувшие на Даби, заставили голос дрожать, Ястреб аккуратно прижал его к себе — если бы Даби мог — уже бы плакал в три ручья. — В такие моменты я отключался, и, наверное, это вошло в привычку, стало чем-то вроде защитной реакции, так что теперь я вообще практически не чувствую сексуального возбуждения. Хотя я знал других ребят, которые занимались тем же и при этом имели отношения на стороне, как-то у них получалось разделять это. В смысле, свою «работу» и личную жизнь. А я вот не смог. Закончив говорить, Даби уставился на свои руки и тяжело вздохнул. Кажется, он хотел что-то добавить, но было видно, что этот разговор и так давался ему нелегко, он слишком долго молчал в попытке забыть и навсегда похоронить эту тайну, убежать от нее — почти жаль, что своим присутствием Ястреб заставил его перекапывать эти старые могилы. — У меня не очень большой опыт, — мельком взглянув на Ястреба, признался он. — По собственному желанию я спал только с двумя парнями, и это было довольно неуклюже, но ты нравишься мне, и я вроде как не хотел бы, чтобы ты чувствовал себя стесненным или что-то такое, поэтому если тебе без этого ну совсем никак, ты скажи, я- Ястреб сам не заметил, как сжал его руку с такой силой, что Даби удивленно вздохнул. — Прости, — тут же извинился он. — Но я же дал понять, что все в порядке. Ты ничего мне не должен. — Но я же вижу, что тебе хочется. — Значит, так и расхочется. — Ты либо полный идиот, либо слишком добрый, не могу поверить, что я влюб- Ястреб буквально услышал, как у Даби щелкнули зубы — он еще долго не мог переварить то, что эти слова вырвались у него с такой легкостью. Он не успел закончить, но оба понимали, что именно он хотел сейчас сказать. Это непроизнесенное слово повисло между ними нестройной нотой. В очередной раз задумавшись, Ястреб вдруг осознал. А не по этой ли причине, они всегда так много целовались, слишком увлеченные и не в силах отлипнуть друг от друга, они тянулись навстречу в попытке утолить жажду и хоть как-то выразить то, что словами выразить было просто невозможно. Никогда прежде чувства не пробивали насквозь с такой силой; совершенно очевидно — Ястреб был влюблен в этого парня, и он был в полном ужасе от того, как это ощущалось. Они не тратили время на разговоры, потому что безопасных тем больше не осталось. Никто из них даже не мог сказать: знаете, ничего серьезного, мы просто трахаемся — потому что, черт, они даже не трахались. Даби назвал бы все это — ненужными сантиментами. Но правда в том, что слова: «я люблю тебя, ты мне дорог» — примерно равны «что бы ни случилось, я буду на твоей стороне», но никто из них не мог дать такого обещания. Напряжение сгущалось, и Ястреб вдруг понял, что убегать от этих разговоров больше не получится. Когда Ястреб нервничает, он может стать неуместно веселым. С каким-то отчаянным лихачеством, он позволил своим мыслям разогнаться до предельной скорости, а затем закинул удочку. — Могу ли я предположить, что теперь мы встречаемся? Поглядывая на него с весельем, Ястреб наблюдал, как Даби поднял ворот своего ободранного плаща и спрятал за ним пылающие в смущении щеки — очаровательно. — Заткнись, — не глядя на него, буркнул он в ответ. — Я ничего не говорил. Ты просто снова услышал то, что захотел. — Ага, ветром надуло. — Именно. — Ладно, — примирительно рассмеялся Ястреб, он был в приподнятом настроении после его недопризнания и не хотел рушить эту идиллию. — Не буду настаивать, отложим разговор до лучших времен. Это была еще одна ложь, которую они носили, как защитные очки. Лучшие времена не за горами. *** После этого весь его неконтролируемый поток фантазий как обрубило. Только возбуждение никуда не делось. Его стало даже больше. Как и прикосновений и поцелуев, от которых голова шла кругом вовсю и хотелось большего. Словно сбросив свою броню, Даби совсем перестал шарахаться и закрываться от него. Он будто понял, что бояться нечего — Ястреб не перейдет черту, пока он сам этого не попросит. Это развязало ему руки. Они теперь блуждали по телу героя совершенно свободно, ласкали грудь и спину, а с каким любопытством и восторгом Даби впервые изучал его крылья — Ястреб был не в силах удержать стон. Он так и лежал, задыхаясь и жмурясь, колени дрожали — он был почти на пределе, когда Даби, смеясь, предложил ему руку помощи. Весь взмыленный и красный, как черт, Ястреб как можно скорее бежал от него в туалет, где помогал себе сам. Он никогда не получал столько тепла и даже не подозревал, как сильно нуждается в такого рода близости. Теперь Ястреб ощущал этот тактильный голод практически постоянно. И Даби был так близко — только руку протяни, подставляя лицо и шею под поцелуи, разрешал трогать себя в ответ. Ястреб обожал гладить его чуть мягкий живот: еще не захваченная шрамами, кожа в этом месте была нежнейшей — наверное, самое чувствительное место на всем его теле. Опуститься и потрогать его ниже Ястреб не решался, однажды, слишком увлекшись, он случайно схватил Даби за задницу, в ответ на что тот едва не зашипел на него рассерженной кошкой. Больше он так не рисковал. Обычно засыпая раздельно, они сперва располагались в спальне Ястреба, заваливались на кровать в одном нижнем белье — надежно спрятанные под одеялом, они сплетались ногами и долго-долго ласкались. Притираясь обнаженной кожей, Даби любил, когда Ястреб перебирал его волосы, гладил по голове и мягко целовал в губы. Он научил его не торопиться, просто наслаждаться этой близостью и тишиной, в то время как Ястреб едва не тупел от переполняющей его нежности. Она растекалась по нему теплом и томила на медленном огне изнутри. Ястреб стал немного рассеянным, это несильно отразилось на работе, но необходимость удерживать в голове такое огромное количество информации утомляла и заставляла отвлекаться. Отвлекаться на мысли о Даби было легко и приятно. Несмотря на его миссию, время от времени, чтобы не вызывать подозрений у общественности, ему все еще приходилось появляться в офисе, забирая себе дневные и утренние патрули. Это было удобно, потому что все важные собрания Лиги не начинались раньше обеда. И когда во время патрулирования на телефон прилетело смс с просьбой отправить фотку, Ястреб только улыбнулся и без задней мысли скинул ему свое слегка смазанное селфи. Не прошло и минуты как телефон вновь завибрировал у него в кармане. «Сними верх» — пока Ястреб переваривал прочитанное в голове, следом пришло: «пожалуйста» Почему-то первой мыслью было, что Даби проиграл спор кому-то из Лиги. Потому что, мягко сказать, просьба была необычной. Особенно для Даби. Сидят там, наверное, с Тогой и ржут над ним. Ястреб покачал головой и набрал. «Сперва ты» Телефон молчал минут пять. Он уже подумал, что на этом все и закончится, оттолкнувшись от земли, Ястреб поднялся в воздух, решая по-быстрому срезать путь к знакомой кафешке. Работа работой, а обед никто не отменял. Пролетая над оживленным проспектом, он почувствовал, как телефон в кармане снова ожил. Потянувшись за ним, он скипнул заставку и чуть не выронил его из дрогнувших рук. Ох черт. Даби действительно сделал это — отправил ему свою фотку. По всей видимости тот решил никуда сегодня не ездить. Ястреб моментально распознал знакомую обстановку, судя по тусклому освещению, шторы в комнате были задернуты. На фотографии Даби лежал в разобранной постели, Ястреб не видел лица, в кадр попали только чуть приоткрытые губы, шея и грудь — такая малость, но мысль о Даби, решившем провести этот день, нежась в постели, в его постели, вскружила голову. «Твоя очередь» — прочитал он под фотографией. Хотелось пуститься в оправдания, мол, какого черта, Даби, я на работе! Но кого он пытался обмануть, прямо сейчас он был свободен, сорок минут на обед, а Даби лежит там и просит сфоткаться для него топлес. Набрав в грудь побольше воздуха, Ястреб вытянулся и еще активнее взмахнул крыльями, устремляясь стрелой к ближайшей крыше. Раздеваясь, он чувствовал себя и счастливо, и невероятно глупо. «Лишь бы новостники ненароком не пролетели поблизости», — фиксируя камеру с помощью перьев и выставляя таймер, он обреченно думал, что если кто-то сейчас увидит его в таком виде, ему очень долго придется распинаться перед СМИ, кому он средь бела дня отправлял свои нюдисы. Никогда до этого он не занимался ничем подобным. Господи, ну что я за дурак. Чтобы снять с себя куртку и облегающий верх костюма, пришлось скинуть больше половины перьев, собрав их обратно за своей спиной, Ястреб почувствовал, как от ветра он моментально покрылся гусиной кожей. Ну, ладно, — пробубнил он себе под нос. — Я просто сделаю это. Прислонившись к бордюру, Ястреб откинулся на него, расправляя крылья и выставляя себя напоказ. Должно выйти недурно. Из-за многочисленных фотосессий он отлично знал о всех своих самых удачных ракурсах. Под щелчок камеры на телефоне он сменил позу. Встав в пол-оборота, он отвел крылья в сторону и продемонстрировал мышцы спины. Последний снимок он сделал уже сам, просто поднял камеру повыше и, оттянув пояс на штанах, нажал на экран. Перед тем как отправить их, он рекордно быстро оделся, и теперь разглядывал получившиеся снимки. По мнению Ястреба, вышло очень даже хорошо. Недолго думая, он отправил Даби все, что успел наснимать. «Ну как?» До того, как ему бы снова пришлось лететь в офис, оставалось чуть больше двадцати минут. «Отлично, значит успею пообедать», — обрадовавшись, Ястреб сразу же пошел на снижение, его кафешка находилась всего в паре домов от места, где он остановился. Он немного волновался, ожидая ответной реакции, но все время отведенное на обед телефон молчал. Неужели Даби совсем не впечатлился его фотками? Хотелось получить хоть немного его одобрения, в конце концов, зря он что ли морозился? Чего только стоило раздеться, не говоря уже о том, что вообще-то он рисковал своей репутацией. (Выкрутился бы, конечно, как и всегда, но, окей, просто дайте ему немного подраматизировать) Добравшись до своего офиса, Ястреб набрал знакомый номер и стал ожидать ответа. Три вызова спустя Даби поднял трубку. — Да, — его голос звучал по-странному запыхавшимся и надломленным. — Ястреб? Как только Даби произнес его имя, он моментально все понял — улыбка против воли расползлась по лицу. — Хотел спросить, чего ты так долго не отвечаешь, но ты, кажется, зря времени не терял. Надеюсь, ты хорошо передернул на мои фотки, я слышал это полезно, повышает настроение, улучшает аппетит. — Что? — Да все в порядке, я не против. — Да пошел ты! Вслед за этими словами на Ястреба обрушился целый град отборнейших ругательств, после чего Даби сбросил вызов. В полном недоумении Ястреб уставился на телефон в своей руке. Да что он такого опять сказал?! Он попробовал перезвонить, но Даби сбрасывал все его вызовы. «Извини, не хотел тебя смущать», — напечатал он. Ответ пришел через полчаса. «Это ты извини» «Я не планировал ничего такого делать» «Сам не понял как так вышло» Ястреб улыбнулся. «Тебе хоть понравилось?» Он молчал минут пять, пока наконец-то не ответил: «Да» — Ястреб буквально через экран почувствовал каких трудов Даби стоило выдавить из себя это короткое «да» Да! Ему понравилось, — ликовал он про себя. Ястреб не успел ничего ему ответить, новое сообщение тут же всплыло перед глазами. «В следующий раз когда я пристану к тебе с такими просьбами просто игнорируй меня» Мечтательно улыбнувшись, Ястреб напечатал: «Ни в коем случае» *** Крылья за спиной в последний раз хлопнули в воздухе, звук приятно отозвался в ночной тишине, а затем затих, унесенный ветром. На той высоте, где находилась его квартира, шум города едва долетал до чуткого слуха. Опустившись на широкий балкон, Ястреб улыбнулся, ступая в теплое пятно света, падающего из окна. Приятно возвращаться домой, когда в окнах горит свет — когда кто-то ждет тебя дома. Переходя через порог, Ястреб позволяет себе прикрыть глаза ровно на несколько секунд, представляя, что так было и будет всегда. Будет, говорит он себе, убеждая, что все еще впереди. Он еще не посвятил Даби в свои планы, но он уверен, что тот все поймет. Может, для этого понадобится некоторое время, но его чувства крепнут с каждым днем, и он уверен, что это взаимно. Ястреб никому не позволит отнять это у него. Не теперь, когда он впервые в жизни захотел чего-то по-настоящему, чего-то только для себя. Впервые за очень долгое время, он мог с уверенностью сказать, что он в порядке. Они в порядке. Ум пришел в ясность, и теперь ему кажется, он способен принимать решения сам. Никаких мыслей, чтобы предать комиссию и пойти против героев — нет. Он доведет дело до конца. Это станет его последней миссией под прикрытием, перед тем как завершить карьеру героя. В конце концов, и он и Даби еще так молоды, зачем им отказываться от будущего. Ради чего? Ради мести? Ради сомнительных перспектив изменить этот мир? Ястреб никогда не верил, что это возможно. Нельзя взвалить на собственные плечи ответственность за благополучие всего мира — только за свое и своего ближайшего окружения. Понадобилось прожить двадцать лет, чтобы Ястреб понял эту простую истину. И если Даби перейдет черту и захочет сигануть в пропасть, Ястреб догонит и прыгнет за ним следом. Он вытащит их, чего бы ему это не стоило. А пока… Пока он может наслаждаться уютом в собственном гнезде — свитое на скорую руку счастье, тепло, разделенное на двоих. Так легко поверить (особенно, если поверить очень хочется), что они смогли бы однажды угнездиться. В квартире пахнет домашней едой: вид Даби, хозяйничающего на его «умной» кухне, оборудованной по последнему слову техники (до тех пор, пока Даби не начал с ним жить, он даже не знал, как включается собственная посудомоечная машина), в мягких домашних штанах, в его старой застиранной майке, вместе со взглядом, брошенным ему из-за плеча — вызывает ощущение, будто он оказался в теплом звуконепроницаемом коконе. Здесь только он и Даби. Только он и Даби — и больше никого. Впервые Ястреб жалеет, что его квартира настолько огромная. Он бы сдвинул стены, срезав все эти лишние квадратные метры, чтобы они могли оказаться еще ближе, в такой тесноте, где до чего угодно, а главное — друг до друга — можно дотянуться рукой. Даби приветствует его одними только глазами. Вместе с кулинарными навыками еще одним его особенным и неожиданным талантом оказалось умение общаться без слов — окутывать пространство вокруг себя тишиной и покоем. Это волшебно, Ястреб не находит другого слова, не видит смысла искать. Это как оказаться во сне, когда не знаешь, что произойдет дальше, но в конечном итоге ты оказываешься там, где должен. И эта чертова магия между ними творит вещи за гранью его понимания. В такие моменты Ястребу кажется, что он никогда не хотел ничего больше, а все его прошлые желания были вовсе не его (тогда чьи?), он и не думал, что нуждался именно в этой тишине, когда мысли в голове затихают, как во время полета или в сражении. Только теперь ему не нужно проливать кровь, не нужно подниматься в высь, потому что он уже. Пробив стеклянный потолок, он преодолел черту и оказался в своем личном Поднебесье. Впервые Ястреб получил что-то свое. Не с подачи комиссии, не за заслуги перед страной, не за собственное чувство долга, отвагу и трудолюбие. Он просто взял то, что хотел, эгоистично вцепился в это руками и совсем не планировал отпускать. Он был самым несчастным и самым счастливейшим из всех людей — ему понадобилось всего двадцать два года, чтобы понять, что он может добиться всего. Получить все, что он захочет. Деньги, слава, престиж, общественное признание? Еще больше денег и славы? «Приятный» бонус за постоянный риск, компенсация за утраченную свободу. Ему понадобилось всего четверть жизни — ничтожный срок — чтобы понять, что это «все» ему нафиг не сдалось. А то, что действительно важно — вот оно, только руку протяни. Уже не сжигает заживо, но греет, как ничто в этом мире. Даби никогда не хотел видеть его, как героя, а Ястреб, кажется, слишком устал им быть. Как плохо зажившую рану, Даби расковырял в нем эту потребность, очистил и промыл. Он так много работал, так усердно впахивал, но мир почему-то не становился лучше, а его родной город — хоть немного безопаснее. Несмотря на количество злодеев, брошенных им за решетку, показатели преступности с каждым годом росли примерно в той же прогрессии, как его счета в банке, а вместе с этим глухое тревожное чувство — наверное, я делаю что-то не так. Даже со своей скоростью Ястреб не всегда успевал реагировать. Через два дня у него личная встреча с его начальницей. Местонахождение лидера Альянса строго засекречено, у него нет новой информации для комиссии, зато вопросов — тьма. Его рабочий день начинается с восьми утра и заканчивается… примерно тогда, когда Ястреб перестает чувствовать крылья за спиной. Сегодня он тоже устал, очень-очень устал, но мысль, что его ждут дома, согревала изнутри, заставляя бороться несмотря ни на что. Ястреб всей душой ненавидит эту проклятую миссию, и он от всей души благодарит богов, что для этой неблагодарной работы выбрали именно его. Вся его жизнь одна большая горькая ирония: отправляясь на войну — он нашел любовь. Он нашел ее там, где ее не должно было быть. — Выглядишь так, будто думаешь о каких-то высоких материях. Вернись уже на землю, птица. Ну вот, усмехается про себя Ястреб, снова он прочитал меня, словно открытую книгу. — Вообще-то я думал о тебе. Я весь день думал только о тебе. — Какой же ты лжец. Очаровательный, но все равно лжец. — Я не вру, это правда, — смеется он против воли, сам же понимает, что выглядит как типичный врун и подхалим. — Все мои мысли только о тебе. Даби в отместку шлепает его полотенцем. Не верит. Но, может, оно и к лучшему, может, и не нужно Даби знать обо всех его мыслях. Преодолев оставшееся расстояние, Ястреб подходит к Даби и утыкается лбом между худых лопаток. Только одна эта возможность без опасений подходить к нему со спины обошлась ему слишком дорого; он бы заплатил целое состояние, чтобы в пух и прах разнести причину, по которой Даби первое время вздрагивал, а затем замирал, словно перепуганное животное. Он пока молчит, а Ястреб не настаивает. Однажды, он обязательно все ему расскажет, а пока Ястребу достаточно того, как Даби наваливается спиной на грудь, расслабленный и мягкий, жмется ближе, в поисках тепла. Целуя любимые плечи, Ястреб чувствует себя самым везучим человеком в мире. Умение понимать его без слов вызывает у Ястреба восхищение. Заметив его любвеобильный настрой, Даби посматривает на него с какой-то нежной снисходительностью, наверное, только он один во всем мире умеет делать это так, чтобы не было обидно. Разворачиваясь в руках Ястреба, он обнимает его в ответ. От мягких поцелуев в шею Ястреб тает, как мороженое в жаркий летний день, и совсем забывает про ужин. Ему теперь все время хочется целоваться, но у Даби все-таки получается усадить его за стол, и пока они едят, изредка переговариваясь о том, как прошел его день, их взгляды то и дело сталкиваются, словно ведут свой разговор отдельно от них. «Очень вкусный салат, спасибо. Но как насчет того, чтобы оставить посуду в раковине и скорее перебраться в спальню?» Ястреб знает, что Даби совершенно не заинтересован в сексе, но они могли бы просто полежать: немного теплых объятий и ласковых поцелуев на сон грядущий — несомненно то, что спасет его день. Они почти всегда засыпают раздельно. Ястреб знает в какое буйство иногда могут приходить его крылья и как неспокойно может быть его тело. В отличие от Даби, который во сне становится еще тише. Он практически неподвижен, а иногда даже умудряется проснуться в той же позе, в которой уснул. За исключением плохих дней, когда его мучают кошмары, засыпая, Даби делает это тихо и без предупреждений. Но порой Ястребу удается уловить этот момент, когда его веки становятся тяжелее — с закрытыми глазами лицо Даби кажется ему совсем юным и беззащитным. Иногда Ястреб успевает урвать легкий поцелуй. Даби сонно улыбается ему напоследок, и тогда Ястреб проводит рукой по жестким от лака волосам, наблюдая, как уже не осознавая себя, Даби тянется за этой лаской, желая продлить прикосновение. Некоторое время он наблюдает за ним, но затем, чтобы никак не потревожить его сон, Ястреб перебирается на диван. Лежа на животе, закрывает глаза и снова видит лицо Даби. Успокоенное сном, оно выглядит совсем иначе, чем днем. Хорошо, когда Даби может лежать вот так, находясь под его защитой, отдыхая и не волнуясь ни о чем. Пока Ястреб рядом, ничто не сможет навредить ему. Мысль об этом успокаивает, укачивая его, как колыбель, в такие хорошие дни он засыпает с легким сердцем. *** Когда Ястреб скидывает геройский костюм и разминает уставшие после долгого полета плечи, он делает вид, что не замечает на себе заинтересованного взгляда Даби. В полумраке комнаты его глаза выглядят чудесно, потемневшие, словно летнее небо в грозу, в предрассветный час освещенное молнией. В них и угроза, и надежда. В них столько всего, что еще предстоит разгадать. Насмешливое приглашение и любезный демарш: ради бога, заглядывай, если, конечно, не боишься обжечься. В такие моменты Ястреб любит его особенно сильно, он бы спрятал его ото всех и стал для него всем миром. Чтобы он смотрел лишь на него. Чтобы обернувшись, он увидел — Ястреб тоже смотрит. Его глаза притягивают, и Ястреб не может этому сопротивляться. Не хочет. Если раньше их отблеск напоминал ему неон — никаких признаков тепла, лишь его холодная имитация, — то теперь, оказавшись посреди этого омута, он готов утонуть в нем. Он и не думал, что Даби умеет так смотреть. Хочется заплыть дальше, добравшись до самого очага, остаться там навсегда. Мир вокруг враждебен, несправедлив и холоден, но здесь, видя себя в отражении его глаз, Ястреб находит место, из которого ему не хочется никуда уходить. Я там, где должен. И это даже не мысль, это что-то на уровне ощущений. Впервые в жизни он чувствует это так сильно. Не тратя драгоценное время, Ястреб сбрасывает половину перьев и раздевается, чтобы скорее заползти под одеяло. Он мечтал об этом весь день. Вытягиваясь в постели, он чувствует, как на него снисходит благодать: пока Даби рядом, тишина в гигантской квартире уже не давит как прежде. В такие минуты между ними — ни звука, лишь дыхание и стук сердец, выходящих на один общий ритм. Поворачиваясь на бок, они еще долго лежат лицом к лицу, глядя в глаза и общаясь друг с другом без слов. Это их прелюдия. Способ выразить то, о чем нельзя сказать вслух; и если раньше Ястреб сам нарывался, прохаживаясь вокруг опасных тем, теперь он больше не рискует. На его глазах реальность превратилась в хлипкую и ненадежную конструкцию. Ястреб представляет свою кровать, вот эту, на которой они сейчас лежат, в самом центре опустевшего дома, идущего под снос — совсем скоро они потеряют опору и их придавит насмерть. — Эй, — зовет его Даби, и Ястребу кажется, что его голос звучит как печальный шелест листвы на исходе лета. — Хватит думать, тебе вредно. Невесело улыбнувшись, Ястреб отводит взгляд. — Прости, ничего не могу с собой поделать. Даби еще не знает, что Ястреб планирует его спасти. Подхватить, оттащив подальше от края пропасти. Он уверен, что единственный способ что-то изменить — это броситься вниз и разбиться в лепешку. Даже сейчас, глядя в его глаза, Ястреб не видит в них будущего. Мысли вновь мчатся по замкнутой цепи — миссия, предательство, война… и то что будет после — рядом с Даби он впервые чувствует себя по-настоящему сильным, его жизнь принадлежит ему и только ему, но. Что если Даби не сможет его простить? Планируя побег, Ястреб уже прикинул все за и против, обдумал риски и понял, что Даби скорее умрет, чем отступится. Его личная Вендетта против героев, против нынешнего номер один, — он слишком долго прожил, сосредоточившись только на этом. Идея вросла в него так глубоко и крепко, что, не разворошив, не выдрать. Ястреб и не надеялся, что будет просто, но он готов приложить все усилия, чтобы дать им шанс. Ради их с Даби будущего он готов пройти все круги ада и выдержать весь его гнев. Главное — не дать ему умереть, а с остальным Ястреб как-нибудь справится. Его отвлекают поцелуем, и это все еще отлично на нем срабатывает. Касание губ легкое, ненавязчивое — Даби просто прижимается к нему и ловит его дыхание, смешивая его со своим. Это ощущается так хорошо, что, кажется, никогда не надоест. Они могут лежать так часами, наслаждаясь друг другом и упиваясь этой близостью. Иногда Даби целуется, как в последний раз, отдаваясь ему каждой клеточкой своего тела, цепляясь за него так, будто в любую минуту Ястреб может исчезнуть. Он причина его постоянной жажды, и он избавление от нее. Пока Даби жарко выдыхает в шею, прикусывая и втягивая кожу, Ястреб ведет рукой по его животу, ощущая непроизвольное сокращение мышц под своей ладонью. На секунду у Даби перехватывает дыхание. Подставляя губы, он тянется за его прикосновениями и гладит в ответ, плечи и грудь, затем сгребает волосы на затылке и заставляет посмотреть на себя. Ястреб стонет. Слишком много ощущений сразу, голова идет кругом, и Даби… такой отзывчивый сегодня, трогает его всюду, дышит сбивчиво, словно нуждается в нем точно так же. Низ живота уже закручивает от желания. Обычно где-то в этот момент они всегда притормаживали. Ястреб уходил в ванную, где сбрасывал скопившееся напряжение, а Даби оставался ждать его в постели. Он уже собирается извиниться, выскользнув из его объятий, но Даби держит на удивление крепко и никуда не пускает. — Даби, — Ястреб не узнает свой голос, дыхание уже сбилось к чертовой матери, еще немного и перейдет на скулеж. — Извини, но мне лучше… — Останься. Голос Даби звучит так же безнадежно, пытаясь осознать, о чем его просят, мозг Ястреба не справляется с задачей и коротит. — Ты хочешь, чтобы я остался? — уточняет он на всякий случай. Даби кивает, а затем тянет, заваливая Ястреба на себя. Он заглядывает в глаза, и из-за расширившихся зрачков его взгляд кажется бездонным. До чего же красивый, думает Ястреб и наклоняется, проезжаясь носом по линии скоб. Колени Даби разъезжаются, Ястребу страшно нависать над ним, но и прижаться к нему вплотную он пока не рискует. Хотя хочется, очень хочется. Поцелуй выходит пылким и одновременно нежным. Жарким и клятвенным. Даби целует долго, сильно, не выпуская его из объятий, оглаживая грудь и бока, а затем находит его руку своей. Когда их пальцы переплетаются, крепко сцепляясь в замок, обоих прошибает насквозь от ощущения их близости. Впервые в жизни Ястреб не знает, какими словами можно описать все то, что он чувствует. Благодарность, смешанная с невероятной нежностью, желание и любовь. Эти чувства накрывают с головой, подхватывают и несут на своих волнах. Уносят куда-то вдаль, где только он и Даби, и больше никого. Где нет никаких проблем, где ему не приходится постоянно врать и недоговаривать, где он нужен и любим. Всхлипнув, Даби закидывает руки за его шею и валит Ястреба на себя, их бедра прижимаются друг к другу, он опускает глаза вниз — между ними так тесно, жарко и твердо, что Ястреба прошибает от внезапного и резкого осознания — он хочет меня. Он меня хочет. Ястреб не знает, чем это закончится, он просто приподнимается на локтях, позволяя Даби самому толкаться навстречу. Давление совсем слабое, а его движения скованные и неуверенные, но Ястребу не хочется навязывать ему свой ритм. Если бы он мог двигаться, так как хотел, закончил бы серией быстрых и сильных фрикций. Он заставляет себя не спешить, хотя самого уже трясет от желания и необходимости вжаться и вколотить тело под ним в матрас. Глядя на Даби, который выглядит так уязвимо и потеряно, сердце в груди щемит. Сил сдерживаться больше не остается, подмахивая бедрами, он трется об его пах. Удовольствие прошивает его насквозь, но затем он замечает, как Даби хватается рукой за простыню, а в его глазах мелькает что-то такое, что совсем не нравится Ястребу. Сбавляя обороты, Ястреб ловит его лицо в ладони и поворачивает к себе. — Даби, что такое? — он прикладывает невероятные усилия, чтобы его голос звучал нормально. — Как ты? Если ты хочешь, я прекращу. Только скажи, и я остановлюсь. — Нет, — почти испуганно произносит он, но затем берет себя в руки. — Нет, даже не смей. Все… все в порядке. Просто я уже давно не испытывал ничего подобного, мне непривычно. Ястреб кивает. — Скажи, что мне тогда делать. Сглотнув, Даби отводит взгляд — он и сам не знает. Что сказать человеку, непривыкшему получать от секса хоть что-то хорошее или приятное для себя, если почти весь его опыт был связан с грубостью и насилием от клиентов, что в какой-то момент он просто начал отключаться, словно в попытке абстрагироваться от всей этой грязи, он перестал понимать и чувствовать свое тело в такие моменты. Ему жаль, что Даби пришлось пережить все это. Что нужда толкнула его торговать собой ради заработка. Прошлое искажает настоящее, Ястреб не может исправить то, что уже произошло, но он в силах не навредить ему еще больше. Никакими словами не передать, как Ястребу жаль. Целуя Даби, он обещает заботиться и защищать. Все хорошо, говорит он между поцелуями, и Даби немного расслабляется в его руках. Вздохнув, Ястреб скатывается с него, а затем тянет на себя, укладывая сверху. Даби смотрит на него с непониманием, ерзает, чтобы найти удобное положение, пока наконец-то не перекидывает через него свои длинющие ноги. Седлая его бедра, он смотрит на него сверху вниз. — Просто ляг на меня. — Тебе точно удобно? — Даби красноречиво смотрит на распластанные под его спиной крылья, но Ястреб только жмет плечами. — Не беспокойся ни о чем, просто не хочу давить на тебя. Поцелуешь? Даби улыбается, наклоняясь к его лицу и укладываясь на него грудью, кожа к коже — хорошо. Тяжесть его тела успокаивает, как медленное касание губ и пальцы, прочесывающие волосы. Постепенно Даби расслабляется, он прерывисто выдыхает, когда Ястреб оглаживает его бока и углубляет поцелуй. — Двигайся так, как тебе хочется. Краснея до груди, Даби до безумия медленно скользит по нему. Сгорая изнутри, Ястреб наслаждается видом, пока смущенный его пристальным вниманием Даби вновь не укладывается на него, пряча горящее лицо в теплое местечко между плечом и шеей. — Хорошо? — спрашивает Ястреб, вместо ответа Даби только невнятно мычит, еще сильнее вжимаясь лицом в вспотевшую кожу. — Мне тоже, — признается Ястреб. — Ты делаешь со мной что-то… я едва соображаю. Такой хороший, слышишь, ты такой хороший для меня. Уже не сдерживаясь, Даби стонет, и его движения становятся более отрывистыми и хаотичными. Он проезжается по нему пахом, и Ястреб выдыхает, поглаживая дрожащую спину. Реакция на ласковые слова до того неожиданная, что Ястреб сам теряет голову. Разгоряченный, он продолжает хвалить и подбадривать Даби, поощряя все его действия. — Черт, Ястреб, — едва ли не хнычет он, уже сам не свой. — Пожалуйста. Пожалуйста, что? Заткнись, не затыкайся? Не затыкайся никогда. Судя по его тону, он сам не знает. Но в любом случае Ястреб и не думал останавливаться. Красивый, замечательный, самый лучший. Его будто прорывает, нашептывая нежности на ухо Даби, он чувствует неожиданное облегчение, ему всегда так много хочется сказать, то, как он ценит Даби, как хорошо он чувствует себя рядом с ним, какой он на самом деле хороший. Он уже сам едва соображает, что говорит. — Я хочу, чтобы ты был моим, — от этих слов взгляд Даби становится совсем пьяным, Ястреб приподнимается, чтобы поймать его губы. — Только моим. — Я твой. Это звучит как музыка, как клятва, Ястреб записал бы и слушал на повторе вечность, хотя и так знает, что все равно запомнит на всю жизнь. Уплотняя крылья, он использует их в качестве опоры, чтобы подняться и усадить Даби на свои бедра. Отлично. Лицом к лицу, глядя в любимые глаза, Ястреб опускается ладонью ниже и двигается навстречу, помогая Даби догнать свое удовольствие. Ему нравится, что их тела так по-разному реагируют: он загорается моментально, а Даби нужно некоторое время, чтобы разогреться, как следует. Они еще успеют настроиться друг на друга, а пока так. Белье Ястреба все влажное — хоть выжимай. Оргазм настиг его уже дважды, ему хватило одной мысли, что это Даби, чтобы подтолкнуть себя к самому краю. Цепляясь за плечи, Даби кончает, будто вот-вот сломается. Он угловато выгибается, роняя голову на грудь, и стонет так, как, наверное, стонут давно уснувшие горы — низко и утробно — прижимая его к себе, Ястреб чувствует, как его тело буквально гудит от удовольствия. Оргазм потрясает его, и Даби еще долго приходит в себя. Уложив его на спину, спустя пару минут Ястреб осторожно прикасается к его плечу. — Ты жив? — Вроде да, — отвечает Даби, его широко распахнутые глаза устремлены в потолок, нашарив его руку, он прикладывает ее к груди, где сердце бьется в каком-то немыслимом ритме: глубоко и сильно, Ястреб готов поклясться — этот звук похож на саму жизнь. — Но ты, кажется, меня сломал. Ястреб смеется, наклоняясь к Даби, и утягивает его в поцелуй. Он уверен, что все совсем наоборот, но это они обсудят как-нибудь позже. *** Кюсю — район, в котором он вырос. Один из старейших районов города, с узкими улочками, с резкими подъемами и спусками, домами старой застройки вдоль торговых рядов. Они ютились, прижимаясь друг к другу петляющей нестройной колонной, ведущей к океану. И уже ближе к побережью, стояли те, что подороже, не трехэтажные многоквартирки, а настоящие особняки в традиционном японском или европейском стиле. Каждый раз возвращаясь сюда, Ястреб будто возвращается в свое детство. До того, как оказался под крылом комиссии, до того, как умерла его мама — он знал эти улицы, как свои пять пальцев. Каждый закуток и темную подворотню. Это была его территория — оберегаемая им лично и горячо любимая — он обожал ее, как родную мать. Еще каких-то несколько лет назад ему было тяжело возвращаться сюда, но затем улеглось. Ястреб удивляется, когда поздно вечером Даби назначает ему встречу недалеко от той улицы, где он когда-то жил. Когда на вопрос «что случилось?» — Даби отвечает: «ничего, просто хотел проводить тебя в одно место» Ястреб удивляется еще больше. С тех пор как они начали спать вместе их частым ночным брождениям по барам и улицам пришел конец. Практически все время они проводили или на базе, или в квартире Ястреба. Он уже так к этому привык, что почти позабыл, что еще совсем недавно все было по-другому. Каждая проведенная с Даби минута — это маленькая вечность. В какой-то момент время будто замедлилось. Иногда Ястребу кажется, что они знакомы всю жизнь. Невольно Ястребу приходят воспоминания о тех днях, когда они только-только начинали сближаться — словно дерьмовые танцоры, неуклюже подступая, сталкивались, то и дело оттаптывая друг другу ноги. Случайно, а иногда нарочно. Тогда они бродили по ночным улицам Мусутафу, соприкасаясь плечами, дышали сыростью улиц, спорили и шутили, подолгу заглядывались в глаза, а затем, словно спохватившись, не знали куда их отвести. Порой они останавливались, чтобы покурить, послушать музыкантов в переходах или погладить своенравную уличную кошку — те никогда не давались в руки Ястреба, а к Даби липли только так, словно он с головы до ног был облит валерианой — но чаще они с ним просто шли, без цели, словно искали повод задержаться друг с другом еще ненадолго. Вне всей этой большой игры, не обсуждая дела Лиги, рядом с Даби дышалось на удивление легко. Тогда время летело, как бешеное, в такт их сердец — казалось, вот-вот, и что-то случится — но рассвет всегда заставал их врасплох. Карета превращалась в тыкву, и Ястреб вспоминал, что уже через несколько часов ему нужно будет лететь в агентство, а затем выполнять разные поручения от Комиссии. Иногда это было грязно, почти на грани фола. Ястреб совершал поступки, которыми не гордился, но расследование продвигалось, и он не мог отступить. Не теперь, когда он зашел так далеко. Ястреб удивляется, когда Даби встречает его рядом с одним из тех старых особняков, стоящих вдоль побережья. Он ждет его у калитки, облокотившись на нее так, словно является полноправным хозяином этого места. Дом позади него не выглядит особенно роскошным, но он большой и добротный, с широкими деревянными подпорками и двускатной остроконечной крышей в классическом стиле. Подходя ближе, Ястреб удивленно присвистывает. — Только не говори, что собрался ограбить этот дом. Даби смеется и качает головой, он выглядит таким расслабленным и умиротворенным, что на сердце моментально теплеет. На нем мягкие свободные джинсы, спортивная ветровка и кроссовки. Обычно он укутывается по самые глаза, но сейчас стоит почти на распашку, и ветер с океана треплет его выкрашенные волосы. — Просто хотел показать тебе кое-что. Он берет его за руку и ведет за собой через лужайку, по каменной дорожке мимо небольшого искусственного пруда. Ладонь моментально потеет, когда Ястреб понимает, что они впервые идут с ним вот так, взяв друг друга за руки, при этом находясь где-то вне дома или резиденции Лиги. Ему отчаянно не хочется называть это свиданием, но что это, если не оно? На заднем дворе обнаруживается небольшое пространство с растущими вдоль изгороди вечнозелеными деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками. Прямо за ними возвышается полностью застекленное здание — потолок, стены — все из стекла, Даби подводит Ястреба ко входу и останавливается. — Что это такое? — Зимний сад, — отвечает Даби, пока Ястреб с любопытством вглядывается в растущие внутри незнакомые цветы и растения. — Я ухаживал за ним по ночам, некоторое время назад. Ястреб узнает, что дом принадлежит одному известному архитектору, который с мая по сентябрь всегда уезжает к себе на родину в Окинаву. Цветущая вишня, растущая у входа, сладко благоухает в ночном воздухе и кружит голову. Свет, льющийся на них из окон, подсвечивает глаза Даби как-то по-особенному, Ястреб сам не замечает, как тянется к нему за поцелуем. Даби отвечает не задумываясь, и нежная улыбка, словно весенний цветок, распускается на его губах. Еще некоторое время они стоят в этой комфортной тишине, прикрыв глаза и прижавшись друг к другу лбами. Ястреб готов простоять так целую вечность, но ему приходится посторониться, когда колокольчик над стеклянной дверью звякает и к ним навстречу выходит суховатый загорелый старичок. Первая реакция — отскочить от Даби подальше — все лицо заливает румянцем, наверняка этот дедушка видел, как они стояли тут в обнимку, но Даби перехватывает его руку и еще крепче сжимает ладонь, удерживая рядом с собой. Никто из них не выглядит застигнутым врасплох, смущенным или недовольным. Улыбающееся лицо старика олицетворяет абсолютную безмятежность. Он похож на древний дух. Будь они ночными грабителями он встретил бы их с такой же улыбкой. Напоследок мазнув пальцем по запястью, Даби наконец-то отпускает его руку и склоняется перед стариком в долгом и уважительном поклоне. Спохватившись, Ястреб, сам не зная почему, повторяет за ним, отвешивая деду такой же низкий поклон. Тот весело улыбается и кивает им, когда Даби представляет их друг другу. Минору-сан проводит их внутрь, Даби приходится сложиться перед ним почти вдвое, чтобы старик мог потрепать его по волосам. — Что случилось с твоим лицом? — спрашивает он, указывая на шрамы. — Это долгая история. Старик кивает и больше не расспрашивает его ни о чем, он просит Даби полить акации на балконе, а затем уходит, оставляя их одних. Воздух в оранжерее влажный и теплый, но не как в парнике, а скорее, как в каком-нибудь экзотическом лесу. Они гуляют по выложенным камнями дорожкам, иногда останавливаясь и целуясь, Даби рассказывает про растущие здесь цветы, впервые за все время их знакомства Ястреб видит его настолько умиротворенным и счастливым. — Ты столько об этом знаешь. Ястреб даже не пытается скрыть удивление в голосе. Кивнув, Даби подводит его к кусту с красивыми синими цветами. Ястреб не знает названия большинства из этих растений, но эти цветы он точно уже где-то видел, их бутоны такие яркие, что сами собой приковывают к себе взгляд. — Некоторые из этих цветов я выращивал сам, например, эти, — он ласково приподнимает их, разворачивая к свету. — Дельфиниумы. На секунду Ястреб представляет Даби, сидящего на коленях, перепачканного по локоть в земле и занимающегося садом — еще час назад он бы и не подумал, что тот мог заниматься чем-то подобным просто ради красоты и удовольствия, а теперь эта картина кажется настолько правильной, что Ястреб думает, что во всем этом больше смысла, чем во всей его жизни. — Красивые, — Ястреб оглаживает атласные лепестки и наклоняется, чтобы вдохнуть запах. — И цвет необычный, как твои глаза. Лицо Даби становится задумчивым, он смотрит на Ястреба, а затем произносит: — На языке цветов они означают «позови меня, я буду следовать за тобой тенью» — Я не знаю языка цветов, — признается Ястреб и притягивает Даби к себе за талию. — Но, если бы я позвал тебя с собой, ты бы пошел? Даби не говорит ничего, только тянется за поцелуем — и Ястреб засчитывает это как «да». Некоторые цветы, по мнению Даби, похожи на людей. Ястреб в шутку просит выбрать цветок и для него, и тогда Даби так же в шутку подводит его к луковой грядке Минору-сана. — По-твоему, я похож на лук, — возмущается Ястреб. — От лука хочется плакать! — Вот именно, — смех Даби звучит словно песня. — А еще он многослойный. — Многослойный, в смысле сложный? Думаешь я такой? Даби склоняет голову, внимательно оглядывая его, а затем отвечает: — Нет, вообще-то нет. Я думаю, что на самом деле ты очень простой человек. Искренность ответа немного удивляет его, но Ястребу приятно, что Даби думает о нем именно так. Ему правда хотелось бы быть таким человеком для него. — Но, если серьезно, — он тянет его дальше и подводит к ограде с мелкими оранжевыми цветами с черной головкой, похожими на одуванчики. — Вот твои цветы. С английского их название переводится как Ястребиная трава. Есть поверье, что Ястребы клевали эти цветы, чтобы сохранить зоркость глаз. Аккуратно сорвав один цветок, Даби вставляет его Ястребу за ухо, и тот чувствует, как щеки вновь предательски теплеют. Ну почему он такой милый? — думает Ястреб. Особенно сейчас, когда он не выглядит отстраненным или заостренно-колючим, хочется его зацеловать — не отказывая себе в этом, Ястреб неловко клюет Даби в губы. Перед тем, как вернуться домой, они еще какое-то время прогуливаются по узким улочкам Кюсю. Все вокруг цветет и одуряюще пахнет весной. Уже уставшие от долгой прогулки ноги выводят их на пригорок старого жилого квартала. Ястребу тоже хочется показать Даби кое-что особенное.  — Почему мы остановились? — спрашивает Даби, оглядываясь по сторонам. Кивком указав ему на один из домов, с красивым резным крыльцом, утопающим в зелени и цветах, Ястреб спрашивает: — Что думаешь про этот дом? Перед тем как вынести свой вердикт Даби осматривает его некоторое время. — Хороший дом в викторианском стиле. Его бы только подлатать немножко. А почему ты спрашиваешь? Ястреб качает головой, пряча улыбку за воротник куртки, а затем приводит Даби сюда же через неделю. Он уже и не вспомнит, когда решил все для себя. — Снова этот дом, — подмечает Даби. — Я так понимаю, теперь это место для наших свиданий? Улыбка сама лезет на лицо — значит в прошлый раз Ястреб не ошибся, и это было именно то, о чем он подумал. Свидание. — Да. Но еще у этого дома вроде как есть история, — в синих глазах загорается искорка интереса, приготовившись слушать, Даби подходит ближе и склоняет голову набок. — Я родился и вырос в этом районе, дорога в школу лежала через этот дом, каждый день я проходил мимо него утром и днем, когда возвращался в свою нищую муниципальную квартиру, тогда я думал, что нет дома краше. Мечтал, что однажды, когда я разбогатею, я куплю его, и мы вместе с мамой переедем сюда. — Так в чем проблема, ты вроде разбогател. Ястреб печально улыбается. — Мама умерла через год после того, как Комиссия героев забрала меня на обучение. Между ними повисает тишина, Даби не пытается утешить его с помощью слов, говоря что-то вроде: «мне очень жаль, сочувствую твоему горю» — он только находит его руку, и сжимает ее сильнее. Все-таки это случилось так давно. С чувством благодарности Ястреб прижимается к теплому плечу Даби и, вжавшись в него лицом, бормочет: — Но знаешь, я все равно купил квартиру в этом доме. Я мог выкупить его целиком, но не хотелось выселять жильцов. Все-таки они прожили здесь всю жизнь. — Какой ты добренький. Пока Даби гаденько посмеивается над ним, Ястреб несильно стукает его в плечо: «Заткнись». Затем он отходит на шаг и лезет в широкий карман брюк. Что-то звякает в его руке, перед тем как он протягивает это Даби. — Вот, — на раскрытой ладони лежит связка ключей. — Знаю, это немного странно, но я подумал, что было бы здорово, если бы мы однажды смогли зайти в этот дом вместе. Нервно сглотнув, Ястреб чешет затылок, теперь от прежней уверенности не остается и следа. Не происходит ничего из того, о чем он мечтал или чего опасался. Даби не бросается на шею с горячими поцелуями, но и не отвергает (пока что). Он скорее выглядит так, будто всерьез раздумает над его предложением. — Какое окно? Ястреб немного удивлен его вопросом, но он все же отвечает, указывая на самое крайнее окно на втором этаже. — Там почти нет никакой мебели, но квартира очень светлая, с отличным видом на океан. А еще на заднем дворе есть сад, он ужасно запущенный, но, возможно, ты бы смог привести его в порядок. И когда Даби наконец-то забирает у него ключ, а затем сжимает его в ладони — на одну секунду Ястребу кажется, что он потерял опору и земля ушла у него из-под ног. — Спасибо. Голос Даби звучит сдержанно, но Ястребу все равно хочется взлететь в воздух и скрутить сальто. Он отказывает себе в этом ребячестве, вместо этого он сгребает Даби в объятия и тянется за поцелуем. Это самое искреннее «спасибо», что ему когда-либо доводилось услышать. О большем он и не мечтает. *** Все рушится спустя две недели. Комиссия вызывает Ястреба для очередного отчета. Два дня назад он сообщил им все, что знал о местонахождении Шигараки. Находясь в полной уверенности, что атака героев будет подготовлена в самое ближайшее время, он заходит в кабинет начальницы с мыслями о том, что получит от нее более подробную инструкцию. Возможно, думает Ястреб, она вызвала его на личную встречу, чтобы обсудить план битвы, хотя, насколько ему известно, разработка военной тактики — не ее профиль. В любом случае Ястреб не ожидал от нее настолько холодного приема. Она даже не предложила ему сесть. — Здравствуйте, Ястреб. Вместо ответного приветствия он кивает ей. — Мэм. Что-то не так, нервно рассуждает Ястреб. Ее стол чист и убран, а в кабинете для совещаний — ни души. Она отпустила даже секретаря (не хотела, чтобы их подслушали?). Логично, что подготовка сейчас должна идти полным ходом, но вокруг нет ни карт местности Резиденции, никаких досок со схемами атак — ничего. Либо они еще не начали. Либо… О нет. Нет, нет, нет. Они не могли с ним так поступить. От внезапной догадки у Ястреба подкашиваются ноги. Он смотрит на начальницу во все глаза, но совершенно не может ее прочитать (никогда не мог), а вот она, кажется, только и ждала, когда он догадается обо всем сам. Он ведь умный мальчик. В ее взгляде мелькает тень удовлетворения, словно она лично убедилась в том, что уже было давно ей известно. — Источники донесли мне, что вы очень сблизились со злодеем по имени Даби. Неужели они подослали крота? — Не больше, чем это требовало мое задание, — отвечает он ровным голосом, хотя не совсем понимает, к чему теперь ломать эту комедию, но, возможно, он ошибся, хотелось бы, чтобы это было так, Ястреб отчаянно надеется, что ошибся. — Я вошел к нему в доверие, чтобы получить всю необходимую информацию о планах и местонахождении Лиги, чтобы герои успели предотвратить надвигающуюся угрозу. Свой собственный голос звучит будто со стороны. Будто он зачитывает сухой отчет, не имеющий к нему лично никакого отношения. Тахакаси-сан кивает, а затем произносит совершенно спокойно. — С этой минуты вы отстранены от этого дела. Это ощущается, как удар в живот, как двойное предательство. Он едва не срывается на крик. — Почему?! Вы не можете так поступить, вы не- Нет, это какой-то бред. Он работал над этим делом полгода. Они не могут вышвырнуть его так просто.  — Решение уже принято. Вы больше не благонадежны, я боюсь, что вы можете поставить успех всей операции под угрозу, этого я допустить не могу. Ястреб не может поверить, что все это происходит с ним наяву. Он громко смеется прямо ей в лицо — это совершенно неуместно, но, если честно, ему плевать. После всего, что он сделал для Комиссии, после того, как рисковал — репутацией, совестью, жизнью — после всего этого они не смеют говорить ему что-то о его благонадежности. — Вы что, серьезно считаете, что я переметнулся к злодеям? — Ястреб уже не может перестать смеяться, его буквально трясет этим смехом — это что-то нервное, вне его контроля; в конце концов, он никогда не собирался предавать героев, все, чего он хотел — вытащить из этой бойни Даби. — Я выдал вам местоположение Шигараки, передал точный план резиденции, информацию об отрядах, об их самых сильных причудах. А теперь, скажите мне, что именно в моих действиях заставило вас усомниться в моей, так называемой, благонадежности? Он чувствует себя пойманным, загнанным в угол. Стены сдвигаются, и дышать становится все труднее. В этот раз Ястреб даже не пытается цеплять на себя маску. У него есть все права злиться. Совершенно не впечатленная, Тахакаси-сан смотрит ему в глаза, в то время как в ее собственных — звенят лед и сталь. — Вы отстранены. До окончания битвы вам запрещено выезжать из города, а также заниматься геройской деятельностью — ваша лицензия временно приостановлена. Все это время вы будете находиться под нашим наблюдением. Ваш телефон поставлен на прослушивание, все разговоры будут идти под запись. При попытке связаться с кем-то из Лиги злодеев — вы сразу же отправитесь под трибунал как военно-политический преступник. *** Дешевый корпус пластика опасно трещит и едва не разваливается от напора. Сжимая в руке одноразовый мобильник, Ястреб на всей скорости устремляется к одному из тех складов, где они с Даби обменивались информацией еще в первый месяц их сотрудничества. На то, чтобы сбросить преследователей с хвоста, Ястребу понадобилось ровно полтора часа. Он чувствует, что потерял уже слишком много времени. В ночных полетах его зрение работает не так хорошо, как днем, да и те ребята, приставленные к нему, как-никак — профессионалы. Пока время утекает сквозь пальцы, мозг Ястреба пылает, как в лихорадке. Нет никаких сомнений, что наступление героев произойдет уже этим утром. Ни свет ни заря. Как и все облавы подобных масштабов, они не упустят возможности застать противника врасплох, раскидав Фронт освобождения, как беспомощных слепых котят. Подлетев к нужному месту, Ястреб ныряет под дырявую сводчатую крышу; чтобы не упустить приближения незваных гостей, он рассредоточивает с десяток мелких перьев по территории склада и вновь хватается за мобильник. Он так и не придумал, что сказать, — мысли разбегаются от него в панике. Все в этой поганой ситуации против него. Время идет, набирая скорость, мчится вперед и оставляет его далеко позади. Нечестно. У него даже не было форы. Дрожащими пальцами Ястреб набирает уже зазубренный наизусть номер. Все, что ему нужно — узнать, где сейчас находится Даби, и при необходимости увести его подальше от резиденции. Даби поднимает трубку спустя два гудка. — Почему ты звонишь с этого номера, — спрашивает он сразу же, его голос звучит настороженно. — Что случилось? На одну секунду Ястреб забывает, как дышать. Что ему делать? Что сказать, чтобы это прозвучало достаточно убедительно. Господи, помоги. — Ястреб. Что случилось, ты в порядке? «Он так мне доверяет. Как я могу? Почему я не подумал об этом раньше? Почему я вообще решил, что это будет просто? Я идиот, Господи». Пальцы продолжают дрожать и скользят по испарине на лбу. Ему кажется, его сейчас стошнит от внутреннего напряжения. — Где ты? — наконец спрашивает Ястреб. — На нашей основной базе, где еще. — Ты можешь приехать ко мне? — Ты не ответил ни на один мой вопрос. Справедливо. Где он? Где-то. У черта на рогах, если быть точнее. В порядке ли? — так сразу и не скажешь. Он бы мог наплести, что его дела хуже некуда, а его жизнь висит на волоске — чего стоит разыграть этот маленький спектакль? — вот только Ястреб не привык строить из себя мальчика в беде. Они с Даби слишком доверяют силе друг друга, чтобы врать так внаглую, да и сейчас угроза висит не над его головой. Как же он облажался. — Я в порядке, — вздохнув, Ястреб прислоняется к стене. — В смысле, я не умираю, если ты об этом. — Тогда в чем дело? — Ты можешь приехать, — вновь настаивает он. — Это важно. — Объясни. — Не могу. — А я не могу приехать, сегодня я нужен здесь. Если тебе нужна помощь, я могу прислать к тебе кого-нибудь. — Даби. Это звучит слишком отчаянно. Даже для него. Вдох-выдох. Его перо улавливает какой-то подозрительный шум. Время… его всегда не хватает. Ястреб хотел бы сделать все правильно, чтобы никто не пострадал, чтобы Даби не пострадал. Если бы он только был рядом. Посмотрев в глаза, он бы понял — Ястреб за него горой. Они могли бы поговорить, они бы кричали, сто процентов подрались, но Даби был бы здесь, рядом с ним и в безопасности. В конце концов, Ястреб не знает, что ему делать. — Уходи с базы, немедленно оттуда уходи. Вдох. Дыхание застревает в горле. Молчание в трубке давит на Ястреба с такой силой, что кажется, вот-вот и у него случится кровоизлияние в мозг. Пока он вслушивается в треск и помехи, сердце в груди замирает. Ну же. Скажи что-нибудь. Скажи! — Как ты мог. В голосе Даби столько разочарования и горечи, что становится почти физически больно. Он больше не говорит ему ничего, но Ястреб слышит, как все между ними трещит и разлетается вдребезги, и эти осколки — все, что осталось от его доверия — оборачиваются против Ястреба штыками и ранят в самое сердце. — Даби… Но в ответ ему лишь безразличные к его несчастью гудки. *** «Я обещал, что ты сможешь летать свободно, но теперь я ясно вижу, что просчитался. Не смог сдержать свое обещание, прости. В этом мире для таких, как мы, нет и не может быть ни счастливого финала, ни места, куда бы мы могли вернуться после долгого пути» *** Пускаясь в «свободное плаванье», отпущенный комиссией на все четыре, Ястреб заранее догадывался, что жизнь, которая и так не была похожа на сахар, станет еще невыносимее. Он так и не понял, как оказался должен всем вокруг. И в первую очередь — стране. Аппетиты этой сволочи пугали своей ненасытностью. Казалось, чем больше жрет, тем голоднее становится. И не успокоится ведь, пока не высосет из него все соки, пока Ястреб не уйдет со сцены. Точнее не уползет, выкатившись через черный ход, прямиком на пенсию. Преждевременную, годам эдак к тридцати пяти. Такими темпами туда ему и дорога. Однако сейчас, лежа на больничной койке, это кажется и вовсе смешным. К тридцати пяти, на пенсию? Ха. Размечтался. Разве что по инвалидности. Как будто теперь его оставят в покое. После всего, что он знает. После всего, что он сделал. Это всегда заканчивается одинаково. Одинаково дерьмово. Любой его выбор вел к провалу. Все просто: плохие решения ведут к плохим последствиям. А иногда «плохие» решения порождают решения еще хуже — нарастая, как снежный ком, они засасывают в этот круговорот, из которого, как ни старайся, а вырваться можно только на тот свет. В какой-то момент: Ястреб сам не понял — когда и как — он потерял контроль и кубарем полетел вниз. Все ниже и ниже. Он несся к своей участи на полной скорости. В конце концов, кто-то должен взять на себя ответственность. Нет такого понятия как «необходимая жертва» — иначе все это превращается в бессмысленный и безжалостный балаган, где люди — расходные материалы. В деле о его миссии пугающе мало бумаг. Практически ничего не зафиксировано, никаких лишних записей, а значит — никаких прямых доказательств участия Комиссии героев. Они сами развязали ему руки, а он выбрал их запачкать. Сам выбрал. Не Даби его заставил, не чертова Лига злодеев. Он сам принял это решение. Его начальница просто сказала ему: «Нам нужно больше информации об их деятельности. Делай все, что потребуется, чтобы проникнуть в их ряды. Это сейчас в приоритете» Интересно, хотел ли Даби запачкать его? Входило ли это в его изначальный план? Теперь, оглядываясь назад, Ястреб понимает, что убийство Джиниста не было никаким тестом на доверие. Даби не доверял ему с самого начала, а Ястреб как последний идиот влез в расставленную им ловушку. И замарался. Его руки по локоть в крови — за жизнь не отмыться. Кто в здравом уме поверит в это внезапно свалившееся в руки счастье. Ведь знал же, что подослан. Но чего он добивался? Неужели действительно верил, что сможет убедить остаться с ним, с Лигой? Белый цвет в палате интенсивной терапии выжигает глаза. Когда Ястреб открывает их в первый раз, ему кажется, что он уже умер. Спустя год он будет продолжать ловить себя на этом ощущении. Будто все происходящее с ним — нереально. Дурной сон, от которого он никак не может очнуться. Будто его жизнь прервалась еще тогда — во время сражения, посреди огня и руин — его затухающий мозг лениво цеплялся за свет, за ощущения и звуки. Пребывая в состоянии шока, он уже не чувствовал ни страха, ни боли от ожогов. Последний смазанный образ перед закрывшимися в последний раз глазами, перепуганный и злой Токоями и летящая над ними тень, несущая их прочь. Подальше от этого ада, где синее и красное пламя столкнулись воедино. Он пытался позвать его, но голос подвел и ослаб — не в силах перекричать ревущий огонь, Ястреб мог лишь смотреть. Как бесшумно шевельнулись губы, шок на лице Старателя, осознание, подкосившиеся ноги и безжалостная карающая рука, берущая на прицел. Ястреб знал, что находится в этих пулях. Старатель не уклонился, и мир вновь остался без символа. Может, он действительно умер тогда? Мозг пустил свой последний импульс, и он ошибочно застрял в этой секунде, придумывая будущий сценарий собственной жизни после войны. Даже в своих фантазиях пугающе реалистичный, как и всегда беспощадный к самому себе. Дневной свет льется через широкое больничное окно, а над его гудящей головой тихо шумит кондиционер. За дверью, по больничному коридору, заглядывая в такие же однотипные палаты, туда-сюда передвигается медперсонал. А он лежит здесь. Совсем один. Слава богу, думает Ястреб. Наконец-то один. Лежа на спине, он не чувствует ни боли, ни привычного дискомфорта от такого положения. На самом деле, он не чувствует больше ничего. Возможно, все дело в тех лекарствах, которыми сейчас до отказа напичкан его организм, а может вовсе и не в них. Когда он просыпается во второй раз, жалюзи на окнах уже опущены, но пластиковые лопасти дают зазоры, через которые в палату пробивается вечерний свет. Комнату расчерчивают полосы, как свежий хлопок, впитавший в себя кровь, закат напитывает все вокруг красным. Небо, а на нем ни облачка. Ястреб видит лишь небольшой кусочек, но тоска падает на сердце гранитной плитой и давит. Давит, давит и давит. Летать в такую погоду — одно удовольствие. Ястреб глядит через эти зазоры, пока глаза не начинают слезиться, пока небо за окном не темнеет, и кто-то не приближается к его к двери. Теперь застать его врасплох — проще простого. Но он все равно успевает прикрыть стянутые от соли глаза и расслабиться, ровно в тот момент, когда в палату входит врач. Озадаченный, он снимает показатели, трогает запястье, проверяя пульс. Но замедлить его для Ястреба никогда не составляло особого труда. Как и обмануть на время всю эту современную аппаратуру. Все-таки годы обучения не прошли даром. Минут через десять врач уходит, вновь оставляя его наедине с собой. Медленно выдыхая, Ястреб восстанавливает сердцебиение. Это лишь вопрос времени, когда ему придется столкнуться лицом к лицу с этой новой реальностью. Когда она обрушится на него всей тяжестью последствий от его неправильно принятых решений. Никто не давал ему никаких медицинских заключений. Да они ему и не нужны. Он понял сам, почувствовал, как только очнулся. «Я больше никогда…» — ему сложно проговорить это целиком, на одном дыхании. — «Я больше никогда не взлечу. Я больше никогда не поднимусь в небо и не увижу его так, как мог видеть раньше» Я больше никогда не смогу летать. Он вроде понял это, собрал слова в одну фразу, разложил ее по частям и даже вслух произнес — не помогло. Осталось лишь как-то это принять… а принять это он все еще не мог. Не получалось. Будто речь шла не о нем, а о ком-то другом. О ком-то далеком и незнакомом. Мысль, что он навсегда лишился своей причуды — чего-то, с чем он был неразрывно связан едва ли не с самого рождения — никак не укладывалась в голове. Потому что. Кто я без своих крыльев? — Я никогда не знал, кто я без них. Все впереди, повторял он себе всю прошлую ночь, уже заранее зная, что осознание еще треснет по нему. Прилетит так, что собьет с ног. Это лишь вопрос времени. И единственное, что не давало покоя — а сможет ли он потом подняться? Другое «Я больше никогда» обрушилось на него почти сразу же, заставив почувствовать себя раздавленным слизняком и беспомощным идиотом. Острое чувство необратимости пронзило его насквозь. Жив он или мертв… Ястреб не знал. Но что знал он точно: больше он его никогда не увидит. Эта мысль мелькает в голове молнией. Как во время грозы, она опережает слова, она больше, чем слова, значительнее их: вспышка света безжалостно рассекает тьму, и только спустя несколько секунд звук догоняет его, а затем с диким раскатом, будто разрывая огромное полотнище, сердце рвется на части. И тогда он замирает — оглушенный, полностью придавленный этим осознанием. Больно. Куда больнее того, когда его кровь вскипала под кожей, и уже после та шла волдырями под напором синего пламени. Он помнит лишь шум и ярость, как он на секунду оглох и потерял волю к сопротивлению. Ястреб мог просто убить Даби, как он до этого убил Твайса. Еще до того, как оказался придавленным к полу, лишенный возможности сделать хоть что-то. Он лежал, уткнувшись лицом в пепел — все, что осталось от некогда могучих крыльев. «Ты больше не герой, Кейго» — прошептал Даби, наклонившись к самому уху. Напоследок обдало жаром. Но не тем, который калечил, заживо поджигая его кожу, нет. Сейчас, находясь в некомфортной близости к ранам, этот жар, как ни странно, не повергал его ни в ужас, ни в трепет. Он оседал теплом на неповрежденных участках. Так ощущалось присутствие Даби, когда он был рядом. Некомфортно горячий, но. Это был он. Он всегда был таким. Когда тихо подходил со спины, укладывая голову на плечо, когда притягивал к себе, пытаясь защитить или утешить, когда касался губами невесомо, а после — смелее. Словно всю жизнь хранил эту нежность специально для него. Когда он просто. Был. Рядом. Уже тогда Ястреб знал, что произойдет дальше. «Не надо» — глотая ком в горле, это все, что он смог выдавить из себя. Они оба замерли, не пытаясь убежать или угнаться. Это не было похоже на объятие, и одновременно — это было чем-то куда большим. Они прощались. И ни одна температура в тот момент не смогла бы сплавить их еще крепче. «Это худшее, что я когда-либо делал», — на контрасте с тем, как он звучал до этого, сейчас голос Даби казался легче, он ощущался таким мягким, как первое соприкосновение кожи, от которого дыхание перехватило сразу у обоих, как пальцы, впервые пробравшиеся под плотную ткань перчатки, как перья, ласкающие любимое лицо. — «Но ты ведь знаешь, что они никогда не простят и не отпустят тебя?» Я больше никогда его не увижу. Хотелось бы Ястребу сказать — и слава богу. Хотелось бы Ястребу обмануть себя, пойти на сделку со своими чувствами. Но они, к сожалению, находились за пределами его контроля, не принимая от него никаких уступок и компромиссов, обнаженные до предела, они выворачивали Ястреба наизнанку. Когда он думал или вспоминал о Даби — любовь наполняла его до самых краев. Но если раньше одурманенный этим чувством, он думал, что сможет взлететь без всяких крыльев, теперь, когда он потерял Даби навсегда, оно тянуло его на дно, словно к ногам были привязаны тяжелые-тяжелые камни. Ни единого шанса на спасение. Лежа в темноте, Ястреб почувствовал, как сердце в груди, словно окончательно свихнувшись, задолбилось изнутри с какой-то неистовой силой. «Отпусти, отпусти меня!». Хотелось свернуться в клубок и стать совсем крошечным, — исчезнуть — но треснутые ребра, перетянутые бинтами, не позволили ему сделать этого. Все внутри него завопило. Хотелось кричать, но, если бы он начал — уже бы не остановился. Я больше никогда не увижу его. Я больше никогда его не увижу. Никогда, никогда, никогда. Ястреб зажмурился и, уже не сдерживаясь, всхлипнул. Один раз, другой. Пока его не прорвало. Накрыв лицо подушкой, он завыл в нее, как раненное животное, прямо в голос — лишь бы заглушить в своей голове это ненавистное и необратимое «никогда». *** Ястреб хотел уйти. Просто встать и уйти. Но мысль, что идти ему больше некуда, придавливает к кровати намертво. Он ждет, когда за ним придут, наденут наручники и проводят до зала суда. Но никто не приходит. Даже навестить. Он знает: тому, что он сделал, нет и не может быть никаких оправданий. Он и не собирается оправдываться. Один его звонок перевернул все в их стране вверх дном. Дав злодеям фору, его эгоистичное решение спасти одного человека привело к бойне — битва закончилась в ничью, но что будет дальше, одному богу известно. Никто не навещает Ястреба, потому что он предал всех, кого мог. Отвернувшись от всего мира ради Даби, мир в итоге ответил ему тем же. Все меняется, когда спустя неделю его навещает Старатель. Усевшись на стул перед его койкой, он неловко и смазано приветствует Ястреба, а затем красноречиво замолкает. В гражданской одежде, помятый и небритый — таким Ястреб видит его впервые. Он знал, что Энджи восстанавливался в этой же больнице, буквально в соседнем крыле, и все, на что надеялся Ястреб — что они не пересекутся. Но вот он здесь, сидит, заполняя своим присутствием каждую частичку окружающего пространства. Как и Ястреб, навсегда лишенный причуды, он все равно источает мощь. Даже если не знает об этом. Не человек — скала. После вялого приветствия тишина давит на них тяжестью непролитых слез, невысказанных слов, в которых теперь нет уже никакого смысла, и исправить это невозможно, как и получить шанс на искупление от тех, кто уже умер. Ястребу тяжело смотреть ему в глаза (почему он не заметил этого раньше?), ссылаясь на самочувствие, он даже не предпринимает попыток подняться и уж тем более поддержать разговор. Никто из них на это не настроен, но в какой-то момент голос Энджи заставляет его вздрогнуть. — Мне жаль, что все так закончилось. — Жаль, что теперь мы с вами не сможем геройствовать, как прежде? — Ястреб не понимает откуда в нем эта злость и язвительность, все это застревает в нем занозой, вытащить ее нельзя — лишь загнать глубже. — Потрясающая игра на понижение. — Нет, — качает головой Старатель. — Мне жаль, что я потерял сына. Во второй раз. Как же он ошибался, когда думал, что болеть внутри больше нечему. Невыносимо видеть его сейчас. Он не находит в себе никаких сил, ни одной капли эмпатии или доброго слова для этого человека. Может, еще какое-то время назад Ястреб обязательно посочувствовал бы ему, но сейчас ему просто тошно. Отвернувшись от героя, Ястреб поджимает колени ближе к груди и едва слышно произносит: — Старатель-сан, уйдите, пожалуйста. Но он не сдвигается с места. Озвучить свою просьбу во второй раз Ястреб не решается. Уже не сможет. Скребущимся комком слезы застревают и дергаются в его горле, Ястреб не хочет плакать, не при нем, потому что точно знает — тогда Старатель еще долго не выйдет из его палаты. Хочется остаться в одиночестве и утопиться в своем горе. Сжавшись на кровати маленьким комком, Ястреб от всей души мечтает исчезнуть. Молчание разбирает пространство на атомы, боль пронизывает насквозь все — солнечный свет, стены, больничное оборудование и мебель — рассекая пространство, она пронизывает и Ястреба, разбирая его по кускам, не оставляя от него ничего, превращая в свет в окне, в кусок неба, в таблетки на тумбочке, белые стены и мебель. Он еще долго лежит, оглушенный этим чувством, пока до слуха не доносится тяжелый и длинный вздох — он сотрясает стены, и сотрясает что-то внутри Ястреба, — в нем боль и неотвратимость. И бесконечное понимание. А затем звучат слова, которые разбивают все, что еще осталось внутри, вдребезги: — Прости меня, мальчик, — произносит Старатель. — И спасибо. За что он меня благодарит? Ястреб не успевает спросить. — Спасибо, что пытался спасти его, я никогда этого не забуду. Это последнее, что он говорит перед тем, как уйти. После этого Ястреба прорывает. Уже не в силах остановиться он плачет и плачет, рыдает, как маленький несчастный ребенок, после чего его откачивают успокоительным и предлагают вызвать «специалиста». Про себя Ястреб заливается в истерике. Потому что, а чего мелочиться? Давайте лучше сразу — священника. Но куда там. Когда он смотрит на себя в зеркало, по лицу вновь текут слезы, в этот раз он плачет уже по-другому, без единого звука, глядя в свое отражение с мукой и с глубоко затаенной ненавистью. Он плачет до самого рассвета, до тех пор, пока внутри не остается больше ничего, словно все вырезали скальпелем, внутри него пустота и стерильность, и один-единственный вопрос: «Почему я выжил?» *** Когда Ястреба выписывают из клиники, солнце палит, как в чертовой пустыне, а небо над головой выглядит, как самая большая насмешка. Ярко-синее, бездонное, одного цвета с его глазами. Они прояснялись всякий раз, когда Ястреб сидел, уткнувшись лицом в его колени и как в горячке шептал: «люблю, люблю, никогда не оставлю», а Даби гладил его по голове и в шутку требовал — «Тогда поклянись», и Ястреб отвечал, но уже не в шутку: «Клянусь». «Клянусь любить и защищать» — за нарушение клятвы вечное проклятие и изгнание из родных земель. Странно, что краски не блекнут. Совсем наоборот, они будто становятся еще ярче, разгораются, выжигая сетчатку глаз, и будто тоже издеваются над ним. Никто не привез ему чистой одежды, так что по городу Ястреб идет в своем ободранном геройском костюме. Мысль о том, чтобы вернуться домой, даже не приходит ему в голову. Вместо этого он идет в банк. Остановившись у ячейки хранения, он старается не обращать внимания на тревожные взгляды персонала, привыкшего видеть здесь клиентов как минимум класса люкс. Ястреб едва-едва не дотягивает. Как хорошо, что из-за новенького шрама, украсившего ему лицо, в нем теперь едва можно узнать бывшего героя страны. Достав из ячейки сумку, до отказа набитую наличкой, он находит там новые документы и связку ключей от того дома в Кюсю, где он когда-то мечтал жить — сначала с матерью, затем с Даби. Остановившись у фонтана рядом с главным входом в банк, Ястреб наблюдает, как вода отражает блики. Прищурившись, Ястреб подкидывает в руке ключи, он уже думает о том, чтобы избавиться от них, запустить прямо в воду, как в этот момент рядом с ним проносится велосипедист. Он и не заметил, как встал прямо посреди велосипедной дорожки. Яростно просигналив ему, тот заставляет Ястреба посторониться — рука моментально прячет ключи обратно в карман, и больше он о них не вспоминает. Мысли вновь цепляются за какие-то повседневные вещи: вроде необходимости купить новую одежду, билет на самолет и съесть хороший высокоуглеводный завтрак. Ему кажется, что его желудок уже соскучился по вредной пище, но, когда он втыкает вилку в яичный желток, позволяя ему растечься по бекону и поджаренным тостам, он едва чувствует вкус. Ястреб старается не думать, что теперь так будет всегда. *** Никогда прежде Ястреб не летал на самолете. Его сосед по месту все время жалуется на закладывающие от давления уши, но он, уже привыкший к высоте, не чувствует никакого дискомфорта. Только когда смотрит в круглое окошко и видит проплывающие под ним белые и пушистые облака, тоска вновь наваливается на его сердце. Его путешествия похожи на долгий сон во время жары. Постоянные смены климата, и никакой логики. В конце концов, он отдает предпочтение странам субэкваториального пояса. При такой температуре практически невозможно соображать, и это как раз то, что ему нужно. Пот выступает у Ястреба на лбу, пока он готовит себе завтрак под доносящуюся из старого радио-приемника «Knockin' On Heaven's Door» Боба Дилана. Медленно раскачивая себя в солнечном свете, он растворяется в нем, как сахар в чае. Воздух сочится влагой, и Ястреб бездумно прорывается сквозь него, преодолевая сопротивление, словно пытается разбежаться под водой. Он потеет и гниет на этой жаре. Иногда ложится на спину, надеясь, что это как-то ускорит процесс. Запах от нагретой земли забивается в ноздри, трава кишит мелкими насекомыми, но ему все равно, пока горячие камни прижигают шрамы на спине, он лежит так — лишенный чувства времени и самого себя. В каждом новом городе, в каждой стране, где был Ястреб, небо совершенно разное. Тысячи оттенков голубого и синего — от циана до берлинской лазури — слепят его глаза, и все равно он продолжает находить отголоски воспоминаний в этом цвете. Как затонувшие корабли в море, два года канут в небытие. За это время Ястреб успевает побывать в трех горячих точках, попасть в плен и поработать на пиратской радиостанции. Он учится рыбачить и напиваться до обморока. Он делает все то, что никогда не стал бы делать тот, другой Ястреб, оставленный им в прошлой жизни. Он ездит на мотоцикле и охотится на животных, чтобы пролить кровь и вцепиться в полусырое мясо зубами. Он становится кровожадным и безразлично щедрым, бросая деньги в уличных музыкантов и позволяя нищим детям грабить себя прямо посреди улицы. Жизнь и смерть в этих диких и дальних краях распускаются, словно могильные цветы. Здесь пахнет дорогим изюмом, специями и гнилой кровью. Бесконечно сладкий смрад, от которого можно задохнуться, но Ястреб дышит полной грудью, вдыхая эти незнакомые ароматы и полностью забывая себя в них. Жизнь и смерть в этих диких краях идут рука об руку. Его жизнь больше не имеет никакого смысла, и в то же время — никогда еще он не чувствовал себя настолько живым. Он бы мог остаться здесь навсегда, или до тех пор, пока не разбился бы на мотоцикле, или пока не напоролся на нож грабителя в переулке, или маленькая ядовитая медуза, бороздящая океан, могла бы просто ужалить его в ногу — и дело с концом. У него целая бездна вариантов, но ключ на дне сумки, словно магический артефакт, приковывает взгляд намертво. Порой в памяти всплывает улыбчивое лицо того старика из поместья в Кюсю. Он бы тоже мог стать таким же, как он. Состариться здесь, иссохнув под палящим солнцем, как трава у обочины, став старожилом и духом этого места. А вот лицо Даби вспоминается уже с трудом. Он больше не видит его перед своим внутренним взором. Его лицо разбивается сотнями осколков: множество мелких деталей, которые никак не складываются в цельную картинку. Надавив на веки, Ястреб видит поворот головы, губы, которые стонут, цвет шрамов, похожих на фиолетовый сланец, и глаза, каждый раз взирающие на него с небес. Реальность то и дело трещит по швам, но также, время и пространство, все то, что образует жизнь, имеют потрясающую способность излечивать все вокруг. Он находит странное утешение в окружающей его парадоксальности — возможность найти забвение на чужой земле и постоянное напоминание о прошлом. Как чертов ключ на дне дырявой сумки, имеющий над ним особую власть. Он будто придает Ястребу плотность, напоминая, что он не бестелесный дух. *** Чтобы добраться из одного конца мира в другой у Ястреба уходит три дня. Никто не пытается затормозить его у границы, и все вокруг довольно мирно. От своего попутчика Ястреб узнает, что после всех войн и разрухи Япония наконец-то вздохнула спокойно. Спустя три месяца Шигараки был убит кем-то из своих, видимо, в дело пустили ту же антипричудную сыворотку. Последователи Либерального фронта еще долго сражались со Стейновцами, но в итоге победили последние. Захватив столицу, они разгромили местные войска и потребовали отставки президента, посадив на его место кого-то из проверенных ими людей. Герои исчезли. Не в том смысле, что были полностью истреблены, просто сама профессия исчерпала себя как явление, во всей стране осталось лишь две геройских академии. Теперь герои занимаются лишь спасением и эвакуацией, а с «новым» злом, как и подобает, сражается полиция. Кюсю совсем не изменился. В общем, как и весь город. Выходя из такси, Ястреб оглядывает старый вычурный дом в викторианском стиле и на секунду замирает, завидев свет в крайнем окне квартиры. Его старое геройское логово уже давно опечатано, и это единственное место, куда бы он мог вернуться. Ничего удивительного, думает Ястреб, что, пока он был причислен к без вести пропавшим, кто-то уже поселился здесь. Но ключ говорит об обратном, он буквально горит в его ладони и, как магнитом, тянет Ястреба к квартире под номером 8. Уже зайдя в подъезд, он поднимается по лестнице, замечая растущие на подоконнике ярко-оранжевые цветы. Они кажутся ему до боли знакомыми, но название никак не всплывает в памяти, есть только образ, мелькнувший на секунду, как дурманящий запах вишни в ночи. Поднявшись на свой этаж, Ястреб не успевает заметить подбежавшей к нему кошки, лишь только, когда та начинает тереться об его ноги и оглушительно-громко мурчать, требуя его внимания, он в удивлении опускает на нее глаза. Кошки никогда не реагировали на него так ласково. Может, в этом долгом путешествии, он и правда умудрился стать другим человеком. Когда Ястреб уже хочет погладить ее, она отлипает от него (может, показалось), находя более интересное занятие в том, чтобы поточить когти об уже разодранную дверную обивку. Интересно, как теперь выглядит сад на заднем дворе, размышляет он, продолжая наблюдать за кошкой. Та мяучит и просится в дом. За дверью слышатся шаги, и почему-то сердце в груди отчаянно замирает. Из приоткрывшейся двери до Ястреба доносится запах овощного рагу, теплый оранжевый свет льется на тусклую площадку, все шире и шире, пока он не попадает в него, словно в освещение поисковых фар. — Амайо, быстро в дом, — лишь заслышав этот голос, Ястреб чувствует, как у него подкашиваются колени. — Амайо. Чтобы не упасть, он хватается за косяк, в то время, как мужчина, кричащий на кошку откуда-то из глубины квартиры, выглядывает за дверь. Они чуть ли не сталкиваются носами, и в этот момент их взгляды налетают друг на друга, как при лобовом столкновении. Пол уходит из-под ног, и реальность вновь оглушительно трещит по швам. Эти глаза. Глаза цвета всех оттенков синего. Он смотрит в них и видит отражение самого себя. Воспоминания льются из него, как из открытой раны. Это похоже на боль, на поцелуи, на пульсацию в старых шрамах, на парадоксальность и необратимость судьбы. — Кейго, — когда он слышит голос, его прорывает. Уже не в силах устоять, он падает в его объятия, крепко стискивает в ответ, содрогаясь сразу всем телом. Впервые с того дня, когда Старатель закрыл за собой дверь в его палату, он снова плачет. — Прости меня, — бормочет он. Прости, прости, прости. — Я ведь уже похоронил тебя. Совсем-совсем. С концами. Понимаешь? То самое выражение болезненной нежности, с которым Даби всегда смотрел на него, когда они оставались наедине, вновь появляется на его лице, и от этого сердце Ястреба набирает мучительно-приятную скорость. — Я знал, что однажды ты вернешься ко мне. Ястреб и смеется, и плачет, в то время как узел в груди развязывается, и он наконец-то находит себя — в теплых объятиях, в ответном блеске любимых глаз, во всех пройденных дорогах, ведущих его к этому моменту. Кивнув, он тянется к Даби за поцелуем. Конечно же, он вернулся к нему. Разве могло быть иначе?