Никогда не слышанное Deja vu

      Моё первое детское воспоминание связано с антикварным шкафом, что стоял в самом конце коридора второго этажа. Шкаф был изготовлен из дубового массива и декорирован резными филенками, а также украшен узорами, что напоминали мне цветы из сказочного сада с картинок детских книжек. Наверно, поэтому он, казался мне деревянным гигантом, в чьих объятьях можно было спряталась каждый раз, когда мне доводилось слышать нотки пренебрежения и недовольства в голосе моего отца Густава. Частенько я засыпала в своем убежище, так как оставалась в нем до глубокой ночи, прячась от надвигающей бури -гнева отца. Мне снились чудесные сны, в которых после тяжелых испытаний и приключений выпавшим на мою долю, я становилась королевой Нарнии.       Королевство процветало и в мою бы честь писали хвалебные оды, ведь я бы правила по справедливости и чтила церковные заповеди, о которых мне так любила напоминать мама. Не забывали мои подданные и о моем мужестве и твердой силы воли! Нарнийцы сложили бы легенды и придания о мудрой королевы Лидии. Но за все, что я любила себя в мире грёз, забывалось в реальном мире, едва отец повышал голос или велел мне удалиться в свою комнату, так, как ему предстоит серьёзный разговор с мамой.       Забираясь внутрь, я всегда оставляла дверцу шкафа слегка приоткрытой, впуская тонкую полоску света, что делила мой хрупкий мирок на две части: грезы и реальность. Чем я становилась старше, тем чаще мне приходилось искать защиту у «деревянного гиганта», когда меня отсылали в комнату, чтобы держать меня подальше от «серьезных разговоров». Не буду скрывать, что я пыталась подслушивать родителей, но до меня доносились лишь обрывки фраз и слов, из которых мало что можно было понять или узнать. Позже, мне стало понятно, что брак моих родителей – союз двух вещей, что больше всего ценятся в аристократическом окружении «титул» и «деньги». Любили ли они когда-то друг друга!? Возможно, но отец никогда не отрицал, что брак открыл ему много прежде скрытых дверей.       Когда в нашем особняке все чаще и чаще звучало слово «наследник», я почему-то думала, что он прячется в моем шкафу. Поэтому, как только мне удавалось выкрыть время, подбегала к «деревянному гиганту» и забиралась внутрь. Как только становилось тихо, я принималась за поиски и неуверенными движениями водила руками по задней стенке шкафа, пытаясь найти щелку, за которой прячется наследник.       Первая трещина в моем мире грёз появилась, когда мне исполнилось пять. В тот летний вечер, я сидела в своём укрытие прежде, чем меня нашёл наш дворецкий и передал, что меня зовет мама на разговор. - Спасибо, Рофт. – Неуверенным голосом ответила я ему, выбираясь из укрытия. – Я сейчас же спущусь. - Леди, позвольте дать вам один небольшой совет… – Он смотрел прямо мне в глаза, словно пытаясь узнать, что ему будет за донос о моей детской шалости. – Заканчивайте с этим ребячеством.       Я лишь кивнула, но еще долго не оставляла своего укрытия. Помню, как плакала навзрыд после первого занятия музыкой с отцом. Нет, он меня не бил, но те три часа были самыми долгими в моей жизни. До сих пор спине бежит холод, едва я услышу: «Лидия, сиди прямо и расслабь руки»,«Сыграй хоть раз без единой ошибки» и «Даже девушка сможет выучить данную композицию». В остальном за исключением музыки, Густав меня баловал и в основном поощрял мои увлечения, что были достойны юной леди.       Оказавшись возле входа в гостиную, я долго не решалась войти, боясь застать там разговаривающих родителей, но страх – это слишком большая плата в нашем…. - Мам? – Я приоткрыла дверь в гостиную. – Вы меня звали. - Лидия. – Мама улыбается, едва завидев меня, она убирает спицы в сторону и жестом приглашает меня войти. – Не стой в дверях, милая. Как насчёт, сказки на ночь?       Тогда меня связывали с матерью самые тёплые отношения, она казалась мне солнцем, что согревает все вокруг. Оказавшись возле ней, я кладу голову на её колени и шепотом рассказываю о занятиях в балетном классе, о чёрном жеребенке, что недавно родился на конюшне, о музыке. Говорю без устали, пока мама не останавливает меня, что рассказать мне большой-большой секрет: «У меня будет брат или сестра».       Прошло несколько месяцев, прежде чем мамин живот стал настолько огромным, что каждый шаг приносил ей невыносимую боль, а недомогания мучили с утра до глубокой ночи, она стала проводить каждый день в постели. Иногда, мне позволяли приходить к ней, тогда я забиралась к ней на кровать и прикладывала к уху к животу, пытаясь услышать сердцебиение ребенка. Мама гладила меня по волосам и пела своим нежным голосом старинные песни. В такие моменты, я чувствовала себя по-настоящему счастливой! - Мам, а ребенок полюбит меня? – Я задавала глупые вопросы, но по-детски искренние вопросы. – Мы же с ним подружимся? - Конечно, милая.       Вранье! Я не смогла подружиться с ним и полюбить тоже не смогла, ребенок стал лишь небольшим пятном в моей истории, но почему-то тот день снится мне в кошмарах, а каждую минуту того дня я помню лучше, чем музыкальный этюд. В тот день была гроза, мать кричала от боли и звала отца, что несколько дней назад уехал на охоту, Рофт пытался хоть как-то ей помочь, а я плача от страха пыталась сказать хоть что-то внятное в трубку домашнего телефона, вызывая скорую помощь. Отчаянный крик, раскатистый гром, сигнализация скорой помощи – мой ночной кошмар.       И через несколько дней мы не встречали радостно маму, вместо этого в особняке занавесили зеркала белой тканью, повесили мрачные шторы и расставили , а меня переодели в черное платье. Ребенок оказался мертв.       Мертворожденную девочку назвали Анна. Кроме имени и маленького гробика, что стоял в гостиной несколько часов, прежде чем его увезли на кладбище, я ничего не помню о ней.... Мне не удалось увидеть даже лица малышки.       Отец предпочитал забыть о досадном выродке, словно его никогда и не было, родственники и знакомые семьи избегали любой темы связанной с этим случаем, а для Рофта это лишь были хлопоты, что взвалились на его плечи и только мама, порою идя в церковь в свои записки вписывала имя Анна. Сейчас я думаю, это был её способ заглушить боль и почтить память мертворожденного ребенка, чьего смеха она никогда не услышит. Знаете, а иногда я радуюсь за малышку, она не познала боли и печали, а также пренебрежения отца, ведь вместо наследника ему вновь бы пришлось довольствовать дочерью. Отчаянный крик, раскатистый гром, сигнализация скорой помощи – мой ночной кошмар.       Может быть, это событие слишком сильно повлияло на меня и теперь любая мысль о рождение ребенка вызывает у меня судорогу. Да и на матери данная потеря отразилась сильно, она перестала обнимать меня будто её прикосновения были ядовиты, а я боясь причинять ей боль старалась лишний раз не заговорить с ней и не попадаться на глаза, таким образом мы постепенно стали отстранились друг от друга. Прошёл год прежде, чем у матери вновь начал расти живот, а затем на свет появился мой младший брат…