Ломка (#Даркбуратино).

      Героин лишает душу чувствительности, это сосуд, который её поглощает. Тот, кто плывет по мертвому морю наркотического забвения, не испытывает ни боли, ни сожаления, ни стыда, ни горя, ни чувства вины. Он не впадает в депрессию, но ничего и не желает. Вселенная сна входит в него и окутывает каждый атом его существа... ... За это достигаемое химическим путём освобождение, как и за всё во Вселенной, приходится расплачиваться светом. Грегори Дэвид Робертс «Шантарам»

Пьеро не помнил, в какой момент он осознал, что не справляется. Когда он перестал испытывать хоть что-то. Всё казалось бесполезным, бессмысленным, он машинально выполнял всё, что от него требовалось, где надо – улыбался, реагировал всегда правильно и вёл себя безукоризненно. А когда притворяться больше не было нужды – падал всё глубже и глубже в эту ледяную пустоту. Его не спасал ни алкоголь, ни мет, этого больше не хватало. Пьеро перестал без нужды выходить из своей комнаты и общаться с кем-либо, чем несказанно обрадовал многих обитателей «Золотого ключика». Ну а что, дорогая куколка всё также приносит доход, но не причиняет больше никому неудобств. А то, что он разлетается на куски – незначительный побочный эффект. Доктор Л’ивси на приеме озадаченно хмурил брови, пытаясь вывести подопечного из состояния апатии, но заканчивалось всё тем, что он лишь прописывал очередной курс лекарств. Которые совсем не помогали. Только Пьеро не говорил об этом. Как он оказался на той вечеринке, Пьеро тоже не помнил. Но помнил невероятное чувство эйфории после того, как попробовал кое-что тяжелее привычных таблеток. Ему казалось, что он куда-то полетел, вырываясь из привычного уже оцепенения. Он чувствовал каждую клеточку своего тела и парил над этим миром, позабыв абсолютно обо всём. Он снова чувствовал. Достать героин с его связями было несложно. И подсел Пьеро капитально. Он понимал, что это уже не просто баловство, но не мог остановиться. Вкатывая себе дозу за дозой, он чувствовал себя живым. Не было боли, сожалений, привычных метаний, которые сводили его с ума. Была кристальная чистота, легкость, свобода от всего на этом свете. Он не хотел, чтобы это прекращалось, это вылизанное героиновое счастье. Вскоре Пьеро стал замечать, что долгое отсутствие дозы вело за собой физический дискомфорт и желание поскорее уколоться. Уже не столько состояние счастья вело его, сколько необходимость поддерживать свой организм в порядке. Он не хотел признаваться себе в этом. Такое положение вещей могло продолжаться очень долгое время, если бы не случай, произошедший во время одной из репетиций. День был суматошный с самого утра. Казино должны были посетить очень влиятельные персоны, и все просто на ушах стояли от волнения. В то утро Пьеро остался без укола, так как просто не успел, его потянули решать какие-то вопросы, которые почему-то без него не решались. То реквизит пришел не тот, то не успели дошить костюмы, то не могли найти одну из кукол… А брать на себя ответственность перед Карабасом боялись, вот и дергали и без того уже на порядок нервного Пьеро. Но до точки кипения он дошел на репетиции – Арлекин снова начал выводить его из себя своими закосами под главного. Хотя сам весь день отсиживался где-то в углу. И возможно, будь Пьеро в порядке, он «отбил» бы острым языком как обычно, но сейчас терпеть очередные выкрутасы он не стал, тем более он уже чувствовал сильную потребность употребить, отчего злость только усилилась. Поэтому он молча вмазал ненавистному шуту по лицу. Арлекин, разумеется, в долгу не остался – завязалась драка. Они сцепились не на шутку, катались по сцене, желая задеть друг друга побольнее, оставляя в награду синяки и ссадины. Разнять их не могли долго, оттаскивая друг от друга толпой, пока Пьеро не почувствовал, как рвется ткань его костюма и отрывается рукав. В запале борьбы он не заметил торжествующий взгляд Арлекина на своей руке, где очень живописно красовались следы от уколов. Арлекин перестал бросаться на Пьеро. Поэтому второго оттащили со сцены, буквально швыряя на пол. Придя в себя от удара, Пьеро вскочил на ноги и бросился вон из зала. Зарулив в свою комнату, он трясущимися руками схватился за сигареты, понимая, что ничего больше сейчас позволить себе не мог, так как Карабас явно вызовет его на ковер. Но сначала нужно было хоть как-то успокоить свои нервы. Хотя бы никотином. Когда в его комнату постучали, Пьеро уже более-менее пришел в себя и переоделся. В рваной и окровавленной одежде появляться перед отцом было нельзя. У дверей кабинета Пьеро столкнулся с Арлекином. Тот широко ухмыльнулся и буквально одними губами прошептал «Пизда тебе». А Пьеро со злорадным удовольствием отметил разливающийся под правым глазом синяк. Зайдя с достоинством английской королевы, Пьеро был готов к любому наказанию. Карабас сидел за столом, задумчиво разглядывая лежащие перед ним бумаги. Судя по печати, которую смог разглядеть Пьеро, это была его медицинская карта. - Скажи мне на милость, что с тобой происходит? – за спокойным тоном отца Пьеро почувствовал еле сдерживаемый гнев. - А что со мной происходит? – невинно хлопая глазами поинтересовался юноша. - Ты устраиваешь драку посреди дня, доктор пишет об ухудшении твоего состояния, а сейчас я узнаю, что ты колешься! – яростный взгляд мог буквально пригвоздить к месту. Пьеро почувствовал, как беспокойство усиливается. - Кто это тебе сказал? Арлекин? Ха, верь ему больше, он же больной на всю голову, готов что угодно выдумать, лишь бы задеть меня. Вот увидишь, это еще выйдет тебе боком. - Врёт, говоришь? – Карабас резко кинулся из-за стола в сторону Пьеро, и это было так чертовски неожиданно, что Пьеро успел только вздрогнуть, прежде чем отец схватил его за руку, высоко задирая рукав. - Тогда это что?! – не сдерживая больше гнева, мужчина больно вывернул руку, указывая на следы уколов. Пьеро не мог на них смотреть, не мог избавиться от стальной хватки отца, который, конечно же, был намного сильнее и в обычном состоянии, не говоря уже о нынешнем приступе ярости. Глядя на виноватое лицо сына, Карабас вдруг отпустил его, глубоко вздохнув и делая шаг назад. Он уже корил себя за внезапный порыв, но однажды этот мальчишка доведет его до ручки. Пьеро потер запястье, отмечая с досадой, что будет синяк. На отца он не смотрел. - Ты будешь наказан, – сказал, наконец, Карабас, - сейчас ты приведешь себя в порядок и отыграешь на сцене так, как никогда не играл. А после мы займемся твоей пагубной привычкой. Вспоминать о ней ты будешь с ужасом. И даже не вздумай принять хоть что-то перед выступлением. Ты меня понял? Пьеро молчал, глядя в пол. Карабас приподнял его лицо, ухватившись пальцами за подбородок, и заглядывая в глаза. - Не заставляй меня приставить к тебе охрану. - Я понял. Выступление прошло блестяще. Зрители остались в полнейшем восторге, аплодируя так долго, что труппа выходила на поклон несколько раз. Артисты были очень воодушевлены успехом, поэтому решили это дело отметить, тем более, что хозяин был занят своими гостями. Поэтому во всеобщей суматохе никто не заметил, как Артемон увел Пьеро. Они шли по темному коридору в полной тишине. Пьеро думал, что они идут в кабинет Карабаса, но Артемон вел его явно в другое крыло. - Куда мы идем? - Синьор дал на твой счет очень четкие указания. Ты под домашним арестом. - Ну тогда ты заплутал, моя комната в другой стороне. – саркастично ответил Пьеро. - Для тебя подготовили другую комнату, чтобы ты не мешал остальным. В здании, где находился «Золотой ключик» и проживали его основные артисты, было очень много комнат. Они были нужны по разным причинам, Пьеро не вникал особо, зачем. Видимо, одну из них решили использовать для его наказания. И Пьеро напрягало то, насколько далеко она находилась от остальных жилых комнат. По размерам она оказалась совсем крошечная, но зато оборудована отдельной ванной комнатой. - Еду буду приносить три раза в день. – Напряженно сообщил Артемон. Он явно ждал начала бури. - Извини? – Пьеро развернулся лицом к охраннику, - я могу сам добыть себе еду. - Нет, синьор сказал, что ты будешь заперт тут, пока не очистишься. Хотя я бы предпочел, чтобы тебя отправили в лечебницу. К таким, как ты. От тебя одни проблемы. - Я тоже от тебя не в восторге. Хочу видеть отца. - Нет, Пьеро, он занят, ему не до тебя. Не заставляй применять силу, заходи в комнату и постарайся вести себя тихо. - Что значит, постарайся? – раздраженно переспросил Пьеро. - Скоро узнаешь. Я так понимаю, на героине ты недавно и ощутить ломку еще не успел. Я видел таких, как ты: полуживых, кричащих от боли, готовых на всё ради дозы. Ты получишь по заслугам, наконец. И поймешь, почему наркотики – это плохо. - Похоже, в твоем случае это что-то личное, да? – Съязвил Пьеро. Артемон лишь толкнул его внутрь комнаты и закрыл дверь. В замке с громким щелчком повернулся ключ. И для Пьеро начался ад. В комнате не было никаких лишних предметов – только кровать, тумбочка и небольшой столик со стулом. На тумбочке было несколько брошюр о вреде наркотиков, которые выглядели как издевательство. Окон тоже не было, поэтому ориентироваться во времени суток будет проблематично. Обычная практика в казино – отсутствие окон и часов, чтобы не отвлекать посетителей от игры. Заняться тут было совершенно нечем. Хотя Пьеро итак ничего не хотелось. Он был сильно напряжен, усиливалось чувство беспокойства. Безумно хотелось уколоться. Юноша ходил из угла в угол, заламывая руки, чувствуя легкий зуд по венам, не зная, куда себя деть. У него не было даже сигареты. В конце концов Пьеро завалился на кровать и попытался уснуть. Но сон не шел к нему. Он чувствовал, что его знобит. Замотавшись в одеяло, он крепко зажмурил глаза. Необъяснимая тревога усиливалась. Он еще не знает, что так организм дает понять, насколько ему будет плохо без наркотика. Пьеро вспотел, но не предпринял ни попытки сбросить с себя одеяло, потому что озноб усиливался. Тело как будто плавилось, не было сил шевельнуть даже пальцем. Но спасительный сон всё не приходил.       Когда утром Артемон принес завтрак, Пьеро даже не удостоил его взглядом. Прежде, чем уйти Артемон оценивающим взглядом посмотрел на Пьеро. Явно побежит докладывать Карабасу. На вторые сутки к ознобу добавилась сильная нестерпимая боль во всем теле. Мышцы сводило, крутило. Пьеро казалось, будто его растягивают на гигантской дыбе и одновременно перемалывают в мясорубке. Его тошнило и трясло, а боль всё усиливалась. Он никак не мог найти себе места, то вскакивал с кровати, то снова ложился, крутился по постели, пытаясь найти такое положение, при котором не было бы так больно. Но это не исчезало. В голове набатом билась мысль, что надо выбраться отсюда, добыть дозу и успокоить свое измученное тело. Пьеро бил кулаком в дверь, кричал, срывая голос, умолял выпустить его. Он был готов уже на что угодно, лишь бы прекратить эту пытку. Он боялся, так боялся, что не переживет этого. Но при этом так хотел, чтобы это прекратилось любой ценой. Больно было не только телу, но и душе. Вся та боль, что он испытывал за свою короткую жизнь – смерть сестры, разочарование отца, неприятие его в обществе, Коломбина с Арлекином, все удары судьбы, с которыми он и так-то не всегда справлялся, всё будто сложилось в одно и терзало его час за часом. И Пьеро не понимал, какая боль была сильнее – физическая или душевная, всё слилось в такой дикий коктейль героиновой ломки. Слишком больно, слишком много. Когда Артемон зашел в следующий раз, Пьеро накинулся на него с явным намерением любой ценой выйти из этой чертовой комнаты. Но Артемон с легкостью скрутил измученное тело. - Не заставляй меня привязывать тебя. – Сказал он где-то над ухом тяжело дышащего и вырывающегося из цепкого захвата юноши. - Выпусти меня отсюда, тварь, - прошипел Пьеро, - позови отца, я хочу поговорить с ним. - Синьор не будет с тобой говорить сейчас. Скоро тебе станет легче и тогда он придет. Поешь. Артемон отпустил его и вышел из комнаты. Пьеро взвыл от бессилия, схватил поднос с едой и швырнул его в дверь. В таком состоянии Пьеро пробыл еще три дня. Он кидался из угла в угол, расцарапал себе руки, пытаясь унять зуд, идущий по венам под кожей. Молотил в дверь, сбивая кожу с кулаков и почти не чувствуя этого из-за ломки. А потом, обессиленный, скатывался прямо на пол, иногда отключаясь без сил. Никто не навещал его в эти дни кроме ненавистного Артемона. Когда боль ослабила свою хватку и Пьеро почувствовал, что может, наконец, дышать, его навестил отец. - Как ты, сын? Пьеро сидел на кровати, поджав под себя ногу, Карабас устроился на стуле напротив. - Когда я смогу выйти? – Пьеро немигающим взглядом смотрел на отца. - Когда я поверю, что к героину ты больше не подойдешь. - Я усвоил урок, больше никогда… - Я не верю тебе, Пьеро, - перебил Карабас, - я говорил с доктором Л’ивси, он очень настаивал на твоей госпитализации. Но я уверен, что ты сможешь обойтись без этого. Нужно лишь чуть больше контроля с моей стороны. - Ну конечно, если я загремлю в психушку, это сразу станет достоянием общественности. И все будут говорить, что ты не справляешься. Карабас почти с жалостью посмотрел на сына. - Ты до сих пор считаешь, что репутация для меня важнее, чем ты? Сынок, ты меня расстраиваешь. - А раз так, то почему твои слова расходятся с делом? – Пьеро сказал это тихо, как будто больше спрашивал у себя. - Всё, что я делаю, я делаю ради тебя, - Карабас ответил достаточно жестко, - ты побудешь здесь еще неделю. Потом тебе можно будет вернуться к себе, но с тобой будет Артемон, постоянно. - Представляю, как он счастлив, - буркнул парень недовольно, но спорить не стал. Не после всего пережитого. Уж лучше с Артемоном, чем запертым в этой ненавистной комнате. - Я слишком хорошо ему плачу, чтоб думать о его душевных переживаниях. Ну и к доктору теперь будешь ходить дважды в неделю, пока он не подтвердит, что ты поборол свою пагубную зависимость. - А что насчет выступлений? - Не переживай, на период реабилитации тебя заменят. Я не могу позволить, чтобы тебя такого кто-то увидел. – Карабас внимательно посмотрел на сына – и без того всегда худой, он осунулся еще больше, выглядел очень измученным, глаза стали практически безжизненными, пустыми, кожа как будто посерела. Казалось, будто перед ним находится тяжелобольной. Хотя почему казалось? Так и было. Поднявшись со стула, мужчина направился к двери. - И Пьеро, - Карабас посмотрел пристально сыну в глаза, - не разочаровывай меня больше. Когда отец вышел, Пьеро обессиленно лёг на постель. Ничего нового. Он снова заперт, за ним снова будут следить. Отец нисколько не доверяет ему, наверняка вообще жалеет о его существовании. Зачем вообще он есть? Всего лишь кукла, дорогая игрушка, не способная самостоятельно принимать решения. Сломавшаяся, расстраивающая одним своим видом. Как же его бесила эта невозможность распоряжаться собственной жизнью… Всё было так, как и сказал Карабас. Спустя неделю Пьеро почти вернулся к привычной жизни – он снова мог спокойно разгуливать по дому и даже выходить в город (всё в сопровождении Артемона или его людей, на этот раз контроль был максимально жестким). Он дважды в неделю встречался с доктором Л’ивси, как хотел отец, и ничего не употреблял. Пока. Пьеро не был уверен, что справится без привычного допинга в виде мета или алкоголя, но желание колоться давил в себе всеми возможными и невозможными способами. Получалось не всегда. Пару раз Артемон успевал остановить его буквально в последний момент, выбрасывая наркоту в унитаз. А на следующий день запрещал ему покидать дом. Он знал, что синьор в этот раз будет полностью на его стороне в выборе наказания для Пьеро. И Пьеро это дико бесило. Ведь эмоциональная пытка продолжалась. Пьеро попробовал героин впервые потому, что ничего не чувствовал. Теперь он чувствует, но не то, что хотелось бы. Он напряжен, раздражен, всё время устает, но не может нормально спать. Апатия сменяется истерикой и диким желанием употребить. Он знал, что героин снимет боль, но всё равно старался держаться. Редкое явление среди тяжеловесных наркоманов. Видимо, Карабас был прав, когда говорил, что он справится. Артемону приходилось мириться со всеми истериками и перепадами настроения, сдерживать Пьеро в его порывах и при этом выполнять свою основную работу. Ему было безумно тяжело, он так хотел, чтобы всё это прекратилось, но никогда никому не жаловался. Он был хорошим и ценным сотрудником. - Прекращай это! – срывается он, приводя Пьеро в себя после очередного срыва. - Отъебись! Привычный их диалог. Нотации Артемона выводили Пьеро из себя, хотелось ответить чем-то колким, обидным, но охранника, казалось, ничем не проймешь. И это бесило еще больше. - Ты прекрасно знаешь, что я не испытываю ни малейшего удовольствия ходить за тобой по пятам. Всё это закончится, когда ты придешь в себя. - Тогда дай мне чёртов мет! Артемон лишь закатывает глаза. Спустя несколько месяцев от Пьеро, наконец, отстали. Он снова выступал на сцене, бегал от людей Карабаса по всем барам и клубам Голден Кей, зависал с Мальвиной, строил козни Арлекину. Всё вернулось в привычное русло, далекое от идеала, всё еще неправильное, но хотя бы понятное. Урок был достаточно болезненным, поэтому Пьеро не планировал снова употреблять героин, но полностью избавиться от пагубной привычки не смог. Он просто откатился на начало, к более легкой дури. Остановить саморазрушение было не в его силах, он не чувствовал себя хоть сколько-нибудь по настоящему ценным. А раз нет ничего ценного, то нечего и беспокоиться о себе, нечего беречь себя. А раз нечего беречь, то почему бы тогда не употреблять? Просто делать это как раньше, ведь от такого рода баловства Карабас бесился не так сильно. А героин оставить на тот случай, когда больше не будет сил справляться со всем этим.             Пока он справляется.