___
Всякий раз, когда у него есть возможность, он, желая забрать Луку, приходит в книжный магазин, слоняется возле секции с поэзией, разговаривает с Хьюго за прилавком, прислоняется к стене и, как правило, мешая Луке, отвлекает его от работы, вызвав при этом достаточно переполоха в магазине, чтобы Саманта, вылезая из секции с романами, подкралась к Луке, пока тот перестанавливает витрину. — Ах. Кто это? — шепчет она, скрывая лицо за книгой в мягкой обложке с изображением человека во вздымающейся белой рубашке и обтягивающих брюках. Лука вздыхает: — Это Элиотт. Поверх книги Саманта широко раскрывает глаза, уставившись туда, где Элиотт просматривает демонстрацию переизданий классиков. Он одет в джинсы и рубашку на пуговицах, которая застегнута лишь наполовину, у него пушистые волосы, и летний загар еще не сошел с него. Он выглядит преступно хорошо. — Хорошо, — говорит Саманта: — Но кто он? Что он здесь делает? — она на мгновение поворачивается к хмурящемуся на нее Луке: — Они наняли его? Желая создать пробки на дорогах или что? Помнишь тех парней без футболок, которые раньше стояли возле Abercrombie? — О боже, нет, это не… — Лука фыркает, поправляя и так ровную стопку книг: — Это так чертовски странно. Почему ты вообще… — он оглядывается на Элиотта и замечает, как группа подростков проходит через распахнутые двойные двери в передней части магазина. Там четыре девушки и два парня, и все они, проходя мимо, смотрят на Элиотта, одна из девушек, протягивая ладонь, ударяет одного из парней по руке: — Я имею в виду, — говорит Лука, щурясь на группку: — Не думаю, что мы смогли бы легально заплатить кому-то, чтобы еще раз сделать такое. — Он свободен? — Саманта практически вибрирует рядом с ним: — Как думаешь, он свободен? Возможно ли, что такой красивый парень свободен? — Он не свободен, — прерывает ее Лука, удивляясь сам от того, каким резким был его ответ. Саманта лишь моргает в ответ: — Что ты… — ее глаза расширяются еще больше: — Подожди. О боже мой. Ты говоришь мне… — Заткнись, — шипит Лука: — Ради всего святого, не ори на весь магазин. Саманта ведет себя так, словно не слышала его: — Боже мой. Боже мой. Лука, — она, схватив одной ладонью руку Луки, трясет ее: — У тебя есть парень? Твою мать! Это так? Охренеть! Твою мать! Лука открывает рот, желая ответить, возможно, с сарказмом, определенно сбивающим с толку, и в этот момент Элиотт поднимает взгляд от книги Сильвии Плат и замечает Луку, смотрящего на него. Элиотт лишь улыбается, но такой нежной улыбкой, той личной улыбкой, говорящей о том, как Лука проснулся, прижимаясь к спине Элиотта, слушая его нежное дыхание, зарывшись лицом в волосы Элиотта. Она передает тот сладкий румянец и застенчивый взгляд, те обещания, прошептанные в теплую кожу, те сообщения, в которых говорится, не могу дождаться встречи с тобой. Эта улыбка одновременно включается в себя и близость, и волнение, и легкость, и вот ты где тесно связанное с я здесь. Из-за этого Лука роняет книгу, в которую он вцепился ранее, чувствуя, как обжигающий румянец вспыхивает на его щеках. Он осторожно говорит Саманте: — Да. Мы вместе. Саманта визжит, ее волнение такое трепещущее и живое, что она поднимает руки, книга вылетает из них и ударяет Луку по лицу. — Прости, Лука, — говорит она, поднимая книгу, и, поцеловав кончики своих пальцев, прижимает их к его лбу: — Это самая лучшая новость, которую я слышал за весь месяц. Так прошла большая часть лета: Элиотт будет появляться в "Three Fates" и читать книги до конца смены Луки, или Лука будет бездельничать, сидя за крайним столиком в кафе "Fleurs Sauvages", и пить бесплатный кофе до тех пор, пока Элиотт, наконец-то, не снимет свой фартук. Всякий раз, когда появляется возможность, они ждут друг друга. Их коллеги теперь знают их по имени, знают, что они вместе, и считают, что достаточно и этого, чтобы беспощадно дразнить их. Лука ведет себя так, будто его беспокоит такое внимание, хотя, на самом деле, он неописуемо счастлив. И, возможно, слегка самодоволен. За неделю до начала занятий, мрачным сентябрьским вечером он входит в переполненное кафе, люди заняли каждый свободный столик, шумный разговор заглушает звук эспрессо-машин, окна запотевают от влажности вокруг. Лука проходит мимо особенно заполненного стола, кивая, когда его однокурсники машут ему, а затем кто-то проходит мимо него, и Лука замечает рыжие волосы, потрепанный фартук и чувствует прикосновение губ к своей щеке. — Привет, красавчик! — Эмиль щебечет ему на ухо, удерживая одной рукой поднос, полный пустых кружек. Лука, следуя за ней, прислоняется к стойке, и она исчезает за двойными дверями на кухню, затем появляясь с пустыми руками: — Твой парень в задней части, — говорит она Луке, стряхивая прядь волос со своего лица: — Он сегодня моет посуду. Впервые Лука встретил Эмиль, когда он и Элиотт официально пришли к этому. Он ждал, когда закончится смена Элиотта, и всего за пару минут до ее окончания, перед ним появился латте с довольно детально прорисованными сиськами на пене. Он, приподняв голову, увидел высокую симпатичную девушку с рыжими волосами, завязанными в неряшливый пучок на голове, и с рукавом татуировки с изображением цветов на левой руке. Она, улыбнувшись ему, как акула, сказала, так ты тот, о ком Элиотт не переставая говорил. — Все в порядке, я подожду, — Лука опирается локтями об стойку: — Как прошел день? — Чертовски напряжено, я серьезно, — Эмиль машет рукой на переполненные столы, на стулья, зажатые по углам, на стопки пустых тарелок: — И так с тех пор, как мы открылись. Клянусь, я ненавижу, когда все студенты возвращаются. — Ладно, но ты тоже студент. — Я знаю, умник, но и еще я местная: — тычет на него она своими пальцами: — Я скучаю по июньским дням, когда были лишь я и туристы. Американцы оставляют такие больше чаевые: — она мечтательно вздыхает, вытаскивая кружку из-под стойки и поворачиваясь к кофеварке: — В любом случае, я все равно буду меньше работать сейчас, так что это и не так важно. Лука зевает в свою ладонь, положив щеку на руку: — Какие у тебя занятия в этом семестре? Эмиль отворачивается от булькающей кофемашины, раздраженно убирая пряди волос со своего лица: — По большей части буду занята своей выпускной работой, — кофеварка издает недовольный звук, и она, выругнувшись, нажимает три кнопки подряд, пока та громко не зашипит, и коричневая жидкость не польется в кружку: — Но еще я могу взять парочку занятий по выбору, поэтому я решила пойти в класс экспериментальных рисунков вместе с Элиоттом, по которым тот сходит с ума. — Да, Элиотт упоминал об этом. Эмиль ухмыляется ему: — Ну, конечно же, — она бросает на прилавок стальную чашку с горячим молоком, а затем выливает его в эспрессо. Она шевелит своими бровями в сторону Луки: — Он уже попросил тебя побыть для него моделью? Лука чувствует, как вспыхивает его лицо, но он не уклоняется от ее взгляда: — Ага. В основном ню. Она хихикает, наклоняя кружку в руке, и, взмахнув, заканчивает наливать молоко: — Ах, ты мне нравишься, Лалльман: — она ставит кружку перед Лукой. Это латте с нарисованным на пене членом: — Это для тебя. — Спасибо, — усмехается Лука. Он фотографирует латте и публикует в своей истории в Instagram, отмечая в ней ее аккаунт: — Ты и правда художник. — Мои члены становятся все лучше и лучше, — с весельем произносит Эмиль: — Конечно, не так хорошо, как сиськи, но… мы же знаем. Лука фыркает в кофе. Дверь в кухню распахивается, и выходит Элиотт, опускающий руки в свою черную джинсовую куртку, таща за собой рюкзак, пробегая глазами по кафе. Он выглядит уставшим, его волосы растрепаны, а тени залегли под глазами, но когда его взгляд падает на Луку, он, подпрыгнув, испускает счастливый визг. Лука выпрямляется, когда Элиотт врезается в него, крепко обнимая Луку, приподняв его с пола в объятиях. Лука хихикает ему в плечо, обхватив руками шею Элиотта. — Я так соскучился по тебе, — бормочет Элиотт, прижавшись ртом к голове Луки. А в действительности, прошло лишь несколько дней, и не больше, с тех пор, как они в последний раз видели друг друга, и Лука думает, что человек, которым он был год назад, посмеялся бы над тем, как же они расстроены из-за этого. Он смеялся над такими отношениями, в тайне надеясь, чтобы однажды у него были такие отношения. Но этот Лука, человек, которым он сейчас является, тает в руках Элиотта и шепчет ему на ухо: — И я по тебе скучал, — его ноги соприкасаются с землей, и, когда Элиотт наклоняется, он поднимает голову вверх, и они встречаются на полпути нежным прикосновением улыбающихся губ, неловко сталкиваясь зубами. Лука, посмеиваясь, отстраняется, и Элиотт, потянувшись к нему, зарывается лицом в шею Луки, сталкивая их тела, покачиваясь на месте. — О… боже мой, — прижав руки к лицу, шепчет Эмиль: — Как это возможно, что вы становитесь все хуже и хуже? Лука, обидевшись, открывает рот, но Элиотт, опережая его, машет рукой и смеется: — Да ладно. Будто ты и Анита не были такими, как только стали встречаться. — Мы никогда не были такими ужасными, как вы! — Ага. Просто продолжай убеждать себя в этом, — радостно говорит Элиотт. Он пожимает плечами и уводит Луку от стойки, обхватив рукой его плечи. Лука, оглянувшись на Эмиль, показывает ей язык, определенно показывая образцовый пример зрелости. В ответ она отмахивается от него, выпивая залпом оставшуюся часть его латте, проигнорировав небольшую очередь, которая образовалась во время их разговора. Уже стемнело, когда они выходят на улицу, заходящее солнце, словно горящие угли на горизонте, в красных, розовых, фиолетовых цветах освещает низкие облака. Дверь за ними закрывается, и с этим звуком пропадают шумные разговоры, звон столовых приборов, стук чашек о блюдца. Улица все также заполнена, перекресток возле университета забит автомобилями и пешеходами, но, за пределами кафе, все ощущается по-иному, чувство анонимности наступает с приближением ночи. Такое чувство, словно здесь лишь Элиотт и он, и весь остальной мир становится таким же туманным, как то окно, на которое он опирается, ожидая, пока Элиотт возьмет свой велосипед. Лука наблюдает за игрой света на руках Элиотта, наблюдает, как тени блуждают и пропадают в его костяшках пальцев, как сухожилия работают при каждом движении. Они планировали посмотреть фильм сегодня, что на самом деле было идеей Луки, но теперь, когда он рядом с Элиоттом, он не думает, что смог бы высидеть рядом с ним двухчасовый фильм и не прикасаться к нему так, как он хочет. Он несколько дней не чувствовал на себе руки Элиотта и скучал по нему. Он, как цветы по летнему солнцу, скучал по Элиотту. Он бы испугался того, что всего много и все слишком поспешно. То, как его сердце буквально улетает в космос, в то время как его разум пытается остаться на земле. Он отступал, защищая свое сердце от надвигающегося разрушения, как он и поступил в галерее, но они обещали друг другу, что этого не произойдет. Они вместе, они учатся доверять друг другу, и Лука видел, как Элиотт смотрел на него в кафе. Он чувствовал, как Элиотт обнимал его, словно боясь, что Лука может исчезнуть. Он тот, кто вышел на обед на перерыве в книжном магазине, и нашел в своем телефоне сообщение Элиотта, в котором говорилось, ты приснился мне прошлой ночью. — Хей, — медленно говорит Лука, отталкиваясь от окна: — Знаю, мы планировали пойти в кино, но... не хочешь вместо этого пойти ко мне? Он, останавливаясь по другую сторону велосипеда, постукивает пальцами по сидению. Элиотт медленно встает с тротуара, удерживая одну руку на руле велосипеда, а другой — опирается на Луку, улыбнувшись ему: — Думаю, я мог бы. — Да? — спрашивает Лука, наклонившись вперед, всем телом склоняясь над велосипедом. В ответ Элиотт тихо выдыхает мягкое да, наклоняя голову до тех пор, пока не дотягивается поцелуем до скулы Луки, прижимая губы к его коже: — Я хочу пойти куда угодно, где я могу побыть наедине с тобой, — говорит он, согревая дыханием лицо Луки. Лука сглатывает: — Ну, — бормочет он, сталкивая их с Элиоттом носы: — Это хорошо, потому что я тут случайно узнал, что Ян уходит на ночь. Улыбка Элиотта расширяется: — Правда? — Ммм, — Лука, кивнув, прислоняется лбом ко лбу Элиотта: — Так что, мы можем… — он, вздоргнув, выдыхает, когда нос Элиотта скользит по его щеке: — Мы можем… Он не знает, кто приближается первым, но это и не важно, ведь теперь они целуются, вжимаясь друг в друга поверх велосипеда Элиотта, свободная ладонь Луки, пробегая вверх по руке Элиотта, сжимает его затылок. Их рты одновременно открываются во вздохе, и Лука осознаёт, что их поцелуй слишком откровенен, здесь, на тротуаре Парижа в среду вечером, он понимает, что они, вероятно, в двух секундах от того, чтобы кто-то, проходящий мимо, освистал их. Он все понимает, но так тяжело остановиться, особенно тогда, когда он отстраняется, и Элиотт, прикусив его нижнюю губу, осторожно тянет ее. — Господи Боже, — выдыхает Лука, открывая глаза на пробуждающиеся звезды и мерцающий уличный свет над ними. — Не-а, только я. Лука хлопает Элиотта по руке, и они оба разражаются смехом, сцепляя руки в игривой потасовке над велосипедом. Это слегка помогает снять напряжение, чтобы Лука смог посмотреть на Элиотта, и не чувствуя при этом, что он вот-вот воспламенится. — Ладно, — говорит Лука, а его плечи дрожат он хихиканья: — Ну, тогда пошли. — Ладно, — повторяет Элиотт, взглянув на Луку так, что кончики ушей Луки загораются. Он отводит руку от их переплетенных пальцев, чтобы коснуться ладонью велосипедного сиденья: — Садись. — Ох, Эли, нет, в прошлый раз все прошло не очень хорошо. — Все будет хорошо, — когда Лука по-прежнему выглядит сомневающимся, Элиотт начинается смеяться: — Правда! Кроме того, мы так быстрее доберёмся до твоего дома, чем пешком. Это... сильный аргумент. — Ладно, — фыркает Лука, перебрасывая ногу через сиденье, усаживаясь сверху: — Просто дай мне свой рюкзак. Все уже начинается довольно-таки плохо, когда они сворачивают на улицу, а Элиотт наклоняется влево, а Лука — вправо, что почти приводит к столкновению с приближающейся машиной. Элиотт громко ругается, и Лука, хихикнув, смеется еще сильнее, когда Элиотт показывает грубый жест рукой через плечо. Элиотт приводит их в порядок, и они снова едут, Лука сидит на сиденье, с приподнятыми над цепью ногами, Элиотт жмёт на педали, направляя их через кампус и в окрестности за ним, следуя по знакомому пути до дома Луки, проезжая парк, резко сворачивает налево по узкой улочке. Они опять чуть не падают, когда нога Элиотта снова соскальзывает с одной педали, и Элиотт падает обратно на колени Луки, но каким-то чудом они остаются в вертикальном положении. Пока Лука, сидя на краю велосипеда Элиотта, едет по извилистым улочкам, руками сжимая толстовку Элиотта, прохладный влажный воздух ударяет по его ушам, и они оба смеются, они всегда смеются вместе, он не знает, чувствовал ли он себя таким счастливым когда-либо, как в этот момент. Словно вся вселенная держит его в своих ладонях и говорит: это то, чего мы всегда хотели для тебя. Нужно приложить усилия, чтобы взобраться на ступеньки дома Луки. Как только Лука, закрыв дверь подъезда, наклоняется, чтобы забирать почту, Элиотт уже рядом с ним, прижав Луку к стене, целует так глубоко и отчаянно, а его велосипед врезается в противоположную стену с грохочущими звуками, которые, Лука уверен, точно услышат его соседи. — Блять, — стонет Лука в рот Элиотта: — Блять, Элиотт, подожди, мои соседи, не мог ли ты просто… Элиотт отступает, сделав огромный шаг от Луки, оставляя его сконфуженного, задыхающегося и такого взволнованного, что он и правда готов умереть сейчас. — Прости, — смущенно говорит Элиотт: — Не смог сдержаться. — Ты, — вздыхает Лука: — Невероятен, — он закрывает глаза, чтобы не видеть вздымающуюся грудь Элиотта, или его яркие глаза, или как выглядывает его язык, смачивая губы: — Тебе нужно отнести свой велосипед. Так что, иди первым. Элиотт качает головой: — Нет, все в порядке. Это займёт слишком много времени. Он точно в порядке, пока несёт велосипед на своем плече, когда они поднимаются наверх, идя в медленном темпе Луки. Кажется, он даже задыхается меньше Луки, который чувствует, что это одновременно выводит его из себя, но также — буквально вскруживает голову от фантазий. — Глупые жирафьи ноги, — бормочет себе под нос Лука: — Ты точно мог пойти первым. — Но здесь такой замечательный вид, — мечтательно говорит Элиотт: — Так и хочется запечатлеть. Лука кидает на него испепеляющий взгляд через плечо. Когда они входят внутрь, в квартире, полной теней, темно, пусто и холодно, и нет ни единого звука, за исключением скрипов, доносящихся из соседней двери, и звуков улиц, проникающих через открытое кухонное окно. Лука в своей голове перебирает дюжину сценариев того, что может произойти сейчас, когда они, наконец, останутся наедине, заселяя свою галактику за закрытой дверью. Сценарий, на который он больше всего рассчитывает, заключается в том, что Элиотт отставит свой велосипед к шкафу в прихожей, а затем продолжит терзать Луку у стены. Или еще какое-нибудь клише, прямо из прочитанных Самантой романтических историй. Лука уж точно не возражает насчет какого-то клише. Элиотт ставит свой велосипед рядом со шкафом и снимает толстовку, отбрасывая ее на пол, и после этого зависает там, положив руки на бедра, не сводя глаз с того места, где Лука неловко завис рядом с дверью. — Что? — интересуется Лука. Элиотт пожимает плечами, его глаза пробегают от макушки головы Луки к его ногам, затем снова поднимаются, его взгляд, напоминающий ласку, согревает: — Ты хорошо выглядишь в моей куртке, — наконец, произносит он. Лука, краснея, смотрит вниз, хотя он и так знает, что надел ее. По дороге домой ему стало холодно, на нем была лишь толстовка, и Элиотт без колебаний предложил куртку. Ее рукава немного длинные, собираются в локтях Луки, но она удивительно хорошо согревает для джинсовой ткани. И пахнет Элиоттом. — Это та часть, где ты говоришь мне, что я выглядел бы еще лучше, если бы я снял ее? — слабо шутит Лука. Элиотт лишь качает головой. — Хорошо, — Лука снимает куртку и осторожно вешает ее на вешалку: — Спасибо, что одолжил ее. — Не за что. Они замирают, два химических вещества на противоположных сторонах в коридоре, уставившись друг на друга в тишине, наполненной электричеством, ожидающие неизбежного столкновения. Лука движется первым, делая небольшой шаг к Элиотту, затем еще один, более уверенный, и еще, подходя достаточно близко, чтобы почувствовать запах дезодоранта Элиотта, едва маскирующий его пот и слабый запах кофе. По правде, это совсем не сексуально, но есть что-что в этом сочетании, что тянет за что-то глубокое, первобытное внутри груди Луки. — Хорошо, — выдыхает Лука, протягивая руку к ремню Элиотта: — Хочу отсосать тебе. Типа, прямо сейчас. Элиотт издает странный звук, и Лука поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. — Можно? — спрашивает он, и Элиотт кивает, выдыхая шаткое пожалуйста в волосы Луки. Лука, не теряя времени впустую, расстёгивает джинсы Элиотта и стаскивает их с бедер вместе с трусами. Он падает на колени, и Элиотт издает длинный, низкий стон. — Я даже еще не притронулся к тебе, — дразнит Лука, приподнимая рубашку Элиотта, прижимаясь затяжным поцелуем к его животу. — Я лишь знаю, — бессмысленно говорит Элиотт. Лука прикусывает тазобедренную косточку, и тело Элиотта дергается вперед: — Блять, — вскрикивает Элиотт. Его голова ударяется об стену: — Это так несправедливо. Я бессилен рядом с тобой. Лука хихикает, прижимаясь лицом к бедру Элиотта. Элиотт уже полутвердый, его бедра покачиваются вперед маленькими, нервными движениями. Лука, взяв в руки, выдыхает на него, скользя языком вверх, и улыбается, когда Элиотт тихо ругается, а одна из его рук пробегает по волосам Луки. Он уже выглядит таким сокрушенным, с румянцем на щеках, с покрасневшими от укусов губами, с открытым от нехватки воздуха ртом, с прессом сжимающимся при каждом прикосновении к коже, с закрытыми глазами, и отбрасывающими тень на щеки ресницами. Его вид так же тянет за что-то в груди Луки, за то же самое чувство дикого желания. Он чувствует, как помешан на этом. — Боже, ты так прекрасен, — шепчет Лука, а затем широко открывает рот, и Элиотт снова издает стон, длинный и грубый, такой глубокий, что Лука чувствует, как от него вибрирует все его тело, и Лука закрывает глаза, позволяя себе сосредоточиться на весе Элиотта в его рту, на звуках, которые тот издает, на его вкусе на языке Луки. Это блаженство — иметь возможность прикоснуться к Элиотту вот так, увидеть эту сокровенную его часть и узнать, что Лука единственный, кто может видеть Элиотта таким. Он единственный. Мой, думает Лука, и слово, вливающееся в его сознание, незваное и спонтанное, но такое опьяняющее, как шот текилы для его чувств. Он вспоминает ту ночь, когда они официальными стали парой, когда они занимались сексом под звездами Элиотта, и Элиотт сказал то же самое слово Луке, тихо и второпях, но внятно. Мой. Лука делает резкий вздох, жадно глотая воздух, готовясь снова спуститься вниз, но руки Элиотта движутся от его волос к шее, и он тянет Луку вверх, поднимая его на ноги. Он целует Луку, прежде чем тот успевает что-то сказать, и Лука скулит, позволяя Элиотту распробовать себя на его языке, соединяя их тела так, что руки Луки оказываются в ловушке между ними. — Элиотт, — Лука задыхается между одним поцелуем и следующим: — Пожалуйста, мне нужно… — Знаю, малыш, — отвечает Элиотт. Его руки движутся к низу толстовки Луки, и он снимает ее, футболка Луки следует за ней, и Лука содрогается от внезапного холода, но руки Элиотта успокаивают его, оставляя обжигающие следы по спине и бокам. Одна из рук Элиотта скользит по задней части джинсов Луки, и он, чертыхнувшись, прижимается к бедру Элиотта, и в этот момент Лука понимает, что он, сейчас, почти обнаженный стоит посреди своего коридора, что Элиотт стоит рядом с ним с членом нараспашку, и что, если все так и продолжится, Лука, вероятно, кончит, здесь, в коридоре. Он не всегда бывает хорошим соседом по комнате, но он не собирается поступать так с Яном. Плюс, у Луки есть и свои желания, такие как — раздеть Элиотта и толкнуть его в простыни. — Хорошо, хорошо, — Лука вырывается с хватки Элиотта: — Спальня, пошли. Элиотт смеется, натягивая свои трусы и джинсы на бедра, и, наклонившись, собирает их разброшенную одежду в руки. — Ох, — неожиданно говорит Элиотт, перекладывая одежду на одну руку и протягивая другую к своему рюкзаку: — Не хочу убивать настрой, но, пока я не забыл, нужно положить их в холодильник. Я принес парочку пирожных с работы. Лука моргает: — Правда? — Ага. Я даже взял для тебя одно абрикосовое, которое тебе так нравится. Если хочешь, мы можем съесть их на завтрак: — Элиотт застенчиво пожимает плечами, хотя у Луки во рту только что был его член, и хотя Лука так сильно поцеловал его сегодня, что его губы уже опухли, это будет именно тем, что погубит его. Просто. С тех пор, как Лука осознал, что ему нравятся парни, он построил парня мечты в своей голове. Кого-то, кто был милым, умным и добрым. Кого-то, кто выслушал бы все, что хочет сказать Лука. Кого-то, кто целовал бы Луку так, словно он единственный человек, имеющий значение. Кого-то, кто забоится о нем, делая маленькие, добрые жесты для него без всякой на то причины. Но когда Лука вступал в отношения, он стал понимать, насколько же наивно было думать о том, что он сможет найти кого-то подобного. На самом деле, отношения сводились к компромиссу. Речь идет о том, что он потерял девственность, чтобы удержать старшего парня, который все равно кинул его. Речь идет о том, что его сердце снова и снова разбивали. Речь идет о выражении лица Бена, когда он сказал, это определенно не стоит того, как он проебался со своим разумом. — Звучит неплохо, — сдавленным голосом говорит Лука. Он откашливается, пытаясь скрыть это: — Спасибо. Элиотт подходит ближе к нему, наклонив голову, пытаясь поймать взгляд Луки: — Ты в порядке? Лука, прикусив губу, качает головой: — Все нормально, — на мгновение он колеблется, но лоб Элиотта сморщен от беспокойства, поэтому он говорит: — Просто я так счастлив, что ты мой парень. И все выражение лица Элиотта меняется. Складки на лбу сглаживаются, глаза смягчаются, и он улыбается кривой и широкой, но такой красивой улыбкой. — Я счастлив, что я твой, — говорит он, и Лука думает, что тогда, на велосипеде, он ошибся — вот самый счастливый момент, который когда-либо был в его жизни. Он продолжает думать об этом, поскольку ночь продолжается. Они, обнаженные и смеющиеся, падают на кровать Луки, утопая в светло-оранжевом цвете от лампы на его столе. Лука седлает Элиотта, пока не почувствует усталость в бедрах и боль в мышцах, пока Элиотт не перевернет их и не оттрахает его до умопомрачения, и, когда Лука, блуждая по блаженным волнам своего оргазма, думает, что это, должно быть, самый счастливый момент в его жизни, задыхаясь возле шеи Элиотта, звезды танцуют под его веками, они вдвоем, желая отдышаться, откатываются, но все также прикасаются друг к другу, пальцы Луки пробегают по краям ребер Элиотта. Они, наслаждаясь пустующей квартирой, принимают душ, моют волосы и намыливают спины друг друга, что перетекает в небольшую пенную драку. Элиотт убирает влажные волосы Луки с его лица и так невыносимо нежно улыбается ему, что Лука считает этот момент самым счастливым за всю его жизнь. После часа ночи они, перешёптываясь, пробираются на кухню, хотя дома никого нет, залезают в морозильник за мороженым и едят его прямо из коробки двумя ложками. Лука садится на стол, а Элиотт, стоя меж его разведенных ног, поглаживает руками голые бедра Луки, пробегая большими пальцами по его коленям. Их поцелуи такие липкие и приторные, и Элиотт слизывает кусочек мороженого с щеки Луки, и это самый счастливый момент, который был у Луки за всю его жизнь. Наконец, они отходят ко сну около двух, и Лука ложится позади Элиотта, обхватив рукой его талию, зарывается лицом в волосы Элиотта. Он шепчет ему сладкие, странные для него, бессмысленные вещи, заставляющие Элиотта смеяться, от которых он охает в подушку и, в конечном итоге, засыпает, его грудь равномерно поднимается и опускается под ладонью Луки, и это, как считает Лука, самый счастливый момент во всей моей жизни. И, с Элиоттом, это значит вот что. Лука не думал, что сможет стать еще счастливее, но тогда происходит именно это. Так просто. И, прежде чем он засыпает, его настигает последняя мысль о том, что он никогда не думал, что все до боли может быть так хорошо. Он не хочет все потерять. Семестр, как и всегда начинается медленно и романтично. Радостные приветствия на пешеходных дорожках, встречи в библиотечном кафе, бесконечные очереди в книжном магазине кампуса, драматические истории о летних путешествиях, жужжание принтеров, щелчки степлеров и раздающий стопки листовок профессор, говорящий, вот что нас ждёт в этом семестре. Изменившийся ветер приносит с собой обещанный мороз в осенние утра, долгие ночи, шерстяные пальто и тёплый кофе в замёрзших руках. Несмотря на все, Лука позволяет себе расслабиться в первую неделю. Он бросает беглый взгляд на полученный учебный план, и сразу же после занятий идет пить пиво с парнями. Он сокращает свои рабочие часы в "Three Fates" с двадцати в неделю до десяти, спит допоздна в те дни, когда утром он полностью свободен, и каждый день разговаривает с мамой по телефону, планируя пообедать с ней и отцом в начале октября. Его отец не уверен насчёт этого, конечно же, и говорит Луке, что ради этого ему придется отменить командировку в Америку, и после этого Лука, повесив трубку, роняя голову на руки, громко проклинает его. Когда Элиотт прибегает в свою спальню, чтобы узнать, что случилось, Лука лжет, говоря, что ему пришло досадное электронное письмо от профессора. Когда он будет готов, он расскажет Элиотту о своих родителях. Только не сейчас. Не сейчас, когда между ними все идет идеально, не сейчас, когда семестр только начинается, и Лука полон решимости максимально использовать то, что осталось от его времени в университете. И вообще, Элиотт занят. С самого начала семестра он погружается в работу, уже рассказывая о своей выпускной работе, проводит долгие дни в студии, не спит до поздней ночи, рисуя у себя за столом, пока Лука не вылезет с постели и не встанет позади него, обнимая Элиотта, прижимаясь губами к его плечу. Давай, обними меня, как всегда просит Лука. Еще пять минут, Элиотт всегда говорит в ответ, и иногда это правда так, а иногда эти пять минут превращаются в еще один час. Лука будет вздыхать, дуться, жаловаться на то, что ему холодно, но отстанет от него, потому что Элиотт и его искусство — это то, что Лука так до конца и не понял. Он уверен, что у него такое же выражение лица, как и у Элиотта, когда тот рассказывает о композиции и экспрессионизме, а Лука — о полимерах и биомеханике. Не то чтобы Лука много говорил об этом. Или вообще говорил. — У тебя так каждый год, Лука, — ворчит на него Иман в один солнечный день возле библиотечного кафе, изящно потягивая свой чай: — Ты ничего не делаешь в течение первых нескольких недель, а затем ведешь себя так, будто все задания появляются из ниоткуда. — Они появляются из ниоткуда, — жалуется Лука, сдвигаясь на коленях Элиотта, и крепче обхватывает его руками, когда холодный ветерок пронзает внутренний дворик. Иман смотрит на него: — Удивительно, как ты еще ничего не завалил. — Все потому, что я гений, — чопорно говорит Лука, затем добавляет: — И потому что ты и Селин вечно пинаете мой зад. — Ты гений, — тихо говорит Элиотт на ухо Луки, и он загорается от этого. — Ты слышала, Иман? Элиотт говорит, я гений. — Он твой парень, Лука, — встревает Алексия, сидя между Эммой и Яном, складывая оригами-лебедя из бумажной салфетки: — Он, типа, официально обязан говорить тебе такие вещи. Эмма фыркает, а Лука издает обиженный звук. — Элиотт не стал бы лгать, — он поворачивается на коленях Элиотта, чтобы взглянуть на него: — Ведь так? — Я бы так не поступил, — улыбнувшись, говорит Элиотт, но его руки пропадают с талии Луки. Он неуклюже встает, снимая Луку с колен. — Куда ты идешь? — спрашивает Лука, нахмурив брови: — Я думал, у тебя больше нет занятий сегодня. — У меня встреча с моим руководителем. Лука морщит нос: — Прямо сейчас? — Да, прямо сейчас, — Элиотт смеется, сжав щеки Луки в ладонях, целуя его: — Кто-то же должен работать. — Грубо, — ворчит Лука, но возвращает ему поцелуй, схватившись за переднюю часть куртки Элиотта, чтобы приблизить его: — Тогда, увидимся позже? — Конечно, — соглашается Элиотт. Он снова целует Луку, быстро и целомудренно, а затем уходит, прощаясь через плечо, и усмехается, когда Алексия и Артур с энтузиазмом отвечают "Мы будем скучать по тебе!", Лука наблюдает, как он шагает по тропинке, ведущей к зданию искусств, смотрит на него, пока тот не сворачивает за угол и не исчезает из поля зрения. Элиотт никогда не оглядывается через плечо, но Лука все равно посылает ему поцелуй. В его разуме застряло одно воспоминание об одной ночи, когда Элиотт рисовал допоздна, а Лука пошутил, что, должно быть, у него отношения с бессонницей. И когда он наклонился через плечо Элиотта, он заметил, как изменилось его выражение лица, на мгновение, изменение было вспышкой, но Луке было достаточно и этого, чтобы увильнуть от этой темы. Вместо этого он поставил чашку чая на стол Элиотта, прижался сладкими поцелуями к его уху и сказал, что гордится им, и тем, что он так много работает. Он никому не признается, что с тех пор, в те ночи, когда Лука не ночует у Элиотта, он беспокоится, а спит ли Элиотт вообще. Заботится ли Элиотт о себе. Поэтому, для верности, он отправляет сообщение: Дай знать, если хочешь, чтобы я принес тебе ужин. И по правде, он не ждал ответа, но получает его после того, как придя домой с Яном, приготовил пасту с соусом, есть ее перед своим ноутбуком, отрешенно смотря эпизод "Офиса" с субтитрами. Его телефон гудит, и он сначала игнорирует его, думая, что это, скорее всего, мем от Базиля или сообщение от отца, вероятно, как всегда отменяющего их планы на обед. Когда телефон гудит второй раз, затем третий, он смотрит на него и чуть ли не опрокидывает стакан воды, когда понимает, что это Элиотт. я могу прийти? если ты свободен, конечно если не хочешь, все в порядке Лука второпях печатает, да, о боже, пожалуйста, приходиии с дюжиной розовых сердечек на конце, затем, вскакивая со своего места, убирает посуду со стола и кидает ее в раковину. Он закрывает свой ноутбук и несет его в свою комнату, пробегая мимо Яна. — Что происходит? — спрашивает Ян, вытягивая голову поверх спинки дивана, наушники висят на его шее, а открытый документ виднеется на экране его ноутбука. — Элиотт должен прийти, — рассеянно кричит Лука из своей комнаты, положив свой ноутбук на стол, поспешно выключая его. — Окей, — растягивает слова Ян. Лука слышит, как тот, встав с дивана, собирает компьютер и зарядное устройство: — Так, мне нужно освободить помещение или…? — Заткнись, — фыркает Лука, возвращаясь из своей спальни в более нормальных, чистых спортивных штанах, натягивая один из свитеров Элиотта: — Никто не должен освобождать помещение. Он придет, чтобы просто пообщаться. И скорее всего, поесть чего-нибудь. — Окей, — повторяет Ян, приподняв брови. Он проходит мимо Луки в свою спальню: — Но, спасибо, я все же буду держать наушники под рукой. — Ради всего святого, мы не занимаемся сексом каждый раз, когда видимся! — кричит ему вслед Лука. Ян ничего не говорит, но хлопок двери его спальни говорит о многом: — Мы не занимаемся, — бормочет Лука, вытаскивая телефон из кармана, когда тот вибрирует. я внизу Лука чувствует, как дрожит, открывая входную дверь, и ждет в коридоре, прикусив нижнюю губу, прислушиваясь к тяжелым шагам Элиотта, раздающимся все громче и громче с каждым пройденным этажом. Он не знает, почему он так нервничает, подпрыгивая на месте и отдергивая края свитера Элиотта, смотря на то, как изгибается лестница, ведя на его этаж. Словно Лука ждет первого свидания, а не своего парня. Такое чувство можно было бы посчитать волнительным, но больше всего Лука считает это странным, оно не идет в сравнение с тем согревающим комфортом, что дарит ему Элиотт каждый раз. Он чувствует... неуверенность. Неопределенность. Когда Элиотт выворачивает из-за угла, Лука сначала замечает его волосы, затем плечи, его черную джинсовую куртку и серые спортивные штаны, ярко-оранжевые носки, торчащие поверх его конверсов. По уголкам его глаз, как только он замечает Луку, собираются морщинки, а ноги поднимаются по ступенькам по две за раз. — Привет, — говорит Лука, глупо махая рукой. — Привет, — мягко и любяще говорит Элиотт, достигнув верха лестницы. Он подходит к Луке, вытягивает руки и, крепко обнимая Луку, прижимается своей щекой к его. Лука, сделав глубокий вдох, обвивает руками плечи Элиотта, зарываясь ладонями в его волосы. Лука не представляет, как долго они прижимаются друг к другу, его дверь прислоняется к его пятке, звук фильма доносится до коридора из спальни Яна. — Хочешь войти? — с небольшой улыбкой спрашивает Лука: — Если проголодался, то у меня есть макароны. Элиотт кивает: — Да, было бы неплохо, — он нежно целует Луку в щеку, прямо там, где кожа изгибается на ямочке: — Спасибо. — Да ладно, ничего такого, — подхватывает Лука, впуская Элиотта в квартиру, и захлопывает за ними дверь: — Имею в виду, я купил не самый дешевый соус на этот раз, что шокирует, я знаю, но недавно я получил зарплату, и подумал, что могу побаловать себя, — он на пятках поворачивается к Элиотту в поисках улыбки, или, возможно, смешка, но обнаруживает, что Элиотт вешает куртку и осторожно ставит свою обувь рядом с обувью Луки на коврик в дальнем конце комнаты. Он, сгорбившись, по-прежнему сидит на корточках, его тело изогнулось, как одна из тех салфеток-оригами Алексии, плечи с силой прижимаются к ушам. В одно мгновение, все те переживания, которые испытывал Лука ранее, те, которые растаяли, как только Элиотт обнял его, вернулись в полную силу: — Хей. Элиотт, — мягко говорит он: — Все в порядке? Элиотт моргает, что напоминает то, как стеклоочистители убирают моросящий дождь: — Да, да, все в порядке, — он следует за Лукой на кухню: — Или, ну, не совсем. Вот почему я пришел. Хм, я знаю, что я поспешно ушел ранее и проигнорировал, когда ты спросили меня об этом. Я не должен был так поступать, и ты не заслуживаешь, чтобы с тобой обращались как с… — он вздыхает: — Я переживал насчет кое-чего, и я… я почувствовал, как начинаю отдаляться от тебя, мне очень жаль. Лука замирает возле кухонного стола, его руки повисли вдоль дела, а рот открылся от удивленного о. Он видел, как усердно работал Элиотт, и он волновался за него, беспокоясь о его диких художественных ночах, когда тот не спал и не ел, но он не думал, что все так плохо. Он не думал, что Элиотт намеренно отдалялся от Луки. От них. Он даже не задумывался. — Ох, — бормочет Лука. Ему неловко просто стоять, поэтому он идет к холодильнику за остатками, вытаскивает два контейнера и ставит их на стол: — Дело в твоей выпускной работе? — Частично, — говорит Элиотт. Он не уточняет, и у Луки возникает ощущение, что он не должен спрашивать. Словно это что-то личное, с чем Элиотту пришлось столкнуться, и он говорит Луке только то, что тому следует знать. — Хорошо, — Лука открывает шкаф и достает миску. Все и правда хорошо. Если есть то, о чем Элиотт не хочет ему рассказывать, все нормально. Лука тоже не рассказал Элиотту все о себе и своем прошлом. Он понимает, не желая усложнять ситуацию: — Ну, ты довольно-таки рано стал работать над ней, — он поворачивается к Элиотту, прижимая чашу к груди, выискивая слова: — Ты хочешь поговорить об этом? Я имею в виду, — он, переминаясь, пожимает плечами: — Я не разбираюсь в искусстве, но определенно могу выслушать. Я здесь, если понадоблюсь тебе. Элиотт прислоняется спиной к кухонному столу, прижимая руки к краю: — Я всегда в тебе нуждаюсь. Вот в чем проблема, — он улыбается, но так грустно, печальный изгиб его улыбки окрашен в темно-синий цвет. Лука откладывает чашку в сторону: — Что? Элиотт, что это значит? Элиотт качает головой: — Я не это имел в виду, — он выпрямляется и подходит к стойке, крадет вилки для себя и Луки с подставки для посуды, перекладывает холодную пасту в чашку и ставит ее в микроволновую печь: — Просто не хочу взваливать на тебя свое дерьмо, — разочарованно говорит Элиотт, его пальцы пробегают по кнопкам микроволновки: — Не хочу разрушить все между нами. Вот оно. Лука дотрагивается до его локтя: — Элиотт, — бормочет он: — Рядом со мной тебе не нужно беспокоиться об этом. Ты ничего не разрушишь. Помнишь наше обещание? Мы возьмем все, минута за минутой, и будем стараться быть честны друг с другом, — когда Элиотт ничего не говорит, а просто смотрит вниз на стойку, Лука подходит к нему и обнимает его за талию: — Это и правда беспокоило тебя, не так ли? — он опускает лоб на бицепс Элиотта: — Дорогой, прости, что не заметил. Элиотт качает головой: — Я и не хотел, чтобы ты заметил. Лука отводит в сторону рукав футболки Элиотта и целует обнажённую кожу: — Что заставило тебя рассказать мне все сегодня? — Пытаюсь следовать собственному совету. — Какому совету? — Ну, не совсем совет, но тогда я сказал тебе, что мы должны доверять нам, вместе. Я пытаюсь это сделать. Лука опирается подбородком на бицепс Элиотта: — И мы оба пытаемся. Разве это, в некотором смысле, не суть всех отношений? — Возможно, — произносит Элиотт, и на этот раз, когда он улыбается, улыбка достигает его глаз: — Или, может быть, речь идет о краже остатков еды у своего парня, потому что он отлично готовит. Лука смеется, и вот они, обмениваясь нежными поцелуями, наслаждаются друг другом над холодными макаронами и вторым из самых дешевых соусов из магазина. Так просто, облако уходит, и они здесь. У них все хорошо. У них все будет хорошо. Словно соглашаясь, микроволновка издает сигнал. Элиотт доедает свой ужин, а Лука уводит его в спальню, приказывая раздеться до трусов и лечь на кровать. — Хочешь связать меня? — серьезно спрашивает Элиотт, снимая футболку: — Мое стоп-слово — енот. Лука смотрит на него: — Нет, все не так, — говорит он, что звучит сомнительно даже для его собственных ушей. После короткой паузы Элиотт разражается смехом. — Ты такой надоедливый, — жалуется Лука, бросая подушку ему в лицо: — Просто ложись. Положи ее себе под голову. Элиотт ложится, и Лука приносит из ванной бутылочку лосьона без запаха, шлепает Элиотта по заднице, когда тот спрашивает, использует ли его Лука, когда дрочит. Он, взобравшись на кровать, седлает спину Элиотта, щедро выливая лосьон в свои руки, а затем приступает к работе, медленно и постепенно убирая скованность на спине Элиотта, разминая его мышцы, пока Элиотт не погружается в матрац, практически пуская слюни на подушку. — Это было чертовски… восхитительно, — выдыхает Элиотт, когда Лука заканчивает, и поворачивает голову на подушке, чтобы посмотреть на него полными тумана глазами: — Ты удивительный. Лука усмехается, растирая остатки лосьона в руках: — Знаю. Наступает полночь, и когда Лука спрашивает Элиотта, хочет ли он остаться у него, Элиотт радостно соглашается в ответ. Итак, Лука раздевается до трусов, выключает прикроватную лампу и, упав на матрац рядом с Элиоттом, перекатывается на живот, ложась позади него, прячет лицо меж его лопаток. — Спасибо, — бормочет Элиотт, и Лука шипит на него. — Уже поздно, — говорит он, вспоминая долгие ночи Элиотта, проведенные им за столом, и мешки под глазами: — Давай спать. На этом они оба замолкают, дрейфуя между сном и бодрствованием, утопая в приглушенных звуках и цветах. — Лука? — спрашивает Элиотт мягким голосом, и Луке требуется мгновение, чтобы ответить. — Да? — Ты… — он колеблется: — Есть еще кое-что, о чем я хочу тебе рассказать. Но еще не готов. Лука, наклонив голову, кладет подбородок на плечо Элиотта: — Хорошо. Тебе не нужно ничего мне рассказывать, пока ты не будешь готов, дорогой. — Но, ты думаешь… как думаешь, я по-прежнему буду нравиться тебе, если ты узнаешь обо мне все? Каждую частичку меня? Ты по-прежнему будешь хотеть быть со мной? Элиотт, застывает под ним, такой напряженный и волнующийся, и то, что Элиотт считает, что есть часть его, которая не понравится ему, разбивает сердце Луки. Он хочет сказать Элиотту, что такому никогда не бывать, потому что он уже знает, что каждая часть его жаждет каждую часть Элиотта. Каждую звезду в твоей галактике. Он нежно проводит по руке Элиотта и снова прижимается щекой к его коже, ощущая мягкие удары его сердца под своим ухом. Он закрывает глаза: — Конечно, — говорит он: — Конечно, я по-прежнему буду хотеть быть с тобой. Я всегда хочу быть с тобой. — Ох, — бормочет Элиотт. Удар его сердца под щекой Луки слегка сбивается: — Я. Рад это слышать. — Хорошо, — говорит с улыбкой Лука. Он проводит пальцами по позвоночнику Элиотта, пробегая по выступам: — А сейчас, спать. Одна из наименее любимых версий Луки самого себя — та, которая не думает обо всем заранее. Потому что Иман права. Однажды утром Лука просыпается, проверяет свою электронную почту, и понимает, что он должен к пятнице успеть сделать лабораторный отчет, прочитать кучу книг и предоставить краткое их изложение в виде сводки. — Какого черта, — стонет он в тот день, уткнувшись лицом в деревянный стол на семинаре по молекулярной биотехнологии:— Я думал, что сводку не нужно сдавать до октября. Селин, попивая свой кофе, приподнимает бровь на него: — Сейчас уже октябрь, мишка Лулу. — Блять. Иман не говорит ему, а я о чем говорила, но смотрит на него с жалостью, когда замечает его в библиотеке во вторник вечером, что почти хуже первого. Из-за горящих сроков сдачи его работ и времени, проводимого Элиоттом в студии, они почти не видятся всю оставшуюся часть недели, если только во время перерывов в учебе. Луке удается забежать в квартиру Элиотта однажды утром, и они идут вместе в кампус, держась за руки, разделяя круассан. Элиотт целует Луку на прощание у здания наук. Позже, вечером Элиотт приходит в библиотеку, приносит Луке кофе и сэндвичи, спрашивая у него, сможет ли он прийти чуть позже. Его убивает то, как Элиотт обеспокоен и переживает из-за своей выпускной работы, но по-прежнему присматривает за Лукой, и Лука не хочет ничего больше, чем просто пойти с ним домой и, в тепле и уюте, уснуть, убедившись, что Элиотт последует за ним. — Не смогу, — откидывая голову, скулит Лука: — Мне нужно закончить все к пятнице, а я только половину осилил. — Знаешь, — легко говорит Элиотт, вставая за стул Луки: — Иман говорила, что ты сам навлекаешь на себя это. — Может быть и так, — вскрикивает Лука, его рот приоткрывается в тихом вздохе, когда руки Элиотта, двигаясь по плечам Луки, разминают зажатые мышцы: — Боже мой, — шепчет Лука, наклоняя голову вперед: — Элиотт, о мой бог. — Вздохни поглубже, — приказывает Элиотт, нажимая большими пальцами по обе стороны от позвоночника Луки. Когда Лука выдыхает, он слышит щелчок от своих лопаток. Лука сдерживает стон, глубоко поднимающийся в его горле, хлопая рукой по столу. — Малыш, так лучше? — спрашивает Элиотт, и в его голосе проскальзывают дразнящие нотки, от которых краснеют щеки Луки. — Да, — слабо говорит он, прикрывая глаза, когда большие пальцы Элиотта проходятся по его позвоночнику. — Я надеялся, — продолжает Элиотт, его пальцы снова проходятся по спине, а руки возвращаются к плечам Луки: — Что смогу вернуть долг. Лука качает головой: — Я сделал тебе массаж не из-за этого, поэтому тебе не нужно ничего возвращать. Я сделал его, потому что хотел. — Знаю, — Элиотт наклоняется так, что его рот опускается на один уровень с ухом Луки: — Но из-за тебя мне стало лучше, и все, о чем я мог думать с тех пор, чтобы сделать то же самое для тебя. — Прекрати, — стонет Лука, когда Элиотт давит на особенно зажато место: — Просто своим существованием ты делаешь все лучше. Наступает пауза, затем Элиотт, поцеловал шею Луки, убирает руки, и, когда он отступает, тепло его тела исчезает, и нет, думает Лука, это совсем не то, чего я хочу. Так что, возможно, Лука хватает Элиотта за руку и тянет его подальше от учебных столов, простирающихся вдоль окна, к темному пустому углу, пахнущего старой бумагой и пылью. Возможно, он и Элиотт целуются, зажимаясь среди стеллажей, ладони Элиотта держат бедра Луки, а руки Луки обернуты вокруг плеч Элиотта. Возможно, только через полчаса Элиотт покинет библиотеку. Возможно, пройдет еще час, прежде чем Лука сможет достаточно сконцентрироваться, чтобы снова приступить к работе. Когда наступает вечер пятницы, Лука измучен, вымотан и в таком облегчении от сдачи работ, что готов заплакать, поэтому, когда он получает сообщение от Артура, информирующее его о вечеринке у него дома, Лука отвечает десятками смайликов конфетти и крошечной бутылкой шампанского. Сейчас серый октябрьский день, облака низко висят в небе и порывы ветра закручивают бледно-коричневые листья в вихре торнадо, танцующем по траве, на асфальте, залетающем в дверные проемы и следующем за учениками в учебные классы. Лука замечает Элиотта, пересекающего дворик, с низко опущенной головой, одетого во все черное, и Лука молниеносно бежит за ним. Когда он подходит достаточно близко, он бросается на спину Элиотта, хихикая, когда Элиотт, испуганно спотыкаясь, громко ругается. — Счастливой пятницы, Элиотт! — кричит ему Лука в ухо, хватаясь за плечи Элиотта для балансировки. Он вскидывает голову и целует его в шею. — Лука, — произносит Элиотт, что, похоже на то, что он одновременно рад видеть его, но также сожалеет о каждом жизненном выборе, который привел его к этому моменту: — У тебя хорошее настроение. — Ага, — хихикает Лука, соскальзывая со спины Элиотта, пока его ноги не возвращаются на тротуар: — И как же мне не радоваться? — он берет обе руки Элиотта в свои: — Сегодня пятница, я сдал все свои задания и… — он резко останавливается, взмахнув руками: — Артур устраивает вечеринку сегодня вечером. Элиотт лишь моргает: — Ох. Такт их покачивающих рук слегка сбивается: — Должен признать, я ожидал большего энтузиазма: — шутит Лука, но нежно сжимает ладони Элиотта: — Ты не хочешь идти? — Нет, — быстро отвечает Элиотт, сжимая руки Луки в ответ: — Все не так. Я... просто надеялся на спокойную ночь. Лишь мы вдвоём. Лука чувствует, что готов растаять. Мило то, как Элиотт смотрит на их переплетенные пальцы, розовые пятнышки появляются на его щеках. Он такой милый. Луке хочется завернуть его в одеяло и гладить его по волосам. Только ... он действительно хочет пойти сегодня куда-нибудь. И сейчас он в подходящем настроении, в его венах бушует неистовая энергия, исходящая от предвкушения ночи, когда вы можете отбросить груз недели и потеряться на дне бутылки водки. — Обычно, я бы сразу согласился, — наконец говорит Лука, умоляюще смотря на Элиотта: — Но я так хочу пойти сегодня куда-нибудь, понимаешь? Мне нужно снять стресс после этой недели. — Я помогу тебе снять стресс, — мягко спорит Элиотт, его глаза полны тепла: — Я могу сделать тебе массаж. Очень хороший массаж. Мозг Луки молниеносно наполняется изображениями того, как это может выглядеть, но он по-прежнему чувствует беспокойный зуд под кожей. Ему кажется, что если он останется дома на ночь, он сойдёт с ума. — Я правда не хочу показаться мудаком, — говорит он: — Но я очень сильно хочу пойти к Артуру. Прошло так много времени с тех пор, как я виделся с парнями, и я правда хочу выпить. Пару раз. Или пять, — он улыбается Элиотту и получает полуулыбку в ответ. Холодный ветер пронзает дворик, листья кружатся вокруг их лодыжек. Они оба вздрагивают от него: — Но, слушай, если ты устал, ты не обязан приходить, — Лука притягивает Элиотта ближе к себе: — Серьезно. Оставайся дома и отдохни. Затем утром я приду, и мы будем смотреть фильмы ужасов, иногда прерываясь на сон. За это он получает широкую улыбку: — Ты же знаешь, как я ненавижу фильмы ужасов. — Тогда мы посмотрим какой-нибудь черно-белый фильм, что тебе так нравятся, — Лука поднимает одну из ладоней Элиотта, поворачивает ее, чтобы поцеловать его запястье. Он слышит, как Элиотт резко вдыхает: — Я пойду. Лука моргает, все еще прижимаясь к его коже. — Нет, правда, ты не должен. — Я хочу, — Лука хмурится на него, и Элиотт смеется: — Правда, Лука, все в порядке. Я ... — он делает вдох, потянув руки Луки, чтобы развести их в стороны: — Я спрошу, смогут ли Идрисс и Софьян пойти. — Хорошо, — Лука убирает руки, чтобы положить их на талию Элиотта, обнимая его: — Но если ты поймёшь, что устал или тебе не захочется веселиться, ты можешь уйти, когда захочешь. — Я знаю, Лука, — резко говорит Элиотт: — Я не ребенок. — Да, ты прав. Прости, — бормочет Лука в грудь Элиотта, прижимаясь ближе, когда ещё один порыв ветра обрушивается на него, холодные осенние пальцы, залезающие под толстовку Луки, пробегают вдоль его шеи: — Мы повеселимся, обещаю, — говорит он решительно, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на Элиотта. Элиотт улыбается и целует его. Они появляются у Артура вместе с Идриссом и Софьяном, показывая свои дары Базилю, как только он открывает дверь: бутылка виски от Идрисса, ящик пива от Луки. — Отлично, — потирая руки, говорит Базиль: — Заходите, прекрасные ублюдки. Квартира Артура, в которой он живет вместе со своим двоюродным братом, состоящая из двух спален, расположена на верхнем этаже кирпичного здания. Внутри она удивительно большая, с широкими окнами и балконом, выходящим из гостиной, куда уже направляются люди, зажжённые концы их сигарет мерцают, как светлячки. Похоже, Артур слегка приукрасил ее, а возможно, это все дело рук Алексии. Розовые и фиолетовые ленточки висят на лампах и стульях, а по полу раскиданы серебряные шарики и, что поражает больше всего, фигурка призрака свисает с потолка. — Для Хэллоуина как-то рановато, не так ли? — бормочет Софьян, смотря на нее. — Ох, нет, — смеется Лука: — Она весь год у него висит. — Ее зовут Элоиза, — сообщает им Артур, появляясь у локтя Софьяна с подносом шотов в руках. Его глаза пробегают по ним: — Хорошо выглядите, ребят. Идрисс улыбается ему, хватая два напитка из подноса и передавая один Луке: — Спасибо. — На кухне есть содовая, — объясняет Артур Софьяну и Элиотту, жестикулируя свободной рукой: — Если хочешь, я могу приготовить кофе. — О, давай, было бы здорово, — говорит Элиотт, и Лука, морщась от беспокойства, поворачивается к нему. — Ты устал? — тихо спрашивает он у Элиотта, кладя ладонь ему на руку: — Элиотт, ты можешь… — Лука, я в порядке, — Элиотт целует его в висок: — Правда. Иди и напейся с Идриссом. Идрисс смеется, перебрасывая руку через плечи Луки: — Пошли, милашка. Ты его слышал. Лука позволяет увести себя дальше в гостиную, пьяные возгласы толпы приветствуют их, но он не может не оглянуться через плечо Идрисса, прикусывая свою нижнюю губу, наблюдая, как Элиотт уходит на кухню. Он знает, что Элиотт не фанат вечеринок, что они утомляют его, но он взял с Элиотта обещание, что, если он устанет, то спокойно может уйти, но Лука не может избавиться от ощущения, что есть что-то еще. В нем присутствует усталость, которая говорит о долгих бессонных ночах с испачканными в графите пальцами. Словно прочитав его мысли, Идрисс опускает рот близко к уху Луки: — Не беспокойся об Элиотте, Лука. Если бы он не хотел, он бы не пришел. — Да, — выдыхает Лука, отводя взгляд от кухни и сосредотачиваясь на людях, растянувшихся вдоль диване Артура, сидящих на полу. Он замечает Дафну, сидящую на коленях Манон, они оба смеются над историей, которую рассказывает Алексия, дико жестикулируя руками с широко раскрытыми глазами. Он видит, что Софьян нашел Иман, и они, разговаривая в углу, пьют по банке содовой, ослепительно улыбаясь друг другу. Он видит, как Ян и Базиль готовятся к игре в пинг-понг. Вокруг себя Лука слышит беззаботный, громкий и неприступно счастливый смех. Он опьяняет больше, чем любой алкоголь, и он напоминает себе, что это награда за его трудную неделю. Он заслуживает отдыха, позволяя себе побыть молодым и глупым: — Да, — повторяет он, обхватив себя спиной Идрисса: — Да, хорошо. Давай выпьем. Идрисс ликует, словно Лука собирается вести их в бой. И вот, Лука напивается. Он выпивает парочку шотов из подноса Артура, немного непонятно чего у Дафны, и затем играет в пивной понг с Идриссом, понимая, что они оба ужасны в нем, разделяя с ним шесть стаканов пива. Да, можно с уверенностью сказать, что сейчас он пьян, смеется на все слишком долго и слишком сильно, подпевает, когда кто-то включает песню Бритни, и его игра в пивной понг становится все хуже и хуже. Когда они проигрывают еще один раунд, на этот раз против Эммы и Алексии, Идрисс закрывает лицо руками. — Нас уделали, — стонет Идрисс, а позади них кто-то смеется. — И правда. Возможно, это самая жалкая игра в пивной понг, которую я когда-либо видела. Лука поворачивается на месте и издает взволнованный визг: — Селин! — он обнимает ее, целуя ее в щеку. — Привет, мишка Лулу, — хихикает она, поправляя воротник рубашки Луки. Она похожа на фею, думает Лука, с этими сверкающими тенями на веках, и темными спадающими волнами на ее плечи волосами: — Ты сегодня в хорошей форме. — Ты вкусно пахнешь, — искренне говорит ей Лука: — Как куст розочек. И у тебя красивые тени. — Ох, ты такой милый. Лука поворачивается к Идриссу: — Ты знаком с Селин? Она учится вместе со мной. Идрисс с широко раскрытыми глазами кивает, опустив руки по бокам: — Да, я… я был на твоей вечеринке. Селин, задумчиво хмурясь, открывает пиво открывашкой в форме человеческого черепа: — На той, что была весной? В конце семестра? Идрисс снова кивает. Лука косится на него. — Ха, странно, — Селин делает глоток пива: — Не думаю, что видела тебя. Хотя там было так много людей. Уборка на следующий день была полным кошмаром. — Я видел тебя, — выпаливает Идрисс, затем сразу же приходит в ужас, словно слова вырвались сами по себе: — Я имею в виду, ты же устраивала ее, ну, и я видел, как ты занималась всяким. Селин улыбается ему, приподняв брови: — Занималась всяким? Идрисс выглядит так, словно готов провалиться сквозь землю. Лука хихикает в свою ладонь. Так интересно наблюдать за тем, как Идрисс теряется в словах, по-прежнему стоя с опущенными по бокам руками, словно он не понимает, что с ними делать. Лука должен был познакомить их несколько месяцев назад. Теперь он, смотря на Селин, обводит взглядом ее блестящие волосы, длинные ноги, темные глаза и дразнящую улыбку, серебряные кольца на ее пальцах, барабанящих по пивной бутылке. Хотя Луке и не нравятся девушки, но он понимает. — Круто, — громко вздыхает Лука. Затем он надувается: — Но хотелось бы, чтобы Элиотт был здесь. Селин прерывает свой молчаливый диалог с Идриссом, морщась на него: — Он на кухне. Ох, да: — Ох, да! — бодро говорит Лука. Он так потерялся в вечеринке, в грохочущих басах колонок Артура и обжигающих его горло шотах, что понимание, словно дым, пронзает его разум. Элиотт здесь. Лука буквально может пойти и найти его прямо сейчас. Он неуклюже похлопывает Селин по плечу: — Какая же ты умная. Такая умная. Не будь слишком строга с Идриссом. Он очень хороший, обещаю, — он мечтательно улыбается: — А я пойду и найду своего парня. Селин подмигивает ему: — Еще увидимся, мишка Лулу. Лука, выбегая из гостиной, врезается в стол, а затем и в стену, и часть его пива выливается на паркетный пол Артура. — О, нет, — выдыхает Лука, глядя на лужу пива. Он вваливается на кухню, взволнованно размахивая рукой, когда замечает Элиотта, Яна, Базиля и Артура, стоящими у стойки. — Мои мальчики! — восторженно кричит он, бросаясь вперед, и все смеются и стонут, когда он врезается в них. — Привет, детка, — говорит Элиотт, улыбаясь, и от этого возле его глаз собираются морщинки. Он такой милый. Он самый милый человек, которого Лука когда-либо встречал в своей жизни. И самый хороший. Он такой хороший и такой милый. Лука думает, что может расплакаться прямо сейчас. — Эли! — Он ныряет под бок Элиотта, крепко обнимая его за талию: — Мой парень, — говорит он, частично чтобы рассмешить Элиотта, а частично — напомнить себе, что Элиотт, и в самом деле его парень. Что это и правда его жизнь. Ян и Артур морщат лица в отвращении. А Базиль делает вид, что падает в обморок. — Ох, погоди. Артур! — Лука поднимает голову, чтобы посмотреть на него: — У тебя есть бумажные полотенца? Я пролил немного пива на твой пол, но, пожалуйста, не сердись на меня, — он пытается сделать тот умоляющий взгляд, о котором говорил ему Элиотт, тот, которому трудно сказать "нет". Артур смеется: — Да, Лука, у меня есть бумажные полотенца. Я сам все уберу, все нормально. — Нет! — протестует Лука, отрываясь от тела Элиотта: — Я должен убрать. Я тот, кто разлил. — Боже мой, — Ян фыркает в свое пиво. — Ты герой, Лука, — гордо говорит Базиль, хлопая его по спине. Артур, качая головой, вручает Луке рулон бумажных полотенец. — Спасибо, — торжественно говорит Лука, затем убегает из кухни, чтобы вытереть ту лужу пива на полу. Вероятно, он использует слишком много бумажных полотенец, но, когда он заканчивает, пол снова сухой, возможно, слегка липкий на ощупь. Он поздравляет себя с хорошо выполненной работой, когда его телефон начинает жужжать в заднем кармане. Он вытаскивает его. Входящий звонок: Эрик (не отвечай!) Лука хмурится. Уже поздно, почти час ночи, слишком поздно для звонков его отца. Лука, смотря на экран, продолжает не отвечать. Затем, он снова загорается с уведомлением голосовой почты, и Лука делает глубокий вдох. Этого не должно было случиться сегодня вечером. Лука должен веселиться, а не слушать тупые ночные голосовые сообщения. Он думает о том, чтобы не слушать сообщение, но он знает, что оно будет беспокоить его, камнем ощущаясь в его кармане, отвлекая всю ночь. Поэтому, он плетется сквозь толпу на балкон и улыбается Идриссу, проходя мимо него. Иман и Софьян присоединились к нему, и, похоже, Селин учит их корейским ругательствам. Взрыв их смеха омывает Луку, успокаивая нервы, как бальзам. Он сможет сделать это. Он сможет послушать это тупое голосовое сообщение. И потом он вернется к своим друзьям. Он выходит на балкон и, скрестив руки на груди, втягивает холодный воздух. Он качает головой, когда кто-то предлагает ему косяк, и как бы ни была привлекательна идея накуриться, он, уединившись в углу, разблокирует свой телефон, и медленно подносит его к уху. У вас есть одно новое сообщение. Нажмите один, чтобы прослушать сообщение. Лука делает вдох и нажимает один. — Лука, это твой отец. Знаю, уже поздно, но я все еще в Бостоне. Тут проблемы со слиянием компаний, и мне нужно остаться еще на пару дней, поэтому придется отменить встречу с тобой и твоей матерью в воскресенье. Мы можем перенести ее на следующий месяц, — с другого конца провода слышится шум, до ушей Луки эхом доносится женский смех: — Я должен идти. Пока. Нажмите три, чтобы повторить. Нажмите пять, чтобы удалить. Лука, нахмурившись, нажимает на цифру пять на экране. Ну конечно же, его отец отменил все в последнюю минуту. Лука ожидал этого. Именно так он поступает каждый раз. Но все же, Лука ощущает дыру в своем сердце. Он знает, что его родители никогда не сойдутся, и это нормально. И он не хочет, чтобы такое произошло. Все, чего он хочет — чтобы его отец проявил хоть какое-то уважение к нему и к его маме. Позаботился о них. Но этого никогда не происходит. Лука с силой закрывает глаза, слезы от разочарования обжигают в уголках. Он ненавидит это. Он ненавидит это. Он начинает плакать, когда чувствует, как пара рук обхватывает его талию, и теплое тело прижиматься к его боку. — Лука? Ты в порядке? Это Элиотт. Конечно же это Элиотт, его голос звучит мягко и тревожно, он подносит руку к лицу Луки, убирая случайную слезу с его щеки. Сочетание этого жеста, полного нежной заботы, и того количества алкоголя в теле Луки, хватает для того, чтобы сломать его барьеры. — Мой гребаный отец, — стонет Лука, потирая руками глаза: — Он полный кусок дерьма. Элиотт крепче сжимает Луку в руках: — Хочешь рассказать мне, что случилось? — Он… — резко вдыхает Лука, и воздух, словно полон ножей, наполняет его легкие. Внезапно, он желает, чтобы он не был так пьян: — Он, блять, всегда так поступает. Каждый раз, когда я строю планы с ним, каждый раз, когда я пытаюсь посадить его в одну комнату с моей мамой — он исчезает. Будто он ненавидит нас. Элиотт проводит ладонью по позвоночнику Луку. Слова продолжают литься. — И я чувствую себя херовым человеком, говоря это, но временами слишком тяжело с этим справляться, с мамой, находящейся в клинике. Я тот, кто должен заботиться о ней. А он ничего не делает, лишь присылает деньги. Он не занимается этим, а я... да, и я могу сделать это, я смогу, потому что она моя мама, и я люблю ее, но иногда это так тяжело… — голос Луки ломается от рыданий, и он прижимает лицо к груди Элиотта, годы скрываемой боли пронзают его тело, проникая в футболку Элиотта. Кто знает, как долго они находятся в таком положение — Лука, спрятав лицо, рыдает в его объятьях, а Элиотт, крепко обхватив его, прижимает рот к макушке Луки, и его взгляд устремлен на парижский горизонт, тихие слезы катятся по его щекам. Элиотт проводит его домой от Артура, держа Луку за руку и слушая, как Лука пьяно рассказывает всю историю своих родителей, начиная с того момента, когда его отец впервые ушел, когда ему было шестнадцать лет. — Прости, что не рассказывал тебе, — говорит Лука, когда они сворачивают на его улицу: — По правде, я вообще никому не рассказывал. За исключением, лишь Яну, — он рассказал все Бенуа, когда они встречались, обнажил ему душу однажды ночью после того, как они, занявшись сексом, обнимались в постели Луки, но это было ошибкой. Лука не знал, что, рассказывая Бенуа свои секреты, он давал ему преимущество — орудие, чтобы разбить Луку на части. Это определенно не стоит того, как он проебался со своим разумом. — Не нужно извиняться, — тихо шепчет ему Элиотт, целуя ладонь Луки: — Спасибо, что рассказал мне. Лука останавливает их, притягивая Элиотта к себе и, привстав на носочки, обнимает Элиотта за шею: — Это тебе спасибо, — шепчет он в волосы Элиотта: — Ты всегда готов выслушать меня. Ты всегда находишь способ заставить меня почувствовать себя лучше. Ты всегда заботишься обо мне. Ты лучший парень во всей вселенной. Я люблю тебя, думает он. — Ты сможешь сам подняться наверх? — спрашивает Элиотт, подводя Луку к входной двери, держа руку на нижней части его спины. Лука смотрит на него: — Ты не зайдешь? Элиотт качает головой: — Думаю, тебе нужно отдохнуть, Лука. Не хочу мешать. — Но… — но Я люблю тебя. Если я скажу тебе, ты останешься? — Но ты уже здесь. — Я не против прогулки, — Элиотт целует Луку в лоб: — Я приду завтра, хорошо? Просто напиши мне, когда проснешься. — Хорошо, — Лука, схватив Элиотта за пальто, прижимает его к себе и наклоняет подбородок, выпрашивая еще один поцелуй. Когда Элиотт целует его, он погружается в него, как в сон. — И знай, — говорит Лука, отпирая входную дверь. Элиотт стоит на улице, засунув руки в карманы: — Мне не нравится это решение. Я замерзну без тебя. Элиотт пинает тротуар, посылая Луке ту маленькую полуулыбку, из-за которой запинается его сердце: — С тобой все будет хорошо и без меня, — он вытягивает одну руку, чтобы помахать ему: — Спокойной ночи, Лука. — Спокойной ночи, Элиотт, — Лука посылает ему поцелуй. Элиотт притворяется, что ловит его открытой ладонью, и Лука смеется, наклонив голову к двери, наблюдая, как Элиотт уходит, сгорбившись ночного холода. Последнее, чего хочет Лука — это провести ночь в одиночестве, но он не собирается заставлять Элиотта, особенно когда он уже заставил Элиотта пойти на вечеринку сегодня вечером, потом плакал в его руках и пьяно поведал свою грустную историю. Его щеки вспыхивают при мысли о том, каким уязвимым он был, каким предельно честным и смущенным, должно быть, он был. Но это Элиотт. Это Элиотт, которому выплакался Лука, Элиотт, которому он поведал о своих чувствах. Лука делает глубокий вдох и говорит себе, что все хорошо, потому что это Элиотт, а Элиотт отличается от всех, кого знал Лука. Быть с Элиоттом не похоже ни на что, что когда-либо знал Лука. Он, медленно поднимаясь, ударяется локтем об перила и спотыкается об одну из ступенек, и, в конце концов, добирается до своей квартиры и, не снимая куртку, приземляется лицом вниз на кровать. Его телефон отдает жужжанием в ноге, и он стонет, вытаскивая его, щурится в яркий экран. Здесь пара сообщений от Яна. эй, куда ты пропал все хорошо лука? лука, позвони мне, пожалуйста, никто не знает, где ты окей, я понял, элиотт тоооже ушел, вЫ ЧТО, СОБИРАЕТЕСЬ ЗАНЯТЬСЯ СЕСОМ ** СЕКСОМ Лука фыркает в подушку, переворачиваясь на спину, чтобы напечатать ответ. неееее нет секса мой папа позвонил мне, и я расстроился я дома, теперь все в порядке, элиотт проводил меня но спасибо тебеееее за то, что ты проверяешь, ты лучший друг на свете, я не заслуживаю тебя Ян отвечает через минуту. по-прежнему пьян, что хорошо и ты чертовски прав, ты не заслуживаешь меня но я все равно люблю тебя, увидимся, когда я вернусь домой — Я тоже люблю тебя, — громко пробормотал Лука, напечатав и отправив ответ Яну, отбрасывает телефон на грудь. — Я люблю тебя, — говорит он пустующей комнате, смакуя слова на языке, думая о том, чтобы сказать их Элиотту, думая о том, как Элиотт скажет их в ответ. — Элиотт, я люблю тебя, — пытается он снова, и ему они нравятся, они звучит правильно, он смеется и опять перекатывается на живот, утыкаясь лицом в подушку, широко улыбаясь до боли в щеках: — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — бормочет он в подушку, сжимая ее в своих руках. Он снова тянется к телефону, открывая переписку с Элиоттом. спасибо, что проводил меня домой <33333, и спасибо, что выслушал Элиотт отвечает не сразу, поэтому Лука неохотно встает со своей кровати, расстегивает молнию на куртке и кидает ее на спинку стула, отбрасывая рубашку и джинсы на пол. Он находит в верхнем ящике одну из футболок Элиотта, мягкую и выцветшую, будто ее слишком часто стирали. Он натягивает ее в тот момент, когда звук уведомлений доносится с его кровати. Лука бросается обратно на матрац, хватает телефон и с нетерпением открывает сообщения. пустяки, малыш я сделаю для тебя что угодно что угодно, чтобы сделать тебя счастливым Лука чувствует, как сильнее погружается в матрац, а в его горле трепещется легкий смешок. Он определенно все еще пьян, и завтра у него будет болеть голова и на него нахлынет эмоциональное похмелье, но сейчас он в тепле, уюте, и он пишет своему парню. И он влюблен. ты делаешь меня счастливым самым счастливым я л___
Особенность галактики Элиотта Демори в том, что он хотел сбежать из ее. Глубоко в его темном, одиноком уголке разума была идея, что где-то существует какая-то другая галактика, место, где Элиотт здоров. Нормален. Во всем. Где бы он ни искал, в каждом месте в своей вселенной, в каждой своей туманности, везде был один и тот же Элиотт, с тем же страхом, что никто и никогда не сможет полюбить его таким, какой он есть. Что независимо от того, как он выглядел, как бы он не пытался измениться, он всегда будет Элиоттом, мальчиком со сломанным разумом, и он всегда будет в одиночестве. Неизбежно. Это Элиотт, как сгоревшая звезда, рисует за столом в дождливый день, заштриховывая линиями енота, сидящего на поверхности луны. В одиночестве. Это Элиотт, со схватившей его сердце кометой, смотрит на Луку Лалльмана, спрашивая у него: есть ли в этом мире Лука, который сидит вместе с Элиоттом? Возможно. Это Элиотт, снова смотрящий на Луку в своей гостиной, в лучах золотого солнечного света, целующих его скулы, касающихся кончика носа, превращающих глаза Луки в самый завораживающий синий цвет. Это Элиотт, столь же ошеломленный сейчас, как и тогда, столкнувшийся с возможностью того, что, возможно, он не нуждается в другой вселенной. Возможно, в этой, этот Элиотт, человек, которым он сейчас является, может позволить другому человеку полностью узнать себя, и тот по-прежнему останется с ним. Возможно, он сможет протянуть руку через пропасть между галактиками, и другая рука встретит его на полпути, плотно переплетая пальцы. Возможно, этот Элиотт, со всеми падающими звездами, туманностями и лунной пылью, существующими внутри него, в конце концов, не останется один. Возможно. Возможно. Возможно.