Вместо семьи

Он где-то там, в холле, переминается с ноги на ногу, готовит подходящие слова, которые, конечно же, окажутся привычно нелепыми. Как и сочетание мольбы и недовольства, помноженного раздражением. Столас не спешит. Чем больше Блиц прождет его, тем выше для него шанс натолкнуться на жену или дочку, ну или достать кого-то из прислуги. Тем нервнее и забавнее он будет. С каким-то давно забытым задором Столас подходит к зеркалу, поправляет на себе королевские одежды, приглаживает перья на щеках и груди. Он блистает и, как всегда, великолепен, он это знает. И уверен, что Блиц тоже так считает, вот только не желает признавать. Но если его милый маленький любовник предпочитает игру в кошки-мышки, Столас его поддержит. Когда спустя десять минут он таки спускается в холл своего дворца, этот мелкий бес, кажется, уже на грани. Он обхватил себя за плечи и даже не воспользовался предложением прислуги присесть на диван. Вместо этого ходил по огромной галерее, разглядывая многочисленные портреты на одной из стен и подметая за собой пол нервно дергающимся хвостом. — Блицци, я рад снова тебя видеть! — Столас искренне и чуть-чуть голодно улыбается. Знает, что в глазах его сейчас отражается целая бездна, способная легко поглотить такого вкусного, долгожданного беса. — Угу. Да, — Блиц явно не желает зрительного контакта, а еще сильно нервничает, потому поворачивается обратно к портретам, — это твоя дочь, да? — Октавия, — Столас подходит ближе и тоже поднимает голову на портрет. Он действительно прекрасен, хотя дочь в жизни намного милее. Впрочем, это может быть и переизбыток отцовской любви. — Она у тебя очень… хорошенькая. Настоящая красавица! — Ты прав, — спокойно соглашается он и кладет ему на плечо ладонь. Блиц предсказуемо вздрагивает всем телом, — и я рад, что она уже взрослая. С дочерьми немало проблем, не так ли? — Да, пожалуй, — неохотно соглашается тот, неосознанно поводя плечом. А когтистые цепкие пальцы сжимаются сильнее. Пора переходить к делу. — Мы можем отправиться ко мне в кабинет выпить вина и обсудить твои проблемы. Но, скорее всего, до комнаты мы тогда не дойдем. В прошлый раз ты жаловался, что на столе тебе было слишком твердо, не так ли? — Ты, гребаный извращенец… — Блиц все же оборачивается, возмущенно-смущенный, глаза его яростно горят. Как и лицо. Хорошо, на красной коже это почти не заметно, — я здесь вообще по делу, а не за этим! Врет. Ни одна причина, кроме необходимой помощи, не может заставить его сюда сунуться. Он всегда просит о чем-то (или берет, не спрашивая), а оплачивает телом. И ненавидит за это и себя, и Столаса. Раз за разом получает удовольствие, потому что любит такие игрища. Любит отрицать очевидное, стараясь выглядеть в своих глазах лучше, выше, чем есть на самом деле. Любит не замечать неизбежное. Не только в постели. История с неудачно удочеренной волчицей тому пример. В аду хватает извращенцев на любой вкус, и его сексуальные предпочтения не такие уж и редкие, Столас относится к ним с пониманием. — Не поэтому? — он усмехается, убирает руку и смотрит почти с нежностью. Лжет он тоже часто, и это у него выходит даже мило. Столас начинает мягко и осторожно, чтобы не пораниться о шипы, разминать плечи Блица — такие твердые, напряженные после целого рабочего дня. Воображение уже рисует этого демона, распластанного на его кровати, задыхающегося от страсти, охотно тянущего к нему руки, возбужденного и раскрасневшегося. Или на столе, свесив ноги, обвив его бедра хвостом и царапая шипами на спине дорогое полированное дерево… о-о-о, его Блицци прекрасен. А голод делается все более ощутимым. — Я же сказал, что пришел поговорить! Просто поговорить! — он все-таки вырывается, отходит на пару шагов, поправляет одежду. — Черт возьми, ты можешь хоть раз оставаться серьезным и просто со мной поговорить? По мелькнувшему в глазах отчаянию Столас понял, что у него случилось что-то серьезное. Ему нужна, помимо секса, возможность выговориться. Почему бы нет? Он готов ему и с этим помочь. — Ну конечно, с удовольствием дам тебе то, в чем ты так нуждаешься. Расскажешь все, что тебя беспокоит! Я даже согласен на разговор до секса, а не после. И снова это нервное подергиванием плечом, словно ладонь Столаса все еще его разминает, помогая расслабиться. Его Блицци — комок противоречий. Глубоко в себе разочарован, но отчаянно рвется наверх. Мечтает всего достичь сам, но погряз в тщеславии и не брезгует получать свое через постель. Невероятно тоскует и мечтает о большой дружной семье, но сам же спит с женатым мужчиной. Он прекрасен, и Столас ощущает себя ужасным собственником. Никому больше Блиц не позволяет видеть так много, и поэтому они идеально «сработались». — Ну… в общем, идем в комнату, там поговорим, — вздыхает Блиц. Потому что секс проще и удобнее, чем ответы на неприятные вопросы, а Столас всегда, каждый раз готов взять на себя всю вину.