В поле среди ржи

      Быть с ним навсегда…       Он не верил в светлое будущее с самой первой минуты, с первого судорожного вдоха и громкого удара в грудной клетке. Разные миры, разные жизни, разные судьбы. Он погряз в том нелицеприятном мире, в котором нужно убивать или будешь убит: с ним обращались жестоко, побуждая к мести; он тонул, захлебываясь в крови не только врагов, но и близких; выживал как мог, возвращаясь после стольких ранений, чтобы снова попасть в бесконечную замкнутую спираль. Но в конце-концов устал… И достиг долгожданной свободы именно так – лезвием холодного клинка, что неожиданно вонзился в бок до самой рукоятки. Возможно, это был знак? Ведь тогда он решил отступиться от своего выбора, на мгновение захотел улететь с Ним за океан, отбросив сомнения и утомляющие, ни к чему не приводящие, рассуждения; пожелал стать обычным и жить без оружия.        Но... Судьба так просто не отпускает из паутины хитросплетений, сковывая цепями по рукам и ногам, вдоволь поиздевавшись напоследок.       Удар остановил его, в очередной раз разбивая надежды, пусть так - ведь он привык танцевать босиком на ее осколках, притворяясь, что совсем не больно. В тот момент внутренний голос тихо прошептал, что для него - это не самый худший исход. Лишь бы только Эйджи был в безопасности и прожил долгую счастливую жизнь за них двоих.       «У бурных чувств неистовый конец…» Да. Шекспир был прав.       Вот и Эш не просто горел, а ослепительно сиял, словно комета - планомерно несущаяся к своему концу, затмевая свет далеких звезд раскаленным искрящимся шлейфом, до тех пор пока не потух – короткая, но яркая жизнь.       Страдания и боль, мечты и стремления, чувства и желания - всё обернулось пеплом. Сгорело в пламени безумств. Он был сломан, но не сломлен – от начала и до конца, когда сердце умиротворенно отбивает свою прощальную песню. Пока не наступила свобода, которую он так отчаянно искал. И как бы ни пытался Эйджи защитить его от одиночества, спасти от судьбы, уносящей всё дальше и дальше, в конце пути он всё равно остался один. Одинокий, но с безмятежной улыбкой на лице.       «Всегда» - слишком громкое заявление… И к сожалению невыполнимое.       А что теперь?       Пустота.       Эш никогда не верил в жизнь после смерти, стоит ли вообще на это надеяться, когда столько грехов и ошибок легло на его плечи, нависая подобно дамоклову мечу - никогда не знаешь, когда оборвется тонкая нить. Он запятнанный и этого не отмыть, хоть сдирай кожу. И напоследок - не было места пустым сожалениям, когда ничего не исправить.       Теперь он просто тень, тень былого великого себя, - чем ярче светишь, тем быстрее догоришь.       Флегетон обволакивал, увлекая в бурные кипящие водовороты, застилая вязкой кровью глаза. Сколько людей он убил? Эш давно перестал считать. После подобного любой обречен на вечные стенания души. Только вот и счастья при жизни он и не видел.       Странно... Ему не нужен был воздух, чтобы дышать. Страдания? Наверное, он это заслужил.       Эш…Эш…       Тихий голос заставил его приоткрыть залипшие веки. Кто-то звал его. Так ласково, так нежно, согревая теплом. Такой знакомый, родной голос... Он пытался вспомнить, мечтал дотянуться до невесомого полотна, сотканного памятью, чтобы хотя бы на мгновение ухватить кайму воспоминаний, но не мог, потому что здесь забываешь самого себя.       Эш вгляделся в пустоту небес. Полупрозрачные, едва ощутимые очертания возникли перед взором. Некто протягивал ему руку помощи, не требуя ничего взамен.       Он схватил ладонь, понимая на уровне инстинктов, что это, возможно, его единственный шанс - первый и последний.       Кровавая река пропала. Чистая вода звенящими каплями спадала с него. Прохладный воздух наполнил легкие, которые забыли каково дышать полной грудью.       Не хватало взора, чтобы целиком окинуть поле ржи, расстилающееся от края до края. Колосья шелестели на ветру, рассыпаясь бархатным покрывалом, уходя вдаль за горизонт. Солнечные лучи растекались, словно расплавленный металл, с нежностью лаская кожу, пробегая янтарными бликами по трепещущему безмолвию, воссозданному палитрой всевозможных теплых оттенков. Длинные тени ложились темными мазками на золотистую гладь.       Эш сделал несколько неуверенных шагов, дотрагиваясь кончиками пальцев до ржаных колосьев, рука плавно скользила в воздухе в попытке дотянуться до Солнца. Легкий порыв ветра поцеловал сияющие нити волос, заставляя зажмурить изумрудные глаза. Каково это снова ощущать себя почти что живым? Это было непередаваемое чувство. Слишком буйное, непокорное разуму и логике, и непомерно желанное.       Свет ослеплял, омывая в рассветных лучах знакомый силуэт. Всполохи зарницы тонкой чертой обрисовывали контур. Силуэт человека, встречу с которым он отчаянно искал, но не надеялся дождаться. Человек, который верил в него несмотря ни на что. Человек, который обещал, что они еще обязательно встретятся, какое бы расстояние их ни разделяло. Человек, во имя которого он готов был умереть.       Это был Эйджи.       Мягкая улыбка расцвела на его лице. Он словно посланник небес светился изнутри, безмятежно протягивая распахнутые руки в немом жесте.       Счастье железным капканом сжало хрупкое сердце. Он не верил и сомневался, не мог осознать происходящее, боялся вспугнуть неустойчивое мгновение резкими движениями или громким возгласом, и что хуже - не хотел обмануться ложными надеждами. Казалось, еще чуть-чуть, и он не выдержит этих чувств - болезненных, но светлых; горьких и противоречиво желанных; необходимых до испепеления и при этом упоительных – когда готов вырвать из груди пламенное сердце и протянуть в раскрытых ладонях.       Эш не понимал что произошло, сколько прошло лет, веков или тысячелетий. Где он: плод ли это фантазий или воспаленного воображения, особая жизнь после смерти или чистилище для неприкаянных. Ему было не важно. Ведь они наконец-то встретились.       - Я ведь обещал, что моя душа всегда будет с тобой…       Эш судорожно вздохнул, как при падении в ледяную воду, и разрушая невидимую преграду, сотканную чередой встреч и расставаний, бросился навстречу к тому, кто не сказал прощай.