***
Утро нового дня стало очередным испытанием для Валерия. Эмоции стихли, опьянение прошло, остался только неприятный осадок от вчерашних откровений и неудачной попытки покончить с собой. В очередной раз он облажался. Валерий испытывал нескончаемое отвращение к себе. К тому же, сейчас ему было очень стыдно появляться перед Борисом. Он укрылся одеялом с головой, прижал колени к себе и не хотел никуда выбираться. Ему было больно от одной только мысли, что впереди ещё один бесполезный день. Его подташнивало от собственного бессилия, от невозможности хоть что-нибудь сделать. Утро вчерашнего дня обещало быть последним, все дела были улажены (а таковых, не относящихся к его работе, оказалось мало). Он не хотел, чтобы после смерти его родственники решали за него дела. Валерию хотелось уйти, принося при этом минимальное количество хлопот, не беря в расчёт тех, кому пришлось бы приводить в порядок его обезображенное тело. Уже сейчас он мог лежать на холодном металлическом столе в морге, а не в теплой постели зампредседателя. Уже второй раз за не столь продолжительное время его жизнь перевернулась с ног на голову. Валерий чувствовал себя слабаком и обузой перед Борисом. Сейчас он не понимал, почему не спрыгнул с крыши, как только Борис ослабил хватку. Он понимал, что всего лишь ненадолго перенес дату своей смерти, и в любом случае попытка «номер два» увенчается успехом. Всё, что угодно, лишь бы не испытывать всего этого. Валерию показалось, что Борис всё ещё спит. На часах было девять двадцать, он проспал почти шесть с половиной часов, в последнее время ему не удавалось заснуть дольше, чем на четыре. Быстро умывшись и накинув пальто, он собирался тихо уйти. В голове почти не было мыслей, ему только хотелось поскорее уйти и забыть это всё, понадеявшись, что Борис не станет его искать или обижаться. Он усмехнулся от этой мысли, почему это зампредседателя станет искать какого-то сумасшедшего учёного, суицидника и мужчину, который любит мужчин? Валерий тихо повернул ключ, но не успел открыть дверь. — Хотите сбежать, Валерий Алексеевич? — спросил Борис, выходя из соседней комнаты. Он был одет в белую рубашку, серую вязаную жилетку и чёрные брюки. Он явно проснулся раньше Валерия. — Будет лучше для всех, если я сейчас уйду, — вздрагивая ответил Валерий. — Или лучше для тебя? — спросил Борис. Валерий промолчал, но не сдвинулся с места. — Не хочешь поблагодарить за гостеприимство? — Борис посчитал уместным перейти на «ты», — Я не часто приглашаю гостей. Или хотя бы за то, что я спас твою жизнь. — Слушайте, я польщён вашей заботой и попыткой помочь мне, но я уже всё решил. — Ты даже не пытался что-либо исправить. — Я не буду сейчас оправдываться или что-то доказывать, — отмахнулся Валерий. — Ты бы мог начинать гнить уже сейчас, но ты стоишь в моей прихожей, и у тебя даже не хватает сил поблагодарить меня за это! — разозлился Борис. — Так вот в чём дело? В благодарности? — тоже начал злиться Валерий. — Вовсе нет! Дело в том, что тебе для начала стоило бы хотя бы задуматься. — Задуматься о чем?! Что это знак свыше? Или шанс всё исправить? — на глазах Валерия выступали слёзы. — Обо всём этом. — Мне не нужно думать об этом. Всё, чего я хочу — это быть полезным, а теперь это невозможно, — ответил Валерий, опустив голову и сунув руки в карманы. Глаза всё ещё предательски покалывало, а голос начинал дрожать. — Что мне с тобой делать? Я думал к утру тебе полегчает. Как я могу отпустить тебя в таком состоянии? — Это состояние не проходит по щелчку пальцев! Как я могу объяснить это людям, которые не испытывали подобного? Ох, если бы это было только от безделья, но эта мысль прочно осела в моей голове, — последнее предложение Валерий проговорил, заливаясь слезами. Такое бывает, когда слишком долго держишь мысли в себе. В конце концов они кажутся уже привычными и не приносят прежней боли. Но стоит заговорить о них, как они начинают бушевать с прежней силой. Валерий уже собирался выйти, как вдруг Борис схватил его за руку, притянул к себе и обнял. Валерий вздрогнул от этой неожиданности. В этот же момент все чувства обрушились на него лавиной, и он больше не мог сдерживать своих рыданий. Он плакал на плече зампреда, мысленно проклиная себя. — Тебе нельзя оставаться одному, ты поживешь у меня несколько дней, — сказал Борис, хлопая Валерия по спине. — Мне не пять лет, я смогу о себе позаботиться, — ответил Валерий, выскальзывая из объятий. — Полезешь на очередную крышу? Или запасёшься веревкой? — Я поеду домой, правда. Не стоит обо мне волноваться. — Ты и правда поедешь сейчас домой, но только за вещами. Мой личный водитель отвезёт тебя, и привезёт обратно, — произнес Борис тоном, не принимающим возражения. — Можно подумать, у вас нет других дел. Я и сам справлюсь с этой задачей, — Валерий попытался обмануть Бориса. Он надеялся исчезнуть, чтобы совершить запланированное, и пусть ему совестно было перед человеком, проявившим к нему сочувствие, он должен был закончить дело, не терпящее дальнейших отлагательств, — Союз не должен тратить на меня своё время. — Вы забываете, что у всех сегодня выходной? — Поэтому не стоит беспокоить вашего водителя, — всё ещё пытался выкрутиться Валерий. — Это не обсуждается.***
Был ясный и морозный зимний день. Солнце освещало салон дорогого автомобиля. Валерий устроился на заднем сидении на той же стороне, что и водитель. Меньше всего ему хотелось пересекаться с кем-то взглядами, и ещё меньше хотелось разговаривать. Валерий был обессилен, его психика была вымотана потрясениями, которые произошли с ним за этот период времени. Водитель оставался молчаливым до самого дома Валерия. Но как только они остановились, он сразу вышел вслед за ним. — В этом нет необходимости, я смогу донести свои вещи, — сказал Валерий. — Вас нельзя оставлять одного, это приказ. Понимая, что спорить будет бесполезно, Валерий махнул рукой и водитель последовал вслед за ним. Прискорбно было возвращаться в свою квартиру после того, как мысленно попрощался с ней вчерашним вечером. Даже перед ней он чувствовал себя виноватым, ему казалось, что сами стены шепчут ему: «Ты абсолютно бесполезен, ты даже не смог покончить с собой».***
В квартире Бориса Валерий чувствовал себя паразитом. Волочить своё жалкое существование было невыносимо. Он словно очутился в чужом теле, в чужой жизни, такой дезориентированный и не контролирующий ситуацию, чувствующий бесконечное равнодушие к своему будущему. Сегодня днём они с Борисом обсуждали правила его поведения. Он не должен был слишком часто и надолго выходить из квартиры, ему нельзя было вызывать подозрений у соседей, нельзя было курить и выходить на балкон. Но в остальном Борис был очень благосклонен к Валерию. Несколько раз он пытался завести беседу, но гость не желал разговаривать и всё время проводил в выделенной ему гостевой комнате. И только во время ужина Борису удалось немного разговорить его. — Какие твои дальнейшие планы? — спросил Борис, наматывая спагетти на вилку. — Начну искать работу как только закончатся праздники, — ответил Валерий, ковыряясь в тарелке. Аппетит не появлялся. — Уже неплохо. А дальше? — Перееду к себе и продолжу свое никчёмное существование. — С твоим настроем оно и вправду получится никчёмным, — констатировал Борис. — Я попытаюсь устроиться в какой-нибудь из научных институтов. Возможно, начальство на прошлой работе пыталось меня запугать, и у меня есть шанс. Даже если придется отказаться от преподавательства, я буду только рад всё свободное время проводить в лаборатории, — немного взбодрился Валерий, — К тому же, у меня есть несколько идей для очередных работ по неорганической химии. — Конечно. Не всё потеряно. В твоем распоряжении куча свободного времени. Можешь жить у меня сколько понадобится. У тебя остались кое-какие запасы? — поинтересовался Борис. — Да, по моим подсчётам, должно хватить на два месяца, если экономить. Закончив ужинать, Борис принёс Валерию халат и полотенце, которые тот в спешке забыл у себя дома. — Товарищ Щербина… — Борис, называй меня Борис, — перебил Щербина. — Спасибо за всё. Правда, Борис, я бы не справился один, — признался Валерий, краснея при этом. Борис почему-то нашёл это прекрасным и, одобрительно улыбнувшись, похлопал его по плечу. Оставшуюся часть вечера они просматривали старые фотоальбомы Бориса. Он рассказывал о своей жизни, а Валерий о своей. В какой-то момент Валерию даже показалось, что Борису на самом деле интересно с ним беседовать. Также он отметил, что время совсем не состарило Бориса, а даже наоборот — придало некий очаровательный шарм. — Ты такой же красивый, как в молодости, — сказал Валерий, и тут же пожалел о сказанном. Борис посмотрел на него задумчиво, с серьёзным лицом. — Прости, я не подумал ни о чём таком, — начал оправдываться Валерий. — Всё в порядке, — одобрительно улыбнулся Борис, но весь оставшийся вечер он чаще поглядывал на Валерия с нескрываемым интересом. Валерий очень смущался от такого мужского внимая и надеялся, что Борис ничего не заметит. Расположившись на своей кровати, Валерий вспомнил о словах Бориса, сказанных ему на крыше: «Вы любили когда-нибудь по-настоящему?». Валерий чувствовал, что влюбляется в Бориса. Никто и никогда не помогал ему настолько искренне и бескорыстно. Это было одновременно прекрасное и странное чувство. Он ощущал, что мог бы преодолеть череду своих трагедий, будь рядом Борис, но в то же время он корил себя за эти мысли. Он понимал, что Борису было бы противно от всего этого, и не мог позволить себе даже думать в таком ключе. Борис уже сделал для него слишком много.***
Последующие дни они почти не общались. Борис работал над какими-то государственными документами, а Валерий снова чувствовал себя паразитом и не знал, чем мог бы ему помочь. Во время редких разговоров Борис пытался не смотреть на него. Валерий подозревал, что это из-за их вчерашнего разговора. Просто Борис поразмыслил над этим ночью, и теперь считает, что Валерий хочет с ним переспать. А не прогоняет он его только потому, что тот снова полезет на крышу или совершит очередную подобную глупость. Эти мысли заставили Валерия начать искать работу как можно скорее, он не хотел отягощать жизнь Бориса своим присутствием. Он чувствовал себя неблагодарным и неуместным. Настолько неуместным, насколько за всю свою жизнь себя таковым не ощущал. Обойдя за три дня все запланированные варианты работы, он убедился, что научное сообщество не шутило над ним и не пыталось запугать. Его действительно не брали на работу. Некоторые работодатели и сотрудники смотрели на него с нескрываемым презрением. Некоторые неохотно, но жёстко отказывали в трудоустройстве, как только он называл своё имя. Теперь он никто для страны, в развитие науки которой он привнёс столь многое.***
— Как обстоят дела с поиском работы? — поинтересовался Борис, как только вернулся вечером с работы. — Я обошёл все возможные варианты, — честно признался Валерий, — Но они не шутили. — Я мог бы подключить некоторых своих знакомых. Не обещаю, что это сработает, но я попытаюсь, — ответил Борис, снова уткнувшись в свои документы и не удостаивая Валерия взглядом. — Ты сделал для меня слишком много и… — Не обсуждается, — твердо ответил Борис. — Я устроюсь в один из магазинов сети «Берёзка», я видел объявление, им требуется фасовщик… Борис снял свои очки привычным движением руки, потер напряженные глаза и произнес: — Какой фасовщик, Валера?.. Ты — уважаемый ученый, вместе мы что-нибудь придумаем, я уже сказал, что… — Я не могу больше существовать за твой счёт, — на этой ноте Валерий закончил разговор и удалился в свою комнату. Валерий был уверен, что Борис делает всё это из чувства долга перед гражданином СССР, не более. Он испытывал некую отвратительную усталость, поиск работы снова выбил его из сил. Всё это делалось ради Бориса, дабы не огорчать его. Но он почти перестал с ним разговаривать и почему-то постоянно отводил взгляд. Лишившись духовной опоры, Валерий снова начал подумывать о суициде. Невзирая на своё тревожное состояние, он заснул сидя прямо на кровати. Его голова лежала на плече, очки съехали на бок, а рот был немного приоткрыт. И только свет настольной лампы, накрытой светло-коричневым абажуром, освещал его бледное и исхудавшее лицо. Борис зашёл в комнату и хотел извиниться перед Валерием, он понимал его состояние. Заметив его спящим, он замер. Лицо Валерия было безмятежно спокойным, Борис еще не видел его таким. Обычно Валерий хмурил лоб, а его взгляд всегда был очень проницательным, и поэтому вокруг глаз появлялись морщинки. «Так вот какой ты, Валера, когда тебя никто не видит», — прошептал Борис. Он с большим трудом преодолел желание присесть на кровать и обнять Легасова настолько крепко, насколько это было возможно. «Как этот прекрасный человек может быть настолько одиноким?», — подумалось Борису. В его голову пришла сумасшедшая мысль: всегда прятать Валерия в своей квартире, такого беззащитного и на самом деле ранимого существа. Бориса уже несколько дней пугали эти странные порывы чувств, когда он видел учёного. Но сейчас это больше было похоже не на порыв, а на самую что ни на есть настоящую внутреннюю гармонию, когда всё на своих местах и пустоты внутри заполнены. Словно Валерий должен был спать на его кровати и это было бы вполне естественно. Уже двадцать минут Борис любовался этим странным человеком, и на его душе было впервые мирно и спокойно после смерти жены и друга. Происходящее казалось уместным до тех пор, пока Борис не задумал признаться в своих чувствах. Но он не мог. Он не смел снова тревожить Валерия, особенно после того, что с ним сотворили его коллеги. Наверняка ему теперь противно даже думать о какой бы то ни было близости с мужчиной. Борис решил, что добьётся того, чтобы Валерия взяли на работу, любой ценой. Пусть его считают странным, пусть придётся поднять на ноги половину Москвы. В конце концов, он — Борис Щербина, и пока он не намерен сдавать своих позиций.***
Борис проснулся пораньше, чтобы в первую очередь утрясти дела с трудоустройством Валерия на достойное для него место. Хоть он и считал, что любой хороший работник ценен и важен, и не судил о людях исходя из их должности, он знал: тонкая натура Валерия не выдержит столь резкой перемены в своей жизни, омраченной к тому же последними событиями. Будильник прозвенел ровно в семь, Легасов всё ещё спал, но уже лежал под одеялом. Борис поднял с пола его очки и вновь загляделся на спящего Валерия. «Это безумие, но я счастлив рядом с ним» — подумал он, и мимолетно коснулся губами оголённого плеча Валерия. — «Я обязательно признаюсь, насколько ты важен для меня, как только придёт время». Проснувшись только в обед, Валерий снова испытал на себе то же самое, что и после первого пробуждения в доме Бориса. Его тело словно полыхало в адском огне, порождаемом силой мысли. Чувства ненужности и беспомощности превращались в гнев на самого себя. Он пытался выплыть из океана, который разъедал его душу, но не мог найти верное направление. Он обессилел и тонул. Каждую следующую минуту Валерий Легасов всё больше сожалел о том, что до сих пор жив. И если он не смог не разочаровать Бориса, то сделает всё, чтобы не выглядеть перед ним жалким слабаком и завершит задуманное.***
— Да, товарищ Бучаченко, можете считать, что это мой прямой приказ! — кричал Борис в трубку телефона. — Я понял, жду его завтра со всеми необходимыми документами, и… он сразу может приступать к работе, — послышался голос с другой стороны провода. — Отлично, я знал, что могу на вас рассчитывать, — откинувшись на спинку кресла произнес Щербина. Он хотел как можно скорее обрадовать Валерия радостными вестями, но ему предстояло выступить на собрании с докладом за прошлый год. Борис предвкушал увидеть улыбку Валерия, желал вновь обнимать его и на этот раз совсем не по-дружески. В дверь постучала секретарша Бориса, и он вынужден был вынырнуть из своих мыслей. — Собрание отменяется, Борис Евдокимович. Делегация не может прилететь из-за погодных условий, — сообщила она. — Спасибо, Наташа. Пожалуй, отлучусь сегодня пораньше, — сказал Борис и посмотрел в окно. Он только что заметил, что на улице бушует метель. На душе стало тревожно, и он поспешил домой как можно скорее. Войдя в прихожую, Борис заметил, что пальто Валерия не висит на месте. «Никто не гуляет в такую погоду», — подумал он и затревожился ещё сильнее. — Валера, нам нужно поговорить! — крикнул он с порога. Никто не ответил. Не раздеваясь и не снимая обувь, Борис побежал в комнату для гостей, затем в свою спальню, в гостиную, но Валерия нигде не было. «Неужели я видел его в последний раз?» — пронеслось в его голове. Он стремглав помчался к лифту. «Ну же, быстрее, чёрт возьми!» — кричал он, до боли ударяя пальцем по кнопке. Обнаружив дверь, ведущую на крышу, выломанной, Борис не мог набраться смелости сдвинуться вперед. «Когда я заходил, перед домом не было тел, значит он всё ещё там» — подумал он и вышел на крышу, сразу же заметив следы на свежевыпавшем снеге. Валерий стоял на прежнем месте и очень сильно дрожал всем телом. Одновременно Борис испытал облегчение и ужас. — Валера! Валера… Остановись! — крикнул он, медленно подходя к нему сзади, чтобы не спровоцировать прыжок. Валерий не ответил. — Я надеялся, что ты больше сюда не придёшь. — Я устал так жить, — произнёс Валерий дрожащим голосом, совершив оборот в сторону Бориса — Я не выдержу больше и дня в своей беспомощности. — Тебя назначили редактором журнала «Химическая физика», завтра ты можешь приступать к работе, — сказал Борис, подходя ближе. — Стой там или я прыгну, — указал рукой Валерий, — Ты зря старался, я не хочу быть затравленным человеком. Я думал, что мне плохо, когда я вынужден был показывать миру другого себя. Но как только с меня сорвали маску, всё стало ещё хуже, и уже ничего не поменяется, ни-че-го! — Уже меняется! Валера, подойди ко мне, пожалуйста, — умолял Борис. — Я всё ещё не понимаю, почему ты пытаешься остановить меня. Я не спрашивал, но что заставляет тебя настолько отчаянно помогать мне? — спросил Валерий больше самого себя, чем Бориса. — Вместе мы могли бы восполнить то, чего нам так не хватало, — признался Борис. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — ответил Валерий, снова отворачиваясь в сторону обрыва. — Сначала я увидел в тебе хорошего человека, но потом… Помнишь вечер, когда я показывал свои фотоальбомы? Я нашёл в тебе друга, — Валерий не отвечал, устремив взгляд вниз, поэтому Борис продолжил. — Я тебе не рассказывал, но мой самый близкий друг скончался год назад накануне нового года. Почти десять лет назад мы смотрели на новогодние огни с этой самой крыши. Поэтому я поднялся сюда в ту ночь, поэтому я не хотел встречать праздник. Но я встретил тебя… — Не опирайся на меня, Борис. Я падаю. Не падай вместе со мной, — сказал Валерий, рукавами убирая слезы с замерзшего лица. — Мы оба падаем, разница лишь в том, что мне понадобится больше времени. — Это и отличает нас, ты отлично справляешься с проблемами, а я — нет. Я никогда не понимал эту жизнь и всегда прятался в лаборатории, — сказал Валерий на этот раз твёрдым, но отчаянным голосом. — Мне тоже нужна опора, Валера. Будь моей опорой, и я не останусь в долгу перед тобой, — продолжал умолять Борис. — Ты уже сделал для меня столько, что мне не расплатиться до конца своей жизни. — Твои слова значат только одно: тебя никогда не любили. Я сделал меньше, чем любящий человек. — Да что ты пристал со своей любовью?! — закричал Валерий, — Давай, скажи это, скажи, что ты считаешь меня ненормальным! Иначе почему ты избегал моей компании и всегда отводил взгляд? — Я боялся того, что чувствую, — ответил Борис. — Что ты чувствовал? Хотел меня ударить? Прогнать? Так давай же, столкни меня отсюда, и никто ни о чём не узнает! — Валерий снова повернулся, чтобы смотреть Борису в глаза. — Я боялся того, что влюбляюсь в тебя… Я люблю тебя, Валера! — крикнул Борис. Гримаса обиды покинула лицо Валерия, и он снова казался бесконечно беззащитным и одиноким, — Я уже видел тебя таким, ты — всё, что имеет для меня значение. — Видел меня каким? — спросил Валерий, который, кажется, от удивления забыл о холоде и перестал дрожать. — Настоящим… Вчера я наблюдал за тобой спящим, и я понял, что… Валера, я хочу видеть тебя каждый день, приходя домой, — Борис протянул свою трясущуюся руку, но Валерий отвернулся и снова посмотрел вниз, — Не смотри вниз, я не смогу жить с мыслью, что тебя больше нет… Валера, стой!***
Борис страстно целовал Валерия, прижимая его к стене в своей спальне, в которой, как он думал, вынужден будет доживать свой век в одиночестве. Он сцеловал дорожки от слёз на его лице, после чего снова вернулся к губам. Их языки коснулись, и оба они испытали ни с чем не сравнимое удовольствие. Это заставило Бориса усомниться в его познаниях о настоящей любви. Щетина Валерия колола губы и подбородок, и это было очень непривычно, но, тем не менее, это только подогревало его интерес к ранее неизведанным вещам. Валерий испытывал настоящий экстаз, исследуя языком рот любимого человека. Его руки беспорядочно скользили под рубашкой Бориса. Прежние обиды и разочарования больше не имели значения, потому что волны бесконечной нерастраченной любви и надежды накрыли его с головой. Оказавшись в постели полностью раздетыми, они вжимались друг в друга и не нужно было слов — язык тел говорил сам за себя. Они бесконечно благодарили друг друга всё более глубокими поцелуями, их руки гладили вожделенные тела, которые нашли единый ритм. Очень скоро они одновременно кончили, потираясь членами и освобождаясь от тягостных мыслей, ощущая незатуманенное чувство наивысшего блаженства. В глазах Валерия было столько надежды и жизни, что Борис ощутил себя значимым впервые за долгие месяцы. Любовь Бориса значила для Валерия столько, что только ради неё он готов был остаться на этой земле рядом с ним.***
Борис возвращался домой, осознавая, что он снова значим и не одинок. Работа Валерия шла своим чередом, его никто не трогал, он сидел в своём кабинете, спокойно работая над очередной статьей и получая от этого удовольствие. Следующий новый год Борис Щербина встречал с любимым человеком и другом. Следующий новый год Валерий Легасов встречал, понимая, что многое ещё впереди.