Infinity

Большой школьный актовый зал заполнился суетой и шумом. Ученики, учителя, персонал — все носились туда-сюда с невообразимой скоростью. Кто-то украшал помещение, кто-то настраивал аппаратуру, а кто-то просто фигней маялся. Но это было совершенно нормально в преддверии ежегодного отчетного концерта. Пожалуй, только четверо парней, сидящие в зрительном зале, не бегали по кругу с криками «я ничего не успеваю». Они с максимально ленивым и безучастным видом выслушивали яростные крики неугомонного завуча, который все никак от них не отставал: — Вы точно готовы? — Да, точно. — Точно без фокусов? — Точно, точно. Их великий и ужасных завуч — Фэн Синь — был просто невыносимым паникером. На каждом важном и не очень мероприятии он больше всех кричал и меньше всех делал. Конечно же, большая часть педагогического состава с этим не согласится, но в данный момент Хуа Чэн считал именно так. Их группа выступала на всех концертах, и каждый раз Фэн Синь нецензурно ругался, как не в себя. И даром, что завуч, и что ему ругаться не положено. — У вас песня хотя бы не о любви? — Фэн Синь закрыл глаза, провел ладонью по лбу и обреченно выдохнул. С этими ребятами всегда все не слава богу. Сказать, что с этой группой было сложно договариваться — ничего не сказать. Барабанщик максимально нелюдимый, басист вечно смущенный и растерянный, гитарист раздражительный и вообще гадкий, а солист жутко высокомерный и своенравный. В общем, компания собралась как раз для рок-группы. И название подходящее — «Devils’ town». Они те еще дьяволы во плоти. Хуа Чэн вздохнул не менее обреченно и ладонью закрыл рот, собирающемуся смачно поматериться, Ци Жуну. — Да-да, все будет в лучшем виде. — Смотрите мне. Вы будете выступать для всего комплекса, для всех классов, — завуч кинул на них предупреждающий взгляд, который ни на кого не подействовал, разве что на Инь Юя. Но потом на него в ответ посмотрел Хэ Сюань своим загробным взглядом (парень даже на секунду отвлекся от поедания чипсов), и Фэн Синь решил поумерить пыл. Он немного побаивался этого парня. — На прослушивание вас времени нет, учительский состав вам доверяет. По крайней мере вашим способностям, — последнюю фразу он пробубнил себе под нос и поспешно удалился. У него и так была куча дел. Инь Юй наконец-то расслабился. Хуа Чэн похлопал его по спине, успокаивая. — А что, если что-то забуду или ошибусь в партии? — этот участник был самым младшим среди них — учился в одиннадцатом, то бишь на год младше. Ци Жун долго орал, мол, Хуа Чэн, на какой помойке ты нашел этого сосунка, но после предупреждающего взгляда солиста, все вопросы отпали. Гитаристу оставалось только материться себе под нос. — Инь Юй, не бойся. Ты, как ни как, Призрачный Генерал. Так чего ты переживаешь? Тебя из нашей группы любят больше всех. — Сказал секс-символ нашей школы, — холодно усмехнулся Хэ Сюань, не поднимая взгляд от еды. Не то чтобы ему было до этого дело, но за счет его вечной молчаливости он был довольно незаметен, и за реакцию зрителей отвечал он же. Ци Жун, как главный сплетник всея школы, только скривился. — Ой, да кому такой мусор как ты вообще нужен, — не понятно, кому это было адресовано, но получив в ответ гневный взгляд, Ци Жун поспешно удалился «по важным делам». Инь Юй еще сильнее поник. — Ну, в школе может и да, но из нашей группы девчонки тебя любят больше. Им такие скромняшки больше нравятся, — подмигнул Хуа Чэн и толкнул друга локтем в бок. Одиннадцатиклассник смутился. — Да. А еще потому, что все знают, что ты гей, — с таким же каменным лицом продекламировал (не иначе) Хэ Сюань. Хуа Чэн резко обернулся, но его гневный «зырк» никогда не действовал на этого парня, который очень непохож на человека. По крайней мере, на живого. — Я не гей. Я просто, — Хуа Чэн подвис с открытым ртом, а взгляд его обратился на вход в зал. Еще немного, и слюни потекут. Хэ Сюань посмотрел на него взглядом «я же говорил», открывая новую пачку соломки. — Конечно. Ты гей только для него. В дверях появился их учитель языка и литературы — Се Лянь. Пожалуй, это любимый учитель абсолютно всех учеников. Ему было всего 25 лет, но знал он абсолютно все, очень много читал и рассказывал даже самые скучные вещи с таким азартом и удовольствием, что все слушали с открытым ртом. А еще на его лице всегда была ласковая и светлая улыбка, а вокруг — очень мягкая и добрая аура, из-за чего в радиусе десяти метров, как по волшебству, стихали все конфликты. В общем, не человек, а ходячая зефирка. А ходил он всегда в светлых растянутых свитерах и кофейных брюках, поэтому звание абсолютно заслуженное. Он пришел после окончания университета только в этом году, но Хуа Чэн чуть не расплакался, когда впервые его видел. Он никогда не забудет это доброе и такое милое лицо. Искал его последние восемь лет, но все не мог найти. А когда увидел на учительском кресле… Все слова сразу пропали, остались только эмоции. Хэ Сюань его тогда чуть не откачивал. *Восемь лет назад* — Смотрите, он такой слабенький, что даже не может стоять после пары пинков. Малыш, ну ты чего. Ты должен был привыкнуть. Неужто твой папаша не приучил тебя? Маленький, хрупкий мальчик свернулся калачиком на земле и безмолвно принимал побои. Было больно и обидно, слезы лились ручьем, еле слышные всхлипы не были слышны из-за криков и смеха хулиганов. — Или твой отец тебя к другому приучает? Может, он трахает тебя вместо твоей никчемной мамки? Или вместе с ней? Ну же, расскажи. Нам очень интересно, — каждое слово сопровождалось не одним пинком то под ребра, то по спине, то еще куда. Они не страшились бить даже по голове. — А ну пошли вон! К компании подбежал парень лет семнадцати в белом пальто. Завидев кого-то, кто был старше их, хулиганы быстро ретировались, пару раз плюнув в ребенка на земле. — Малыш, ты как? — парень в белом поднял почти невесомого ребенка на руки и осмотрел раны. Тот одной рукой прикрывал правый глаз, а второй держался за живот. Он что-то нечленораздельно прохрипел, прикрыл глаз, но стойко оставался в сознании. — Где твои родители, дорогой? Где ты живешь? — Нет! — он резко распахнул не прикрытый глаз и с мольбой и страхом посмотрел на парня. — Нет, нет дома, нет родителей! Я… Я сирота. — Ты в этом уверен? Или ты просто не хочешь домой, — мальчик опустил взгляд и попробовал вылезти из обхвата сильных рук. С ужасом заметил, что запачкал идеальное белое пальто, отчего слезы начали сильно жечь, но он быстро их подавил. Парень проследил за его взглядом и нежно улыбнулся. — Ничего. Я могу тебе помочь. Пойдешь ко мне? — мальчик активно закивал головой. Он пробыл в предобморочном состоянии до вечера, пока парень обрабатывал его раны. В простенькой квартире был еще один мужчина, который сильно возмущался, увидев гостя. Мальчика напоили чаем и накормили вкусным ужином. Уходить не хотелось. Но на следующее утро он сбежал, напоследок поцеловав кисть своего спасителя и тихо прикрыв дверь. — Иди, поздоровайся со своим счастьем, — Хэ Сюань хмуро подтолкнул Хуа Чэна, который благополучно потерял связь с реальностью и улетел далеко к своей единственной звезде. Се Лянь заметил их компанию и махнул рукой в знак приветствия. Хуа Чэн чуть не упал в обморок. Его любовь стала больше похожа на помешательство. Раньше о нем какие только слухи не ходили: что он гей, что он давно женат, что он встречается с кучей народу по сети, и даже, что он спит со всеми участниками своей группы. Над всеми этими слухами сам Хуа Чэн загадочно смеялся, не соглашаясь и не отрицая. Даже пару фанфиков прочитал, которые настрочили особо активные семиклассницы. Но правды так никто и не добился, кроме Демонической четверки, которая бы очень желала об этом ничего не знать. Но они не могли оставить друга в беде (а точнее у них не было выбора, и им просто приходилось выслушивать все любовные оды, по доброте душевной не посылая одинокого горе-поэта). Особенно если этот друг вылетает из мира сего на добрые десять минут при одном упоминании одного конкретного учителя. Дожили, как говорится. Се Лянь тем временем подошел к Фэн Синю, который о чем-то спорил с Му Цином — учителем математики — и начал успокаивать эту невозможную парочку. Фэн Синя боялись все, он все-таки завуч, но вот Се Лянь не боялся никого. Зато Фэн Синь его немного побаивался. Друзья детства, как никак. Они даже пару лет жили вместе в особо трудные времена (Хуа Чэн этот факт старался стойко игнорировать). Тут, молчавший до этого, Инь Юй резко подскочил на стуле и в страхе заозирался по сторонам. — Ребят, я, пожалуй, п-пойду, — и чуть не с криком выбежал из зала. Хэ Сюань с Хуа Чэном даже не обернулись. Они и так знали, что к ним сейчас приближается сводный брат Инь Юя — Цзюань И Чжэнь. — Хуа Чэнчжу, а ты не знаешь, где… — Нет, — Хуа Чэн так и не посмотрел на говорившего. Тот быстро ушел, не попрощавшись. — Этот шестиклассник скоро доконает не только Инь Юя, но и меня, — Хуа Чэн провел ладонью по лбу. Хэ Сюань закатил глаза, — как он вообще пробирается в старший корпус? — Он считает его Богом. Тебя же никто не попрекает тем, что ты тоже нашел себе Бога, — солист скосил глаза на товарища, который сидел с таким лицом, словно говорил о погоде, и продолжал бессовестно доедать уже вторую пачку соломки. — Хэ Сюань, — он посмотрел вбок задумчивым взглядом. Туда, откуда сейчас раздался смех, — у меня одна безумная идея, но… — Хуа Чэн, — Хэ Сюань серьезно посмотрел на товарища, перестав жевать, — мы тут последний год. Можешь творить, что хочешь, — он положил руку тому на плечо, поддерживающе сжал его, поднялся и, прежде чем уйти, кинул через плечо, — не упусти свое счастье.

♪♪♪

— Дорогие учителя и ученики, дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на ежегодном отчетном концерте нашей школы! — огромный зал взорвался аплодисментами — Мы все тщательно и долго готовились к этому событию, проводили строгие отборы и репетиции. Так давайте начнем! — руки Фэн Синя немного дрожали. Его весь день сопровождало дурное предчувствие, будто что-то обязательно пойдет не так. И это что-то обязательно как-то должно быть связанно с этой Демонической четверкой. Без сомнений. — Встречайте! Devils' town! — зал заполнила еще одна волна аплодисментов. Свет погас на несколько секунд, а когда прожектора снова осветили сцену, на ней появились четыре темные фигуры. Это их стиль: шипы, кожа, цепи. При этом каждый был индивидуален, соответствовал своему псевдониму: Хуа Чэн — Собиратель Цветов Под Кровавым Дождем — в красной косухе, черной рубашке, сапогах с серебряными цепочками и колокольчиками, которые издалека слышно во время выступления, что добавляло музыке определенный шарм, и неизменной черной повязке, закрывающей один глаз; Хэ Сюань — Черновод — в темно-синей накидке-мантии в пол с золотыми узорами волн снизу и ботинках с переливающимися чешуйками; Инь Юй — Призрачный Генерал — в черном плаще в стиле панк, с словно оборванными краями и ремнями, кожаных ботинках на высокой платформе, чтоб казаться чуть старше, рваных черных джинсах и с массивными браслетами на руках, похожими на оковы; Ци Жун — Зеленый Гоблин — в зеленой кожаной куртке с множеством карманов, футболке с черепами, черных брюках карго и больших кроссовках цвета хаки. Когда они появлялись на сцене — зал замирал в интригующем ожидании. Они были прекрасными музыкантами, были свободны от ожиданий педагогов и пели в свое удовольствие. Даже те, кто не любил рок слушали их с восхищением и обожанием. В них влюблялись с первого взгляда. Они брали своей харизмой и неудержимой энергетикой. Но в этот раз все было не так. Всеми любимый секс-символ школы, солист группы, был без своей узнаваемой готической электрогитары с красным глазом на корпусе. Перед ним на крестообразных ножках стоял… простой черный синтезатор. Зрители замерли в напряжении. У Фэн Синя, кажется, задергался глаз. — Сегодня наше последнее выступление в этой школе в статусе учеников, — начал Хуа Чэн, оглядывая зал и останавливая взгляд на одинокой фигуре с краю, — мы немного меняем формат, так как… Я хочу сказать нечто иное и другими словами. Надеюсь, и это придется вам по вкусу. Тихая, плавная, такая необычная для них музыка нежным ветром поплыла по залу. Привычные тяжелые басы заменились мягкими, глубокими звуками, а резкая мелодия электрогитары — ласковой фортепианной партией. Голос, обычно надрывистый и звонкий, стал обволакивающим, даже немного томным. Интимным. Таким сокровенным, что сердце замирало.

Baby this love, I'll never let it die Can't be touched by no one, I'd like to see him try (Детка, это любовь, я никогда не позволю ей умереть, Она никем не тронута, я бы хотел увидеть его попытку)

Казалось, такие ласковые слова были пропитаны любовью вперемешку с горечью. Он знал, о чем пел. Чувствовал слишком много, стараясь вложить это все в песню, которую написал на днях буквально на коленке, смотря на его фотографию.

I'm a mad man for your touch Baby, I've lost control (Я схожу с ума от твоего прикосновения, Малыш, я теряю контроль)

Глаза не задерживаются на ком-то, он смотрит сквозь всех этих людей, представляя в голове тот невинный образ в белом пальто, те нежные объятия и добрую улыбку. Представлял нежный кремовый свитер, ласковый взгляд и уроки каллиграфии. Он пытался забыть это, понимал свою никчемность и отсутствие шансов, но не мог. Это было выше его сил.

I'm gonna make this last forever Don't tell me it's impossible (Я сделаю это вечным, Не говори, что это невозможно)

Се Лянь не слишком любил шум, редко ходил на концерты, а рок не слушал и подавно. Но сюда его тянуло, словно магнитом. Он не понимал источник этого невероятного притяжения. А если смотреть правде в лицо — прекрасно понимал. Не хотел принимать. Допускать. Но когда он встречался с ним глазами… Он не мог отвести взгляд. Отметал все лишние мысли, а взгляд отвести не мог. Это было выше его сил.

‘Cause I love you to infinity (Потому что я люблю тебя до бесконечности)

Се Лянь работает здесь меньше года. Хуа Чэн считает его своим богом с детства. Он не мог поверить, что судьба свела их вновь. Но больше он не сбежит. Не оставит свой шанс. Свое счастье.

I love you for infinity

Глаза в глаза. Не отводя взгляд, не моргая, не дыша. Один момент на двоих. Не замечая всех других. Только они.

I love you for infinity

Голос сел. Хотелось прокашляться, но он не смел прервать зрительный контакт. Пальцы дрожали и заплетались. Он знал, что Се Лянь не любит рок. Помнил, как тогда, восемь лет назад, у него дома играла нежная, спокойная мелодия. Он слышал ее после этого — она была популярной. Последние два года он учился играть. Хотел когда-нибудь сыграть для него. Кто же знал, что пригодится. Но написанную недавно песню, без большого количества тренировок, неумелые пальцы не могли сыграть без ошибок. Опытные пианисты сразу бы различили фальшь. Хотелось прекратить игру, подойти к нему и пропеть эти слова ему на ухо.

And you've been filling this hole since you were born (И ты заполняешь эту пустоту с самого рождения)

Се Ляню казалось, что время замерло. Слепо верующее сердце кричало, что это поют для него. Вспоминались все связывающие их моменты, совместные уроки и тайно брошенные взгляды. Вспоминалось, как тот приходил на дополнительные, как приносил подарки с поводом и без, как помогал при малейшей просьбе. Хотелось заплакать. Он перестал вслушиваться в текст, улавливая только отдельные моменты.

'Cause you're the reason I believe in fate You're my paradise (Потому что ты — причина, по которой я верю в судьбу, Ты мой рай)

Рука коснулась щеки, стирая неконтролируемые слезы.

Love isn't random, we are chosen (Любовь не случайна, нас выбирают)

Кончики пальцев пульсировали и словно налились свинцом, слетая с нужных клавиш. В глазу сбился фокус, указывая только на него. Кажется, он перешел на шепот. Или только кажется?

You are my God now (Теперь ты мой Бог)

Се Лянь не выдержал. Вскочил и быстро убежал из зала. На него не обратил внимание никто — все были заворожены голосом солиста. Но Хуа Чэн заметил. Голос сорвался. Атмосфера интимности потрескалась и разбилась на осколки. Зрители вынырнули из пелены, окутывающей их все это время. Последние несколько аккордов, и песня закончилась. Зал взорвался аплодисментами, кто-то свистел, кто-то кричал. Кажется, что-то кинули на сцену. Ци Жун это быстренько подобрал, но это оказался всего лишь цветок, отчего его лицо скривилось. Хуа Чэн переглянулся с Хэ Сюанем и, получив одобрительный кивок, помчался из зала. Фэн Синя этот расклад крайне не устраивал, но решив, что потом разберется с этим несносным мальчишкой, и направился обратно на сцену, чтобы объявить следующий номер.

♪♪♪

Коридоры были пусты — все ученики и персонал в главном зале. Се Лянь интуитивно бежал к выходу, не видя дороги. Глаза словно покрыла пелена, а в голове все еще раздавалась та чарующая мелодия. Хотелось закрыть уши руками и спрятаться от всего этого под одеялом. Да, он ведет себя не как взрослый. Но к такому его жизнь еще не готовила. Хуа Чэн не поспевал за учителем, который исчез из поля зрения, но точно знал, куда бежать, будто их соединяла красная нить, указывающая дорогу. Он пару раз залетал на поворотах, но не сбавляя темпа бежал к выходу. Право, лево, лево, право. Он редко бывал в этой части школы и плохо ориентировался, но думать об этом не было времени. Немного придя в себя, Хуа Чэн обнаружил, что оказался не у выхода из здания, а во внутреннем дворике школы, где сейчас было так же пустынно. Звуки концерта не доносились до такого отдаленного места, тишину прерывал только шелест деревьев, растущих на участке, и его сбитое к чертям дыхание. Се Лянь сидел на скамейке под деревом, обхватив себя руками и закрыв глаза. Хуа Чэн поднял взгляд чуть выше, и его сердце затрепетало — магнолия. Неописуемой красоты белые лепестки опадали с дерева, нежно поддерживаемые легким ветром, и словно снег приземлялись на землю. Но Се Лянь не смотрел на эту волшебную красоту. Полностью погруженный в себя, он не замечал окружающего его мира. Хуа Чэн боялся приблизиться, остановившись в нескольких метрах и молча наблюдая за столь прекрасным, но печальным моментом. Се Лянь медленно распахнул глаза и со страхом уставился на парня напротив. Его глаза немного покраснели, хотя щеки оставались сухими. Он, не выдержав, отвел взгляд и сильнее обхватил себя руками, словно ему было холодно, несмотря на неизменный теплый свитер. Хуа Чэн сделал шаг в сторону учителя, из-за чего тот ощутимо вздрогнул и снова уставился на парня. Под напором светлых глаз он немного смутился, но стойко продолжал смотреть в ответ. Через пару минут игры в гляделки Се Лянь отвел взгляд, горько усмехнулся и подвинулся на скамейке, освобождая немного места. Хуа Чэн, воспользовавшись приглашением, медленно подошел и осторожно опустился рядом. Они не смотрели друг на друга, молча наблюдая за пустым садом и мягко опадающими лепестками магнолии. — Красиво, — тихо выдохнул Се Лянь и опустил руки на колени, немного сжав их в ладонях. Хуа Чэн поднял голову на дерево над головой и приподнял уголок губ. — Да. — Я про песню, — мужчина поднял голову и посмотрел прямо перед собой. Хуа Чэн вздрогнул и перевел растерянный взгляд на учителя.  — Вам, — он немного запнулся, — вам понравилось? — легкий кивок. Они снова замолчали. Руки Се Ляня все так же сжимали брюки, образовывая складки. Атмосферу спокойствия и умиротворенности нарушать не хотелось, но с каждой секундой она становилась все более напряженной от тяжелый мыслей обоих. Се Лянь думал о том, что на правах старшего должен был начать этот диалог, сказать, что они не могут быть вместе по разным глупым причинам, но произнести вслух такую наглую и грубую ложь он не мог. Какие к черту причины, когда хотелось только прижаться к теплому телу и прошептать в шею слова такой красивой песни? Песня и правда была очень красивой. Жаль, что половину он прослушал. А Хуа Чэн пытался вспомнить слова признания, которые репетировал несколько дней до этого и которые знал наизусть буквально час назад. Даже один раз продекламировал их Хэ Сюаню, который закатил глаза, пожаловался, что он окончательно превратился в «влюбленную сопливую ванильку из сериала», но против ничего не сказал, а значит ему понравилось. А раз ему понравилось, значит все не так безнадежно. По крайней мере, он на это надеялся. Да и какая к черту разница, если сейчас он не мог выдавить ни слова? В тот момент, когда Хуа Чэн уже приготовился повернуться и заговорить, Се Лянь неожиданно опередил его, отчего тот снова растерялся: — Не знал, что ты играешь на фортепиано. — Да, — промямлил Хуа Чэн, — недавно… начал. — У тебя неплохо получается, — Се Лянь все так же не смотрел в сторону своего ученика. Хуа Чэн что-то неразборчиво буркнул себе под нос, не поднимая головы, — ты играешь очень… чувственно. Как будто не для себя, а думая о… ком-то другом. — Да, — парень почти перешел на шепот, — этот человек мне очень дорог. Эту песню я, — горло словно сдавило в тисках, мешая речи. С трудом сглотнув, он продолжил, — написал ему и о нем. — Могу я задать вопрос, — голос Се Ляня немного дрожал, но он всеми силами сдерживал рвущиеся наружу эмоции. — Конечно, учитель. — Кто этот человек? Сердце Хуа Чэна упало, а дыхание сбилось. Глаза расширились в испуге, руки задрожали. Он резко отвернулся и теперь сидел почти спиной к мужчине. Тот наконец перевел взгляд на напряженную спину. — Зачем учитель спрашивает, если уже знает ответ? — голос, казалось, был надломленный, словно парень сейчас заплачет. Се Лянь же закрыл глаза и глубоко вздохнул. У него еще оставалась маленькая надежда, что все окажется не таким, каким он себе надумал, и все может обойтись, но его уже построенный воздушный замок собственного одиночества и спокойствия неумолимо разрушился. — И ты… не хочешь знать, как я к этому отношусь? — Не мог ли учитель… не говорить мне? — он почти незаметно сгорбился, пытаясь свернуться в комочек и приготовился к осуждению и жалости. — Мне кажется, что это все-таки нужно… определить, — Се Лянь сам был не уверен в собственных словах, но пытался вести себя как взрослый. Выходило с трудом. Ему тоже хотелось забраться клубочком кому-то на коленки, чтоб его погладили и развеяли все его сомнения. На чьи-то конкретные коленки. — Учитель как всегда прав, — парень вздохнул и напрягся, словно приготовившись к пощечине. В то мгновение, когда он уже ожидал резкого отказа, теплые руки, сжавшие его в объятиях, выбили из него дух, оставив задыхаться, как рыбу, выброшенную на берег. Се Лянь уткнулся носом ему в спину и скрестил руки на напряженном животе. Хуа Чэн так и замер с шокированным выражением на лице, не зная, что предпринять, что сделать. Его словно окатили холодной водой, тут же укутав в мягкое полотенце. В растерянности он положил свои ладони на чужие, обхватившие его торс. Но одно он понял определенно точно. Это не отказ. Когда в его голове пролетела эта мысль, он повернулся и ответил на объятия, нежно поглаживая спину. Се Лянь облегченно выдохнул, прижимаясь ближе и устраивая голову на плече, обтянутом красной искусственной кожей. Неожиданно он услышал тихий мотив и еле разборчивые слова, от которых захотелось заплакать, но на душе становилось так легко и спокойно.

I love you for infinity