И сидеть ночами

Безымянной. Я не знала, делала ли хоть что-нибудь хорошо, и важны ли, кроме меня, кому-то мои стихи. Я превращаю в плеть даже мягкий шёлк и становятся ядом страшным со мной духи. У меня было слово, сотни чудесным слов, я могла бы сложить поэму любви и лету, но пишу эту сотню ужасных и злых стихов, где меж строчек я прячу дорогу к теплу и свету. И как ни взгляни, стихи мои - тёмный лес. Но потом появляешься ты. И ты видишь тропу, и хватаешься за неё, говоришь, будто я приношу в твою жизнь чудес, приручаешь мое сварливое вороньё, и глаза отвыкают твои от тьмы, потому-то так больно видеть слепящий свет. Но... ты правда смогла увидеть среди зимы, среди белого снега и серого неба цвет? Да, в поэзии каждый видит своё, и в ком-то откликается чем-то отчаянным, чем-то личным, а в другом же голубкой стих мой поётся звонко, ну а кто-то мне скажет, мол, круто, мол, так, отлично! И здесь нету неверных каких-либо ощущений, но вот ты понимаешь все так, как хотела я. Ты находишь столько спрятанных мной значений, словно я не хранила их под замком тая. И тебе удаётся понять мой корявый стих, словно бы понимание с детства тебе вложили, услыхать тихий шёпот, что вроде бы как утих, но с тобой он звучит. И ты слышишь его за мили. И ты шлешь мне посылки. И говоришь: «ты что-то во мне сломала, а потом собрала. Ты дала мне веру в себя и правду, и с каждым словом горя дотла, я начинаю любить этот мир и завтра». И ты говоришь: «мне наверное показалось, но стих твой наполнен странным и Новым миром?». И я не пойму, как сказать. Я так сильно нуждалась, так сильно, пойми, нуждалась, чтобы кто-то увидел. Коробочка с сувениром - твой самый прекрасный дар для меня отныне. И ты говоришь: «это вроде совсем обычно, но что-то внутри перестроилось в сердцевине. И слово твоё - так искренне, хаотично, что в мыслях моих остаётся навеки жить». И я просто надеюсь, что эта связь не придумана мной в попытках благодарить. Что я правда сумела кого-то согреть парой метких фраз. Не прими этот стих, как какую-то фамильярность. Ты увидела то, что прячется в твёрдой глыбе. И в груди вырастает столь чистая благодарность, что её не способно вместить ни одно «спасибо».