Они были молоды

Кронос помнил каждую мелочь. Студента в красном, не по размеру большом свитере, очень ярком. Канкри Вантаса. Одного из множества студентов. Но чуть более заметного, чем все остальные. Он произносил речь, когда Кронос впервые увидел его. С трибуны. Кронос был частью команды по плаванию, куда его затащили чуть менее успешные приятели. – Смотришь на этого чувака, Кро? Забавно, что ты обратил на него внимание. Он всегда несет сплошной бред. Кроносу шутка не показалась смешной. Ни капли. Речь студента не была занудной. И отворачиваться не хотелось. Нес ли парень тогда бред? Кронос не помнил. Слушал ли он его? Нет. Он ничего не слышал, но этот студент его покорил. Манера держать голову, резкие взмахи рук, непрерывное движение губ – все в нем буквально очаровывало его. Он не улавливал смысла дружеских шуток. Ничего в этот день уже не имело значения больше, чем этот маленький студент, стоящий на сцене. Он влюбился в считанные секунды. После его выступления Кронос спустился вниз, чтобы взглянуть на парня. Приятели окликнули его, зазывая вернуться обратно. – Зачем тебе смотреть на этого типа? Он только и делает, что несет какую-то херню. Эй, Кро, ты слышишь? Нет, Кронос не слышал. Он думал только о том, как подойти поближе к парню. Он не замечал зарождавшегося чувства, которое толкало его к нему с такой силой. Он должен был подчиниться. Чуть позже Кронос остановился перед ним, неловко улыбаясь и говоря что-то невнятное. Это было так на него не похоже. Он признался, что не понял ничего из его слов, но ему понравилось манера, с которой он произносил свою чудную речь. Парень был удивлен. Гораздо позже Кронос узнал, что никто никогда не подходил к нему после выступления, чтобы поздравить. Канкри ответил ему, что это не имеет значения, и добавил, что был рад, что кто-то оценил его страсть. Он улыбнулся, и Кронос навсегда запомнил эту улыбку. Открытую и широкую. Открытую и счастливую. После этого случая они стали видеться. Часто, очень часто. Беседы между двумя рядами шкафчиков перетекли в свидания. А свидания стали случаться все чаще и чаще. Рестораны и городские парки, последовавшие за институтскими коридорами, сменились на квартиру. Они медленно приближались к дивану. Ласками, поцелуями, которые двигали их все дальше и дальше. «Я люблю тебя». И это было правдой. А потом они занимались любовью в комнате Канкри. Между четырьмя красными стенами они были предоставлены друг другу. Канкри отдавал ему страсти не меньше, чем своим выступлениям. И в этот день Кронос заявил, что, может быть, магия существует. Канкри своим присутствием возвращал его в мир книг, которые Кронос читал ребенком. В этот день он понял, что Канкри сделал его настолько счастливым, насколько не удавалось никому до него. Он был всем, в чем Кронос нуждался, и в тот день он наслаждался этим сполна. Они стали жить вместе, они стали взрослеть вместе. После окончания университета они пошли разными путями. Кронос в конечном счете решил не работать, прожигая родительские деньги, чтобы не остаться на улице. И он занимался своей музыкой, потому что знал, ничего кроме нее не заинтересует его сильнее. Канкри же изучал право. И тоже любил свое дело. Они были счастливы. Однажды вечером, когда Канкри положил голову на плечо Кроноса, тот обнял его и спросил, не хотел бы Канкри выйти за него замуж? На самом деле он не думал об этом раньше. Может быть, на появление этого вопроса повлиял лихорадочный секс. Но это было не так уж важно в тот вечер, ведь куда важнее то, что Канкри ответил ему «да». Он ответил «да» и признался, что уже думал об этом какое-то время. Они поцеловались, после чего Канкри сказал, что очень устал и хотел бы отдохнуть. Кронос списал это на секс, и они уснули. Они планировали пожениться через год, и ждали этого с нетерпением. Время не изменило их чувств, они все так же друг друга любили. Только Канкри все чаще ссылался на усталость. Регулярно он возвращался домой, ложился на кровать и говорил: «Извини, Кронос, но сегодня я снова измотан. Не возражаешь, если я немного отдохну? Завтра все пройдет». И Кронос отвечал: «Нет». И добавлял иногда: «Отдыхай сколько хочешь, Кан. Но обрати внимание на свое состояние, мне кажется, ты слишком много работаешь. Они там тебя эксплуатируют на работе?» А потом в один прекрасный день Канкри упал в обморок прямо в разгар судебного процесса. Его тело вдруг стало для него слишком тяжелым, ноги подогнулись сами собой. И в этот день Кронос понял, что дело, наверное, было не в работе. Что вся эта усталость была обусловлена совсем другой проблемой. Скорая привезла Канкри в больницу, где Кронос к нему присоединился. То, что он увидел в тот день, намертво отпечаталось в его памяти. Канкри лежал белее мела, его хрупкие руки были сложены на животе. Он слабо улыбнулся, когда увидел вошедшего Кроноса. – Я в порядке, Кронос, – произнес он. – Только чуть-чуть расклеился. Кроносу хотелось поверить ему на слово. Но кое-что его смущало. Может быть, темные круги под глазами, огонек в которых погас, а может быть попросту витающий в воздухе запах антисептика. Он ничего не ответил, а вместо этого подошел ближе, придвинул стул и положил свою руку поверх рук Канкри, тихонько сжав. Он казался таким хрупким. Кронос боялся его сломать. – У меня взяли кровь на анализ. Но я ведь не болен, правда? Кронос очень хотел сказать ему, что нет, конечно же Канкри не болен. Но в глубине души он не был в этом уверен. Он погладил его по щеке, потом по волосам и сказал: «Я люблю тебя». Он произнес это так, будто это было в последний раз, как будто Канкри уже исчезал под его руками. По щеке Канкри скатилась слеза, с горькой улыбкой он произнес: – Я не хочу умирать, Кронос. Мне страшно. В этот момент они еще ничего не знали. Кровь Канкри, которую врачи набрали в пробирку, ожидала анализа. Но он уже боялся смерти. Как будто знал. И Кронос ничего ему не ответил. Он хранил молчание, смотря в пустоту мутным взглядом, и чувствовал свою руку куда более настоящей, чем руки Канкри, которые он держал. Через несколько часов они узнали. Заболевание крови, редкое. Врач в белом халате, который был ему мал, растерянно зажимал между пальцами лист с результатом анализа. Редкое, неизлечимое и смертельное заболевание. Кронос не запомнил его названия. Он отказывался запоминать. Начиная с этого дня название болезни, которая мучила Канкри, и вовсе приобрело статус Того-Что-Нельзя-Называть, по аналогии с Волдемортом. Они вернулись через несколько дней. Лечение для Канкри было бессмысленно. Ему дали только таблетки для поддержания сил. Сил, которые таяли на глазах. В машине он молчал. Шел дождь, Канкри смотрел как капли падали на дорогу, выложенную плиткой. Когда они приехали, Кронос первым вышел из машины, а Канкри последовал за ним. И когда Кронос вставил ключ в замок, тот очень тихо спросил: – Ты все еще хочешь, чтобы мы поженились? В его голосе было столько скорби, что Кронос чувствовал, как у него разбивается сердце. Там, под проливным дождем, сжимая дверную ручку, он впервые позволил себе расплакаться. И между всхлипами ответил: – Конечно же, да, Кан. Он знал, что любил его так, как никогда не смог бы полюбить кого-то еще. Любил и хотел связать с ним свою жизнь. Он хотел, чтобы даже после его смерти между ними что-то осталось. Они поженились через три месяца. В тот день они почти забыли про болезнь Канкри. Даже, может быть, и вовсе позабыли. Вечером, когда им наконец удалось вернуться домой, они отчаянно занялись любовью. Кронос не прекращал говорить Канкри, как сильно его любит и считает его всей своей жизнью. Они плакали вместе, сплетая пальцы. Плакали и чувствовали одновременно счастье, грусть и сожаление. Позже Канкри был вынужден вернуться в больницу на несколько долгих недель. Болезнь быстро прогрессировала, он уже не мог контролировать себя и слишком устал. Он проводил в стерильной палате десятки дней. И Кронос приходил его проведать, как только появлялась возможность, проводя ночи вместе с ним. Зеленые стены палаты, в которой лежал Канкри, слышали их долгие беседы. Кронос помнил, что тогда он еще много говорил. У Канкри не было сил вставать, ходить и двигаться, но говорить он мог бесконечно. У него был слабый голос, но Кронос всегда улавливал ту страсть, которую он в нем так любил. Канкри говорил ему о социальной справедливости, об их паре, о себе. И о своем страхе смерти, который день ото дня становился менее гнетущим. – Я смирился с этим, – сказал он. – Я знаю, что однажды умру, но знаю об этом уже так давно, что перестал бояться. Это странное чувство, но, понимаешь, я знаю, что однажды утром я не проснусь. Не знаю только, когда именно наступит это утро. И каждый вечер, закрывая глаза, я говорю себе «может быть это был последний день». Но чем больше времени проходит, тем мне становится спокойней. Мысль о смерти тела становится мне безразлична. Оно даже не принадлежит мне. Моя кровь грязна, мое тело тяжело. Когда я уйду из жизни, я стану свободным. Ты знаешь, единственное, что держит меня здесь, это ты. Ты единственный, кого мне будет не хватать. Я счастлив, что встретил тебя, Кронос. Прожить сто лет без тебя было бы гораздо хуже, чем тридцать, но с тобой, я уверен. Он взял руки Кроноса в свои, и Кронос прилег рядом с ним, чтобы вдохнуть его запах и почувствовать его тело рядом с собой. Он поцеловал его в губы. Канкри улыбнулся, его восковое лицо ненадолго ожило. Но затем свет покинул его, и оно снова приобрело болезненный оттенок, который день за днем менял его вид. Кронос потерял вкус к жизни. Его единственная цель заключалась в том, чтобы каждую секунду проводить с Канкри. Он больше не думал ни о чем другом, кроме как находиться рядом с ним, обнимать его хрупкое тело своими крепкими руками в попытке защитить. Он постоянно говорил с ним. Нашептывал слова на ухо, просил оставаться с ним как можно дольше. Сколько раз он говорил, что без него он ни на что не годен? Бессчетное количество раз. И Канкри отвечал, что ему все же нужно жить. Кронос не был болен, но из них двоих он был наиболее опустошен. Когда он не находился в больнице, он мог только плакать, свернувшись в клубок на диване. Он сбегал из их комнаты, будучи не в силах находиться в одиночестве там, где они были вдвоем. Однажды утром Канкри не проснулся. Накануне он был бледнее и слабее, чем обычно, и когда Кронос крепко обнял его перед сном, то почувствовал комок в горле. Как будто предчувствовал. И когда на следующий день он открыл глаза, то обнаружил безжизненное тело в своих руках. Что-то внутри Кроноса оборвалось, он звал Канкри по имени, умолял вернуться, не оставлять его. Он нуждался в нем. Но было уже слишком поздно, и он прекрасно это знал, но не мог удержаться, чтобы не укачать объятиях безжизненное тело, обливаясь слезами. Кронос не был готов к его смерти. Канкри много говорил ему об этом, но Кронос не мог смириться. И видя это мертвенно-бледное и безжизненное тело, Кронос понял, что ему не следовало надеяться. Полагать, что Канкри сможет победить болезнь, было его самой большой ошибкой, за которую он все еще расплачивается. Прошло шесть месяцев со смерти Канкри. После похорон Кронос закрылся в их квартире и не выходил оттуда. Он прочно запер дверь в их спальне на ключ и больше не входил туда. Он спал на диване, завернувшись в потертое одеяло, а фоном всегда работал телевизор. Он перестал есть. Плохо спал. И плакал без остановки. Канкри исчез из его жизни. Его голос, его запах, его красный свитер – все исчезло. Жизнь без Канкри стала пустой. Без него Кронос не чувствовал себя живым. Он стал словно призрак, оболочка с пустым взглядом и сердцем, обветренным как кожа. И в те моменты, когда Кронос не сожалел о случившемся, его одолевало желание. Он хотел верить, что у него еще есть надежда. До последней минуты. Он чувствовал себя виноватым. Кронос хотел убедить Канкри, что все будет хорошо, но после его смерти понял, что только ему одному было необходимо в это верить. Канкри всегда говорил: – Я умираю, Кронос, не тешь себя иллюзиями. Так ты делаешь хуже себе. Канкри был прав. Теперь Кронос страдал. Потому что падать было тяжелее и больнее, чем он себе представлял. Но Кронос чувствовал, что мало-помалу он выбирается из своей ямы. Быть может, скорби приходил конец? Он стал меньше плакать. Недавно начал прикасаться к вещам Канкри. Поначалу было трудно. Кронос обнаружил в раковине кружку, из которой Канкри пил еще до больницы, и которую он потом забыл вымыть. Одного из свитеров Канкри, лежавшего на дне корзины для белья, он долго избегал. Но Кронос сумел преодолеть это. Он вымыл чашку и положил свитер в стиральную машинку. И сейчас Кронос должен был положить этот самый свитер в их шкаф. В их комнате. Когда рука коснулась дверной ручки, Кронос колебался. Он медленно надавил на ручку и открыл дверь. Жалюзи все еще были наполовину прикрыты, солнце просачивалось сквозь них и падало на неубранную постель. Он не стал включать свет, положил чистый сложенный свитер на комод и подошел к кровати. Осторожно присел и постарался сдержать слезы, которые жгли ему глаза. Кончиками пальцев он бережно погладил подушку Канкри. Он все еще мог различить отпечаток его головы. Борьба со слезами окончилась неудачей, они покатились по его щекам и стали капать на подушку, которая все еще хранила запах Канкри. Дрожа, Кронос сел напротив изголовья кровати и поставил напротив себя подушку супруга, сжав ее руками. Он поджал под себя ноги и съежился. Зарылся лицом в мятую ткань наволочки и глубоко вдохнул его запах. Слезы полились с удвоенной силой. Он начал вытирать мокрые щеки о подушку. – Мне тебя не хватает, Канни… Мне тебя так не хватает… Почему это случилось с тобой? Почему ты так быстро меня покинул? Он говорил, выдыхая в наволочку. Он представлял, что обнимает Канкри, представлял себе его щеки с румянцем, улыбающиеся губы. Представлял, как касается их своими губами. И не заметил, как обнял подушку. «Я здесь, Кронос… Я всегда был здесь,» – вот что он хотел услышать. Но Канкри здесь не было. Канкри был мертв, и Кроносу оставалось только безнадежно сжимать лежащую напротив подушку и вдыхать его запах. Запах, который был повсюду, запах, в котором он с удовольствием тонул. Потому что это был запах Канкри. Его Канкри. Запах, который он почти забыл. И когда Кронос перестал сдерживаться, до боли наполняя легкие этим запахом, он почувствовал давно забытое возбуждение. Ощущение мгновенно прекратило рыдания Кроноса. Сколько он уже не чувствовал этого? Ему уже давно не хотелось секса. Но судя по всему, дело было не в этом. Без сомнения, его тело реагировало на запах Канкри, который Кронос считал утерянным навсегда. Без лишних раздумий он расстегнул брюки. Быть может, это ему поможет? Как знать, ведь он не прикасался к себе с тех пор, как впервые занялся любовью с Канкри. Кронос решил попробовать. Его грубые пальцы коснулись напряженного члена и слегка задели кожу. Первый раз, когда Канкри и он занялись любовью. Его дыхание сбилось от этой мысли. Он вспомнил его кровать, его красные стены. Радость от того, что можно прикоснуться к его обнаженному телу, назвать, наконец, его своим. Они были молоды. Молоды, беспечны и счастливы. И они занимались любовью дважды той ночью. Кронос прикусил подушку, из-под его прикрытых глаз выступили слезы. Воспоминания мучили его, но, тем не менее, он чувствовал, что не может от них сбежать. Он настойчивей стал двигать рукой, сильнее сжимая член. Ему хотелось кончить как можно быстрее. Он помнил выражение лица Канкри, изгибающегося под ним, когда Кронос ритмично входил в него, его маленькие руки на своих плечах. Его голос в тот день был особенно соблазнителен, когда он стонал его имя. Канкри делал это каждый раз. Он всегда был наиболее восхитителен во время секса. Кронос с болью подумал, что мог бы заниматься любовью с Канкри чаще в то время, когда тот еще был с ним. Он мог бы еще несколько последних раз побыть с ним одним целым. Он много обнимал Канкри в больнице, но это было совсем не то. Кронос впился ногтями в подушку. Он все еще сильно сжимал свой член, двигая рукой вверх-вниз, чтобы поскорее кончить. Однако он не чувствовал ничего, ни малейшего удовольствия. Его действия носили исключительно животный, примитивный инстинкт. Он прикрыл глаза и предался воспоминаниям, представляя вместе с собой Канкри. Он мысленно заменил свою руку на его и попытался убедить себя, что вместо подушки рядом с ним сейчас лежит Канкри. Он снова вдохнул, как будто собирался своим дыханием пощекотать шею Канкри. Ему представилось, как тот смеется, и в сердце разлилась боль. Но Кронос не остановился, крепко сжимая рукой свой член и поглаживая большим пальцем головку. Он не искал удовольствия. Он просто хотел кончить. Слезы продолжали течь на подушку, Кронос задыхался от рыданий. Ему казалось, что перед глазами проносятся картины. Моменты их близости. Улыбки Канкри во время оргазма и глаза, полные слез. Его смех, когда Кронос упал на него и ударился носом. Его тихий стон после каждого поцелуя. Влажные губы на своих губах. Мягкие волосы. Белая кожа. Жар тела. Красота напряженных мышц, когда он был сверху. Внезапно Кронос согнулся, поджимая пальцы на ногах. Он кончил. Без удовольствия. Горячая сперма брызнула на руку, и у него не осталось больше ничего, кроме горького чувства. Не вынимая руки из штанов, он сильней сжал подушку Канкри и уперся в нее лбом. Рыдания неизбежно сдавили горло, и он снова заплакал. Он казался себе пустым, но в то же время полным печали. Его накрывало чувство полной подавленности и отчаяния. К сожалению, Кронос оказался не готов оставить все позади.