Наше чёрное небо

Натаниэль снова проснулся от того, что его невыносимо тошнило. Омега сначала понадеялся, что вставать не нужно, но через минуту уже бежал в ванную комнату. — Да блядский… — его прервал внеочередной приступ рвоты. Это уже начинало выводить. Уже второе утро подряд первым в списке дел было обязательно проблеваться. — Что за сучье место? Сначала этот Мэзэхико, темница, сотряс, а теперь ещё блять вот это вот. Ну как мне это назвать-то? Омега еле поднялся с колен, ухватился дрожащими руками за раковину и оценивающе посмотрел в зеркало. — Ну что ж, мы видим мочалку, — он перебросил через плечо косу из шелковистых волос, — Цвет кожи как у орка, — этот комплимент предназначался белоснежной коже, — И родинку, которая не хочет рассасываться, — у него действительно была маленькая родинка под глазом, которую он всегда прятал под косметикой. — Ну в целом, красиво, — омега любовно провёл указательным пальцем с острым ноготком по щеке. Он заливисто рассмеялся над своими разговорами с самим собой, а особенно над выводом. Юноша уже хотел начать умываться и приступить к прочим утренним ритуалам, но в голову пришла просто прекрасная и гениальная мысль — пойти и поспать ещё. Обрадовавшись такому чудесному решению, мальчик бодро пошагал назад в спальню. Он зашёл, почти не обратив внимание на то, что теперь находился в покоях не один. — Натаниэль, — по слогам произнёс ехидный голос. Омега тотчас вздрогнул. Его сердце зашлось мелкими ударами, волосы начали шевелиться, а спину покрыла холодная изморозь. Он резко развернулся навстречу гостю и остолбенел. За письменным столом сидел мужчина: не очень привлекательной, но наглой наружности, с маленькими карими глазами и тёмно-русыми волосами. Омега всё ещё не мог прийти в себя, а просто стоял и смотрел на старого знакомого. — Что такое, Натаниэль? Ты уже заслужил репутацию строптивого, так куда же ты растерял весь свой буйный нрав? «Возьми себя в руки! Возьми себя в руки, тряпка, давай!» — твердило всё внутри омеги. — Ты не смеешь со мной так разговаривать, — наконец ответил он. — Даже на «ты» обращаться, доходчиво? Бета хихикнул и поднялся с кресла, сразу сделавшись на голову выше Натаниэля. — И как мне к Вам обращаться? Маленький господин? Может, юный повелитель? — снова ехидство и желчь. Мужчина стал аккуратно приближаться к омеге. Натаниэль занервничал, его снова пробила дрожь. Эта травма четырёхлетней давности не давала избавиться от животного страха, не основанного ни на чём. — Только, блядушка, попробуй ко мне подойти! — в отчаянии воскликнул омега. — Почему Вы так со мной? Ещё и слова такие грязные говорите, а раньше ничего подобного я от Вас не слышал. Вы был таким невинным и милым… — В двенадцать лет, да, чёрт тебя забери, я был невинен! Охренеть, какое открытие! — быстро перебил его омега. — Ах, я ведь пришёл, чтобы вернуть наши отношения, Натаниэль. — Погоди, ты называешь ЭТО отношениями?! Ты совсем потерял и страх и стыд! Ты мой троюродный брат — это первое, а второе — я ещё не убил тебя только по первой причине. Бета неожиданно оказался слишком близко, даже руку протягивать не нужно было, чтобы дотронуться до него. Натаниэлю стало противно. Находиться с этим человеком в одной комнате уже было верхом терпения, но быть настолько близко — это по-настоящему отвратительно. — Пошёл вон, — тихо сказал омега. — Меня воротит от твоего присутствия, — мужчина не двинулся с места, а даже дотронулся кончиками пальцев до оголённых ключиц Натаниэля. А вот теперь омеге стало действительно страшно. Даже тогда, в тот самый день, он не смог ничего сделать, даже папа не смог за него вступиться. Руки неконтролируемо взметнулись вверх, и мальчик постарался оттолкнуть от себя мужчину, но это лишь усугубило ситуацию. Теперь бета не только прикасался к нему, но обхватывал руками за талию, тем самым блокируя все действия, и успел стянуть хлопковый белый халат, оставив юношу только в коротком топе на бретелях и шортах. — Пошёл вон! Вон! Немедленно катись отсюда! — закричал юноша, еле сдерживая истерику. — Вали, а лучше сдохни где-нибудь! Сдохни! Он брыкался, толкался ногами, руками, головой, но всё было пусто. Натаниэль не мог справиться сам, а помощи ждать было бессмысленно. — В чём дело, юный господин? Неужели Вы забыли, как этим заниматься? Крик застыл у омеги в горле. Трудно дышать не стало, он просто перестал это делать за ненадобностью. Теперь ему было немного всё равно. Именно в этот день, в это утро у Натаниэля не было сил постоять за себя. Он уже повис на руках мужчины, но тут ему стало больно за все эти годы, за клятву, которую он дал сам себе, за каждый день рядом с Мэзэхико, когда омеге хотелось взять его за руку, прижаться к нему, поцеловать. Правда, Натаниэль совсем не умел целоваться, да и не знал, как правильно прикасаться к мужчине. Почему? Да просто у него не было желания прикасаться к тем, кто пользовался им. Было только отвращение и чувство дешевой шлюхи. Но прикасаться к Мэзэхико… Сама мысль о том, что его можно касаться, представления о том, какая на ощупь его кожа, какие на вкус губы и какое тело — всё это заставляло сердце таять и расплываться. Натаниэль впервые позволил себе желание, чтобы он принадлежал кому-то. Как бы оно ни звучало мерзко, но он так этого хотел, что всё сжималось в животе. «Нужно что-то предпринять. Скорее. Хоть что-то, » — пронеслось у него в голове. Омега набрал в грудь максимальное количество воздуха и неожиданно оглушительно крикнул: — Помогите! Мужчина ослабил хватку, сначала стал озираться, но потом повернулся на отскочившего в сторону Натаниэля. — Зачем кричать, повелитель? Разве, Вы хотите, чтобы нас услышали? — он подошёл совсем близко и навис над сжавшимся в углу омегой. Бета схватил его за острый подбородок и сильно сжал его. Раздался хлопок. Натаниэль зажмурил глаза и даже не понял сперва, что вообще произошло, но, придя в себя, он понял, что это был удар. Пощёчина. Настолько сильная, что омега даже не почувствовал. — Вы решили, что Вам всё позволено? Что Вы способны вершить судьбы людей? А сами даже не можете отбиться от беты. Кричите, просите о помощи… Не проще ли подчиниться? Натаниэль еле соображал. Страх и подступившая боль затуманивали глаза и разум. Он уже был близок к потере сознания, но его вмиг отрезвила новая пощёчина, пришедшаяся на другую сторону лица. — Ах, у Вас губа порвалась, и кровь… Но Вам идёт красный, — заверил бета. — Ненавижу тебя, ёбаный ублюдок, — ответил мальчик и сдёрнул чужую руку с подбородка, но тут же упал, вновь получив по щеке и больно ударившись головой о стену. — Ты хоть своей кочерыжкой понимаешь, что делаешь сейчас? — Ну так сопротивляйтесь, господин, сопротивляйтесь! — вскрикнул бета. Натаниэль судорожно соображал, что делать, когда в тело вернулась сила и он наконец почувствовал себя как обычно — превосходящим всё и вся. Он поднял серые глаза, которые действительно стали источать серебряный свет. Безумная улыбка, и мужчина отшатнулся. Сердце омеги вновь зашлось частыми ударами, но уже из-за приближения победы. — Наконец я могу покончить с тобой! — омега чуть сдерживался, чтобы не захохотать. — Как ты хочешь умереть? Может, что-то отрезать? Или, — его глаза расширились, блестели умалишённостью. Кажется, он придумал что-то другое. — Или перерубить тебе глотку до самых шейных позвонков? Хочешь туда, где я провёл свою юность? Там будет чудесно для такого как ты! — омега, не переставая счастливо улыбаться, вонзил длинные острые ногти в кожу головы и провёл ими до висков, оставляя красные полосы. Он рассмеялся, его глаза забегали по комнате, но он наткнулся на перепуганного мужчину и, будто вспомнив что-то важное, чёрные зрачки окаменели и застыли на глазах беты. Натаниэль кинулся на него и сцепил ногти на широкой шее. Мужчина захрипел и пытался оттолкнуть омегу, но ничего не выходило. Вдруг раздался настойчивый стук в дверь. — Натаниэль, откройте немедленно! Мы по приказу короля! Омега на секунду отвлёкся на дверь и тут же переместил глаза на бету. — Откроем принцу Мэзэхико? — играясь, спросил он. Но в этом не было нужды. Дверь сама распахнулась буквально через секунду. — Уберите от меня этого безумца! — сразу выкрикнул мужчина и тут же освободился от оковов белоснежных запястий. Альфа оттащил Натаниэля от мужчины, омега бешено сопротивлялся, но в конце все-таки позволил отвести себя. Он не отвлекался от добычи, держал его глазами и не смотрел на Мэзэхико и ещё троих солдат. — Посмотри на меня, — альфа пытался перевести его взгляд на себя. — На меня, Натаниэль, смотри мне в глаза сейчас же! — он дёрнул его за красную щёку, заставив поморщиться от боли и перевести взгляд на него. Мэзэхико осмотрел разбитую губу и щёки, зло обернулся на испуганного мужчину и сжал челюсти. Наладив зрительный контакт, Мэзэхико после секундного размышления крикнул — Выйти всем, и этого заберите! — Он безумец, принц! Умалишенный! Последний псих! Не оставайтесь с ним! — в истерике закричал бета. — Закрой свой грязный рот! — крикнул в ответ Натаниэль. Альфа на это схватил руки юноши и посмотрел на них: всё было в порядке за исключением одного обломанного ногтя на указательном пальце. Мужчина сосредоточенно осмотрел комнату и увидел брошенный на полу халат из белого хлопка. Его глаза сузились и загорелись. — Что он успел сделать? — не размыкая зубов, спросил он. Натаниэль ничего не мог ответить — он глядел как приворожённый в разъярённые глаза альфы и рассматривал каждый миллиметр его — обыкновенно простодушного — лица. Мэзэхико одёрнул его за запястье, призывая к ответу, но тут же скосил глаза на прямоугольную коробку в подарочной упаковке, лежащую на прикроватной тумбочке. Он протянул её Натаниэлю, ожидая открытия. Омега немного оправился от созерцания и дёрнулся, принимая подарок. В коробке оказалось постельное бельё из чёрного натурального шёлка. Лёгкие превратились в вакуум. Сердце забыло как биться, кровь перестала бегать по венам. Перед застывшими глазами, как в дешёвом, сделанном под копирку фильме, понеслись кадры четырёхлетней давности: папа, говорящий, что всё в порядке и это лишь традиция, комната с приглушённым оранжевым светом, кровать, укрытая чёрным шёлком и усыпанная лепестками тёмно-бордовых роз, руки троюродного брата на теле, беспомощные крики, невыносимая боль, кровь, невозможность остановить происходящие; после всего этого — озлобленность папы на семью, и полное отвращение Натаниэля к бетам. Омега лишь на секунду вышел из транса, глянул на Мэзэхико, и альфа взметнулся куда-то вверх. «Наверное, это я упал на пол, » — решил омега, рассматривая каменный пол, укрытый пушистым толстым ковром, ему вдруг подумалось: «А у меня в детской тоже был такой ковёр. Я играл на нём вместе с папой. А какие были у папы волосы — самые-самые красивые, чёрные, прямые и длинные, доходящие до самого пола; я любил запутывать их, сооружая причёски разного взбалмошного рода, а парикмахеры потом смотрели на меня с таким недовольством. А глаза — ярко-голубые, как утреннее ясное летнее небо; папа всегда щурил их, когда смотрел на меня. Он говорил, что так он пытается лучше меня рассмотреть. Папа — один из тех немногих, кто любил меня не за красоту, а за то, что я просто есть, за то, что такой нескладный ребёнок — с плохим зрением и абсолютным отсутствием врождённого таланта — существует, улыбается и смеётся глупым ослиным гоготом. Они отняли у меня даже это, — взгляд омеги упал на Мэзэхико, который поднял его, усадил к себе на руку и прижал к тёплой груди, погладил по волосам горячей большой ладонью и слегка прикоснулся губами к виску. — Неужели они отберут у меня и тебя, Мэзэхико? Как это возможно? Разве кому-то позволено разлучать меня с тобой? Кто ты? Ты принц Элиодора, сын Джилиана — брата ночи. А кто я? Я? Я не знаю… Могу ли я называть себя господином? Повелителем? Не знаю. Мне больно думать, а говорить ещё больнее.» Мэзэхико с омегой на руках осторожно вышел из покоев и остановился перед солдатами. Сзади выглядывал бета с глупым взглядом невиновного. — Этого заприте в допросной в подвале, — сказал он, трепетно поправляя волосы Натаниэля, заскользившие по лицу. — Я приду позже, не беспокоить меня. Проверьте Джастина и убедитесь, что он ни с кем не виделся. «А, Мэзэхико, как я мог полюбить тебя, не зная даже твоего любимого цвета? Я полюбил тебя уже тогда, на балу. Я даже не видел полностью твоего лица, но моя душа в самой середине груди, казалось, решила повторить все мои гимнастические элементы. А потом? Ты был так расстроен моей грубостью… Ты многого обо мне не знаешь, поэтому нам очень трудно друг друга понять. Прости, прости меня! А почему ты меня полюбил? И полюбил ли? Почему не поверил этому уродцу? Я ведь и правда не в себе, а ты остался на моей стороне. Зачем? Ты действительно любишь меня, да? А за что? Только никогда не говори мне, что тебе нравится моё лицо! Никогда! Я ведь полюбил тебя за то, что ты есть — вот такой вот милый и немного застенчивый, но в то же время жёсткий и решительный альфа. Полюби меня так же, прошу. Это всё, что мне нужно, всё, чего я прошу у тебя, о чём, нужно сказать, умоляю. Я буду звать тебя моим ангелом, а ты меня своим,., а впрочем, зови как пожелаешь… Папа звал меня Нана, зови меня так же. Пусть это будет отличительной чертой тех, кто любит меня по-настоящему, не сердцем, а самой душой.» *** Мэзэхико сидел в любимом плюшевом кресле, подле широкой кровати, разбирался в бумажных делах и изредка поглядывал на белоснежное острое личико, видневшееся сквозь полупрозрачный бордовый балдахин. Натаниэль наконец смолк. Около часа он лежал с открытыми остекленевшими глазами и в беспамятстве и агонии быстро шептал себе под нос: «шёлк — для влюблённых» и рассказывал о своём папе и… Вдруг мысли принца вернулись к тому, что говорил омега. Он сказал, что любит его, спрашивал у Мэзэхико, взаимно ли это. А что делал альфа? Он держал юношу за руки, целовал их, обливался слезами и на каждый вопрос шептал: «люблю». Мужчина поправил очки на золотой цепочке и продолжил чиркать в блокноте. Раздался тихий короткий вскрик, альфа бросил своё занятие и кинулся к кровати, откидывая балдахин. Натаниэль смотрел на него широко раскрытыми глазами, но через несколько секунд успокоился и привстал с постели. — О, ангелы, я думал, что меня уже хоронят, — сказал он, заметив обломанный ноготь и с досадой поморщившись. — О, ангелы, я думал, ты снова в бреду, — почти одновременно с ним сказал принц. Натаниэль слегка поправил волосы, оглядел себя и снова посмотрел в чёрные глаза напротив. — Два вопроса, Мэзэхико: первый — насколько я плохо выгляжу? второй — я говорил что-то? Первое, что поразило альфу — это то, что омега сначала спросил про свой внешний вид. — Ты рассказывал о своём папе, — ответил принц, решив сделать вид, что ничего другого не было. — И выглядишь ты прекрасно. — Красивый пиздёж, но спасибо, — ответил омега, а мужчина пытался сообразить, о каком из ответов это говорилось. Мэзэхико сосредоточенно посмотрел на Натаниэля: на его разбитую губу, алые щёки, тёмный след от пальцев на подбородке, в его серые красивые глаза. — Я, пожалуй, не буду тебя ни о чём расспрашивать, идёт? Только пообещай, что не будешь дурить хотя бы минут тридцать — мне нужно отойти, но я оставлю тебе охрану. Посиди здесь, договорились? — сказал Мэзэхико, ещё на середине речи чувствуя, что Натаниэль уже готов ему возразить, перебить и не подчиниться. — Я в пижаме, с растрёпанными волосами и — прошу уделить наибольшее внимание — голодный. Я хочу пойти к себе, — с расстановкой закончил он. Мэзэхико вытянул губы трубочкой, выказывая своё недовольство, но кивнул и позвал солдат, дежуривших у дверей. После отданных им коротких приказов, мужчина тихонько сжал пальцы Натаниэля и тут же отпустил, вышел из покоев. Альфа отправился в подвал, чтобы приступить к кое-чему интересному. Бета сидел за железным столом. Его руки не были скованы наручниками, но он держал их внизу. Поникшее лицо указывало на сожаление, невиновность, конечно же, ложную. Только завидев принца, мужчина оживился, поднял голову, чуть ли не вскакивая со стула. — Ваше Высочество, Вы видели своими глазами… — начал было он, но Мэзэхико уставился на него холодными глазами. — Я повторю фразу, уже сказанную тебе сегодня — закрой свой рот, потому что говорю сейчас я. Альфа бросил на стол блокнот и ручку, сам остался стоять, не желая делить один стол с этим человеком. — Что было до того, как я вошёл? — спросил он, начиная быстро и отрывисто чиркать план на листке. — Он душил меня, посмотрите, Ваше Величество, даже следы остались! — ответил бета и стал отворачивать голову, открывая вид на шею, покрытую царапинами и мелкими голубоватыми пятнами. — Убожество, я же спросил: что было до, — он резко выделил это слово. — этого. Мэзэхико решил, что он разговаривает с никчёмным и жалким человеком, но Натаниэль бы не набросился на обычного, ни в чём неповинного мужчину. Вдруг бета поднял на альфу улыбающееся страшное лицо и подложил руки под подбородок. — Я и Натаниэль в отношениях. Сексуальных, — сказал он, ещё больше кривя губы. Мэзэхико сжал зубы, казалось, до хруста. Ручка щёлкнула в руке и прочертила глубокую линию от начала страницы до конца. — Я этого не допускаю, к твоему сведению и сожалению, — процедил он. — Расскажи о том, что происходило в покоях. — Я пришёл, — чуть ли не перебивая, заговорил бета. — Я пришёл, чтобы получить своё. А он сопротивлялся. Ведь, согласитесь, омеги для этого и нужны — удовлетворять нас, ну ещё и детей рожать. А Натаниэль отказал мне, говорил, что не хочет быть со мной. Да кому же он сдался с его сдвигами-то в голове?! Такой чокнутый омега, как он, никогда не будет желанным! Злость, будто лава в молодом вулкане, накалялась и кипела внутри принца. Ещё чуть-чуть, совсем капля жара и он взорвётся. — Он ужасен. Всё, что в нём есть — красивое личико. А остальное: ни фигуры, ни ума, ни чего-то более. Он самый настоящий безумец и жестокий лицемер. Он отказывает всем мужчинам, не даёт насладиться его красотой, не понимая, что, когда он завянет, то в нём точно не будет ничего примечательного. Да и кто захочет быть с ним до конца жизни? Дети от него? Зачем нужны ещё такие, как он? Глупые, мерзкие да ещё и омеги. Всё, что я скажу Вам о нём — он самый гадкий и сумасшедший омега, с которым якшаться — только себе в убыток. Вы не получите его тела, хотя желать его — это уже должно быть комплиментом для Натаниэля. Мэзэхико, убедившись, что это закончилось, запрокинул голову назад и слегка встряхнул ею, прикрыл ладонью глаза и снова уставился на бету. — С каждым твоим словом я всё сильнее убеждался, что ты ничтожен. Омега не должен спать с тобой только потому, что является омегой. Об омегах мы, воспитанные и образованные люди, не говорим ни как о вещи, принадлежащей другим, ни как о предмете удовлетворения инстинктов, и, уж тем более, никогда не позволяем себе назвать омегу сумасшедшим, чокнутым и гадким. А касательно Натаниэля, — Мэзэхико аккуратно подобрался сзади к бете и придвинул своё лицо к его уху. — Ты ответишь за каждое словечко, вылетевшее из твоего гнусного рта. Хотя, отвечать тебе не придётся — я прикажу тебе вырвать язык и зашить рот. А за каждое подлое слово, брошенное в адрес этого юноши, я позволю палачам с тобой поиграть. А пока, тебе включат фильм о важности омег как класса. Раз двадцать посмотришь и, может быть, твоя пустая голова наполнится хоть этим. Мэзэхико равнодушно запахнул края лёгкого плаща и вышел из комнаты под умоляющие вопли беты. Натаниэль уже ждал его в своих покоях, но почему-то старательно сделал вид, будто это было совсем не так. Омега сидел за столом, накрытым на двух человек, но как только Мэзэхико приоткрыл дверь, юноша сразу вскочил, схватил пушистую щётку и стал чесать волосы. Принц тихонько хмыкнул, надеясь, что Натаниэль этого не заметит, но омега замер с щёткой в руках и оглянулся на него через плечо. Мэзэхико снова улыбнулся и качнул головой, подошёл к омеге и вытянул щётку из его рук. Натаниэль заинтересованно посмотрел на это, но промолчал. Принц повернул его к себе за плечи, ещё раз восхитился тому, какой Натаниэль крошечный — его рост даже не доходил до плеча Мэзэхико, а в ширину нужно было сложить трёх таких мистеров Ренардов, чтобы получить принца Ай. Ещё он заметил маленькую чёрную родинку под глазом, которой он никогда не видел. Мужчина слегка сжал его плечи, глядя в продолговатые глаза с пушистыми ресницами. Омега смотрел в ответ, будто надеясь на что-то и приоткрыв пострадавшие губы. Но Мэзэхико аккуратно подтолкнул юношу к себе, и когда тот коснулся головой его груди, сложил руки на его спине и талии. Натаниэль спокойно выдохнул и глубоко вдохнул, его ручки тоже легли на спину альфы. — Можно, — мужчина зацепил кончиками пальцев одну прядь волос Натаниэля и поднёс к самому лицу. — Я заплету их? Омега поднял голову и ткнул подбородком в грудь принца. Он кивнул и уселся на кровать, приглашая взглядом альфу сесть рядом. Мэзэхико радостно плюхнулся на заправленную кровать и стал путать длинные волосы в обычную незамысловатую слабую косу. Волосы омеги были гладкими, будто отшлифованными, длинными и не очень густыми. И принц был так невыносимо счастлив оттого, что Натаниэль наконец позволил ему быть рядом, касаться его и его волос. — Ты закончил? — спросил омега, уже долго заглядываясь на стол, уставленный тарелками. *** Мэзэхико пошёл за Сёнджуном, чтобы дать Тэ заслуженно отдохнуть от забот о ребёнке. Натаниэль снова получил порцию «не выходить, сидеть здесь» и четырёх солдат у дверей. Как только альфа покинул покои, юноша тут же упал на кровать, широко раскинув руки. Он поднёс к лицу свою косу и приложил её к щеке, блаженно улыбнулся и прикрыл глаза. Волосы слабо пахли апельсинами, да и на самом омеге остались нотки этого запаха. Натаниэль провёл весь день с Мэзэхико и, признаться, он даже не ожидал, что альфа абсолютно не скучный и нудный, а смешной и милый. Он мог и подшутить над самим Натаниэлем, но, когда видел, что шутка обидела его, мужчина тут же просил прощения. Омега сжал волосы в ладони, перекатился на живот и глухо пропищал что-то в подушку. — Я влюбился в него, — произнёс он по слогам, как бы разъясняя это каждой клетке своего тела. — Но я же не могу вот так просто ему это сказать! Вот и не буду! *** Сёнджун с каждой секундой своего пребывания рядом казался Натаниэлю всё чудеснее и очаровательнее. Мальчик был таким артистичным и разговорчивым, что и Мэзэхико и самому Натаниэлю не было скучно. Но пришло время ложится спать. — Сёнджун, ты поспишь с Натаниэлем на кровати, а я на диване в гостиной, хорошо? — сказал принц, присаживаясь на корточки и взяв маленькие пухлые ладошки в свои. — Нет, дядя! Альфа должен защищать, — сказал мальчик и дождался утвердительного кивка. — А как же ты нас будешь защищать из гостиной? — резонно спросил он. Мэзэхико глянул на растерянного Натаниэля, расправляющего кровать. — И что же ты мне предлагаешь, бельчонок? Лечь на полу или совсем не спать? — Нет-нет, дядя! Ты должен лечь с нами, ближе к двери, тогда ты сможешь за нами приглядывать. Натаниэль судорожно сжал в руке какой-то пузырёк и сделал несколько глотков содержимого. Мэзэхико кивнул и стал устраиваться на кровати. В конце концов Натаниэль и Мэзэхико улеглись по краям, оставив место посередине для ребёнка. — А! Вы сделали всё неправильно! — наставительно, показывая ямочки на румяных смеющихся щёчках, сказал Джуни. — Ты, дядя, лежи, где лежишь, а ты, Натаниэль, должен лечь рядом, к дяде спиной, а я лягу спиной к тебе, Натаниэль. Вот так будет правильно. Омега постарше мгновенно залился краской от самых корней волос, казалось, даже его плечи покраснели, но выполнил приказание. «Его сердце всегда так бьётся? А моё тоже сходит с ума?» — думал он, засыпая под действием лекарств. *** Мэзэхико пришлось проснуться от того, что кто-то рядом копошился и сильно ворочался. Альфа открыл глаза и увидел Натаниэля, переворачивающегося в разные стороны под нависшей рукой Мэзэхико. — Как карась прыгаешь, что, встать хочешь? Омега дёрнулся и замер, лёжа спиной к мужчине. Мэзэхико со вздохом поднял руку, и Натаниэль сразу же, буркнув «спасибо», вскочил. Принцу тоже пришлось подниматься и будить ребёнка. Сёнджун, оказалось, тоже давно не спал. Все стали приводить себя в порядок, а Джуни с нескрываемым счастьем ждал встречи с папой и всё рвался в столовую. Вот наконец они пришли в заветное место и мальчик сразу побежал к надувшемуся Тэкехико, который тут же улыбнулся той самой милой солнечной улыбкой, что появлялась на его лице только при условии абсолютного счастья и любви. Мэзэхико усадил Натаниэля на место, раньше принадлежавшее Джастину, поймав непонимающие взгляды всей семьи. Альфа увидел ещё одного мужчину, вставшего, когда он зашёл. Мэзэхико протянул руку блондинистому мужчине. — Мэзэхико Ай, наследный принц Элиодора, — сказал он, пожимая его широкую крепкую ладонь. — Фредерик Хэндал, — сказал папа. — Наш гость. Красивые губы Фредерика сложились в доброжелательной улыбке. Мэзэхико заметил, что, когда папа представил альфу, Тэ ещё больше насупился и сдвинул чёлку на глаза. Похоже, это заметили все присутствующие в столовой — старались скрыть ухмылку, кроме Тэкехико, который сидел как сыч даже после встречи с сыном, и Сёнджуна, которому и не было надобности свою улыбку прятать. Ну и Натаниэля, чьи щёки начинали пылать при каждом взгляде на него самого. — Чем Вы занимаетесь, Фредерик? — У меня строительный бизнес, Ваше Высочество, — ответил мужчина, коротко глянув на Тэ. — Да, одна из лучших строительных компаний в мире, — подтвердил Джилиан, накрывая руку мужа своей. — Поэтому, Фредерик, я хотел бы, чтобы именно Ваша компания занялась одним проектом. — Конечно, только нужно будет обговорить всё. Когда вам удобно? — Ах, дело в том, что я хочу, чтобы архитектурой и проектированием дома занялся первый принц. Тэ удивлённо поднял свои глаза, став похожим на испуганного котёнка. Он хотел что-то сказать, уже приоткрыл рот и убрал чёлку с глаз, но вдруг снова нахмурился и надул губы. — Хорошо, Ваше Величество, — с удовольствием ответил альфа. Мэзэхико с улыбкой посмотрел на брата и получил в ответ взгляд обиженного и злого омеги. Вдруг Натаниэль дёрнул его за локоть. — Тебя зовут, — сказал он и кивнул в сторону дверей, где стояли двое солдат. Принц извинился и подошёл. — Извините, Ваше Высочество, но у нас важная новость — мужчину, что привели вчера, убили. Мэзэхико тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Идём. В камере ничего не было, кроме тела, накрытого куском белой ткани. Альфа подошёл, чувствуя вонь то ли от трупа то ли это был запах подземелья. Он отвернул ткань и осмотрел лицо беты: глаза закрыты, синеватая кожа, ввалившиеся щёки и аккуратный шов на губах. — А, — протянул он с улыбкой. — Такую красоту сделали, а кто-то его взял и убил. Он спустился взглядом ниже и обнаружил глубокую рану на шее. Горло было перерезано до самой середины позвонков.